Принц Х Царевич - 5 (Второй том)

ЧУЖАЯ БРАЧНАЯ НОЧЬ

             Зима подходила к своему концу. Метели всё чаще сменялись оттепелями. В воздухе уже чувствовался (особенно в солнечные полдни) тот особый запах свежести, который ни с чем иным не спутаешь. Весна!..       Всё бы ничего, но впереди маячил Великий пост. Не скоро еще, однако ж надо было пошевеливаться. Пора пришла в царском тереме играть свадьбы! А то, если сейчас упустить время, после поста уж рожать надо будет, а не на пирах пировать.       Войслава с Хродландом, тайно обвенчанные патриархом еще осенью, для всего мира оставались лишь помолвлены. Берендей Иванович решил эту нестыковку исправить, пока не поздно.       — Царская дочь без свадебного пира не останется! — объявил царь-батюшка.       И едва-едва вышел срок траура по почившему цесаревичу, закипели приготовления.       — Родню какую-нибудь позови! — приказал Берендей Иванович старшему зятю.       Хродланд отнекиваться не стал и отправил письмо с приглашением на родину. Впрочем, не особо рассчитывая на ответ и, тем более, праздничное посольство.       — А давайте Ясминку с Ужасом заодно обвенчаем! — запрыгала, как козочка, царевна, захлопала в ладоши от восторга перед осенившей идеей.       Берендей Иванович поморщился от звона (в шкафу заветный штоф заплясал от сотрясения и рюмочки запрыгали, всё-таки дочурка сильно отяжелела из-за первенца, а тут скакать вздумала!) Мысль пришла в светлую Войславкину голову, когда она в царевом кабинете ругалась с отцом на счет десертов для пира: отец предложил торт по западной моде, с кремом и сливочными розочками, чтобы перед родней зятя, коли оные прибудут, не ударить в грязь лицом. А дочурка уперлась рогами, как коза — дались ей блины с баклажанной икрой и морёные яблочки в карамели, насаженные на палочку! Как обычно — хочу и всё тут! И аргументы слушать не желает.       — Но как же мы проведем венчание-то? — растерялся отец Федор, тоже принимавший живейшее участие в подготовке к церемонии, и не только за церковные таинства отвечавший, но и за вино-водочную часть торжества. — Ясмин басурманка. А ее дракон — мало того, что он дракон и этот, как его…       — Магистр, — подсказала Войслава.       — Да вот, магистр, — продолжал патриарх. — Так он и не помнит совсем, к какой вере принадлежит! Не знает, крестили его при рождении али нет. Я его уж спрашивал, посещал ли он церковь, когда триста лет назад был человеком. Он говорит: «Никогда религией не увлекался!» И вот понимай, как хочешь.       — Что ты хочешь, отче? — развел руками Берендей Иванович. — Тебе вот до ста лет далеко еще, а уж память то и дело подводит. А ему — три сотни с лишним! Откуда ж ему помнить.       Войслава хихикнула, молча предполагая за Ужосом вообще какой-нибудь магический демонизм или, того хуже, атеизм, прости господи. И предложила выход:       — А давайте, как с Пересветом и Ёжиком, с ними сделаем: по разным обычаям поженим. Чтобы наверняка!       — Верно! — оживился государь-батюшка. — Оболтусов ведь и нихонский монах вином тогда поил, и ты, Федор, кагора им наливал. А давайте!       — Басурмане вина не употребляют! — строго предупредил патриарх, чуя очередную катавасию.       — Ясмин употребляет, — отмахнулась Войславка.       — Значит, так и поступим! — загорелся царь. — Ты, твое святейшество, будешь вести венчание, как обычно. А по обе руки от тебя поставим муллу для Ясминки и пастыря для Рорика. Пастыря вот надо будет не забыть найти.       — Что искать, — сказала царевна, — в немецкой слободе есть один — седой, представительный. Кстати, употребляет!       — Подходит! — одобрил Берендей Иванович.       — Да что ж это получится по-вашему? — пригорюнился отец Федор.       — Важно получится! Всемирно, союзно и чинно, — отрезал царь. — Ты мне, отче, не супротивничай. Войславку ты уже венчал? Венчал. Следовательно эта свадьба нужна лишь для виду. Серапионушка у нас креститься не согласится? Нет. Ясминку ради него в какую веру обращать? Непонятно. Следовательно их мы поженим не для Небес, но для мира. Ты в свои книги запишешь, что венчание состоялось, а басурманин и пастырь рядышком распишутся, что да, было дело. Следовательно, ребятёнок у них родится в законном браке, а это и есть главное. Ну, а уж на Небесах Бог с Аллахом сами между собой разберутся, по какой вере их судить, не нашего то ума дело.       На том и порешили.       И всё бы славно, всё бы хорошо — да явились гости! И не на саму свадьбу, а загодя, чтоб наверняка успеть.       ________       В славную столицу Тридевятого царства прибыла высочайшая делегация дружественного Штирейхмарка во главе с самим королем Зигурдом.       — Под любым предлогом рад сбежать от Розамунды? — неприветливо хмыкнул Кириамэ.       И в официальной встрече посольства участвовать отказался. Пересвет надеялся, что после всего многого, что случилось недавно, злость на Зигурда забудется как давнее прошлое, сотрется из памяти, потускнеет. Но, видимо, был слишком наивен.       Поглядев на друга, принцесса Лиан-Ай проявила солидарность:       — Мне ведь присутствовать не обязательно? Вот и славно! А то парадную прическу делать долго. И лень!       — Мне тоже, — изобразил улыбку Ёширо. Нашел причину!       Как будто Пересвету охота время тратить на дипломатию? Ему бы со своими вот этими домашними иноземцами разобраться, которые сидят тут, аки две горошинки в стручке. Не очень ему нравилось, как понимающе они переглядываются между собой, его ничуть не стесняясь. Сердце кольнула глупая булавка ревности. Он вообще-то знал, что Ёж от бывшей невесты никогда ничего не скрывал, она ему доверенная подруга и названная сестра в одном лице. Но не ожидал, что он настолько откровенен с нею! Неужели рассказал в подробностях, что в спальне у Зигурда творилось? Судя по заранее презрительному настрою Любавы к нагрянувшему гостю, так оно и было.       Со вздохом, Пересвет отправился в тронный зал в одиночестве. И спиной чуял взаимные понимающие улыбки этой парочки! Нет сомнений, сейчас Лиан-Ай возьмет бывшего жениха за руку, поглядит долгим интимным взглядом глаза в глаза… Шушукаться начнут… Ох, обсудят Пересвета с ног до головы! По спине аж мурашки пробежали. (Нет, царевичу, конечно, все говорили, что после «кадайских похорон» Любава стала относиться к нему совершенно иначе. Словно бы она наконец-то признала за ним право законного супруга, более не мечтая отбить принца обратно. Однако сам Пересвет разницы в обращении не почувствовал — как колола принцесса его шпильками по любому поводу, так и продолжала ехидничать по накатанной стратегии, никого не стесняясь.)       _________       Берендей Иванович свое время тоже ценил, некогда было реверансы попусту разводить, поэтому встречу с послами провели по сокращенному регламенту. Король Зигурд откровенно этим был обрадован. Едва царь покинул тронный зал, Зигурд тоже откланялся — и сбежал, утянув за собой брата. Оставили переговоры на совести царицы, Пересвета и Войславы с одной стороны — и министра финансов и советника по международным отношениям с другой.       Зигурду многое нужно было рассказать старшему брату.       Хродланд сперва с опаской шел за ним по галереям терема. Но его королевское величество, хоть и поглядывал на старшего сконфуженно, кидаться с объяснениями в братской любви не спешил. Вообще, кажется, предпочитал эту тему обходить стороной, эдак за семь миль кругом. Привычно жаловался на мать, на ее любовников.       — Она требует, чтобы я сделал предложение Агилольфанне Вельф, — высказал Зигурд наконец-то самую больную для него новость.       Хродланд задумался. Надолго задумался: на три парадных зала, две галереи — и до самого выхода в сад. Предложение Розамунды не было лишено смысла. Политически это выгодный союз бесспорно. Объединение двух королевств должно произойти обязательно, рано или поздно. Единый язык, взаимопроникающая экономическая система, общность народонаселения... Границы и правители — только это разделяло две братские страны.       Что же касается чувств Зигурда… Фанни — редкостно сильная личность, которая с успехом усмирит страсти слабовольного короля и легко удержит муженька в ежовых рукавицах. А ее красота и, что особенно, распущенность заставят братишку со временем проникнуться если не любовью, то искренней привязанностью и уважением.       — Мне нужно встретиться с этим нихонским принцем! — выдал Зигурд. Застенчиво покраснел, что ему, как блондину, всегда давалось легко, а нынче получилось особенно ярко, до кончиков волос. — Он единственный, кто смог урезонить мать. Я хотел бы попросить его совета, как можно ей противостоять в этом деле. Он ведь всё еще здесь, верно?       — Да куда ж денется, — кивнул озадаченный неожиданным поворотом беседы Хродланд. Братишка хочет встретиться с нихонцем? Извинения, что ли, принести? Или под давлением Розамунды совсем жизнь стала не мила — сам лезет под катану?       Видать, не зря ноги привели их в сад. В саду же, в беседке, нашелся и Ёжик. Да не один он. Хродланд издалека приметил «два изящных цветка» в ярких шелках. Черноволосые головы близко склонились над присланной из Нихонии книгой со свежим романом, сочиненным придворной дамой свиты императрицы. (Хродланд уже видал такие томики с иллюстрациями на каждом развороте, Войславка показывала на сон грядущий, чтобы картинками раздразнить жениха… Он тряхнул головой, усмехнулся — вскоре, видно, царевна предоставит ему возможность полюбопытствовать и полюбоваться на новую главу.)       Неубранные в прически волосы равно прекрасно ложились на плечи, падали сзади на низкие воротники, струились по спинам до бантов пышных поясов. В последнее время предпочитавший скромность и простоту в одежде, Ёширо сегодня почему-то вернулся к многослойным кимоно с броской росписью цветочными узорами. Почему-то женское надел. Да еще накрасился, прохиндей, не хуже подружки. На фоне голого весеннего сада, где в тенистых местах еще снег не стаял под ледяной коркой, они оба казались ярким чудесным видением, кусочком желанного лета. Манящая, но недоступная, высокомерная грёза.       — Ну, посоветуйся, коли надо, — с ухмылкой разрешил старший брат младшему. Указал на беседку.       Зигурд прищурился, пытаясь разглядеть, на цыпочки привстал, да голый куст сирени мешался. (Роста не хватало и остроты зрения, не повезло в этом братцу.) Его королевское величество торопливо поправил на себе пояс, одернул кафтан, взбил белопенное кружево многослойного воротничка.       — А… Как думаешь, он всё еще на меня сердит? — спохватился.       Но уж поздно идти на попятный.       — Ваши императорские высочества! — громко окликнул Хродланд, когда подошли к ступенькам, заглянули под сень ажурного строения.       Обе черноволосые головы повернулись одновременно. Ресницы взмахнули душепронзающе. Очи с кошачьим разрезом — сапфировые и карие бездонные — взглянули вопросительно. Романом увлеклись, не заметили гостей? Или, что скорее, просто секретничали-чирикали, бездумно разглядывая картинки.       Хродланд вытолкнул брата вперед, чтобы за спиной не прятался.       Брови Кириамэ вмиг нахмурились. Губки поджал, нос презрительно вздернул. Рорик не мог удержать расплывающуюся улыбку — до чего ж красив, когда накрашенными глазами эдак сверкает гневно!       — Прости, котик, мы к тебе! — провозгласил Хродланд, вваливаясь в разом ставшую тесной беседку. И Зигурда чуть не за шкирку за собой вволок. — Вот, братишка мой по тебе соскучился! Просился поприветствовать! Помнишь ли его, котик? Или заново знакомить?       Кириамэ легко кивнул, одарил зардевшегося короля вежливой улыбкой. После переглянулся с Лиан-Ай. Та всё поняла. На западного правителя уставилась с некадайской прямотой, едва ль не с вызовом во взгляде.       Хродланд представил брату принцессу. А Зигурд язык проглотил. Против собственного ожидания, он оказался всё-таки не готов к встрече. Тем более такой… неожиданной. Очумело глядел то на одного, то на другую. И не понимал, от кого из двоих голова сладко закружилась и в ногах дрожание появилось. Так и плюхнулся на скамеечку. Заморгал, словно от хмеля в глазах двоилось.       — Значит, этот? — негромко уточнила по-нихонски Лиан-Ай.       — Он самый, — на кадайском ответил Ёж. С извращенным удовольствием принялся строить глазки ухмыляющемуся Хродланду.       Вдвоем с Лиан-Ай наперебой засыпали заикающегося короля вопросами о здоровье личном и его любимой матушки. О перемирии с Шемором, о торговле с соседними государствами. Зигурду было явно не по себе, но воспитание не позволило ронять королевское достоинство еще ниже. Прокашлялся — и принялся сыпать комплиментами и любезностями. Неуклюжими, но уж как получалось.       — А он не столь плох, — спустя пару минут светского разговора решила Лиан-Ай.       — Тебе нравится? — спросил Кариамэ бесстрастно.       — Мне льстит отражение моей красоты в его выпученных глазах, — застенчиво призналась принцесса. И деловито добавила: — Из него выйдет послушный муж.       — Послушный, не злой. Слабый. Глуповатый и капризный, — пожал плечами Ёширо.       — Пусть так, — согласилась Лиан-Ай. — Но ведь с тобой всё равно ни один мужчина не сравнится.       На комплимент у Ёширо возражений не нашлось. Ответил понимающим взглядом. Для Лиан-Ай партия с Зигурдом будет хорошим решением. Тем более если учесть, с каким благоговением уже сейчас его величество пожирает глазами принцессу. А если вспомнить, как прилежны кадайские принцессы в изучении любовной науки — то и не рассудить сразу, кому больше повезло: принцессе, которая станет королевой, или королю, который обретет рай на земле.       Внимательно следивший за парочкой Хродланд насторожился.       — Так ты говоришь, у него маленькое королевство? — уточнила принцесса. — Впрочем, я девушка скромная…       — О чем вы щебечете? — перебил Хродланд.       Сладкие улыбки не могли его обмануть! Эти черноволосые «близняшки» точно что-то замыслили против его братишки! Не придется ли его спасать, дурака?.. Впрочем, стоит ли?       Зигурд бездумно плавился от двойного восточного очарования.       — Так что там задумала Розамунда? — напомнил прерванную нить разговора Кириамэ. Спросил, обращаясь к Хродланду, ибо от Зигурда прямого и внятного ответа ждать не приходилось.       — К Фанни решила посвататься, — задумчиво почесал переносицу старший братец. — А этот, — он кивнул на младшего, — упирается.       — Упирается? — повторила с распевным акцентом Лиан-Ай. И ослепительно улыбнулась вконец покоренному королю Штирейхмарка.       — Так это же… — осенило наконец Хродланда. Вопросительно глянул на Ёширо, который ответил неопределенной улыбкой, многозначительным взглядом искоса и пожатием плеч. — Это ж какие красивые у меня племянники получатся! Да Розамунда удавится от такой красоты!       Он подсел поближе, заговорщицки подмигнул Кириамэ, сграбастал в объятия:       — Это, если подумать… — Хродланд зашептал жарко на ухо поморщившемуся принцу. — Если посчитать, Yozhik, мы с тобой в таком разе получимся кровными родственниками? Ты с Любавой кузены, она мне выйдет невесткой. А ты мне кем будешь?       — Двоюродным шурином! — мрачно изрек Пересвет, появляясь на пороге беседки.       Зигурд вздрогнул, словно только что проснулся, вынырнул из черного омута кошачьих очей принцессы.       — Шурины? Что за шурины? — оттеснила Пересвета плечом Войслава. Хмуро стрельнула глазами в сторону возлюбленного, который без споров убрал руки от принца и отодвинулся на приличное расстояние.       А после кратких пояснений царевна воскликнула:       — Через меня родство посчитать разве не легче? Свояками будете! Оба!.. Или… Или ты уже передумал на мне жениться, м? — Она шагнула к Хродланду, уперев руки в боки.       Зигурд слегка побледнел: таких выдающихся красавиц, как будущая невестка, ему не доводилось встречать в своем захудалом королевстве.       ___________       Пересвет очнулся от липкого, тяжкого сна. Еще темно? Не рассвело…       В голове было тяжело, как будто с похмелья. Всё тело болит… Но ломит мышцы как-то… сладко?..       Царевич попытался собраться с мыслями.       Он точно помнил, что вчера, на торжественном пиру в честь свадьбы Войславы и Хродланда, а также Ясмин и Серапиона, да еще… Нет, он лишнего не пил.       Ну да, обвенчались сестрица с Рориком еще во-он когда, а пир в их честь устроили только нынче. Зато Войславка рада до поросячьего визга, что теперь и у нее всё, как положено — и застолье, и пьяная счастливая родня, и крики «горько». И поцелуи молодоженов, от лицезрения которых не смущались лишь самые близкие домочадцы — уже привыкли. А еще народ смущал просторный сарафан невесты, скрывающий многообещающе округлившийся животик... Впрочем, вторая невеста тоже была не девицей. Другое дело третья…       Но все три красавицы! Когда, уже обвенчанные, в роскошных нарядах все три молодые женушки вышли на крыльцо храма да торжественно отпустили в небо «на счастье и долголетие» каждая по жар-птичке — город сотрясся от дружного приветственного вопля горожан. Столичные жители кричали, топали, кидали шапки вверх, орали, наперебой желали красавицам плодовитости и достатка…       Нет, жар-птички не улетели в дальние дали, даже не собирались. Покружились над гудящими благовестом куполами — и целенаправленно завернули обратно к царскому терему, где в саду их ждали приятели змееныши. Как суровые морозы кончились, все пятеро переселились на свежий воздух. Играя в чехарду, рассыпая искры над влажными пустыми клумбами, шныряя-петляя друг за дружкой вокруг голых стволов, пташки и змееныши устраивали «естественную иллюминацию». Особенно в темноте было красиво, просто загляденье… Старшие-то змеи давно отправились спать в свое логово в лесу. А вот детишек оставили людям нянчиться, всё равно мелочь в спячку не уляжется, только взрослым мешать будет… На счет жар-птиц все с грустинкой ждали, когда ж они улетят на север. Младший птенец совсем сделался большим! Не только взрослым, он вправду вырос в разы крупнее своих сородичей. Яга обещала, что на лето пичуги не останутся в городе. Может быть, вернутся следующей зимой, кто знает… Но пока что вот не улетали — наверное, это знак, что нужно ждать весенних заморозков…       ...Пересвет понял, отчего он вдруг проснулся — его по щеке супруг погладил. Нежно, ласково. Царевич уже представлял, как сейчас поймает шаловливую руку, обцелует ладонь до запястья, каждый пальчик, каждый острый коготок. После подомнет под себя неугомонного супруга — и!..       Оказалось, супруг сладко спал, тихонько, как котёнок. И не думал приставать к нему? Это он случайно, по своей привычке, выставил из-под одеяла ногу — и тихонько пихнул царевича пяткой. Нет, конечно, Пересвет обожал своего муженька всего и целиком! С головы до пяток. Но это уже… Щекотно чмокнув в нежную серединку ступни, Пересвет с кряхтением поднялся, сел в постели. Словно и во сне умея смущаться, Ёж тут же подтянул коленки к груди, свернулся калачиком.       Оказалось, это принц спал по-человечески, головой на подушках. А царевич — в обратную сторону, наискосок. И совсем муженек не виноват — наоборот, с полным правом мог бы заехать пяткой по уху со всей силой спящего, дабы призвать Пересвета к порядку и заставить улечься, как положено...       …На самом деле вышло так, что вчера на пиру чествовали сразу три пары. Зигурд ухватился за выпавший ему шанс и решил ковать, пока дают. Приехавший с его свитой духовник обвенчал Штирейхмаркского государя с кадайской принцессой. Так и вышло по желанию Берендея Ивановича: три священника в ряд, плечом к плечу, на трех языках молитвы — напротив них три пары влюбленных. А что, и хорошо, торжественно получилось, впечатляюще.       Вот только Лиан-Ай пошла замуж с одним, но весьма щекотливым условием: право на первую брачную ночь жених отдаст другому. На что жених, против справедливых опасений, не только не возмутился, но даже вздохнул с заметным облегчением! Как после рассказывал с глумливой ехидцей Хродланд, Зигурд всю жизнь опасался иметь дело с девственницами. Видимо, глубоко въелась детская страшилка, которой Розамунда в воспитательных целях пугала сыночка: мол, у девственниц ТАМ растут страшно острые зубы. Но спрятанные жуткие зубы имели обыкновение выпадать после первой ночи страсти. Поэтому-то Зигурд предпочитал получать девушек из объятий старшего брата — уже обезвреженных и гарантированно безопасных.       В общем, Лиан-Ай ожидала от жениха потрясения, вспышки ревности и чего угодно. Но тот поверг в замешательство ее саму — понял, принял и поддержал с воодушевлением. Согласился, что первая любовь принцессы отравит им все будущие годы брака, если не получит шанс на удовлетворение. Он с радостью отпустил возлюбленную в ночь на все четыре стороны. Сам же вернулся пить вино с братом, (который тоже к ворчливой возлюбленной под бочок не торопился).       Таким образом Любава оказалась на пороге их с Ёжиком спальни…       …Мысленно восстанавливая события предыдущей ночи, Пересвет тихонько, чтобы не разбудить мужа, переместился в постели в правильное положение — головой к изголовью, ногами к изножию, что логично. Но, ворочаясь, всё равно Ёжика потревожил. Впрочем, тот развернулся и прижался к нему, не просыпаясь. Прильнул всем телом. Голову положил на грудь замершему царевичу. Расслабленной рукой по напрягшемуся животу погладил, вниз скользнул, под одеялом вольно пошарил.       Пересвет губу закусил, застонал сдавленно.       Муженек, даже не просыпаясь, целеустремленно отыскал самое сокровенное. Вспышки воспоминаний, клочками возвращающихся к царевичу, заставили того не только покраснеть от стыда, но и заново распалили кровь. Вскипевшая кровь, понятное дело, прилила куда положено. И вот этим самым сейчас завладел спящий принц.       И во сне принялся ласкать.       У Пересвета глаза закатились, он откинулся головой на подушки, не смея и пальцем притронуться к возлюбленному.       …Лиан-Ай мялась на пороге и стыдилась поднять глаза. Но Кириамэ приказал ей говорить при царевиче, мол, у него от мужа секретов нет. Делать нечего — принцесса переборола смущение, выдала цель своего позднего визита.       Она готова была пустить в ход страшное женское оружие: слезы уже мерцали в умоляющих очах, голос дрожал от сдерживаемых до поры рыданий. И кто же знает, чем это всё могло закончиться! Пересвет не удивился бы ни яду, ни кинжалу, спрятанному в широком рукаве.       Она хотела одного — единственной ночи с возлюбленным. Она клялась, что ей больше ничего не нужно. Дальше она будет всю жизнь образцовой, верной супругой своему мужу. Ни единым словом больше Кириамэ о себе не напомнит. Никаких... Никогда. Ничего больше!       Ёжик не особо удивился ее просьбе. Видимо, ожидал чего-то подобного.       Но у него тоже было существенное условие: принцесса разделит ночь с ними двумя. Таким образом получится, что Кириамэ сохранит верность мужу. А Пересвет — узнает вкус женской любви.       Сказать честно, Лиан-Ай опешила. Она думала, что ей придется уговаривать сначала Зигурда, потом Ёшихиро, но на Пересвета никак не рассчитывала!       Царевич смутился до лепетания. И возмутился до глубины души!       На его смятение принц лукаво улыбнулся и весомо заметил: это единственная возможность, когда он, Кириамэ, позволит ему, Пересвету, переспать с девушкой. Больше в жизни ему такой шанс не выпадет. Лианка для Ёширо словно родная сестра! (На что Пересвет хмыкнул, ибо слабо представлял, что разборчивый бабник Ёжик стал бы ложиться в постель с родной сестрой). Кириамэ поправился: больше чем сестра! Она — словно его отражение, ей он доверяет, как самому себе, только в ее руки он отдаст супруга, пусть временно и под личным присмотром… Ну далее и в том же духе, о чем царевич уж был немало наслышан.       Понятное дело, в итоге вдвоем уломали.       Но, боже, он и представить не мог, что иметь дело с женщиной так утомительно! К тому же Ёжик бдительно следил, чтобы девичье лоно не было осквернено в порыве вожделения, чтобы, не приведи боже, не занести нечистоту в «святая святых», ведь ей же потом нужно будет детишек рожать. Принца к такому закону еще в гареме приучили. Ох, сколько раз за ночь, прежде чем сменить позу, им обоим приходилось отлучаться к умывальнику. Под конец уже казалось, что от частого мытья «мужское достоинство» царевича скрипит, когда входит в тесноту… Ох!       Пересвета снова припекло не на шутку. Одних воспоминаний об имевших место непотребствах хватило бы, чтобы запылали и уши, и щеки, и кое-что существенное пониже пупка. А тут еще — Ёжик в сонном состоянии ласкается! Вот же пакость — сам спит, а во сне его рукою гладит, мнёт, жмёт, играется!       Царевич не выдержал — прижал муженька к груди, перевалился с ним в кровати, подмял под себя, хотел уж ему ноги — да себе на плечи… Не тут-то было. Муженек его обратно на спину отпихнул, ему самому колени развел — и засадил, толком так и не проснувшись. Пересвет только охнул. Но противиться не стал, всё равно ведь сладко.       Ёжик с закрытыми глазами умел находить самые чувствительные местечки на теле царевича. Он взял постанывающего муженька нежно, но властно… Пересвет легко под ним кончил, плеснувшись себе на живот.       А… а принц опять заснул. Так и не кончив сам. Прижимался, льнул к царевичу… Да так и затих, не доведя процесс до финала. Оставшись в нем. Прижавшись щекой к груди, обняв мускулистый стан.       Пересвет, очнувшись от видений наяву, поднял голову, в недоумении воззрился на сладко посапывающего на нем Ёжика. Правда ведь — вырубился! Вот ведь до чего заездила своего бывшего нареченного принцесса-девственница.       Царевич, стыдно сказать, очень четко ощущал внутри себя распирающую, горячую тесноту. Но Ёжик больше не толкался. И взять дело в свои «руки» нельзя — разбудить совесть не позволяла. А потихоньку из положения «живой подушки» не дернешься, уж тем более куда там бедрами подмахивать…       …Как и мечтала Лиан-Ай, Ёширо стал ее первым мужчиной.       И вскоре ей сделалось совершенно не важно, что случилось это на глазах ее заклятого соперника.       Пересвет смотрел — и оторваться не мог. Надо было ну хотя бы смутиться для приличия. А куда там! Разинул рот, распахнул глаза.       Казалось ему, что с ума сходит. Как это? Что это? До шестнадцати лет он мечтал о такой девушке — тонкой, белокожей, с длинными черными волосами. С шестнадцати лет он постепенно, но верно терял разум от существа, посмеявшегося над его мечтами — фарфорового, стального, синеглазого. А что теперь? У безумца сбылась мечта. Эта мечта раздвоилась — и билась в судорогах страсти у него же в постели. Наяву. Оба — черноволосые, колючие, смешливые. Ждущие его — чтобы перестал глазеть и наконец-то присоединился. А что он? Его ноги не держат!.. Черт, вроде бы не держат — а несут прямиком в постель. Тело само жаждет разврата. О, боже!..       Пока Лиан-Ай отдыхала от мимолетной боли первого проникновения и ошеломительного фейерверка первого чувственного экстаза, не осквернивший ее лоно семенем Ёж только распалился. И роли поменялись — теперь смущалась, следила из-под ресниц принцесса. А ее вожделенного принца со страстью ревнивца брал царевич. Нет, никогда в жизни она уже не забудет лицо Ёшихиро в краткий момент полного слияния, ее восхищало уже то, что он позволил ей увидеть себя в таком беззащитном состоянии.       А дальше?..       А дальше их ждала долгая ночь. Ночь, в которой трое гнались за наслаждением, стараясь упиться допьяна друг другом, ибо эта ночь была для них единственной и никогда не повторится.       Никогда.       Поэтому они согласно отринули стыд и смущение. Никаких более намеков. Никаких недоговоренных желаний. Всё открыто. Всё искренне, взаимно, жгуче — до последней капли на дне души. (Благо, запаса целебного масла от Яги у них имелось вдоволь — с нежной девичьей ранимостью заживляющая ворожба работала моментально, не позволяя из-за боли пожалеть о потере невинности.)       Принцесса оказалась старательной ученицей. Схватывала всё на лету — и немедленно требовала закрепить на практике.       Смеясь, Ёж учил ее ласкать губами и языком. Она пробовала на нем. Он показывал, как правильно — на Пересвете. Она просила сравнить — и тоже тянулась к Пересветову. Ёж поправлял ее — снова показывал сам… Пересвет без чувств, на грани обморока, распластался на одеялах, позволив творить с собою всё, что им угодно.       Потом? Что потом?.. Вспомнить стыдно.       Ёж на Пересвете показал ей позу наездника. Она немедленно разлучила супругов — и принялась объезжать принца. Тот притянул к себе царевича за подбородок, шепнул пару обжигающих слов. Царевич послушно прокрался к ней за спину — и Лианка взвизгнула от удивления и восторга, ощутив в себе сильные ласкающие пальцы — в дырочке, оказавшейся еще более чувствительной, чем та, лишившаяся девственности первой…       Затем они вновь поменялись — Пересвета кинули на постель, на спину. Лиан-Ай запрыгнула сверху, уселась, придавила всем кукольным весом, пришпорила по ребрам острыми коленками — уже очень ловко отобрала его мужское достоинство себе в игрушки, в себя. А Кириамэ — завладел ею сзади. Мял груди, выцеловывал плечи и шею — и при этом бросал на Пересвета насмешливые взгляды. Тот же окончательно терял разум, видя над собою этих двоих. Этих «близняшек». Их одинаково роскошные шелковые гривы, черными вуалями оттеняющие белизну кожи. Их кошачьи развратные очи, светящиеся хмельным огнем…       Пересвет совершенно уверился, что рехнулся бесповоротно — когда Ёж вытворил нечто неописуемое. Он властно пихнул принцессу лечь грудью на живот царевичу, не разрывая при этом связь. А сам, поганец, подсунул под ягодицы муженька побольше подушек.       Принцесса посмеивалась над беспомощным и жалким выражением лица царевича, удерживала его от трепыханий. Елозила грудями, стискивала коленями бока, сильно сжимала его ствол — и одновременно подставляла полностью открытую вторую дырочку обожаемому принцу.       А обожаемый принц, зараза эдакая, учудил. Пересветовы ноги задрал к себе на плечи — и, выйдя из принцессы, тут же вошел в царевича. Благо идти недалеко!       Такого демарша от супруга Пересвет не ожидал.       Тот же, поиграв с царевичем, ненадолго вернулся к принцессе. И всё равно Пересвет продолжал ощущать его, пусть не напрямую — так сжималось от второго вторжения девичье лоно. А затем, после нескольких сильных толчков, изверг резко вернулся в царевича, заставив всхлипывать и стонать в голос…       Так и терзал их обоих, одновременно. Из-за коротких пауз — растягивая удовольствие до безобразия, до болезненного нетерпения, до темноты в глазах. До сдавленных криков…       …Зигурд должен быть им благодарен за обучение жены. И долг его никаким золотом или бриллиантами не измерить. После такой ночи ей наверняка не придет в голову искать себе других любовников — всё равно не найдет таких, что будут достойны хотя бы тени ее первых мужчин.       От картин разврата, проносящихся перед мысленным взором, у Пересвета опять заныло. Жалко было мужа тревожить, и так бедняга измучился за ночь. Но выбора не было — вопрос жизни!       Царевич бережно обнял сладко спавшего на нем супруга — и перекатился с ним на постели, оказавшись сверху. Поднялся над ним, сидя верхом — стараясь не выпустить всё еще напряженный ствол принца из себя, но и при этом тяжесть своего тела распределить на расставленные колени, не плюхнуться задом, не раздавить всем весом…       Конечно же, Ёжик проснулся. Улыбнулся мягко, лениво стал гладить ладонями по бедрам и животу. Налившийся желанием ствол царевича приласкал.       А Пересвет — ему не до неги! Ему не до ласковых мягких движений, не до медлительно сонных нежностей. Принялся сам «объезжать» возлюбленного. Торопливо, пыхтя в сосредоточенности, стараясь быть обходительнее, но в то же время и свое яростно пылающее пламя потушить…       — Зря мы Ай-тян отдали, — подколол принц из кружев подушек. — Надо было ее себе оставить.       — Молчи, — прошипел Пересвет. — Ездовой ёжик…       В ответ супруг с улыбкой так стиснул тонкой рукою ствол царевича, что тот не выдержал — со стоном выплеснулся.       Прекратив содрогаться, Пересвет упал обессиленный, откинулся назад, на скомканные одеяла. Не заботясь, что оказался раскрытым для возлюбленного, который всё еще не кончил.       С Кириамэ сонливость мигом слетела — навис над тяжко дышащим царевичем, улыбнулся хищно. Нежно погладил по расставленным коленям. Вместо ответа Пересвет с ухмылкой развел ноги еще шире. Боже, как быстро он научился этому безудержному сладострастию! Сам себя не узнает, честное слово.       _________________       Спустя положенный срок из Штирейхмарка пришла весть: Хродланд стал дядюшкой. Новоявленная бабушка Розамунда со скрытым неудовольствием сообщала о светло-русых волосах внука с уже заметным стремлением к кудрявости. Хродланд ржал в голос, так как прекрасно знал, что золотые кудри брата не могли передаться по наследству, ибо вились исключительно под действием щипцов. А иных кудрявых блондинов в королевском роду не было!       Забегая вперед, следует в оправдание упомянуть, что расположение свекрови Лиан-Ай всё же получила — впоследствии родив трех красавиц дочерей с прямыми золотистыми волосами. И еще двух сыновей: один — отражение матери, второй — точь-в-точь сама Розамунда. К тому же свекровь не могла нарадоваться на властный характер невестки, которая сумела в короткое время освоиться при дворе, легко завоевала любовь и уважение подданных, внушила страх высокородным вельможам, приструнила бывших любовниц и любовников короля. А самого Зигурда взяла в ежовые рукавицы, диктуя свою волю, указывая, как вести государственные дела. Впрочем, судя по тайной переписке его величества со старшим братом, король был счастлив иметь такую жену. За все прилюдные унижения величества, попрание государева достоинства и усекновение своеволия на корню, супруга расплачивалась жаркими ночами. В искусстве любви ей не было равных. Любовниц, да и любовников, у короля больше не появлялось.       …Утреннюю почту Хродланд зачитал вслух за завтраком, в присутствии всего царского семейства.       Пересвет долго не мог понять странные взгляды, обращенные на него. По чистоте душевной намеки о кудрявости русоволосых младенцев до него доходили очень долго.       Когда же дошли — царевич застыл на несколько минут соляной статуей, словно пораженный молнией на месте. Со звоном выпала из рук чайная чашка, вдребезги разбилась. Он облился кипятком, плеснув чаем на рубашку и штаны — и не заметил.       Под сдерживаемые вздохи осчастливленной Василисы Никитичны и одобрительное кхеканье Берендея Ивановича, с трудом, со скрипом, Пересвет смог-таки повернуть голову и взглянуть в лукавые глаза Кириамэ. Тот воистину наслаждался моментом!       А до царевича только сейчас дошло понимание, почему в ту незабвенную ночь его муженек ни разу не осквернил семенем лоно бывшей невесты, ловко подставляя вместо себя супруга. Вот ведь коварный змей! Захотел, чтобы и Пересвет узнал, каково это — иметь тайных детей за границей?!       Царевич улучил возможность — неприметно для семейства шепнул муженьку на ухо страшную угрозу:       — Отомщу! Ночью. Готовься.       Тот не дал отстраниться, цапнул за ворот — мурлыкнул в ответ:       — Так долго собираешься раздумывать над местью? Боюсь, остынешь.       И столько соблазна и обещания покорности было в этих очах-омутах…       Но Пересвет удержался! Мужчина он или кто, в самом деле!       Заставил муженька помучиться в догадках — два часа за ним тенью ходил. И уж когда у самого пар из ушей был готов повалить — под чистый смешок утащил царевич несопротивляющуюся добычу в садовый сарайчик.       Пересвет втолкнул принца в дверь шаткого убежища, закрыл за собой на щеколду. Сквозь дощатую крышу просачивалась синева неба, душисто пахло сено в углу, большая охапка, подходящая — чтобы швырнуть на нее хохочущего супруга.       Но царевич не спешил кидаться сверху. Повременил. Под прищуренным ожидающим взором взял с полочки горшочек варенья, забытый после летних чаепитий в беседке. Сдернул матерчатую салфеточку с завязкой, открыл керамическую крышечку. Попробовал, поддев пальцем — густое, кислое, смородиновое. Протертое через сито — без косточек. Ну что ж, для разнообразия сойдет. Месть будет сладка.       __________       …Прошло лето, пролетела осень. Зимой, с первым снегопадом, столицу атаковала стая оголтелых жар-птиц. В основной своей массе прожорливые птички обосновались в саду при царском тереме. Причем одна пташка отличалась особо большим размером и нахальной игривостью, людей не боялась, словно ручная. Берендей Иванович строго запретил горожанам и гостям столицы обижать или ловить диковинных пернатых. Разрешалось только собирать потерянные перышки, но ни в коем случае не выдирать насильно!       По вечерам царский сад, засыпанный снегом и освещенный живым золотистым огнем, представлял собой поистине сказочной красоты зрелище. А если еще и огненные змеи, ненадолго прервав спячку, навещали…       Весной, когда стая увеличилась вдвое за счет забавно хохлатых, подрощенных на царском зерне птенцов, жар-птицы покинули сады и огороды гостеприимного города. Но никто из жителей не сомневался, что следующей зимой птицы снова вернутся.