Попутчики

Дин проснулся от солнечного зайчика, прыгающего по лицу и согревающего его левую щеку, которой он прижался во сне к поцарапанному стеклу. Моргнув пару раз, молодой человек тряхнул тяжелой головой, с трудом соображая, почему он в машине, ведь засыпал он на поляне. Потерев лицо, при этом, чуть не содрав пластырь и шикнув, он вытянул шею, заглянул в зеркало и застыл с отвисшей челюстью. Зарывшись пальцами в золотистые волосы, он приподнял совершенно белую прядь, мягкой волной ниспадающую на лоб.  — Твою мать… — хрипло произнес он и зажал ладонью рот, задохнувшись от нахлынувших ночных воспоминаний. При свете дня сложно было сказать, что именно из этих воспоминаний было сном, а что явью — они сплелись в единый клубок кошмара, который наверняка теперь будет преследовать его всю оставшуюся жизнь, заставляя просыпаться в холодном поту и вздрагивать от любого скрипа. Жизнь… он должен спасти свою гребаную жизнь. Неважно, что в ней смысла не больше, чем в комке грязи, прилипшей к ботинку. Даже, если он проживет до конца своих дней угрюмым затворником, не знающим тепла и любви — это неважно. Он не хочет сойти с ума или умереть в лапах монстра. — Все… с меня довольно, — прошептал Дин, вцепившись в эти мысли, словно утопающий в спасительную соломинку, и вылез из машины. — Надо уносить ноги… твою мать, хоть кто-то же здесь должен проехать!.. Подберут, если пообещаю хорошо заплатить. Он вдруг застыл и горько рассмеялся — серая толстовка со всеми документами и деньгами осталась у Эйдана. Он вообще лишился всех своих вещей. Все, чем он располагал: избитая физиономия, обмоченные от ужаса штаны, изжеванная рубашка, всклокоченные волосы и явно безумный взгляд — идеальный сумасшедший. Дин уперся руками в крышу «Крайслера» и захохотал. Но смех очень быстро перешел в сдавленные всхлипы. «Беги! Беги, пока есть возможность! Просто беги отсюда!» — вопили крупицы здравого рассудка, каким-то чудом оставшиеся в его голове, но их голосок был слишком тих и робок, не способный противостоять обуревающим его противоречивым чувствам. Он вцепился в поседевшие волосы и издал отчаянный стон, напрасно пытаясь отогнать образ Эйдана, сидящего у костра — замерзшего и до боли несчастного, а потом по-детски доверчиво прильнувшего к его груди. Дин зажмурился и закусил губы, в безумной надежде развеять это наваждение, но образ ирландца не пожелал исчезнуть. — Не могу… — жалобно прошептал Дин, распахнул полные слез глаза, бросил взгляд на путь демона, уходящий вглубь леса с противоположной стороны дороги, обозначенный покалеченными деревьями, судорожно дернул кадыком и покосился в сторону «лагеря». — Я должен узнать, что с ним. — Он застонал. — Вот, черт… забудь о нем, Дино! Этот парень чуть не укокошил тебя, а ты продолжаешь переживать за него!.. «Не он, а демон, — настойчиво возразили чувства. — Неужели ты свалишь, не узнав, что с ним? Ты обещал помочь, а теперь предашь его и сбежишь, трусливо поджав хвост? Ты не можешь так поступить по одной простой причине…» — Господи, но я не хочу и не могу больше! — устало произнес он, оборвав эту мысль, и привалился к дверце, закрыв ладонями лицо. Хлопанье больших крыльев нарушило тишину солнечного утра. Молодой человек вздрогнул и безо всякого удивления уставился на нарушителя спокойствия — огромный черный ворон, приземлившись на капот «Крайслера», тюкнул по нему клювом, словно призывая «Слушай!», и посмотрел на Дина блестящими пуговками глаз. — Опять ты, — простонал молодой человек. — Что тебе надо от меня? Какого хрена… — Дремлющий… — Иди ты со своим… — Дин запнулся, с сомнением глядя на птицу. Ворон беспокойно переступил лапками и склонил голову, приоткрыв клюв. — «Дремлющий»… — новозеландец сдвинул брови. Внезапная догадка осенила его гудящую голову. — Это же… имя шамана, которого нам нужно найти? Ты это хочешь сказать? Он поможет? Ворон тихо каркнул и взмахнул крыльями, уносясь в сторону их поляны. Взъерошив растрепанные вихры, Дин без особой охоты последовал за ним. Странным образом поляна оказалась практически нетронутой ночным гостем, лишь несколько обломанных пушистых сосновых веток валялось на примятой траве да развороченный рюкзак ирландца, который вытряхнул сам Дин, ища фонарик, говорили о том, что здесь что-то произошло. Дин огляделся. Эйдана не было видно, зато дорожная сумка самого Дина с оставленным на ней фотоаппаратом, мирно покоилась у могучего ствола дерева рядом со сбившимися спальниками и… серой толстовкой. О’Горман застыл, жадно глядя на нее. В голову вновь прокралась соблазнительная предательская мысль схватить свои вещи и сбежать, и черт с ним, с сумасшедшим ирландцем. Раздалось нетерпеливое карканье. Дин посмотрел вверх — ворон сидел на одной из нижних ветвей сосны и внимательно за ним наблюдал. — Знаешь, — сказал ему Дин, — по-моему, все-таки самым разумным было бы сейчас свалить отсюда, — птица издала нечто похожее на возглас протеста и беспокойно запрыгала на ветке. В любой другой момент новозеландца от души позабавило бы такое поведение пернатого, но не сейчас, — но я этого не сделаю, — закончил он и тяжело вздохнул. — Откуда ты взялся на мою голову? Тебя кто-то послал? Ворон что-то тихо буркнул в ответ, перелетел на сломанный куст орешника и посмотрел на молодого человека, словно призывая следовать за ним. — Ты знаешь, где он? — спросил Дин, ничуть не удивляясь тому, что разговаривает с птицей на равных. Он вообще сомневался, что что-либо еще в этой жизни сможет его удивить. С трудом заставляя себя переставлять ноги, он зашагал в направлении, которое подсказывал ему ворон, перелетая с ветки на ветку и озабоченно косясь черными глазами-пуговками. Далеко идти не пришлось. Среди примятого покалеченного орешника Дин сначала заметил светлые легкие кроссовки, затем длинные ноги в потертых джинсах и, наконец, всего неподвижно лежащего ирландца, прикрытого сломанными ветвями. Облизнув пересохшие в мгновение губы, молодой человек осторожно приблизился к попутчику и вытянул шею, пытаясь рассмотреть его лицо, но напрасно — оно было скрыто зеленью кустарника. — Эйд, — тихо позвал О’Горман. Эйдан не ответил и не пошевелился. «Что, если он умер?» — кусая губы, подумал Дин и нервно провел рукой по волосам. Следовало подойти и перевернуть Тернера, чтобы убедиться: жив тот или нет, но новозеландцу отчаянно не хотелось этого делать. Вдруг, перевернув его, он встретится с жутким черным взглядом? Или с застывшим, остекленевшим? Дин посмотрел на ворона. Птица наблюдала за ним, качаясь на уцелевшем кусте. — Нам не на чем отсюда выбраться, — с укором сказал ей новозеландец и устыдился прозвучавших в голосе капризных ноток. — Может, ты и в этом сможешь помочь? — негромко добавил он. Ворон коротко каркнул и, сорвавшись с места, взмыл в небо. Молодой человек проводил его взглядом полным надежды и вновь посмотрел на неподвижного попутчика. — Господи, прошу, — прошептал он, зажмуриваясь и тяжело выдыхая, — пусть Эйд будет жив и пусть он будет собой. Сжав зубы и едва сдерживая стон, он склонился к неподвижному телу и просунул дрожащие пальцы под заросший черной щетиной подбородок. Кожа Эйдана была ледяной и мертвенно-бледной, и Дин тихо всхлипнул, отчаянно не желая признавать того, что его попутчик вполне может оказаться трупом, но с огромным облегчением вздохнул, нащупав едва заметный пульс. — Жив… твою мать, ты, конченый трахнутый вуду! Ты жив!.. Набравшись смелости, Дин перевернул парня и откинул с его лица темные кудряшки. Глубоко запавшие раскосые глаза были закрыты. Подхватив ставшего невероятно тяжелым ирландца под мышки, он перетянул его на поляну и, уложив рядом с остывшим кострищем, укутал в оба спальника. — Ты совсем ледяной, — пробормотал О’Горман, проводя ладонью по бледному лицу Эйдана. Ресницы парня дрогнули, он немного приоткрыл затуманенные глаза (не зеленые и не черные, а совершенно нормальные) и, разлепив посиневшие губы, еле слышно произнес: — Так холодно… — Сейчас, Эйд. Сейчас я тебя согрею, потерпи, — сказал Дин, погладив его по задубевшим кудряшкам и вытащив несколько листочков, застрявших в черных волосах. — Я не могу пошевелиться… Что случилось, Дино? — Т-с-с… потом, сначала я помогу тебе согреться, — улыбнулся О’Горман, убирая со лба парня упавшую кудрявую прядку. Он готов был расплакаться от облегчения, вглядываясь в ничего не понимающие глаза попутчика и мгновенно позабыв о желании сбежать. Он быстро разжег огонь, безумно жалея, что нет даже завалящей металлической кружки, чтобы нагреть воды, и посмотрел на Эйдана. Кажется, тот начал немного отходить. Во всяком случае, его взгляд приобрел осмысленность, а зубы начали отбивать барабанную дробь, отлично слышную даже на расстоянии нескольких ярдов. — Сейчас, я только переоденусь, Эйд, — сказал новозеландец и, раскрыв свою сумку, вытянул смену одежды. Быстро сменив белье и джинсы, и стараясь не думать о том, с каким удовольствием он принял бы душ, он присел рядом с парнем и крепко обнял его. — Ч-ч-то п-произошло?.. — тихо спросил Эйдан, трясясь словно в лихорадке. — Ну… я немного оконфузился, — хмыкнул Дин и тяжело вздохнул, — от страха. — Я напугал тебя… — сомнений в голосе Тернера не было. — Опять. Но я ничего не помню… Как? — Не ты, — молодой человек прикрыл глаза и невольно содрогнулся, — это был твой демон. Сначала во сне, а потом… Он… я не знаю, как, но ночью он выбрался из тебя. Я его видел, вернее — слышал. — Выбрался?.. — парень резко отстранился. — Да. Или ты думаешь, что ночью тут поработала бригада чокнутых лесорубов? — усмехнулся Дин, указав на поваленный орешник и деревья. Эйдан судорожно сглотнул и, с ужасом всмотревшись в попутчика, запустил дрожащие негнущиеся пальцы в его шевелюру. — Дино… твои волосы… — Да, я знаю, — вздохнул Дин и слабо улыбнулся. — Черт с ними. Эйдан страдальчески поморщился и уткнулся ему в грудь. — Расскажи, что произошло. О’Гормана снова передернуло, но глубоко вдохнув, он поведал свой короткий рассказ. Выслушав, ирландец тихо застонал и сжал его плечо. — Уходи!.. Иди к дороге, лови попутку. Уходи, Дино. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — горячо зашептал он, сверкая полными отчаяния глазами. — Я не могу. — Выруби меня и беги. — Нет, Эйд, я не брошу тебя. Потому что теперь знаю, кто нам нужен. Я уже получал подсказки, но был таким идиотом, что не понимал этого. Теперь понимаю, — Дин взял его за подбородок, ласково погладил большим пальцем колючую щетину и улыбнулся. — Я знаю имя того, кто нам поможет. Осталось только найти его. Тернер по-детски всхлипнул, вновь утыкаясь ему в грудь и судорожно сжимая холодными пальцами рубашку. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — повторил он срывающимся шепотом. Дин зарылся носом в его шелковистые волосы. — Все будет хорошо. — Он вдохнул аромат кудряшек, пропахших дымом, взял Эйдана за подбородок и заглянул во влажные глаза. — Улыбнись. Мне так нравится твоя улыбка. Парень покачал головой и опустил ресницы. Две слезинки блеснули в свете утреннего солнца и скатились по небритым щекам. — Я… — ирландец плотно смежил веки, пытаясь остановить поток слез, отчаянно рвущийся наружу, — я все пытаюсь понять — почему ты со мной? Почему не сбежал? Почему хочешь помочь? Из-за безысходности? — Нет, — покачал головой Дин, — я не чувствую никакой безысходности, Эйд. И не чувствую себя твоим пленником. — Он отвел взгляд и горько усмехнулся. — Да, я мог сбежать, но потом корил бы себя всю оставшуюся жизнь. Потому что это не просто неправильно и нечестно… — новозеландец сжал губы и прикрыл глаза, решаясь озвучить истинную причину. — Ты мне нравишься, — честно признался он, — очень. Эйдан приоткрыл губы и судорожно выдохнул, вглядываясь в голубые глаза. — Ты не боишься?.. — Тебя — нет, — О’Горман крепче обнял его, делясь своим теплом. Парень улыбнулся сквозь слезы и, обхватив его руками, прошептал: — Ты самый лучший человек из всех, кого я встречал. — И самый чокнутый, — усмехнулся Дин. Они надолго замолчали, греясь в тепле костра. Дин напряженно прислушивался к дороге, готовый броситься наперерез любой проезжающей машине, но шоссе оставалось пустынным и безмолвным. Он хмыкнул: рассчитывать на помощь птицы было совершенной глупостью. Мистика мистикой, но ворон, сидящий за рулем какой-нибудь тачки — это уже предел абсурда, а именно такая картина и рисовалась в его воспаленном воображении. Нет, надо действовать самим. Дин достал телефон и молча констатировал прежнее отсутствие связи. — Слушай, надо как-то выбираться отсюда, — сказал он, убирая сотовый на место и поправляя на ирландце съехавший спальник. Эйдан тихо вздохнул. — Да… Я чувствую, что нам надо спешить. Черт, мне кажется, что мы неспроста здесь застряли. Клянусь, Дино, с «Крайслером» все в порядке. Я неплохо разбираюсь в автомобильной начинке, но не смог обнаружить никакой неисправности. — Ну, может, нужна более э-э-э… серьезная диагностика? — предположил новозеландец, но парень отрицательно покачал головой. — Нет, машина исправна, я уверен. У меня ощущение, что это демон не хочет, чтобы мы добрались до Блэкфита, хочет… от тебя избавиться. Позапрошлой ночью он пытался помешать нам, прошлой… — Эйдан запнулся и глянул на попутчика. — Он чувствует угрозу, Дино. О’Горман немного помолчал, почесывая рыжеватую щетину. — Вообще-то да, я того же мнения, — тихо начал он. — Думаю, он не ограничился бы одним взглядом. У него было явное желание прикончить меня. Единственное, что меня спасло, это то, что я заперся в машине, и он не учуял моего запаха. Тогда тем более, Эйд. Это значит, что все может получиться. Но, насколько я могу судить, он стал сильнее, оказавшись в родных пенатах. Твоим маниту все сложнее сдерживать его. Ты прав, нам нужно действовать как можно быстрее. Черт, что же делать? — над их головами раздалось хлопанье крыльев и пронзительное карканье, а затем Дин услышал звук: самый прекрасный звук на земле, просто волшебную музыку — дребезжание старого дизельного двигателя. — Ох, твою мать! Ты слышишь?! Неужели? — он сорвался с места и помчался к дороге, бросив ирландцу через плечо: — Никуда не уходи и постарайся сдержать этого урода, если попытается высунуться! Думаю, кто бы ни был, но этот чувак нас подберет! Помощь, Эйд! Эйдан невольно рассмеялся, чувствуя невероятное облегчение. Дин выскочил на дорогу, отчаянно размахивая руками и вопя во все горло о помощи. Со стороны он, наверняка, выглядел ненормальным и даже успел подумать о том, что человек, сидящий за рулем старого микроавтобуса, ни за что не остановится, предпочтя вдавить педаль газа в пол, чтобы не связываться с ним, но машина, скрипнув тормозами, все же остановилась в ярде от него. Водитель выглянул в открытое окно, бросил взгляд на стоящий на обочине «Крайслер», хмыкнул и посмотрел на новозеландца. — Что, сломались? — он открыл дверцу. — Бывает… Амортизаторы микроавтобуса жалобно скрипнули, выпуская на волю своего обладателя. Дин пораженно уставился на огромного мужчину средних лет с длинными, гладкими и черными, как смоль волосами, рассыпавшимися по плечам, размером напоминающим горное плато. В памяти новозеландца мгновенно всплыл образ индейца-исполина из фильма «Полет над гнездом кукушки» с Джеком Николсоном в главной роли. Перед ним стоял настоящий вождь краснокожих, могучий, гордый и неустрашимый. Для завершения образа не хватало только орлиного пера за ухом и томагавка, торчащего за поясом. Дин непроизвольно сглотнул, как никогда ощутив нехватку в росте, которой обычно не придавал значения, и робко улыбнулся, с совершенно откровенным восторгом оглядывая впечатляющие габариты индейца. Большой человек с явным удовольствием прогнулся, разминая и потирая поясницу, и с любопытством посмотрел на запыхавшегося светловолосого парня. — Я направляюсь в Блэкфит, могу подцепить вас на хвост. — Он хитро сверкнул глазами. — К тому же я хозяин маленькой станции техобслуживания. Если хотите, затяну вас к себе и гляну, что с машиной. — Индеец кивнул в сторону мертвого «Крайслера» и вдруг хлопнул себя по бедру. — Вот болван, я же одолжил трос брату! Дин покачал головой, не веря в удачу, уперся руками в горячий капот микроавтобуса и счастливо улыбнулся. — О, боже… Блэкфит, станция!.. Вас послал сам Господь Бог! «Или ворон, или маниту, — рассмеялся он про себя, — или еще какой-нибудь Великий Дух из задницы!» — Мы как раз туда направлялись, когда эта колымага приказала долго жить! Трос… — он оглянулся на «Крайслер», — у нас должен быть трос! — Тогда нет проблем, — развел ручищами гигант и приподнял бровь. — С вами еще кто-то? — Да. Мой друг. Нам пришлось заночевать в лесу и он, кажется, простудился. Ночи здесь не самые теплые, уж простите за прямоту. Я оставил отогреваться его у костра. Господи, вы представляете — со вчерашнего дня ни одной машины! Мы уже почти отчаялись! Если вы нас подцепите, да еще и осмотрите этого динозавра, мы будем вам безмерно благодарны! Мы заплатим вам, сколько скажете! — затараторил Дин. Индеец улыбнулся широкой и простодушной улыбкой, преобразившей всю его суровую внешность и превратившей в милого пятилетнего ребенка-великана. — Я не беру много. К тому же, если не смогу помочь, то и вовсе денег не возьму. Таков мой принцип: помог — прими благодарность, нет — значит, ты плохой мастер и не заслуживаешь награды. О’Горман снова пораженно уставился на индейца. — Я думал, в этом мире больше не осталось таких честных людей. Наверное, мне не везло. — Дин уважительно хмыкнул. — Спасибо. Вы — наш спаситель… — он вопросительно склонил голову. — Вихо, — представился индеец и протянул ладонь, размерами и формой напоминающую лопату. — Дин, — улыбнулся в ответ новозеландец, ухватил его за мозолистую ручищу, крепко пожал своими некрупными ладошками и повторил: — Спасибо. Мы мигом, Вихо! Дин метнулся обратно в «лагерь». Ирландец уже был на ногах. Аккуратно сложив спальники, он искал, чем затушить весело пылающий костер. — Все в порядке, Эйд! Нас берут на прицеп, — радостно сообщил О’Горман. — Да, я знаю, — улыбнулся парень. — И правда, зачем я тебе что-то сообщаю? — рассмеялся Дин, пощупал пальцы ирландца, приложил ладонь к его носу и удовлетворенно отметил, что попутчик уже не тянет на замороженный полуфабрикат. — Как ты? Согрелся? — Нормально, — кивнул Эйдан и, закусив губу, огляделся. — Вот черт… чем бы огонь затушить? Хм… — он покосился на новозеландца, — походным способом? — он шагнул к костру и смущенно попросил: — Только не подглядывай. О’Горман фыркнул и закатил глаза. Пока Эйдан изображал пожарную машину, он перенес вещи, нашел в багажнике «Крайслера» трос и с помощью Вихо подцепил его к старенькому микроавтобусу. К тому времени, как они закончили, ирландец вышел на дорогу, неся в руках забытый Дином фотоаппарат. Этот факт весьма красноречиво сказал ему о том, что бедный новозеландец пережил, пожалуй, худшую ночь в своей жизни, раз так спешил покинуть это место, оставив самую дорогую сердцу вещь, с которой расставался, наверное, только в постели, да и то, не всегда. Он поприветствовал индейца, с не меньшим восхищением, чем Дин, воззрившись на гиганта, и протянул руку. — Эйдан. Вихо с улыбкой представился, но пожимая его ладонь, немного нахмурился и склонил голову, внимательно всматриваясь в раскосые глаза, словно пытаясь увидеть нечто притаившееся за теплой радужкой. Парень стойко выдержал темный сверлящий взгляд и солнечно улыбнулся. — Спасибо вам огромное за помощь. — Ваш друг сказал, что вы простудились, — задумчиво произнес индеец и отвел глаза. — Моя жена сделает вам отвар из трав, пока я буду разбираться с вашей колымагой. Он быстро поставит вас на ноги. Эйдан метнул удивленный взгляд на попутчика и кашлянул. — Э… немного. Но, право, не стоит беспокоить вашу жену, Вихо. Со мной все в поряд… Неожиданный сильный укол безжалостно пронзил грудь, заставив его сдавленно вскрикнуть и, согнувшись, закашляться по-настоящему. Ухватившись за плечо подскочившего к нему Дина, Эйдан несколько минут заходился диким кашлем, бережно поддерживаемый обеспокоенным другом. Немного отдышавшись, он посмотрел слезящимися глазами на индейца и слабо улыбнулся. — Впрочем, нет. От отвара не откажусь, и буду очень благодарен. Хозяин микроавтобуса молча кивнул, озабоченно посмотрел на новозеландца и так же молча забрался в свою машину, натужно скрипнувшую и основательно просевшую под его весом. Дин едва успел захлопнуть свою дверцу, когда их маленький состав тронулся в путь. Огромный ворон, примостившийся на верхушке сосны, расправил крылья, сверкнув на солнце иссиня-черным оперением, и удовлетворенно каркнул. — Он знает, кто я, — после некоторого молчания тихо произнес Эйдан, повернувшись к попутчику. — Вихо. Он чувствует. По-моему, он тот, кто нам нужен. — Дремлющий? — удивился Дин, впервые озвучив имя шамана. — Нет. Вихо не шаман, но он знает, где его найти. А вот захочет ли сказать нам — очень большой вопрос. Он мне не доверяет, — вздохнул Тернер и болезненно поморщился. — Что такое? — новозеландец с тревогой всмотрелся в него. — Клеймо… черт, горит, словно в аду, — парень потер грудь и, нащупав амулет, вдруг шумно выдохнул. — Что за херня?.. — В смысле? — не понял О’Горман. Эйдан не ответил. Оттянув дрожащими пальцами ворот байки, он потянул за кожаный шнурок и, взглянув на проклятый кусок золота, выпустил руль. — О, боже… — заикаясь, пролепетал он и с ужасом посмотрел на Дина, сжав амулет в кулаке. — Он… он… Новозеландец молча разжал его пальцы, другой рукой выравнивая «Крайслер», вильнувший в сторону обочины. — Твою мать… — выдохнул он, взглянув на реликвию. Ромб, заключающий в плен своими гранями жуткий глаз — еще вчера вечером гладкий и блестящий — теперь был сильно покорежен, словно побывал в руках у мастера с искаженным представлением о ювелирном изяществе. Помимо этого, глубокие трещины уродливой сеткой изрыли всю поверхность ромба, сделав ее хрупкой, словно тонкая корка песка, давно не знавшая влаги. Казалось, стоит прикоснуться к граням — и они рассыплются в пыль, оставив на шнурке лишь круг и глаз из белого золота. Круг и глаз, в точности повторяющие контуры клейма на теле Эйдана. — Не сжимай его, — прошептал Дин. — Смотри на дорогу, Эйд. И вообще, давай-ка поменяемся местами, на тебе лица нет. Он осторожно убрал амулет под футболку ирландца. Тернер согласно кивнул и приподнялся, уступая ему место. Молодой человек, перебрался за руль, невольно задержав дыхание и прикрыв глаза, когда Эйдан скользнул по его коленям пятой точкой, совершенно некстати вызвав в нем весьма приятные воспоминания. Сейчас однозначно было не время и не место для подобных мыслей. «Будет ли вообще для этого время? Еще хоть когда-нибудь?» — с грустью подумал Дин, медленно выдохнул и снова выровнял машину, вильнувшую в сторону из-за их перемещений. Плюхнувшись на пассажирское сидение, парень провел трясущейся ладонью по лицу и судорожно вздохнул. — Эта тварь уничтожает защиту, наложенную маниту, — очень тихо сказал он. — Мне кажется, что осталось совсем недолго, и он ее разрушит окончательно. Я это чувствую… Дин ощутил, как страх, почти растаявший в ярких лучах утра, с новой силой вонзает в него острые зубы, обдавая гнилостным липким дыханием, пытаясь уничтожить появившуюся крошечную надежду. Он покосился на попутчика, с пугающей обреченностью ожидая его преображения в демона. Прямо сейчас, среди белого дня, а не под покровом ночи. Он не представлял, как это может произойти — хлынет ли ужасающая чернота из красивых раскосых глаз, затапливая его в своей ледяной пустоте, или клеймо разверзнется на груди ирландца, корчась и покрываясь тонким слоем инея, выпуская на свободу мрак древнего мира. Или тело его попутчика лопнет, словно мыльный пузырь, разорванное жутким чудовищем на тысячу мелких кусочков, переливающихся всеми оттенками красного. Но с Эйданом ничего не произошло: он продолжал смотреть глазами, полными отчаяния, хмурился и вздрагивал от ледяных уколов, неосознанно потирая грудь и, скорее всего, не даже не подозревал о страшных картинах, возникающих в воображении Дина, предельно уставшего от зашкаливающего количества пережитого ужаса. — Но как? — сдавленным голосом спросил Дин и облизнул пересохшие губы. — Почему? Столько лет, считай, полтора века он был заключен в этом амулете, пятнадцать лет в твоем теле, и только теперь решил освободиться? — Думаю, он всегда этого хотел, — качнул кудряшками Эйдан и тихо застонал. — Все просто объясняется. Я сам спровоцировал, запустил этот процесс, приехав сюда. Здесь истоки этого демона, чьим вместилищем я являюсь, поэтому он стал сильнее. — А маниту? Если так рассуждать, то и они должны были бы стать сильнее, — возразил О’Горман. — Не знаю, — прошептал ирландец, отворачиваясь к окну. — Знаю только, что нам нужно очень спешить, потому что… Он замолчал. «Потому что эта ночь может стать последней», — с горечью подумал Дин, уставившись невидящим взглядом в бампер бодро тарахтящего микроавтобуса, тянущего их почивший «Крайслер», но ничего не сказал. Дорога убегала вперед, заключенная с обеих сторон непроходимыми древними лесами, словно река, изгибаясь в вечнозеленом ложе могучих хвойных деревьев. Но исполинские ели Дугласа, стоящие на страже этого загадочного края больше не волновали Дина. Его волновало совсем другое. Он бросил быстрый взгляд на затихшего попутчика. Эйдан задремал, съежившись, вжавшись в сидение, немного приоткрыв пухлые губы, с которых периодически слетали едва слышные стоны. Он казался предельно беззащитным и вымотанным. От веселого любопытного балабола, доставшего его своими расспросами в первый вечер их знакомства, не осталось и следа. Пробежавшись глазами по страдальчески искаженному лицу ирландца, Дин поджал губы и отвернулся. Он снова вспомнил Брайана. Его любимый до конца старался держаться достойно, не позволяя болезни и отчаянию завладевать собой, и лишь когда проваливался в тяжелый нездоровый сон, когда не мог себя контролировать, Дин становился свидетелем истинных страданий дорогого человека. Он ничем не мог помочь, кроме очередной дозы обезболивающего и бесполезных слов утешения, если они были дома или нажатия бесстрастной кнопки для вызова такой же бесстрастной медсестры, с безучастным выражением на лице выставляющей его из палаты (он никогда не понимал, зачем она это делала), если находились в больнице. Тогда он был бессилен что-либо изменить. Тогда, но не сейчас. Сейчас была надежда. Призрачная, словно туманная утренняя дымка, мерцающая в лучах восходящего солнца. Хрупкая, словно первый лед, тонким стеклом сковавший осенние лужицы. Робкая и неуверенная, словно новорожденный олененок, впервые поднявшийся на дрожащие тонкие ножки. Но она была. Какова его роль во всем этом? Он не знал, и не хотел об этом гадать. «Я сошел с ума, — подумал он, чувствуя, как сердце сжимается в болезненно пульсирующую точку, — но я не хочу вновь столкнуться лицом к лицу с пожирающим изнутри одиночеством, а так и будет, если я спасую, трясясь за свою никому не нужную жизнь». Боль от душевных терзаний была настолько осязаемой, что он невольно помассировал левую сторону груди и стиснул зубы, глуша тихий стон. «Я не хочу потерять этого человека, который, в сущности, для меня — никто. Не хочу, как бы безумно это не звучало». Дин тяжело вздохнул, выплывая из своих мыслей в реальность и очень вовремя — микроавтобус, показав правый поворот, съехал с шоссе на проселочную дорогу. Новозеландец вывернул руль, направляя «Крайслер». Проехав не более двухсот ярдов, они остановились. — Эйд, — он потормошил попутчика, — просыпайся, мы приехали. — Блэкфит?.. — Блэкфит, — кивнул Дин.