Самый тяжкий грех

      Дарт Вейдер стиснул перила, деформируя дюрасталь мощными механическими пальцами. Да что с этим мальчишкой, хатт бы его побрал? О чём он думает?       Это мягкое присутствие в Силе говорило ему гораздо больше, чем что бы то ни было другое, оно заполнило всё существо Вейдера чем-то, чему он не мог даже дать название. Он был возмущён той лёгкостью, с которой Люк манипулировал им, вероятно даже сам не осознавая этого.       Никогда Вейдер не жаждал чего-то так отчаянно и болезненно. Он испытывал огромный стыд за то, что имел подобные желания. Он изменял Ей.       Он не был Ей верен. И Она поплатилась за это.       Но мальчик был единственным, кого он так остро желал, чтобы пойти на измену. Люк был единственным, что осталось в память о Ней, и при этом он пытался заставить Вейдера о Ней забыть.       И сделать то, что Вейдер никогда не смог бы сделать.       Вейдер с досадой ударил механическим кулаком, затянутым в чёрную перчатку, по поручню за секунду до того, как шагнуть в лифт вместе с Люком. Шаттл ждал его. Император ждал его.       На борту шаттла Люка проводили в карцер. Он отметил, что штурмовики обращаются с ним очень осторожно. Они явно не хотели причинить даже малейший вред пленнику Лорда Вейдера.       Он положил связанные запястья на колени и устало опёрся спиной на переборку. Он был измучен, но усталость не мешала сознанию оставаться абсолютно ясным. Под действием чудовищного выброса адреналина зрение обострилось, а сердце гнало кровь по телу быстрее, чем когда бы то ни было.       Палпатин. Лишь мысль о новой встрече с ситхом заставила желудок Люка скрутиться тугим болезненным узлом в приступе отвращения. Он всё ещё чувствовал последствия надругательства над ним, боль от ссадин на коже и разрывов прямой кишки. Он всё ещё слышал скрипучий отвратительный смех, когда Палпатин раскрыл его личность, чтобы позже солгать Энакину, используя это. Он всё ещё чувствовал удары ситхских молний, пронзающих нервы.       Он хотел убить Палпатина.       Но ему необходимо было избавиться от мстительных мыслей. Желание мести было, по сути, формой агрессии, и Люк знал, что агрессия неизбежно приведёт его к Тёмной стороне.       Люк снова и снова повторял это мысленно, словно мантру, надеясь, что она станет частью его сердца.

***

      Палпатин упивался своей победой. Он медленно улыбнулся, и улыбка его была полна тёмного блаженства. Наконец-то. Он так долго шёл к тому, чтобы воздвигнуть между Скайуокерами нерушимые стены отчуждения!       Он почувствовал их приближение. Шаттл Вейдера взлетел с поверхности Луны Эндора.

***

      Дверь со свистом открылась, и Люк заинтересовано вскинул голову. С момента старта прошло совсем мало времени.       Вспыхнувшая искра интереса мгновенно сменилась трепетом страха и радости, когда в камеру вошел Вейдер, и шипение респиратора эхом отозвалось в дыхании Люка. Вейдер замер, казалось, на целую вечность, прежде чем развернулся, намереваясь снова уйти.       Люк не смог подавить отчаянное одиночество в собственных эмоциях. Вейдер остановился и оглянулся.       Издав звук, напоминающий презрительное ворчание, Вейдер вернулся и сел на край жёсткой скамьи, которая служила узникам тюремного блока кроватью. Он находился настолько далеко от Люка, насколько это позволяли размеры камеры, но Люк был благодарен и за это подаренное время молчаливого общения. Он послал через Силу тихое «Спасибо», но Вейдер не подал виду, что услышал его.       Но через некоторое время Сила вернула простое: «Тсс».       Вейдер понятия не имел, для чего он оставался в камере мальчика. Логический разум кричал внутри, призывая очнуться и выйти, но он просто не мог подчиниться.       Энергия, исходящая от мальчика, изменилась. Теперь она была полна страхом и гораздо меньше ориентирована на Вейдера, чем раньше. Люк боялся Императора, и Вейдер полагал, что он имел для этого основания. Не каждый день находящийся в общегалактическом розыске повстанец представал перед лицом Главы Империи.       Мальчик потянулся к нему в Силе, и сердце Вейдера обожгло болью. Контакт был робким, нерешительным, словно шепот, отголосок их беседы на лесной луне. Люк больше не показывал свою похоть так явно. Вейдер безмолвно возблагодарил за это Силу и мальчика.       Люк был счастлив тому, что его запястья скованны. Иначе он не смог бы побороть желание обвить руки вокруг шеи Вейдера, дать ему тепло.       Вейдер проклинал эти оковы, которые фактически предавали Люка полностью на его милость. Соблазн обнять и утешить мальчика усугублялся тем, что тот был перед ним беспомощен. Вейдер мог делать всё, что хотел. Мог бы ударить Люка, мог удерживать его, но было кое-что, чего он даже не смел желать.       Он хотел поцеловать мальчика.       Люк хранил молчание, чувствуя отца в Силе так остро, что сердце сжималось от боли. Вейдер был так одинок, так замкнут. Люк ясно ощущал, как Вейдер боролся, чтобы закрыться от него.       Люк попытался послать немного тепла, чтобы успокоить отца, чтобы согреть, чтобы доказать, что его интерес выходил далеко за рамки физической страсти. Чтобы показать, что он на самом деле заботится. Он хотел остаться в этом мгновении навсегда, чтобы иметь достаточно времени… Но он знал, что их время неуклонно истекает.       Он взял всё, что мог, у этого момента, наслаждаясь близостью любимого человека.       Вейдер чувствовал, что мальчик пытается дотянуться до него в Силе, прикоснуться к разуму, чтобы вызвать те страшные эмоции, которые Вейдер не мог даже назвать.       Он боролся с собой, чтобы никак не выдать своих желаний.       Шаттл приземлился. Вейдер поднялся, Люк последовал его примеру. Не желая оставлять это место, это состояние бытия, но и страшась остаться в нём.       Отец и сын вышли из шаттла навстречу своему будущему, своей судьбе.       Чтобы справиться с собой.