the day we died

– Я не отвлекаю тебя? – Нет, вовсе нет, – я выдавил из себя улыбку, встал, и достал все необходимое для проведения наказания. – Что сказал твой отец? – Он хочет провести децимацию… *POV Сабин* Меня поразило шоком от услышанного, поэтому я переспросил: – Децимацию?! Со времен Мария этот варварский ритуал не применялся. – Он хочет показать, что ждет того, кто повернется спиной к врагу, – его пальцы дрожали, когда он окрашивал камни в «цвет смерти». Он был таким же белым, как и эти камни, однако сохранял спокойствие. – Это моя вина… Если бы я послушал тебя и не отступил… – мне стало дурно, к глазам подкатывали слезы. – Наши люди нарушили строй и бежали. Тебе не оставили выбора, – он поднял свои глаза и словно заглянул мне в душу. – Как мой отец не оставил мне сейчас, – опустив глаза, он вернулся к своей работе и после недолгого молчания продолжил. – Пятьдесят человек – пятьдесят камней. Пять белых – в цвет смерти. Повезет – будешь жить, не повезет… – на этот раз его взгляд обратился к жребию, на который он долго смотрел, а затем сжал в кулак. Я знал, что эмоции переполняют его. Тиберий снова взглянул на меня. – Ты остался со мной, когда все побежали. А я остался жив благодаря тебе. Его слова были ножами, резавшими меня изнутри. Они проникали все глубже и приносили неимоверную боль. – Оставь эти мысли. Молись, и мне повезет, – казалось, что вот-вот из моих глаз польются слезы. Предчувствовал ли я? Меня трясло. – Ты не заслужил того, чтобы рисковать вместе с трусами, – он отложи злосчастный камень, мой камень, в сторону, и вытер руки о полотенце. – Я поговорю с отцом и он избавит тебя от децимации. – Это лишь унизит тебя в его глазах, - я подошел ближе и посмотрел ему в глаза. – Этого я не допущу. Никогда, – мне не хотелось, чтобы он выпрашивал моё помилование у отца. Красс и так относился к нему как к последнему человеку, особенно в связи с этими событиями. – Ты самый благородный во всем его легионе, и такова его награда?! – наконец, Тиберий не выдержал и, в порыве эмоций, с животным криком, опрокинул стол. – Я выполню приказ, – я изо всех сил старался говорить без дрожи в голосе. – Как и положено солдату… – вероятно, эмоции окончательно его захлестнули, поэтому он обнял меня. Мы оба еле сдерживались от слез. Его трясло не меньше, чем меня. С минуту мы простояли молча, затем он уткнулся носом мне в грудь. Он всегда так делал, когда ему было очень плохо. Тиберий, мой дорогой Тиберий, я знаю тебя лучше, чем себя самого. Одной рукой я обнял его за шею, а другой начал перебирать волосы. И как обычно поцеловал в лоб. – Все будет хорошо? – Непременно. – Ты веришь в это? – Да, – разумеется, я соврал. Мне казалось, что это начало конца. Я представлял, как мои собратья забивают меня, словно зверя, а я не мог противостоять им. Юпитер, почему ты так жесток к нам? – Я люблю тебя, Сабиний. Я люблю тебя… – ты рыдал. Ты рыдал, как тогда, когда нам было по пятнадцать, и мы начали понимать, что между нами что-то происходит. Ты рыдал, так тогда, когда на тренировке, у тебя произошел конфуз, и ты бежал от меня. Ты рыдал, как в тот день, когда все только начиналось – в самый счастливый день… – А я люблю тебя, Тиберий, – я начал целовать слезы на его глазах и щеках. – Скоро этот кошмар закончится… Скоро все будет хорошо… Внезапно он жадно впился своими солоноватыми от слез губами в мои. Он целовал меня так жадно и отчаянно, что я невольно завелся. Ловко проскользнув в мой рот, язык Тиберия начал исследовать его. – Что ты, черт возьми, делаешь? – я приложил титанические усилия, чтобы отстраниться от любимых губ. – Я хочу тебя, – твои глаза горели желанием. – Мы же в боевом лагере, в палатке. – Ну и что? – ты сексуально облизал губы. – Мы будем вести себя тихо… Разве ты не хочешь меня? – твой пах прижался к моему. У меня начало сводить внизу живота. – Хочу…