"Институт времени: записки студента"

Сидя в комфортабельном двухместном купе поезда "Орлеан - Кале" Кристина снова открыла тетрадь. Она обманывала себя, говоря, что ей не нравится этот очень симпатичный молодой человек, которого она видела всего на одной фотографии, и знала лишь по оставленному им дневнику. Он нравился ей все больше и больше, и она достала сейчас тетрадь, не только для того, чтобы узнать, что-либо об институте. Она пролистала уже прочитанные страницы, "Нам всем выдали форму, отличие от третьекурсников было лишь в нашивках, Наши были предельно просты, белая полоса, знак дельта и номер группы. На моем левом плече красовалась цифра 17. Больше ничего. Нагрудная табличка, кстати, была одновременно еще и ключом от комнаты, и многим чем другим, например, хранила информацию о поощрениях и наказаниях. Мы еще не успели ее этим заполнить. В каждой группе по пять человек. Нам торжественно объявили, что мы - группа, а это значит, мы одно целое, а командор за всех отвечает. Я уже видел золотые нашивки командора, у третьекурсников, в нашей группе такого не было". Поезд остановился, и в купе вошла девушка с ребенком около 2 лет, маленьким и очень симпатичным. Может быть, все дети такие симпатичные пока спят. "Я просил вернуть мне гитару, а они отказались, заявив, что вся наша собственность теперь принадлежит институту, мы, мол, в этом подписались. То, что меня лишили гитары, очень расстроило. Думаю, стоит ли записывать состав нашей группы? Это - я, Джек, (хорошо, что хоть с другом расставаться не пришлось), огромный швед - похож на викинга, и две девушки. Живем все в одной комнате. Девчонки тоже. Они отказались пойти в женское общежитие, чтобы не разрывать группу. Это не слишком удобно, особенно если учесть, что душ один. Джек смущается больше чем надо, по поводу Элен и Линды, меня же больше нервирует отсутствие гитары. Чтобы не злится при всех, я тут занялся, было выбиванием из администрации всего необходимого. Дали немного: 3 настольные лампы, дополнительный стул для гостей, по три свежих рубашки, бумагу, и разные канцелярские принадлежности. А так как я хозяйственников окончательно замучил, они мне выдали расписание, когда что сдавать надо, из этих вещей, и за какие хорошие заслуги, еще что можно получить". Следующая запись, это по почерку было видно, была сделано позже. Начиналась она словами: "Этим нехорошим людям, членам моей группы, кажется, понравилось, что я тут выполняю функции администратора и хозяйственника одновременно". Да и Джек разузнал, что быть командором, не слишком сахарно, в настоящее время одни обязанности, а права только в будущем. И заявил, что раз я уже был у него за шефа, то и сейчас пусть буду им. Девчонки тоже обращаются почему-то ко мне, за всем. Я спросил, почему ко мне? Линда смутилась, а Элен заявила, что мне доверяет больше, т.к. я отношусь, к ним как к другу, а не как к женщинам. Эта фраза мне была не очень понятна. В общем, они единодушно отдали меня на растерзание, и когда им предложили месяц на утверждение кандидатуры командора, Линда заявила, что за них отвечаю я. Она, наверное, себя с Элен имела в виду, но рыжий Эрик громогласно добавил, нам времени не надо, все функции администратора у нас Монморанси выполняет". А тихоня Элен добавила: "к тому же мы ранее все служили в армии, хоть и в разных, а он старший по званию". Недоумевающий администратор, немного растягивая слова, ответил на все эти тирады, что командору, мол, во всем подчиняться надо, что скажет то и делать. За то на него и ответственность за все наши проступки лежит. Они все, в голос заявили, что тем более согласны с Элен. Раз я старший по званию, они мне и починяться будут. Так я стал командором, и первый с нашего курса получил золотые нашивки". "Вчера, - одна из страниц тетради была удалена, и эти слова были тем, что осталось от записи. - Я встретил ту самую женщину, что была на моем первом экзамене. Она удивленно на меня уставилась. Я остановился, и отсалютовал, как положено при встрече со старшим по званию. Она как никак капитан-командор элитного подразделения. Л.Карди, я снова прочитал это, на ее табличке, (Я все-таки запомнил, как ее зовут, зачем?), улыбнулась, и сказала мне фразу весьма возмутительного содержания (Это меня фраза возмутила, никто кроме меня ничего не понял), - О, кого я вижу, первый диктатор Марса, еще не побывали ни в какой передряге. Я спрятал руки за спину. - Нет, мэм, - ответил я. - Не ожидала, что увижу, когда ни будь снова, столь нахального юношу. - Напротив, - я выдавил из себя слова, хотя внешне был не просто спокоен, скорее даже немного ироничен. - Я рад вас видеть. Я на самом деле в этот момент понял, что очень рад ее видеть. Тут я решил не дать ей уйти, Она снова посмотрела на меня, в глазах ее был вопрос. Я набрался смелости, но с моих губ слетели совсем не те слова, что хотел сказать, - Я действительно рад вас видеть. С тех пор как увидел вас впервые я... Я остановил себя, чтобы не наговорить глупостей, А ведь, что-то смешное хотел выдать, даже придумал, что скажу, но не получилось. В ответ на мою очередную глупость она не ушла, а снова задала мне короткий вопрос: "Что же вы?" - ее глаза надо мной смеялись. Я готов был сквозь землю провалиться. - Об этом принародно не говорит приличный молодой человек, красивой женщине. - Я спешу, - ответила она, - может, мы сможем в другой раз поговорить, в более приватной обстановке. До свидания, Первый диктатор марса. - Меня зовут Франциск, - прошипел я, потому, что терял терпение. - А меня Линдри, - ответила она со смехом. Вот и познакомились. Это было позавчера. Сегодня выгнали из института с позором троих, с нашего курса, а командора другой группы первокурсников посадили в тюрягу на неделю. Две группы решили не отстать от нас и назначили, одного из своих командорами, и ничего хорошего из этого не вышло. Наша группа пока держится. Они все, включая Джека, о чем-то меня просят, а девчонки обращаются даже с жалобами на наших парней, с мелкими, правда. Зато слушаются безоговорочно, все, любое самое нелепое мое требование выполняют тут же. А еще уже пол курса называет нашу комнату Марсом, а меня. Первым диктатором, сволочи. Они ничего не знают про эту историю, но издеваются не меньше, а даже больше. В прочем меня это не возмущает, Это придает нашей группе индивидуальность. Кажется здесь индивидуальность это одно из достоинств. А в остальном, действует принцип "воруй, но не попадайся". В смысле "нарушай, но не будь, застигнут патрулем. Законы известны только канцлеру, в остальном, нам даже не слишком сообщали чего нельзя. Есть, то о чем известно всем. Например, у всех девушек есть парни, но любые отношения здесь запрещены, их еще завоевать надо, право называется. Это право известное всем гласит. (По простонародному) "Магистры, канцлеры, капитан-командоры дельта, и лейтенанты-командоры "альфа" и "экстра", имеют право иметь одного ребенка и оставить его в институте". Отсюда, получается, что они имеют право заводить отношения. Любопытно, я вчера узнал, что даже если девчонка забеременеет, и все знают, с кем она ходила, а подобающего звания ни один из них не имеет, но - при этом никто их не поймал, при их интимных встречах, то и сделать им ни чего не сделают. Патруль не застукал, не виноват. Говорят, что ребенка все равно у нее отберут, и устроят, где ни будь, во времени. Существует немало мест для встреч, но где они никто не афиширует. "Не пойман не вор". Этим принципом пользуются не только парочки. Влезая в компьютерные сети института, я, пользуюсь им же. Тихоня Элен нашла себе парня, и теперь я о ней беспокоюсь. Это что мне, чтобы ее не застукали, теперь необходимо найти одно из удобных для встреч мест, где патруль не ходит. Ничего найду, глядишь себе, когда пригодится. Хотя если честно единственная женщина здесь, которая запала мне в душу это Линдри. " "Я довольно долго не писал, неделю не меньше, и все оттого, что отсиживался в тюряге". Вовсе не за проделки Элен на любовном фронте. Место я им все-таки нашел. В комнате коменданта общежития можно, если договоришься с ним устраивать свидания днем. Но он мало кому это убежище предоставляет. Дело в проделках Джека. Он решил узнать здешние законы, а они оказались не заложены в компьютер, в этом компьютеризированном мире. Вообще не заложены. Джек этому не верил, вот и оказался пойман. А я отсиживался. Мне сока мерники объявили, что это показательно, что в тюрьму меня посадили. За такое дело должны были Джека посадить. Этакую услугу сыграла нам индивидуальность. Про нашу группу на 1 курсе почти все знают, вот и решили устроить показуху. Мол, они и обходить законы могут, но и проучить их надо как положено. (Как положено это по всей строгости закона.) Мне влепили полгода тюрьмы. Но прошло всего 7 дней, и я оказался на свободе. На моем браслете (а они здесь у всех, кроме магистров и канцлера), сработала связь, один звонок. Это как, оказалось, означало, что меня первый магистр вызывает. Решетка открылась, и я вышел. Мне порядком надоел не выключающийся свет и возможность лишь 2 раза в неделю принять душ, и то всем сразу, человек по 30. Магистром оказался тот самый симпатичный старичок, с моего первого экзамена. Он улыбнулся в седые усы, когда увидел меня и предложил мне присесть. Он заявил, что его поразила мыслезапись моего третьего экзамена. (Его поразила. Я как вспомню о нем, у меня ноги болеть начинают). В общем именно из-за результатов моего третьего экзамена я здесь, в институте. Он сказал, что не для того посодействовал моему поступлению, чтобы я сидел в тюрьме, Пока на него работать буду, и жить в маленькой комнатке в магистратуре, эти полгода. Он также разрешил, мне посещать мою группу, заботится о них, еще мне можно посещать кое какие лекции, а не забивать себе голову всем подряд. (Он также помнит, видите ли, что у меня очень хорошая память). Я почти не в состоянии забывать, что-либо, из того, что узнал". "Я и раньше писал не часто, - а сейчас времени почти нет - гласила следующая запись, сделанная почему-то пером. - Учусь писать с помощью пера. У моих все нормально, я у них провожу все свободное время. Они терпят мое частое отсутствие. Обязанности моего помощника на удивление взял Викинг. От него я этого не ожидал. Он даже перестал строить глазки Линде. Спасибо ему за все преогромное". На этом перьевая запись и закончилась, зато места она заняла много, И без того крупный почерк Франциска на этот отрывке занимал листа два. "Я познакомился с Линдри поближе, - она нравится мне все больше и больше. Вчера заходил по требованию магистра в больницу, оказалось, что к ней. У нее какое-то сильное отравление, и она выгнала меня из палаты. Я спросил, почему она это делает, и мне с иронией ответили, что она не в лучшей форме, чтобы ее мог лицезреть такой красивый молодой человек как я. Кровь прилила к моему лицу, и я вышел, минут на пять, а потом зашел снова, в конце концов, я же не по собственной инициативе туда пришел, чтобы меня выгнать можно было. Я, правда, не сказал, об этом Линдри. Наговорил ей всяких приятностей, и неприятностей, и ушел через полчаса, когда познакомился с ней получше. Меня врачи выгнали, пришлось подчиниться". Поезд качнуло, и он остановился, на какой-то станции, ребенок на руках ее соседки проснулся, и уставился на Кристину огромными голубыми глазами, любопытства ему было не занимать. Повернув головку, он спросил "Ты кто?" Когда малыш не спал, он был еще симпатичнее, и вел себя очень забавно. За тетрадь, в поезде, Кристина больше не бралась, и не только из-за малыша. Ее мучила ревность, к женщине которую она даже не видела