Сокрытое

Мысли обгоняли одна другую, перепрыгивая и расцвечиваясь яркими всполохами перед глазами. Сердце отчаянно билось в груди перепуганной птицей, почувствовавшей давно забытый вкус свободы и сейчас неистово желающей вернуться в небеса. Ночные, непроглядно глубокие, словно его глаза. Непроизвольное сравнение окончательно выбило из колеи зардевшуюся девушку. Никогда прежде в ее жизни не происходило ничего такого. Не полыхали яркими пожарищами чувства в груди, оседая где-то внизу живота, не носились подобно урагану в отяжелевшей голове смущающие мысли. Никогда не дрожали так руки, еще помнящие жар чужого тела. Как только сзади послышалось возня и мерное дыхание, Хесс резко вскочила, но оступилась. Предательски затрещал подол платья и девушка, запнувшись, распласталась на полу. Поднявшись на руках и боязливо обернувшись, она наткнулась на изучающий взгляд. Устало скользнув по ее фигурке глазами, гном фыркнул и обернулся к стене. Потерев ушибленный подбородок, она аккуратно встала и направилась собирать разбросанные по комнате и коридору вещи, коря себя за неуклюжесть. Это надо было выставить себя в таком виде! Что он теперь подумает о ней? При этой мысли девушка замедлилась, поднимая с пола влажную материю. Собственно, какая ей разница, как к ней отнесутся. Уже слишком давно она перестала обращать внимание на чужое мнение. Хотя в детстве ее часто доводили до слез издевательства деревенских. Говорят, что дети самые жестокие существа на земле. Не врут. Но не потому, что они плохие, нет. Просто в их возрасте мало кто может доходчиво объяснить, почему так делать нельзя. Обычно, не получая для себя полного ответа, дети ожесточаются еще сильнее, гонимые чувством непонимания и предательства. Предательства, что не встали за них, выбирая сторону другого ребенка. Чужака. После они, конечно, начинают понимать, что же до них хотели донести, но очень немногим хватает мужества принять свои ошибки и извинится. Согласитесь, гораздо легче отвернуться и сделать вид, что все было не так плохо, а может, и вообще такого не было. А память людей зыбка и изменчива. Особенно о детстве, наполненном яркими красками фантазии и мечты. Особенно плохо всегда приходилось Лахесис. Мало того, что ростом она была ниже всех, так еще и цвет волос выделял ее из общей массы ребятишек, отливая жидким янтарем на солнце. Однажды, не выдержав насмешек Хесс измазала все волосы глиной, пряча столь видимое отличие. Как тогда ругалась мама, отмывая чумазую дочурку, когда узнала почему ее малышка так вымазалась. - Ты очень красивая, любимая, - причесывая прямые волосы, мягко говорила мама. - А их цвет делает тебя особенной. Он очень яркий и теплый, малышка, именно благодаря ему я и выбрала твоего отца. И что бы кто тебе не говорил, он был прекрасным человеком, милая. Гордись. Было еще много злых чужих фраз после этого, но материнские слова, сказанные тем вечером, надежно закрепились в сердце, ограждая от всякого лиха. Смеяться над ней не перестали, вот только восприятие стало совсем другим... На место слез пришла добродушная улыбка. И жить стало как-то легче. Особенно, когда пропала мать. Мокрая ткань неприятно холодила пальцы, и Хесс наконец-то обратила внимание на то, что нервно теребила все это время. Треклятые штаны! Щеки тут же вспыхнули под напором нахлынувших воспоминаний, и девушка, подобрав по дороге бинты и другие тряпицы, вылетела из комнаты, эффектно вписавшись в косяк. Тяжело вздохнув и стараясь не оборачиваться, она бросила свою ношу в таз и залила водой. Привычная хозяйственность вновь победила сумбурность, что творилась сейчас внутри бедной девушки. "Надо бы еще и другие его вещи постирать" - сверкнула шальная мысль, и ноги уже сами понесли девушку в нужном направлении. Думать вменяемо она практически уже не могла, а потому без каких-либо пагубных мыслей начала рассматривать вещи Торина, выбирая то, что требует стирки. А чего только не было, в этой куче тряпья и стали. Отбросив в сторону доспехи и их составляющие, а так же оружие и меховую накидку, Хесс, подхватив только рубашку и удлиненную жилетку, направилась в ванную. Только через несколько десятков минут уставшая, но довольная девушка выползла в коридор. Где ее ждал остаток беспорядка. На этот раз первой, придирчивому осмотру девушки, предстала меховая накидка, хранившая между ворсинками множество секретов путешествия гнома. Вот тут, за мех зацепился пушистый лагурус, он растет только на землях Минхириата, а вот желтый лепесточек арники, давненько она не встречала его в этих краях. Видимо он принес его из Вековечного леса. Покопавшись в шкуре еще немного и хорошо вытряхнув ее, Хесс заботливо отложила ее в сторону. Увлекшись рассматриванием узоров на наручах девушка не заметила как оказалась не одна в просторном коридоре. Торин, очнувшись, решил оглядеться в незнакомом месте. А так как ничего кроме простыни из одежды он не нашел, так в нее и завернулся. Долго хозяйку дома искать не пришлось. Она сидела на полу в коридоре, оглаживая кончиками пальцев замысловатый узор рун на доспехах. Такое трогательное и нежное создание. Маленькая, почти воздушная, с гладкими янтарными волосами. Такая хрупкая и в то же время такая сильная. - Нравится? - в голосе звучала легкая теплая нотка, еще так сильно выбивающаяся из привычного образа мужчины. - А ты чего это в простыне расхаживаешь? - удивление тут же вытеснилось волной накатившего смущения. - Да чего ты там не видела? - насмешливый голос мужчины казалось эхом звучал в опустившийся тишине. - Что? - брови девушки взлетели вверх, а дыхание перехватило. - Ничего! Я ничего... - А как же это так ловко с меня пропала последняя деталь одежды? Или ты скажешь, что штаны тролль унес? - слова неприятно жалили, пробираясь под самую кожу. - А как дела в Тарбаде? - ее насмешливый тон тут же сменился паническим страхом, когда гном, скинув мешающуюся простыню и подхватив по ходу свою секиру, в два огромных шага достиг девушки. Хотела только уязвить слишком довольного гнома, а вышло... - Кто ты такая?! - припечатав несчастную к стене, приставляя к ее шее лезвие, прошипел мужчина. В глазах его плескалась такая ненависть, что девушка буквально почувствовала, как земля уходит из под ее ног. Тонкие пальцы, сцепленные в отчаянном порыве на мощной руке воина, смотрелись смешно и жалко. Она так отчаянно пыталась трепыхаться в стальных объятиях, будто мелкий зверек в силках. Агония безрезультатных попыток, не более. Что она могла противопоставить ему? Силу? Смешно! Ловкость? Но Хесс не обладала достаточными навыками. Она была абсолютно беззащитна перед ним. Она с грехом пополам могла наколоть себе дров или принести воды из реки, но это совсем другое... Страх клокотал где-то внутри, раздирая легкие на маленькие осколки. Дышать становилось все труднее и труднее, а на глаза падала темная пелена. - Отвечай! - вжимая сильнее в стену беспомощную девушку, почти кричал гном. По шее Лахесис прокатилась алая капля крови, теряясь между сильной рукой Торина и ее собственной грудью, рвано вздымающейся от болезненных вздохов. В ушах неприятно звенело, а губы в отчаянном порыве пытались уловить хоть немного воздуха. Вот так и сбудутся проклятия старушек за ее доброту. Да нет, она сама во всем виновата. Виновата, что была слишком открыта. Слишком доверчива и мягкосердечна. Слишком... Предательские слезы бесстыдно жгли разгоряченную кожу, скатываясь по щекам и срывались, теряясь где-то на коже мужчины. Безумно хотелось зажмуриться, чтобы не видеть, не осознавать, не понимать. Хотелось укрыться от этих холодных как сталь глаз, прожигающих насквозь, заставляя сердце еще сильнее трепыхаться в груди. Только теперь от липкого ужаса, что заполнял легкие, навсегда отрезая путь воздуху, но глаза все не могли сомкнуться. - Я жду. - не терпящий возражений тон пронизывал пространство скромного жилища. - Лах...хесис, - теряя последние крупицы живительного воздуха прохрипела девушка. - Это я уже слышал. Не заставляй меня прибегать к более жестоким мерам! - голос выдавал нарастающее напряжение, заставляя еще сильнее холодеть спину. - Человек... девушка... травница. Что еще... ты... хочешь знать?! - рыдание клокотало в горле, затрудняя и без того рваное течение слов. - Откуда ты знаешь про Тарбад? Вот оно что... Так вот значит, что привело ее к такому неминуемо скорому концу жизни. Безобидная деталь, скользнувшая в сознании при виде знакомого растения. Вот так еще одна ее черта, страсть и знание подвели свою хозяйку, очертив грань конца ее жизни. Но она хотя бы не предала себя до самого конца. - Кобрезия... особый вид... осоки, - слова раздирали горло, но молчание было мучительнее. - Она... растет только... в Лебяжьем Разливе. - Откуда знаешь? - голос стал чуть спокойнее, и мертвая хватка немного ослабла, позволяя девушке с неистовой жадностью глотать воздух. - Оттуда же.. откуда.. узнала о целебных свойствах... трав... что спасли тебе жизнь... - терять ей больше было нечего, так пусть он знает. - Из книг. - Что ты знаешь о тех местах? - ярость, так явно слышимая в его голосе всего несколько мгновений назад, ослабила свои позиции, практически сходя на нет. - Практически... ничего. Знаю еще... что там растет парочка трав... но их названия ничего не дадут.. тебе. И то... что этот город... давно заброшен. Скорее всего там... руины... Договорить ей не дали, просто отшвырнув уже безвольную тушку, на пол. Девушка отчаянно хрипела, давясь своими рыданиями, обрушившимися на беднягу подобно лавине. Тиски вмиг пропали, давая легким болезненно расправится, наполняясь воздухом. Перед глазами все темнело и плыло, двигаясь, будто повинуясь чьей то злой воле. Пелена слез, застилающая взор, ниспадала по щекам несколькими дорожками, и неприятно жгла порез на шее. Гном, неосознанно вновь завернувшись в простыню, осматривал свои скромные пожитки. Да и еще больше пугать или смущать девушку ему не хотелось. - Где остальные мои вещи? - голос звучал уже скорее уставшим. Но ответа не последовало, лишь горестные рыдания наполняли тишину. Но отступать ему было уже некуда. Поэтому сократив и так небольшую дистанцию мужчина резко тряханул девушку за плечи. - В стир..ке... - слова давались с трудом, будто застревая. - В том... дальнем шкафу.... висят некоторые... старые папины вещи. Забирай их... только.... не трогай меня. Последние слова, подобно ледяной воде, отрезвили и заставили мужчину посмотреть на дела рук своих. Впервые Торин осознал тот ужас, что плескался в карих глазах, некогда с такой нежностью и заботой смотревших на него. Разбитая, растоптанная. Казалось это были две совершенно разные девушки. Та, что нашла его, обогрела и подлечила была совсем другой. Смешной, безумно трогательной, немного неуклюжей. Она так забавно хмурилась, когда сосредоточенно осматривала его. А как светились ее глаза, будто меняя оттенок радужки, раскрывая эмоции и чувства своей хозяйки. С таким нежным трепетом, заливаясь румянцем еще никто и никогда не смотрел на мрачного воина. И не было в этом взгляде и намека на лесть или фальшь. Хрустально чистая душа. Но сейчас перед ним подстреленным, затравленным зверьком лежала совсем другая девушка. Но все такая же честная в своих истинных эмоциях. И в этой перемене виноват он. Осознание выжигает внутренности мужчины и отражается эхом в прояснившемся разуме. До этого он действовал исключительно повинуясь инстинктам, что вели закаленное в бесчисленных боях тело. Услышав точное название места, где он побывал под покровом тайны, слепая ярость заклокотала в нем, затмив разум и закрыв глаза. И вот сейчас он пожинал плоды своих бесчисленных тренировок, которые довели защитные рефлексы до автоматизма. Но сейчас он искалечил. Сам не желая того. Он хотел попытаться утешить, потрепав девушку по голове, но заметив, как она только сильнее сжимается, чувствуя его приближение, до хруста сжал кулаки. Не существует в этом мире слов, что могли отразить всю глубину его раскаяния. Быстро нацепив на себя первые попавшиеся вещи, он обулся и облачился в доспехи. Бросив на свернувшуюся калачиком и содрогающуюся от уже безмолвных рыданий девушку прощальный взгляд, воин, набросив на себя меховую накидку, вышел, притворив за собой дверь. - Спасибо. - не оборачиваясь проронил он, и легкий морозный ветерок подхватил его слова, забрасывая их в теплый дом. Торин ушел на рассвете.