Сердитый взор бесцветных глаз. Их гордый вызов, их презренье. Всех линий — таянье и пенье. Так я Вас встретил в первый раз.
Цокот копыт по мощеной дороге. Солнце зависает в зените, заливая светом просторные помещения, проникая через высокие окна - большие, просторные, кое-где украшенные причудливыми витражами. Свет вырисовывает контуры бордового символа, вынуждая его сиять багрянцем - знак Думата, тевинтерского Бога тишины, солнечным зайчиком отражается на противоположной стене. В одном из окон виднеется угловатая тень - она терпеливо наблюдает, как дешевая повозка с дохлой клячей останавливается у величественных белокаменных врат и работорговец грубо толкает связанную по рукам девушку вперед, вверх, по вымощенной мрамором дороге, к дверям поместья. В безмолвных глазах драконьих статуй читается недоумение. - Festinate-up!* - Нелюбезно командует сопровождающий на тевине, толкая "товар" в руки к "покупателю".* тев. - пошевеливайся!
- Не трогай меня! - Связанная девушка огрызается, плюнув ему в ноги. И резко поворачивается в сторону встречающего раба-эльфа. Несколько служанок, точно наседки, окружают работорговца прежде, чем он успевает ответить пощечиной и "испортить" раба на пороге господского дома. Величие колонн и богатого интерьера неприятно давит, а остроухая прислуга, тихо шепчась, почти заговорщически, просовывает в грубую ладонь шелковый мешочек, перетянутый красной атласной лентой. Тонкой, аккуратной, резкой, точно царапина ритуального кинжала. Грязные пальцы сжимаются, сквозь шелк прощупывая твердые грани нескольких десятков золотых кругляшей - доплата за конфиденциальность, понимает делец и радушно откланивается, желая всех благ щедрому хозяину молодой души. Черная прядь волнистых грязных волос спала на загорелое лицо девушки, измученное событиями последних дней. Темные густые брови почти сомкнулись на переносице, сурово встречая гадко улыбающегося эльфа, от остро-вычерченного лица которого уже начинало тошнить. Прожив всю свою юность среди этих противных, льстивых и гаденьких лиц, невольница выработала к ним хроническую непереносимость. Прогнувшись из-за связанных крепкой веревкой рук, Сесилия исподлобья взирала на смуглого раба чистыми светло-охристыми очами. - Ну что, когда поведешь к своему наверняка столь же убогому, как и ты, хозяину? - Её простое черное платье на подоле сбивалось грязными комьями о каменную плитку, в то время как девушка пыталась выкрутиться из веревки. "Я ни за что не останусь в этом доме!". Эльф не теряется. Презрение в человеческих глазах - то, к чему его приучили с детства. Он привык его видеть, привык терпеть побои и с таким же спокойным, вежливо-улыбающимся лицом мог принять двадцать пощечин от этой знойной женщины. - Осторожнее со словами, девушка, - предупреждает слуга, заводя непокорную Сесилию внутрь. Женщина проводила презрительным взглядом повернувшегося к ней спиной раба, который молчаливо ввел её в новый для неё мир. Двери закрываются, оставляя позади последние белоснежные лучи полуденного солнца - теперь перед глазами Сесилии иная вселенная, наполненная мрамором, искусными барельефами, картинами и внеземной роскошью, соперничающей своим порочным величием с хоромами самого Творца. Все, что она видела вокруг, несказанно поражало. При виде таких красот прежняя жизнь могла показаться невзрачной, совершенно не эстетичной и даже грязной. Но Сесилия, при всей её нетерпимости к своей семье, обросшей долгами, бесконечными ссорами и жаждой обрести прежнее положение, все-таки чувствовала к ней какую-никакую, но любовь. Само сравнение её дома с этим местом повергло её в ужас, и девушка потеряла интерес к интерьеру. Она не обращала внимания ни на утонченные лепнины под потолком, ни на прекрасно выполненные мастерами колоны, статуи членов знатного рода и картины, изображающие сцены гладиаторских боев на Арене Испытаний или массовых служений в храмах Древних Богов. Это прекрасное окружение вызвало у Сесилии неприязнь. Эти вычурность и богатство, хоть и схороненные под слоем пыли, давили на неё, отчего она, и без того обозленная на это место и населявших его людей, гневалась еще больше. Ее провели на второй этаж по центральной расходящейся лестнице. Навстречу по ступенькам мышиной поступью крались незаметные безымянные эльфы. Никого похожего на знатного человека, да и на человека вообще здесь пока не наблюдалось. Они вошли в просторный коридор, залитый ярким светом, пробивающимся сквозь ритмично расставленные окна. В противоположном конце стоял человек и пожалуй, это было первое, что противоречило концепции интерьера. Мужчина спокойным, прогулочным шагом, гулко стуча по полу каблуками, направлялся в их сторону. И чем ближе он подходил, тем страннее казалось происходящее. Когда расстояние было достаточным, низкий голос спросил: - Это она? Эльф в ответ послушно кивнул и только после этого незнакомец перевел свой взгляд на девушку. Несомненно, это был магистр. Темно-серая мантия в пол и откинутый назад капюшон с изображением раскрытого глаза подтверждали догадку. Более того, металлический пояс, защита на руках и несколько символов в виде накладывающихся друг на друга геометрических треугольников говорили, что этот маг носит титул одного из жрецов Древнего Бога Тишины. Но выглядел он намного хуже: темные круги под глазами, проступающие контуры морщин, исполосованная сединой темная шевелюра по плечи, а сами волосы - слабые, ломкие, тонкие, хоть их и много. Красноречивый шрам над губой - неужели альтус не может позволить себе целителя чтобы их залечить? Воспаленные темно-рыжие, почти карминовые глаза выглядят усталыми, но, несмотря на сдвинутые брови, во взгляде не читается злобы или презрения. Описать её выражение лица при виде этого человека просто невозможно. Да, в нем четко отражались неприязнь и брезгливость по отношению к магистру, однако она испытала совсем небольшое облегчение - доселе воображение девушки не на шутку разыгралось представляя жирного похотливого волшебника с уродливым свинячим лицом. Что-то неизвестно заумное было в образе этого несуразного тевинтерского кудесника. - Ты имеешь хоть какое-то представление о происходящем? - Пф, - Сесилии совершенно расхотелось распинаться перед этим старикашкой гневной тирадой, которую она готовила все время, пока повозка приближала её к поместью. Но таившийся в глубине души гнев не утихал. - Представление? - Вновь широко взглянув светлыми, пылающими злостью очами в старческое лицо, обрамленное ломкими свисающими прядями, Сесилия, чуть придвинувшись вперед, ближе к "господину", продолжала: - Да, я прекрасно понимаю все происходящее здесь, грязный maleficar*! Прекрасно понимаю в какое насквозь прогнившее место я попала и для чего! - Выделив последнее словосочетание, девушка чуть наклонила голову, продолжая нагло смотреть на мерзкого узурпатора: - Но если ты, покупая меня, думал, что тебе будет со мной легко или ты наконец познаешь наслаждение... - Она растянула губы в полуулыбке, изучив стоящего перед ней индивида на наличие признаков любителя публичных домов. - Ты глубоко ошибался!тев.* - распутник!
Мужчина, до сего момента проявлявший царственное спокойствие трижды попавшей в спицы колеса повозки черепахи, вскинул темно-серые брови от неожиданности, поджимая и без того тонкие сухие губы. Ах да, стоит напомнить где мы находимся: Тевинтер, Древние времена, период кровавой магократии и бесконтрольного произвола. А теперь попытаемся вписать в этот мир безродную девку, которую выкупили на рынке и вложить в ее уста только что сказанные слова, адресованные представителю высшего слоя общества. Домовладелец отреагировал мягко. Ведь самое удивительное то, что поначалу он обратился к ней вежливо. - Дерзкое ничтожество! - Полушептавший голос оказывается сильным, звучным и в мгновение взлетает под своды потолка, разбиваясь о стены возвышенным эхом. В изумлении широко раскрыв глаза, девушка остервенело смотрела на собеседника. Она была удивлена. Образ этого eccentricus* совершенно не совпадал с его поведением. Но сдавать свои позиции девушка не собиралась.*тев. чудика
- Глупая сопорати, как ты со мной разговариваешь!? - Перспектива хоть чуть-чуть прояснить обстоятельства происходящего моментально улетучилась. Новый хозяин прожигал пылающим взглядом свое неудачное вложение, шумно втягивая воздух. - Да после этих слов я тебя драколискам брошу, и тогда посмотрим, кому здесь будет легко, - он резко толкает ее в плечо, тем самым восстанавливая дистанцию между ними. Девушка с трудом удержала равновесие, едва не споткнувшись о собственную ногу: - Так бросай, чего встал? Как хочу, так и говорю с тобой, и мне абсолютно все равно, что ты со мной сделаешь! - Кричала Сесилия, в бессилии пытаясь выкрутиться из натиравших запястья веревок. Магистр щурится, окидывая взглядом изодранное платье темноволосой хамки, долго буравя орехового цвета глаза. - Сделайте ее похожей на человека. До этого момента чтобы ближе, чем на сотню метров к моим покоям не приближалась, - стук звучал чаще и звонче, маг высказал все, что считал нужным и направился в противоположную сторону коридора, намереваясь закончить диалог. - Что, теперь противно? Зачем тогда покупал меня, sordidum bastardus*?! - Нарастающей злостью в душе женщины отдавался каждый последующий шаг оппонента. Своим молчанием он доводил Сесилию до исступления: - Какие мы важные! У нас есть "покои". А на чьи труды ты нажил эти "покои"?! Да ты хуже меня, грязной и с улицы, magister porcus**!! - Горящие гневом, глаза светлой охры провожали удаляющуюся фигуру. "Я еще испорчу тебе жизнь!"*тев. - грязный ублюдок ** тев. - господская свинья
Раздражение внутри закипало, отражаясь на неровной поступи. Но нервно подергивающиеся брови отнюдь не говорили о том, что здесь имеет место бегство. То есть да, бегство, но скорее от себя, нежели от орущей в спину сопорати. Потому что еще парочка таких замечаний, и на месте грязной простолюдинки останется не менее грязное черное пятно от огненного шара. В голове всплывали неожиданно едкие ответы, которыми так и подмывало "выстрелить" в обнаглевшую челядь, чтобы окончательно поставить ее на место в словесной баталии. "Нет, мои шавки слишком хороши для тебя", "Я свинья? Да ты на себя-то посмотри! Оборванка!", "О, давай не будем заводить речь о происхождении, потому что твоя родословная…". Но седовласый нашел в себе силы сдержаться, от злости чуть не хлопнув дорогой витражной дверью в противоположном конце коридора. Молчать, дабы не опуститься до уровня вздорной женщины и продемонстрировать свое превосходство. Эльф несмело потрепал девушку за плечо, стараясь прекратить словесный потоп. Остроухий выглядел мягко говоря шокированным - давно с его господином так не разговаривали. Никогда, если быть точным. Он улыбается, тихо прыснув в кулак. - Сесилия, пойдемте, вам нужно совершить омовение и подобрать подходящую одежду прежде, чем встретиться с господином Амладарис снова. - Снова встречаться с этим capitonem merdosum*? Лучше пусть бойцы с Арены Испытаний трижды проткнут копьем! - Вскрикивает девушка. Темнокожий тяжко вздыхает: придется, видимо, позвать еще пару слуг, чтобы насильно затащить ее в ванную.*тев. - говнюком
- Pessima*! - Хлесткий удар по водной глади и мыльные брызги в очередной раз ополоснули лицо эльфийки-служанки.*тев. - мерзкий
Та за это время успела уже порядочно наслушаться проклятий в сторону своего господина из дома Амладарис. Рабыня обреченно вздыхает, в её маленькой эльфийской головке мелькнула мысль, что грядут перемены, но залетевшая в глаз пена от очередного взрыва эмоций прервала ее рассуждения: - Я ему покажу, кто тут легкая добыча! - Госпожа, прекратите! То, что я стану мокрой, не разрешит ваших проблем! - "Госпожа", увидев мокрую эльфийку и пробурчав под нос что-то наподобие "простите", наконец, успокоилась. Вдруг, резко повернувшись к служанке, да так, что у той от удивления ковш из рук выпал, Сесилия несколько запоздало переспросила: - Госпожа? - "Имевшее значение обращение или вскользь сказанное слово?" Эльфийка подняла ковш, продолжая смывать мыльную пену с загорелого тела девушки, и ответила: - Да, госпожа. Как мне еще вас называть? - Сесилия крепко задумалась. "Я здесь не на правах прислуги?" Ее переодели и отвели в просторную, хорошо обставленную комнату. Оставшись одна, женщина предалась размышлениям. "Почему такая комната? Почему ко мне слуги так относятся? Почему мне дали господскую одежду?- Думала Дусманис, оглядывая себя и эти роскошные, по сравнению с её прошлым жильем, апартаменты. Но её замешательству пришел конец, когда её взор упал на большую, укрытую шелковым покрывалом кровать. Оглядевшись в поисках свидетелей и не найдя таковых, хитро улыбнувшись, Сесилия с разлету прыгнула в шелковые пучины. Освобожденные от пут руки и изможденное тело отдыхали в прохладе мягких тканей. И хотя через некоторое время нахождения я в постели девушка начала словно мантру повторять себе, что она "должна немедленно встать с мерзкой кровати этих гнусных магистров", накопившаяся усталость все же оказалась сильнее, и Сесилия уснула благоговейным сном: животом вниз, распластавшись по всему периметру покрывала, раскинув в стороны руки и слегка свешивая с него босые ноги. Послеобеденное солнце весело играло в складках коричнево-оранжевых одежд, надетых на нее служанками. Створки окна господских апартаментов распахиваются, впуская в помещение свежий воздух. Запах морской соли смешивается с легким ароматом трав, приятно щекочущим ноздри и расплывающимся внутри благодатным теплом. Магистр несколько минут стоит у окна, созерцая открывшуюся взгляду картину - волнующиеся поля в низовьях долины, наполненной диковинными цветами, раскидистыми деревьями, в тени которых отдыхают после работы усталые простецы прежде, чем приняться за новую. На кристальной поверхности озера виднеются темные точки - беспризорные дети, резво плещущиеся в воде; одежда отброшена в сторону, рубашки повешены на сухие ветки коряги, а ботинки опрометчиво закинуты в высокие ряды неприступных камышей, плотно сомкнувших свои ряды. В другой стороне люди вовсю трудятся на пашне, с усилием нажимая на плуг и подгоняя усталое животное - под бархатистой темной кожей заметно движение массивных мускулов. Запах кореньев и сырости в знойный день освежает и кажется даже приятным. А за всем этим, в виде непреодолимой границы владений, раскинулась брошенная творцом глубокая синяя лента неспокойного моря, рассекаемого водяными дорогами кораблей. Лучи, отражаясь от стекол, заполняют комнату, свободно скользя по поверхности заваленного свитками стола и одиноко стоящей в углу идеально чистой кровати без единой складки на покрывале. В голове возникает навязчивый вопрос, от которого не откреститься, вопрос, вызывающий неприятное чувство тревоги и внутреннего напряжения: "Зачем все это нужно, если не имеешь возможности в полной мере наслаждаться красотой своих земель?" Созерцание уже не доставляло того удовольствия, которое приносило на протяжении прошлых двадцати лет, но особого желания идти к людям и вести с ними непринужденные разговоры у магистра не возникало. Хотя бы потому, что беседа между альтус и сопорати не может носить непринужденный характер. Мужчина отходит от окна. Теперь в нем намного больше холодности и спокойствия. Разрозненные мысли, перевернутые вверх дном появлением в доме взбалмошной особы, заняли свое законное место, возобновляя движение по заданной траектории. Стол завален, и карминовый взгляд скользит от пентаграммы к пентаграмме, от страницы к странице, прыгая от разделов медицинских пособий к дедушкиным фолиантам. Руки механическим движением ищут закладки, закрывая перерытые в полусонном ночном бреду книги, ставшие ненужными ввиду отсутствия в них одного-единственного ответа, который он искал. Под книгами находится развернутый свиток, буквы тевина выведены аккуратно, с легким наклоном, но через несколько абзацев почерк меняется, приобретая несвойственную первому писарю угловатость и порывистость. Красными буквами на самом верху сияет гордое "Alio lima Dusmanis". Содержание уже почти выучено наизусть, во всяком случае, за пересказом близко к тексту дело не станется. Маг берет в руки несколько листов уже более свежего вида с недавно поставленной печатью кваринуского судьи. Вездесущий дракон на красном фоне смотрит почти осуждающе. Документы отправляются в ящик, надежно спрятанные под другими менее важных пергаментными листами и кучу маленьких бумажек с заметками по теории руносложения. Медитативную тишину разрывает громкое хлопанье крыльев - в окно влетает угрожающего вида сокол с металлическими шпорами на когтях. Проиграв в гляделки с хозяином комнаты, пернатое создание разжимает клюв, не без доли надменности и скрытого желания выцарапать кое-кому воспаленные глаза, бросая письма на стол. Если прежде лицо магистра можно было назвать мрачным, то после взгляда на их содержание это определение следовало бы возвести в третью степень. Бумага отправляется на дно уже знакомого ящика, оказавшись похороненной под килограммом разношерстой макулатуры. Стоял день.