Но если сон - всего лишь час покоя И отдыха (по ходовым сужденьям), То отчего с нежданным пробужденьем Как бы теряем что-то дорогое? Чем грустно утро? Бденье нас лишает В словах неописуемого дара - Глубин, открытых только для кошмара, Который зори снами украшают, Мишурными подделками несметных Сокровищ мрака, кладов мирозданья Без времени, пространства и названья, Что криво брезжит в зеркалах рассветных, Кем ты окажешься порой ночною, В безвестном сне, за этою стеною?
Два месяца пролетели незаметно. Для поместья Амладарис это было несвойственно - время здесь текло медленно, а роскошь обрастала пылью за ненадобностью. Слуги старались бороться с ней, как могли. Иногда незаметно от пронзительного взора деспотичного господина вычищали золотые вазы и старые портреты, но при нем не смели даже прикоснуться к семейным реликвиям, опасаясь трогать их без его позволения. Здесь чувствовалось легкое запустение и налет странной печальной тайны, магическими крупинками лириумного порошка загадочно сверкающей на солнце, поверх многолетней пыли. С появлением же Дусманис многое изменилось. Резвый "шемлен" нарушил тишину этого старого Арлатана, решительным движением разрывая ее в клочья. Теперь эти огромные залы, ломящиеся от шикарного хлама, наполнялись криками, беготней и злорадным смехом, а само поместье превратилось в поле боя между острой на язык сопорати и горделивым магистром, ревностно охраняющим свой статус от посягательств, как дракон охраняет пещеру с сокровищами. Стрелка настольных часов на изящной подставке замирает на двенадцати - полночь, седьмое Матриналиса переходит в восьмое. Неумолимо утекают секунды, только бессмертные звезды приветливо сияют за окном. В коридорах царит легкий полумрак - лишь синеватые капсулы с вложенными в них кристаллами лириума ритмично фосфоресцируют, похожие на маленькие голубые сердца, колотящиеся в темноте. Их форма необычна и напоминает демонические цветы, растущие возле мест истонченной Завесы. Дом спит и только красная вспышка на мгновение пробегает в окне верхнего этажа. Магистр сидит на полу, подогнув колени, наслаждаясь молчанием. Губы шевелятся, беззвучно вознося молитвы Думату - сознание наполняется шепотом, красная сфера сверкает, вторя каждому не произнесенному слову. Веки поднимаются, но долгожданные видения все еще не приходят. Господин говорит, но мало и коротко, пока еще не слишком доверчиво. Господин еще проверяет его. Закончив ночной разговор с Богом, жрец поднимается и беззвучно шествует вдоль коридора, направляясь в сторону лестницы, чтобы вознести на алтарь покровителя Тишины еще одно подношение. Дракон голоден, дракон слабеет, ему нужна еще одна жертва и об этом он просит претендента на звание Старшего среди других служителей культа. Дверь в одну из комнат чуть приоткрыта и человек останавливается, решая увеличить узкую щель и проверить, чем же занимается по ночам неистово ненавидящая его женщина. Как тишина преображает ее, по каким дорогам путешествует ее душа в Царстве Снов? Резкий переворот в постели нарушил молчание в этой комнате. Распластавшись на кровати, женское тело то терялось, то вновь находилось в темноте, обрисованное гладкими очертаниями потоков шелковых одежд. Легкое дыхание, почти неуловимое, слетало с разомкнутых губ. Трепещущие ресницы и это спокойное выражение лица вряд ли можно увидеть, когда Сесилия бодрствует. Тишина и покой наполняли эту женщину, уничтожая следы привычной дневной активности и взвинченности. Никаких шуток и коварства, хлестких речей, задорности. Даже удивительно. Рука соскользнула с бедра тихонько шлепнувшись на чистые простыни. Покой и молчание обволакивают. Он уже не чувствует, что попал в другой мир - напротив, беспардонный шаг за порог чужой комнаты дается необычайно легко. Спокойное, мерное дыхание. Один луч падающего из окна света синеватой полоской скользит по одеялу, другой - падает на лицо, подсвечивая ресницы и делая вздорную сопорати похожей на холодную мраморную статую. Мужчина останавливается у изголовья кровати, наблюдая, как приподнимается и опускается грудь, чуть подергиваются во сне тонкие пальцы… Зрелище спокойно, безмятежно спящей жертвы его озадачивало. Он ведь действительно уже успел много раз пожалеть о своем приобретении, а последняя выходка с добавлением ритуального вина в его завтрак, вина, пахнущего кровью рабов и предназначенного для услаждения ненасытного аппетита несчастного Божества, заставляла думать о перспективе избавления. По всем бумагам она его раб, ее жизнь принадлежит ему, принадлежит Думату. В доме его жреца не будет громогласной безбожной язычницы, нарушающей храмовое молчание высоких стен, но... Сейчас она казалась похожей на прекрасное застывшее во времени изваяние, волшебное и непонятное. Лунный свет серебрил черные волосы девушки, ее натруженные руки лежали так покойно, что магистр отложил сжатый в руке ритуальный нож в сторону, склонившись над спящей, как демон над ложем праведной девы, решив понаблюдать еще. Сесилия всегда спала очень крепко. Чтобы разбудить её, служанкам нередко приходилось прибегать к самым крайним мерам: от игры на музыкальных инструментах, до изощренного поливания водой. А потом оправдывать свою дерзость словами "простите госпожа, воля магистра". Присутствия в помещении кого то еще, девушка никак не почувствовала. Вдруг, Сесилия замычала, её рука непроизвольно дернулась, стараясь что то схватить. - Я тебя не вижу... - Шепча во сне проговорила женщина: - Где ты? - Задала она вопрос в тишину. Мужчина вздрогнул, отстраняясь опасливо. Сесилия сонно передернула пальцами, но ее спокойное смуглое лицо, в свете луны казавшееся мраморным, не сокращалось, хмуря темные брови. Оказывается она умеет шептать - тихо и проникновенно, думает жрец, обходя постель девушки, смотря на нее с другого угла. Смягчившиеся черты предстали по-другому, неискаженные гримасой ненависти они казались даже приятными. Она не кричала, не просыпалась, позволяя наблюдать за собой в таком уязвимом состоянии. Нет, она даже не ведала, что за ней наблюдают! В Мире Снов душа сейчас разговаривала с кем-то, что свидетельствовало о наличии развитого воображения, способного с точностью воспроизвести нужный образ, изменяя тонкую реальность в своих видениях. Орудие убийства покоится на тумбе, ненужное и забытое. Человек с красного цвета глазами медленно приседает на одно колено, опираясь рукой о спинку кровати. Старается внимательнее разглядеть, как спящая спокойно вдыхает воздух. "Спящие" - так презрительно называли этот класс на тевине, но во сне они действительно прекрасны. Смолистые кудри отливают синевой, шершавые, покрытые шрамами ладони осторожно касаются тугих локонов, изучая фактуру. Бережно, не дергая или оттягивая на себя, а проводя пальцами вдоль волнистых прядей. Шумный выдох и теплая улыбка отразилась на спокойном лице женщины: - Теплые руки... Пальцы касаются кожи на щеке, проводя по контуру лица и останавливаясь на подбородке. На лице мага не промелькнуло и тени мерзкого желания или непотребной мысли - взгляд оставался спокоен и максимально сосредоточен, а губы исступленно шептали что-то с молитвенным придыханием. Он старался постигнуть природу этого странного явления, накрывая запястье спящей своей ладонью и склоняясь все ближе, чтобы ощутить запах - свежие, чистые волосы. Аромат солнца и поля из них не выветрится, сколько не поливай тевинтерскими маслами. Над бровью ощущается сухое касание шершавых губ. Странное ночное помутнение. Перемежающиеся синие тени, пересекающиеся с бледными лунными линиями. Кромешная тьма, отраженный свет, тишина, глубокое дыхание. Сесилия спит, путешествуя по одной ей ведомым закоулкам Тени. Старший проникновенно прислоняет смуглые пальцы к губам - подушечки грубые, прохладные на ощупь. Интерес мимикрировал в состояние, эквивалентное мистическому трансу. Жесты точные, плавные, неторопливые, как жесты священнослужителя, дающего благословение - ни больше, ни меньше. Чувствуя невесомые, едва ощутимые сквозь сон касания, Сесилия прошептала: - Отец... Это ты...? - Вопрос, повисший в тишине, заставил девушку свести брови. Во сне ей много всего хотелось сказать своему отцу. О том, что она скучает, что не смотря на все их с матерью разногласия, она любит его. Что она все равно всегда будет им дорожить. Ну откуда было знать беззащитной в сей момент Сесилии, что вовсе не отец пробуждает в ней теплые, лелеемые ею, ласковые фантазии? Магистр на мгновение останавливается, застывая. Веки нехотя поднимаются, мужчина изучает ее лицо и эмоции, которые отражаются на нем, когда он проводит пальцем по тыльной стороне, вырисовывая им треугольный орнамент. Сонный шепот, тишина, многогранная и отвечающая на его прикосновения лепетанием ласкового мелодичного голоса. Тишина стирает различия. Последнее клеймо на запястье. Маг нехотя выпускает руку и встает с колен, подбирая инкрустированный темными камнями кинжал. Жертва исчезла. Лик возлюбленного Бога проскользнул льстивой змеей в лице женщины. Как назло сон обрывается и восприятие возвращает чувства к реальному миру, делая сопорати непривычно чувствительной к окружающим реалиям. Стук колена об пол, в другой ситуации способный вызвать лишь недовольное ерзание, сейчас сумел разбудить окончательно. Женщина резко распахивает глаза. По телу пробежал назойливый холодок. Осознав, что она просто проснулась, Сесилия со вздохом убирает волосы за ухо и вдруг видит чужую тень. Здесь кто то есть,кроме нее? И как долго? Резкий поворот головы, и она замечает в свете луны знакомый силуэт жреца. - О, Древние Боги, ты напугал меня. - Но не успела она обозлится на то, что её якобы хозяин бессовестно ворвался сюда, как в глаза ударяет блеск повернутого на нее кинжала: - ТЫ ЧТО, СОБИРАЛСЯ МЕНЯ ПРИРЕЗАТЬ? – Она поджала ноги, чувствуя себя загнанной в ловушку. Выставила «коготки» (которых не было), готовая защищаться также ревностно, как красная львица - Я конечно бываю невыносимой...- В глазах блеснул гнев: - НО ТЫ ЖЕ ЧЕРТОВ aegrotos nothus!* Магистр замер на мгновение. Острие кинжала направлено перпендикулярно вниз, а в алых глазах читается искреннее удивление и даже… испуг? Сесилия прокричала, но гневного ответа в канонах жанра их взаимоотношений не последовало…*тев. – больной ублюдок