Я буду твоей смертью!

      Дверь в столовую податливо скрипнула. Женщина не собиралась задерживаться здесь надолго и возиться в темноте, как близорукий низший демон. Проверять, следует ли за ней магистр она тоже не собиралась, проговорив в темноту: - Я пойду на кухню, - и скрылась в противоположном конце помещения, ознаменовав свой уход таким же режущим слух скрипом. Мелодично шелестели складки черного ночного платья при ходьбе. Сопорати неплохо умела ориентироваться во мраке, ибо вставать приходилось еще до рассвета, а свечки и лучинки активно экономили. Фосфоресцирующие капсулы – удовольствие для аристократов, недоступное простому народу. Сейчас лишь луна освещала ей путь. Умело обращаясь с ножом, Сесилия нарезала остатки продуктов с ужина: картошку, зелень, мясо птицы, разные соленья, создавая свой авторский салат. Поставив на поднос кушанье и прихватив бутылку вина из погреба, Сесилия двинулась обратно в столовую. В обеденном зале стоит приятный полумрак. Здесь нет даже лириумного света, а парочка опрометчиво оставленных "на всякий" капсул предусмотрительно убрана магистром, дабы те не раздражали голубоватым свечением чувствительные глаза. Мужчины не оказалось внутри. Прошло пять минут и могло показаться, что он решил бросить Сесилию в ее одиноком ночном походе и удалился в свои покои или дальше резать вены во славу Богу, который сегодня был явно не в восторге от всего произошедшего. Знакомые шелестящие шаги и в дверях появляется темный силуэт, держащий в руках черный витиеватый подсвечник, похожий на несколько переплетающихся цветков кровавого лотоса. Мужчина поставил его на стол и провел распростертой дланью, поочередно зажигая послушные алые огни. Девушка с грохотом вошла в помещение, задев пяткой порог и чуть не опрокинув поднос. Улыбнувшись, как бы извиняясь, Сесилия поставила поднос и постепенно стала накрывать на стол. Движения ее были активными, а разум – полностью поглощенным исканиями столовых приборов в сервантах. На присутствие магистра она внимания не обращала, лишь изредка останавливаясь, чтобы проверить: "Он все еще здесь?". - Думаю можно приступать, - известила Сесилия, наверняка и без того это знавшего, магистра. Присаживаясь за стол, девушка чуть не уронила на деревянный пол вилку, и нервно хихикнула, приступая к кушанью. Почему-то она чувствовала неловкость. Густые брови в очередной раз сдвинулись, образуя на лбу и переносице тонкие морщинки. "Что за поведение, Дусманис!?" Обратилась сама к себе сопорати, отправляя вилку с салатом в рот. Собеседник же женщины вновь проявлял чудеса нетактичности. Потускневший на мгновение и теперь уже не горевший карминовыми искрами радужки взгляд, принял свое врожденное голубое обрамление. Он неотрывно следил за ней сквозь легкое колыхание пламени, с выражением полного непонимания и растерянности. Чашки цветка раскрылись и засияли алым - красивый магический подсвечник, нечего сказать. Судя по тому, что ходить за ним пришлось далеко - редкий и особенно ценный, как многие вещи в этом доме. Сесилия взглянула на расцветающий "лотос", задержав ненадолго на нем взгляд и протянула: - Необычная вещица... - Она делала вид, что не замечает взгляда магистра, но иногда, намеренно встречалась с ним глазами, намекая, что пора бы опустить "зеркала души". "Как же он меня сегодня нервирует". Она тихо цокнула языком, прерывая трапезу. - Да. - Многозначительно промолвил маг, собираясь снова погрузиться в долгое и нудное молчание, выводящее из себя не привыкшую тянуть резину женщину. Но в следующий момент он обронил с виду обычную, но интонационно очень важную фразу. - Она принадлежала моей матери. – Которой, в поместье не наблюдалось. Есть еще множество комнат: где никто не живет, никто не ходит, заваленных бесполезным хламом. Красивым, но простаивающим зазря, как этот подсвечник. Это ее вещи? Вещи других членов рода? Почему хозяева оставили столько барахла этому магу, если живут в других поместьях и почему он так трясется над ним? Господин не "сверлил" дырку в черепушке рабыни. Он сидел неподвижно, глядя на нее и явно о чем-то продолжительно размышлял. "Неужели расскажет сейчас душещипательную историю связанную с его матерью?" Немного цинично подумала девушка. Да и не верилось, что альтус вдруг начнет откровенничать с простолюдинкой. Но сейчас она бы выслушала любую околесицу от него, и вовсе не потому, что у магистра- fututor* был потрясающий голос. Просто обстановка располагала. Хотя слезливые истории о несчастном прошлом она не слишком жаловала.

*тев. - подонка

- Почему ты живешь один? – Сесилия задала вопрос, ожидая на него ответную исповедь. Странные метаморфозы происходили с ними уже второй раз в этой магической столовой. Мужчина хмурится, а взгляд делается туманным, расфокусируя темноволосую женщину, в черной, отороченной серебряной ниткой, сорочке, превращая в непонятное размытое пятно. Он даже не пытался провоцировать ее задавать наводящие вопросы - она сама этого захотела. Судя по недовольному противоречивому выражению лица, маг уже успел пожалеть, что ляпнул лишнего. Но он обычно не раскрывал предыстории реликвий, оставляя их в одиночестве гадать, почему старинная красота утопает под слоем пыли. - Людям свойственно умирать. Иногда им приходится делать это раньше, чем хотелось бы и не без чужого участия. - Он ответил ей, потому что она не побоялась задать вопрос. Смелость стоила похвалы - никто в Империи еще не проявлял столько смелости, как эта знойная сопорати. Магистр улыбается, предвкушая замешательство женщины, доселе считавшей, что здесь засела целая семья знатных господ, подло наживающаяся на чужих поте и крови. По сути, так и было, только господ не пять, а всего один. - Я уже тридцать лет являюсь единственным владельцем всей фамильной роскоши, самого поместья, прилегающих земель и двух тысяч душ включительно. - Жрец скупо кривит пересеченные шрамом губы. - И не верю в потенциальных друзей. Не верю в добрых рабов и "любовь до когтей Думата". Потому что каждый зависимый человек в душе мечтает избавиться от своего господина и воспользуется любой подвернувшейся возможностью. И ты тоже этого хочешь, не правда ли? - Равнодушно заключает магистр, считая себя безоговорочно правым. Судя по возрасту и проступившей в темных волосах седине, а также отсутствию всяких попыток вести знакомства со знатными альтус из столицы, он предпочел одинокую бездетную смерть предательству, которое обязательно будет. Раньше, позже, в этом или в другом поколении - накопленная грязь, недовольство и темные архивы рода всплывут на поверхность и перевернут вверх дном жизнь будущих Амладарис. Сесилия не могла не согласиться с доводами магистра. Она оказалась как раз той рабой, что всячески перечила своему хозяину, и мечтала однажды вновь вернуть утерянную свободу. Женщина чуть опустила, держа на весу вилочку, и взглянула на говорящего человека: - От тебя мне не так уж и хочется избавиться... - Тихо вырвалось у неё. "Даже удивительно". Сесилия вновь приступила к поеданию салата. И судя потому, что не кончается он уже достаточно долго, ела она его медленно, пережевывая и смакуя каждый кусочек. - Но я не один, Бог говорит со мной. - Зачем он сейчас упоминает о нем? Неужели Думат имеет настолько важное значение или в свое время он сумел сыграть определенную роль в жизни мага? - И никогда не предаст он меня. - Пророчески заверил Амладарис. Один из декоративных цветков пошел тонкими трещинами и неожиданно лопнул, на мгновение вспыхнув специфическим ярко-красным огоньком. Маг умолк, сквозь прищур рассматривая тлеющие осколки. Перемалывая ровными зубками овощи, под мелодичный стук металлической вилки и спокойный, умиротворяющий голос собеседника, Сесилия не сдержала неожиданный позыв к зевку. Нет, вы не подумайте - ей было даже интересно слушать задрипанного мага, и у неё возникло много новых мыслей, просто на улице-то была ночь: луна светила, эльфы спали. - Неужели ты совсем не веришь людям? – Девушка вновь посмеялась над словами о Боге. - В одной нашей империи живут совершенно разные люди, что уж говорить о целом мире? Люди, которым можно доверять определенно есть. Не только один твой Бог. – "От одиночества и сдохнуть можно..." Почему-то умолчала едкую фразу Дусманис. Неужели, она не хотела сейчас обидеть его? Своего врага? В замешательстве Сисилия доедала салат: - А ты что, кстати, не ешь? - Охристые с прищуром глаза снова вглядывались в красноватые. Удивлению уступило место странное, смешанное чувство, сопрягающееся с жалостью и трещащими внутренними заслонками. Ее простота и прямолинейность воспринимались поразительно легко. Амладарис всегда были консервативны и их наследник - не исключение, но… Но как же приятно было слушать обыкновенную человеческую речь, вместо услужливой лести, совершенно пустой и лишенной смысла. И не потому что жрец потакал равным по чину. Нет - отдельных субъектов он способен был ненавидеть гораздо хуже самого гадкого и больного раба, которого суд требует освободить вместе с семьей. (В связи с трудовой непригодностью и попытками отдельных экспериментаторов опробовать новую систему, "защищающую" права самого слабого класса хотя бы чуть-чуть). Но непригодных для работы использовали как расходный материал на благо архонта и Магистериума, отправляя на стол государственного исследователя. Он ненавидел тихо, скрипя зубами, игнорируя и отвечая грубым молчанием, иногда прерывая негласный обет. Но это странное создание из другого мира за пределами стен не вызывало ненависти или презрения, не смотря на бедственное положение, в котором она оказалась. Маг ловит себя на мысли, что подсознательно сам хотел создать очередную "послушно-радостную" марионетку, которая будет предана, а потом просто изображать преданность, чтобы угодить, отплатить, отблагодарить за свое спасение. И как же счастлив он был сейчас, что не рассказал ей ничего, сохранив в душе живые: злость, негодование и справедливую ненависть к расточительным, зажиточным натурам высшего класса. Всякий раз, представляя, какова жизнь людей на широких полях, он думал - как относился бы к своим коллегам, будь он бесправным пушечным мясом или временно-обязанным сопорати, не так далеко ушедшим от предыдущего. Вольное поведение Сесилии, отчего-то, казалось наиболее правильным в этот момент. - О, какие глупости ты говоришь. - Одной фразой он обобщает все вышесказанное, отвечая с покровительственной усмешкой, но не очень категорично. Смелые предположения темноволосой женщины о том, что за пределами Империи - их "мира" вообще что-то существует, общество восприняло бы с надменным смешком. Но опытного чародея забавляли эти дерзкие мечтания, близкие по духу его амбициозным устремлениям. Откуда им знать, есть там мир или нет? Никто еще не выходил за границы, ибо они итак слишком широки. - Ты еще так молода, Сесилия. Людям никогда нельзя доверять. - Вопрос девушки вызвал на сухих устах загадочную улыбку. Жрец подпирает щеку рукой, спокойно принимая взгляд собеседницы. - На самом деле я не был голоден. Этот дом действовал на девушку необычно. Или точнее, обитающий в нем хозяин. Которого она должна ненавидеть всей душой. Что она успешно практиковала лишь две недели проживания в этом месте. Заносчивый и умиротворенный, странный и магический, но в тоже время умеющий иногда веселится, он слишком менялся, чтобы Сесилия могла спокойно продолжать чувствовать к нему отвращение. В такие моменты, как например, сейчас, когда они мирно чаевничали, общаясь нарывных, Дусманис забывала, кто сидит перед ней. Каждую ночь после подобного, она проклинала себя за собственные действия. Заклинала, что на следующий день она благополучно начнет сначала и будет дальше делать пакости этому чудику. А потом все снова повторялось, демонстрируя фатализм неумолимой судьбы. В минуты, когда она видела пред собой не врага, а собеседника с которым было легко и над особенностями которого можно было посмеяться, Сесилия была особенно спокойна духом, и это чувство несомненно ей нравилось. Но сейчас, когда она смотрела на улыбающегося мага, её проняло как следует: - Ты что тогда, пришел сюда поиздеваться надо мной? Если не ешь, отдай мне. – Женщина требовательно выставила ладонь. Ее тарелка уже давно пустовала. Сесилия была прожорливой девушкой. "Для кого я готовила вообще?" Настроение сопорати неуклонно ползло вниз, и она, похоже, уже начала "вспоминать", с кем имеет дело. Ее предположение поражает его. Магистр пытался сказать другое. Магистр хотел вызвать совсем не это. - Вовсе нет, я хотел… - Составить компанию? Альтус и сопорати за милой ночной беседой: она сидела в красивом кружевном платье, он - в ритуальных одеждах, а за окном словно искры от магических молний, рассыпались яркие, светлые звезды. - "Ты так молода," - передразнила она магистра, - а ты так стар! - Низкий голос прозвучал язвительней. - Если тебе так нравится прозябать всю жизнь в одиночестве, можешь НИКОГДА не доверять. - Сесилия демонстративно повернула голову в профиль, гордо вздернув нос. Она поднялась и подошла к магу, настаивая: - Давай сюда тарелку. Наверное, она поняла, что он опасался покушения: они везде, всюду, а с тех пор, как очередной слуга скончался в страшных муках после пирога, сдобренного экстрактом корня смерти, магистру приходилось существовать почти впроголодь, "добывая" себе пропитание самостоятельно. Только так он мог быть уверенным, что поднесенные ему продукты не угрожают жизни. Он не видел, как Сесилия готовила. Не видел, что она добавляла в салат и не так давно рассуждал о перспективе избавления ее от непосильной "рабьей ноши" путем устранения главного ее источника-узурпатора. Но нечто сейчас заставило мужчину нахмуриться и прежде, чем протянутая рука выхватит тарелку с салатом, запихнуть себе в рот ложку, быстро проглотить, почти не жуя, точно он здесь не хозяин, а какой-то голодающий разбойник, у которого последнюю ворованную еду отнимают. Маг зеленеет. Он никогда не ел по ночам и соблюдал относительный режим, если одноразовое питание по утрам можно назвать режимом, но его желудок привык к нему. А к такому еще не успел. И, тем не менее, он сумел ощутить на языке вкус пищи, которая была неплохой, хотя птица с соленьями не слишком хорошо сочеталась, но критичный дядька назвал бы это блюдо "сносным", а в еде он был очень разборчив. Лицо бледнеет. Он понимает, что блюдо не отравлено и в полном недоумении смотрит на женщину. Она его не ненавидит? Но они же постоянно ссорятся? Неужели эти молчаливые паузы и "поддельный" интерес - не попытки усыпить бдительность или манипулировать? Он подразумевал в южанке больше коварства. Мысли женщины обнажились, и кажется, достигли своей цели. Мужчина притворно улыбается, передавая тарелку Сесилии. - Забирай. - С той же улыбкой он вскакивает из-за стола и быстрым шагом устремляется в сторону лестницы, с видом человека, самого себя обманувшего. Он был неправ и прекрасно осознавал это. Но также прекрасно осознавал, что извинения или другие попытки оправдать свое поведение здесь будут неуместны. И решил более не раздражать Дусманис своим присутствием. - Ну вот и иди! - Проговорила Дусманис, освобожденная от тяжелого присутствия магистра. Присев, она продолжила наслаждаться приготовленным блюдом. И прежде чем к ней в голову пробрались мысли об одиночестве хозяина, очередной "цветок света" лопнул, отчего Сесилия чуть не подпрыгнула на стуле. - Ах ты! - Как будто исполняя волю ушедшего альтус, магический предмет интерьера напомнил сопорати, что пора заканчивать ночной перекус. "Что он, что его вещи - все с причудой," - Думала, уходя, женщина. А этот самый затейливый "с причудой" подсвечник, так и остался одиноко стоять на столе, собирая в себя ночную лунность.