Честное мародёрское

Лето выдалось настолько дождливым, что Лили почти не выходила из дома. Комната её с бледно-зелёными обоями, на которых раскидывались выцветшие деревья, была её убежищем и тюрьмой. Вниз она почти не спускалась, ела у себя, редко готовила или убирала. Родители работали, а выходные проводили с друзьями или дальними родственниками. Петунья днями пропадала со своим молодым человеком, а в те недолгие часы, которые проводила дома была то слишком доброй и милой, то неоправданно нервной и раздражительной. Волшебницу некому было беспокоить или отвлекать. Знакомая Лили по имени Ренни, – они были лучшими подружками в начальной школе, открыла маленький бизнес. Её родители взяли кредит, и теперь пышнотелая Ренни владела небольшой кондитерской на окраине города. Как-то она, стоя за прилавком, увидела в витринное окно Лили, бледную и понурую, идущую по дороге из супермаркета. Она тут же узнала её. Лили Эванс, умница-разумница, которая по одним сведениям, которые поступали от Петуньи Эванс, училась в интернате для слабых здоровьем детей, а по другим в элитной закрытой школе при небезызвестном английском университете. Как бы то ни было, Ренни не видела её уже очень давно, а тут такая возможность. Ренни оставила прилавок пустовать, а сама бросилась к подруге детства. Они разболтались. С тех пор Лили через каждые три дня звонила в кондитерскую и заказывала на дом коробку капкейков с голубикой. Сладкое и вправду поднимало ей настроение, но к сожалению, не так надолго, как хотелось бы. После конфликта с Поттером, она была подавлена. Пару недель спустя их короткой, но значимой беседы в гостиной выяснилось, что зелье Снейп пролил на себя действительно сам. Мародёры больше к ней не подходили, Поттер и не смотрел в её сторону. Положительные стороны у этой ситуации, конечно, тоже были – Марлин осталась жива и здорова. Однако Лили уже сомневалась, стоило ли это того. Она и не знала, что такое похолодание со стороны задиры Джеймса так повлияет на её душевное равновесие. А ещё у Лили испортились отношения с МакКиннон. Они стали отдаляться друг от друга после того лжепризнания. И хотя Марлин была безумно благодарна и благоухала счастьем и жизнью, в глубине души Лили начала винить подругу во всем случившемся. Лили избегала говорить с ней, избегала проводить вечера в её компании, замкнулась в себе, не подпуская близко даже Марию. Очень часто, уже теперь летом, лежа на кровати под музыку радиоприёмника, она жалела о том, что выгородила перед школой Марлин МакКиннон. Блондинка вела себя как ни в чём не бывало и кажется сама начала верить в то, что она действительно и не виновата. Что всё это Лили. На Эванс вместе с презрением Мародёров свалилось и осуждение школы. Казалось, даже учителя ведут себя с ней отстранённо. А МакКиннон сделалась жертвой в глазах Хогвартса. При всей обиде, Поттер не позволял никому трогать Лили, включая и своих друзей. Но больше он с ней так и не разговаривал. В конце весны у него, вроде бы, закрутился короткий роман с когтевранкой, к неописуемому восторгу Блэка, да и многих других. Но вскоре главная сплетница Хогвартса обнаружила когтевранку рыдающей у умывальника. Похоже отношения не были коньком Джеймса. А Поттер, встречающийся с кем-то, очень давил на моральное состояние мисс Эванс. И тогда, в школьном туалете, она была готова рыдать на пару с Миртл. Но ограничивалась одеялом, накрывающим её с головой в спальне гриффиндорок. Кто бы мог подумать, что Лили Эванс сможет так реветь из-за Джеймса Поттера. Осознание пустующие дыры в груди накатило слишком быстро и непредсказуемо. Откуда она могла знать, что её раздражение не было раздражением на самом деле. Откуда могла она знать, что можно так оттолкнуть мерзкого Поттера всего парой каких-то фраз. Откуда она могла знать, что ей может быть от этого так больно. Дурочки те девочки, которые думают, что никогда не почувствуют этой тягучей пустоты внутри. * * * Это лето Сириус Блэк проводил в поместье Поттеров. Особняк был внушительным, с раскидывающимся под окнами классическим садом. Однако ни одна из многочисленных комнат не была так мила Бродяге, как раскладушка в спальне лучшего друга. Интересно, как люди умеют дружить. Сириус много думал об этом. Ни одна женщина не может так дружить, как мужчина. Женская дружба основана на горе, мужская на доверии. Женщины легко находят подруг по несчастью и дружат сплетнями и завистью. Их дружба рушится, когда одна из них начинает жить лучше. Мужчины не умеют дружить ради эгоистичного желания излить кому-то душу. Блэк лежал на полу, устремив взгляд в бледно-жёлтый потолок. Поттер сидел за столом и тренировал какое-то из заклинаний Трансфигурации. Это лето выдалось странным для обоих. Кто бы мог подумать, но Блэк скучал по наивно-юношеским монологам Джеймса о Лили Эванс. По крайней мере, это было лучше унылого молчанья, в котором проходили теперь их дни. - Мерлин подери! – Джеймс откинулся на спинку стула и выпустил палочку из рук. Она с глухим стуком ударилась по столешнице и покатилась в сторону. Блэк даже не обернулся. Он был слишком занят своим философствованием на тему дружбы. Оконное стекло задребезжало от прерывистых ударов клюва почтовой совы. Джеймс поднял глаза на неё. Сова ухнула и снова забарабанила клювом по окну. - Рановато для школьных списков. – Заметил Блэк, перевернувшись на живот. - Непохожа на школьную сову. – Заметил Поттер, впуская птицу. – Слишком холёная. Сова презрительно ухнула, роняя на пол белоснежный конверт. Блэк подполз к нему. Сова изучающе посмотрела на него, затем снова ухнула и выпорхнула в окно. Сириус взял в руки конверт, хмуро вглядываясь в косой почерк. - Это от МакКиннон. – Сказал он. Поттер удивленно уставился на письмо. МакКиннон? Он всё ждал письмо от Эванс. Впрочем, он сам не знал, чего ради. - Откроешь? – поинтересовался Джеймс. - А как же там, тайна переписки, всё такое? – хмыкнул Бродяга. - Письмо от МакКиннон. – Джеймс прикрыл глаза руками. - Ах, ну тогда-то ясно. – Сириус хихикнул и, приподнявшись на локтях, распечатал письмо. Его серые глаза забегали по косым строчкам, второпях начирканных явно дрожащей рукой девушки. Выражение его лица никак не изменялось, только уголки губ странно подёргивали, то ли от смеха, то ли от злости. Он поднялся с пола, не отрывая глаз от пергамента и подошёл к лучшему другу. Джеймс с интересом глядел на Бродягу. Тот опустился на письменный стол и протянул руку с письмом. - Вслух никак было? – Поттер вздёрнул правую бровь. - Да я сейчас-сейчас. Подожди. – Блэк потёр переносицу указательным пальцем. – Знаешь, Сохатый, мне так хочется поорать сейчас. Или быть может запинать ногами твой стол. Ты не дашь мне сигареты с подоконника? Поттер нахмурился, но без лишних слов протянул другу пачку «Магна». Сириус положил письмо себе на колени и, зажав сигарету зубами, поджог её палочкой Джеймса. Сохатый вопрошающе протянул руку, но вместо ожидаемого письма, получил назад свою волшебную палочку. - Нет, детка, я прочту это вслух. – Блэк выдохнул клубы сероватого дыма и вернулся к письму. – «Поттер, я пишу это тебе не потому что мне стало стыдно или совесть замучила. Нет. Всё дело в Эванс. Как ты мог заметить наши отношения с ней подпортились после одного… недоразумения. Она моя хорошая подруга и мне… плохо, когда ей плохо, понимаешь? Ну что-то вроде вас с Блэком, только…» Как у нас с тобой, Сохатый, смекаешь? – Сириус не выдержал и прервался. – Как у нас с тобой! - Ну да, они же вроде лучшие подружки, что тебя так бесит? - О-о, сейчас ты поймешь, что меня так бесит! – В сердцах воскликнул Бродяга. – Бабы дружить не умеют, в какой раз в этом убеждаюсь. «…Только обходимся без издевательств над другими, чтобы перещеголять друг друга в своей крутизне. К чему я всё это пишу? Дело в том, что мётлы, ваши мётлы, Лили и пальцем не трогала. И да, их и вправду испортила я. И да, Лили выгородила меня, чтобы вы меня не прикончили. Она просто знала, что ей ты лично точно ничего не сделаешь и дружкам своим запретишь. И все вроде как довольны, только Лили плохо переживает школьную травлю. Хоть ты и пытаешься смягчить её, травля всё равно была и будет в следующем году. Ты сейчас подумаешь, какая Лили героиня-мученица, взяла на себя мою вину, альтруистка. Но спешу заметить, что, если бы ты не разозлил её своей стычкой со Снейпом, ничего подобного она бы делать не стала. Так что в ней тоже есть червоточина. Все не без греха. Так вот. Не стоит на неё злиться, Поттер. Она не причем. А ещё, кажется, она очень переживает из-за твоего к ней охлаждения (кто бы мог подумать?). В общем, Джеймс, ладно я признаюсь, мне правда стыдно, что все шишки ей, а вина моя. И мне её жалко. Она не заслуживает такого обращения. Последнее дерьмо здесь я и…я ещё и трусиха последняя. Знаешь, наверное, ты догадаешься, что мне понадобилось несколько бокалов «Огневиски», чтобы написать всё это. Да, я последняя трусиха, мразь, дура и плохая подруга. Я всё это знаю. И я готова к твоей и блэковской травле весь седьмой курс. Я заслуживаю, так что вперёд. И всё-таки я (знаю, что мне это не поможет, но просто знай), я хочу попросить у вас прощения. За то, что сделала. Если это поможет – я не знала, что вы не сможете их починить. Я ведь об колено ломала, без магии, думала «Репаро» и всё цело. Простите меня. Марлин МакКиннон.» В комнате повисло молчание. Пепел сигареты осыпался на деревянный пол. Джеймс протянул руку и вытащил письмо из пальцев Бродяги. Сириус сидел, с опаской глядя на лучшего друга. * * * - Закрой свой рот! Я в этом доме хозяин! Поняла? Ты никто здесь! Никто! - Скоро и ты будешь никем! Хозяин! - Закрой рот, я сказал! - Всё пропил! И дом пропьёшь! Помяни моё слово… Красный луч ударил в грудь Марлин МакКиннон, сбивая её с ног. Красный луч впечатал её в стеклянный сервант с резными ножками. Красный луч, вылетевший из палочки её отца. Встав на четвереньки, судорожно ловя воздух ртом, девушка поползла к двери в ванную комнату. Она задыхалась, а новый луч сшиб вазу с журнального столика, рядом с её головой. Она взвизгнула и распласталась на полу. Гостиная была полуразрушена. Диван давно облит пахучим пойлом, а ковёр пропах похмельной рвотой. Полки, раньше красующиеся древними артефактами, пустовали в объятиях пыли. Когда-то винно-красные гардины, выцветшим тряпьём повисли на карнизе. Морщинистый мужчина, с седыми вкраплениями в светлых, отливающих медовым, волосах, согнулся в дверном проёме. Одна рука его вцепилась в косяк, другая же метала заклинания. Его глаза бешено вращались, а лицо раскраснелось. То ли от ярости, то ли от выпитого алкоголя. - Деньги она воровать повадилась. – Бормотал он в перерывах между выкрикиванием заклятий. – Мои деньги! Не смей брать мои деньги! Она смогла доползти до ванной, когда осколок очередного разбившегося стакана рассек её щеку. Она всхлипнула, прижав руку к лицу. - Ты сам сказал, что это мне на учебники! - Ложь! Круцио! Марлин с визгом увернулась от запрещённого заклятья. Она умудрилась юркнуть в ванную комнату, с грохотом захлопнув дверь. Дрожащими руками она закрыла щеколду, молясь всем богам, чтобы отец не пошёл за ней сюда. В дверь ударило ещё одно непростительное заклинание. Марлин заползла под умывальник, притягивая колени к груди. Её трясло от страха и беззвучных рыданий. Из глаз брызнули слёзы. Она закусила губы, раскачиваясь взад-вперёд на кафельном полу. Палочка валялась где-то в гостиной. Она была совершенно беспомощна и безоружна перед пьяным отцовским гневом. Лёд кафеля обжигал босые ноги девушки. Она чувствовала спиной неровную поверхность змеевика. Шаги отца то отчетливо раздавались под дверью, то затихали в глубине гостиной. Марлин вздрагивала от каждого шага. Ничего на свете она не боялась так сильно, как боли. Отец пил не всегда. Точнее никогда не пил до того. У всех них в жизни рано или поздно наступает вот это «до того». Мало, кто попадает в алкогольное рабство по собственному желанию. Её отец был лишь одним из многих. Он был очень добрым, шутил смешные шутки и дарил маме цветы по выходным. В детстве он катал Марлин на плечах. А когда она засыпала на диване в гостиной, он на руках переносил её в кровать. Уже в более взрослом возрасте, частенько, она специально прикидывалась спящей, чтобы сильные руки отца подняли её в комнату. Но всё это было «до того». Теперь он был совсем другим. Вернее, иногда он был прежним. Когда трезвел. Правда, тогда он сразу вспоминал всё то, что делал, под бесами «Огневиски», замыкался в себе, винил себя. И снова срывался. Его заклятья делали ей больно снаружи и внутри. Она не знала, сколько так просидела, трясясь в беззвучных рыданиях. Но вдруг она осознала, что не слышит его нервных шагов за дверью. От холода руки стали мраморными. Она потянулась к щеколде. Мягко отодвинула и выглянула в гостиную. Отец лежал навзничь на диване. Правая рука его покоилась на очередной опустошённой бутылке. Палочка валялась где-то под комодом. В очередной раз Марлин подумала, как хорошо, что мать этого не видит. Хотя, быть может, будь она жива, смогла бы уберечь отца от пагубного влияния выпивки. Марлин, ступая как можно тише, поднялась наверх, в свою комнату. По дороге подобрав свою палочку, магией она собрала с пола рассыпанные галеоны. На отражение в зеркале смотреть не хотелось. Не хотелось каждый раз, когда приходилось наводить лоск, после порции заклятий от отца. Зато легкими залечивающими заклинаниями Марлин владела в совершенстве. Эванс не раз дивилась на уроках, откуда это такая раздолбайка, как МакКиннон может знать заклинания сверх программы. И хорошо, что она и не подозревала откуда. Марлин скользнула палочкой по воздуху, и взъерошенная копна волос легкими локонами заструилась по плечам. Ещё пара взмахов, и на посеревшем лице проступил здоровый румянец, круги под глазами исчезли, а на губах засияла такая привычная полуулыбка. МакКиннон накинула мантию, высыпала галеоны в карман и, подхватив школьный список, едва дыша спустилась в гостиную. Каминная сеть перенесла её в Косой переулок. Это был первый раз, когда она покупала книги в одиночестве. Лили Эванс не отвечала на её письма. Это здорово обижало. Но в глубине души МакКиннон понимала, что виновата сама. Впрочем, она не тянула Лили за язык. И у неё есть проблемы поважнее разобиженных подружек. Например, отец. В последнее время он стал совсем плох. Было утро, и в «Флориш и Блоттс» почти никого не было. К счастью для Марлин. Учебники она купила быстро. Не успев впопыхах взять сумку, блондинке пришлось таскать их в руках. Домой идти отчаянно не хотелось. А много денег тратить было нельзя. С учебниками на перевес она решила зайти в кондитерскую «Шугарплама». Тыквенный пирог она ела сидя на скамейке рядом с кондитерской. Сладковатое рассыпчатое тесто таяло во рту. Марлин запивала пирог водой. - Лучше бы тебе сейчас уйти отсюда. Голос раздавшийся резко за её спиной мог бы заставить её дернуться. Но она была слишком вымотана липким чувством горечи, засевшем глубоко в её груди. Она не хотела даже оборачиваться. Продолжила жевать сладковатое тесто пропитанное тыквенным пюре. - МакКиннон, уйди по-хорошему. - Блэк, отстань, умоляю. – Надо придать голосу максимальную безразличность. – Не сейчас давай, а? Она вдруг почувствовала руку на своём плече. Длинные пальцы Мародёра спились в её кожу. Слишком много боли на сегодня. Поморщившись, она обернулась. - Убери руки. – Прошипела она. - Убери себя отсюда. Она смотрела в его холодные светлые глаза снизу-вверх. И думала о том, что это кажется последняя капля. Кажется, что её сейчас разорвет. Он давил рукой на её плечо, медленно выталкивая со скамейки. Это была так… унизительно. Её губы наконец предательски задрожали. - Бродяга, где ты провалился? – Из-за угла послышался мягкий баритон Поттера. - Мерлин! – Ругнулся Блэк, сдергивая девушку со скамейки. – Сейчас, я хочу зайти в кондитерскую. Жди меня в метлах. – Крикнул он через плечо. Марлин закусила губу, чувствуя мерзкий комок в горле. Блэк толкнул её к узкому проулку. - Давай. – Он отпустил её плечо. – Убирайся. Не попадайся на глаза Джеймсу сейчас, серьёзно. Для твоей же безопасности, МакКиннон. И всё-так, ну и дрянь же ты! Она резко отвернулась, чувствуя, как слезы брызгают из её глаз. Они заструились по щекам, как будто в её голове прорвало слезную платину. Стараясь дышать как можно тише, она со всей силы удерживала себя, чтобы не разрыдаться в голос. Однако от Блэка ничего не укрылось. - Хорош сцены разыгрывать. – Он сплюнул себе под ноги. – Иди домой сопли жевать. Ты мне противна. Она резко развернулась и заехала ему в челюсть кулаком. Не ожидавший такого поворота Блэк, пошатнулся и едва устоял на ногах. МакКиннон едва ли могла отдавать себе отчет в своей смелости, но накатившие эмоции уже было не остановить. - Ублюдок! Я ненавижу тебя, выродок! Она осыпала его градом ударов, прежде чем он опомнился. Глухо зарычав, он перехватил её руки и толкнул в проулок. Сжимая её запястья, он наклонился к её залитому слезами лицу. - Прекрати истерику, МакКиннон! – прошипел он. Но она не могла успокоиться. Не могла дышать даже. Предприняв попытки пнуть ненавистного Блэка ногами, она потерпела неудачу. Он пригвоздил её коленом к кирпичной стене. Марлин подняла глаза на своего мучителя. Он стоял молча, стискивая челюсти. В глазах его и правда сочилось презрение к ней. МакКиннон обессиленно закрыла глаза. И вдруг устало прислонилось лбом к его груди. Похоже Блэк ожидал этого, ещё меньше, чем сама МакКиннон. Он на мгновения отпустил её руки, но затем снова схватил их, отстраняя от себя девушку. - Не надо нос об меня вытирать, детка. – Скомкано сказал он, всеми силами пытаясь замаскировать свою неловкость. Казалось это добило её окончательно. Марлин сползла вниз по стене, не в силах больше себя контролировать. Её била такая дрожь, что Блэк начал бояться за её душевное здоровье. Она сидела на корточках у серой кирпичной стены. Съёжившаяся. Маленькая. Странно болезненный укол совести вдруг полоснул грудную клетку Мародёра. Сириус Блэк присел напротив девушки, так чтобы их лица были на одном уровне. Он медленно протянул руку, будто боясь спугнуть дикое животное. Его пальцы коснулись её волос. Они были мягкими, приятными на ощупь. Он провёл ладонью по её голове. - МакКиннон. – Его голос вдруг стал сиплым. – Послушай. Не нужно так плакать. Ладно? Она не ответила. Только дрожала под его рукой. - Вставай. – Он мягко потянул её наверх. – Иди домой. Тебе нужно успокоиться. Вон там. – Он указал вперед. – Общественные камины. Выйдешь прямиком к ним. Я поговорю с Джеймсом. Не бойся, он тебя не тронет. Только… Перестань плакать. Пожалуйста. Как в тумане она поднялась на ноги. Как в тумане медленно повернулась спиной к ненавистному Сириусу Блэку. Не говоря ни слова. Маленьким шажочками, всё еще дрожа всем телом, она направилась по узкому проулку к площади с общественными каминами. Блэк смотрел ей вслед, чувствуя, как смешанные чувства борются внутри. Он дождался пока она выйдет из проулка с той стороны и развернулся. На него накатил резкий холод. Небо затянулось тёмными облаками. Поднялся сильный ветер. Пестрая кондитерская «Шугарплама» сделалась вдруг серой, как и все здания вокруг. С земли поднялась дорожная пыль. Сириус Блэк прикрыл глаза рукой, чувствуя как мелкие песчинки впиваются в глаза. Холод стал пронзительным, острым. Неприятные мурашки заструились по спине и оголённым рукам. Блэк остановился, напряжённо оглядываясь. Вдруг начало перехватывать дыхание. - Мерлин! – Осознание происходящего нахлынуло на него огненной лавиной. Он резко развернулся к проулку. В глубине, у самого выхода, метались редкие чёрные тени. Сириус сорвался с места, выхватывая из нагрудного кармана волшебную палочку. Порывы ветра врезались в его худое тело, норовя сшибить с ног. Блэк отмахивался от него. Его волосы и мантия трепетали от каждого дуновения. Он нырнул в проулок. В голове его теснилась лишь одна мысль – «где МакКиннон?» Смогла ли зарёванная девчонка добежать до каминной сети? Быть может она успела преспокойной отправиться домой. И сейчас хнычет в своей богатой спальне. Под аккомпанемент причитающих домовых эльфов с подносом пирожных. Тень вдруг резко пронеслась перед его глазами. Его словно окатило ушатом ледяной воды. - Экспекто патронум! – Платиновый луч сорвался с его палочки. Слишком хлипкий. Это заклинание было коньком Джеймса. Воздух вокруг на мгновение стал светлее. Холод отступил. Но лишь затем, чтобы сковать затем ещё сильнее, глубже. Вылетев из проулка, он оказался на безлюдном пустыре. На серой редкой брусчатке безвольной куклой лежала Марлин МакКиннон. Её светлые волосы разметались по отполированным подошвами камням. Светлые глаза были широко раскрыты. Она судорожно дышала. Дементор навис над ней. Черная мерзкая масса, с выпирающими суставами локтей, он парил над ней, вытягивая тягучий свет из её груди. Она всхлипывала, не в силах пошевелиться. - Экспекто патронум! – Завопил Блэк, чувствуя как липкий страх внутри смешался с отвращением. – Экспекто патронум! Деменотра снесло светлым лучом. Однако вместо того, чтобы улететь, он повернул к Сириусу Блэку свою голову, с зияющей дырой вместо рта. Блэка затошнило. Оторвав глаза от дементора, он кинулся к лежащей девушке. - Почему… они здесь? – Прошептала она, глядя Блэку в лицо. Он не ответил. Дементор вернулся. А рядом ним закружились ещё три или четыре тени. Блэк вскинул палочку. Как заворожённый твердил заклинания. Белые лучи превратились в сгустки. А затем совсем угасли. Кольцо чёрных теней сомкнулось вокруг них. Блэк закрыл Марлин спиной, беспомощно выставив руки перед собой. Трое дементоров уже тянули теплый свет из него. Секунда, две. Блэк безвольно упал на сипящую девушку. Он проваливался в арктический холод. Мокрый, пугающий. Перед его глазами вдруг сгустился туман. Он не видел и не слышал ничего, кроме странно знакомого голоса. Сладкой мелодией он звенел в голове. Затем мягкие звуки теплого смеха. Блэк открыл глаза шире, когда перед ним вдруг предстала Марлин МакКиннон. Не такая, как прежде. Она была другой. – Очнулся, наконец. Её голос вдруг заставил его трепетать. Стало горько, больно. Он не понимал отчего. – Ты умерла. – осуждающе, с лёгкой хрипотцой в голосе сказал Блэк. – Не совсем. – Марлин нетерпеливо качнула густыми светлыми волосами. Сириус задёргался в конвульсиях. Склизкая пустота вместо лица склонилась над его ртом. Блэк уже не чувствовал и не знал ничего. Он лежал, распахнув широко глаза. Дементор коснулся длинными узловатыми пальцами его щеки. Мутная слизь заскользила по его лицу. – И что же ты здесь делала все эти годы? – Ждала тебя, – просто ответила девушка. – Но ведь я мог никогда не прийти. – Нет. – Марлин посмотрела в глаза мужчине. – Я знала, что ты придёшь. Сириус поднялся со скамейки, не глядя на девушку. Он огляделся по сторонам. Здесь не было ничего, кроме белой пустоты повсюду. Внизу, вверху, вокруг – просто белый туман, как будто они находились где-то в облаке и наполненной паром комнате. – Ну что ж, я здесь, – Сириус небрежно откинул чёлку со лба. – Что теперь? – Теперь ты родишься в своём прошлом, Сириус. – Просто ответила Марлин, подходя к нему и переплетая их пальцы. – Как и я. – Чтобы снова прожить эту жизнь? – вскинул брови Блэк. – Да, чтобы прожить эту жизнь заново, Бродяга, – Марлин весело подмигнула ему, – но с одним маленьким нюансом. Когда нам стукнет восемнадцать, мы вспомним всё, что было раньше. И две фигуры – мужчины и молоденькой девушки – растворились в белом тумане, не оставляя ни единого следа в этой странной пустоте Арки Смерти.