Новая жизнь

Гулкий раскатистый звук размеренных шагов легко разносился по долгим переходам Менегрота. Сворачивал, нырял с лестниц и поднимался по воздушным шахтам, заранее оповещая стражу о приближении гостей. Впрочем, нет, стражи так далеко от основных залов как раз таки не было, и услышать идущих могли лишь обитатели заботливо устроенных в глубинах Тысячи Пещер покоев. Хозяева со всей тщательностью оборудованных там же потайных кузней, где уже несколько месяцев шла трудная кропотливая и почетная работа. Ползущий по каменным сводам отсвет одинокого факела не поспевал за проворным звуком, как не поспевали за ним и сами идущие, в молчании следующие к близкой уже цели. Сейчас им оставалось преодолеть вырубленный в скале узкий мост, оставить за спиной стремительную подземную реку и спуститься по последнему протяженному лестничному пролету. Прошел почти год с того дня, как захваченный идеей объединить два доставшихся ему сокровища Тингол призвал гостивших в Дориате гномов и, не мелочась, позволил им обосноваться так, как они того пожелали. Маблунг тогда не выразил на счет этой затеи особого восторга: его настораживала в раз вспыхнувшая в Короле привязанность к обагренному кровью Камню, и он интуитивно ощущал затаившуюся в сердце Сокрытого королевства угрозу. Но Тингол отмахнулся от опасений Охотника так же, как отмахнулся от слов Мелиан и дерзких речей присланных сыновьями Феанора воинов. И Маблунгу оставалось только смириться и, не ослабляя бдительности, уповать на ложность туманных подозрений. И поэтому сейчас он молча сопровождал своего Владыку на пути к ждущему сокровищу и, перекладывая из руки в руку факел, беспокойно поправлял оттягивающий пояс меч. - Смертные раз за разом отнимают у меня самое дорогое, – очередной украдкой брошенный взгляд был воспринят, как приглашение к разговору, и Тингол, наконец, нарушил долгое молчание. Маблунг вернулся из Гаваней накануне днем и не стал откладывать непростую беседу на долгий срок. Он рассказал и о связавшем его с Ниэнор чувстве, и о том, что произошло между ними тремя неделями ранее, и о данном аданэт обещании. Король, не перебивая, внимательно выслушал, а потом долго молчал, теребя пальцами перстни и глядя куда-то в сторону. Маблунг еще подумал, что, нет, Элу не удивлен, а просто пытается подобрать нужные слова. Возможно, он сам уже о чем-то догадывался, возможно (и более вероятно) ему успела указать Королева. Так или иначе, но минуты размышления прошли, и Тингол заговорил. О том, что, как бы ему не было тяжко, он не может неволить старого друга и, если тот знает, что делает, то король отпускает его, скрепя сердце и благословляя для нового пути. Маблунг благодарно кивнул. Он тоже не знал, о чем еще говорить, ведь все было понятно и так. Помолчав, они сразу сменили тему: Тингол принялся поспешно рассказывать о том, как накануне гномы сообщили, что долгожданное ожерелье будет готово завтра, и, получается, блудный ловчий вернулся очень вовремя. Маблунг на это сдержанно порадовался и заметил, что теперь-то величие истинного Владыки Белерианда будет неоспоримо. Переглянувшись, они натужно рассмеялись и вскоре разошлись. И вот наступило утро. В меру выспавшийся и отдохнувший Охотник поднялся на заре, привел себя в должный вид и теперь вместе со своим Королем шагал навстречу уже ждущим их гномам. Вот только осадок от вчерашнего разговора никуда не делся, и оба, обменявшись дежурными утренними приветствиями, чувствовали себя неловко и сковано. - Наши судьбы и судьбы Пришедших следом переплетаются. Не зря все мы Дети Эру, – Маблунгу захотелось выругать самого себя за пустой уклончивый ответ, но другого на ум не шло. Ведь и Тингол был прав, и его собственные оправдания бессмысленны и никому не нужны. - Все. Но у нас такие разные пути. Мне больно от того, что мои близкие уходят. Как уйдет совсем скоро Лютиэн, как хочешь уйти ты. Или как ушли Саэрос и Белег. Хоть с ними мы еще однажды встретимся… - Никто не знает, что ждет Смертных в конце их дороги. Но я верю, что все мы сойдемся вместе, когда пробьет Последний Час. - Кроме этой веры ничего другого и не остается, – кивнул Тингол, скользя взглядом по серому камню под ногами. Маблунг в очередной раз сменил держащую факел руку и положил освободившуюся на плечо Королю. Нет, не Королю. Другу. - Не печалься, Элу. У тебя всегда будет Мелиан, твой народ тебя любит, а твоя страна в безопасности под надежной защитой чар. Мир не рухнет из-за того, что один несидящий на месте охотник сменил угодья для ловли. Тингол по своему обыкновению отвернулся и, пряча улыбку, фыркнул в высокий ворот одеяния. - Мир-то не перевернется. А что делать мне? Кто выследит мне оленя для осенней охоты, кто встанет во главе войска в случае беды? Я уже остался без арфы и лука, теперь останусь и без меча? - Мой меч пока никуда не делся, – для убедительности Маблунг тряхнул ножнами и остановился вслед за Королем. Они снова замолчали, глядя друг на друга и словно безмолвно вспоминая все, что пережили бок о бок. А потом разом шагнули вперед и крепко обнялись. - Когда ты едешь? – спросил Тингол спустя какое-то время. - Как только ты меня отпустишь. Не хочу заставлять Ниэнор ждать слишком долго. Хватит с нее… - Хватит… - согласился Король, разжимая объятия и отпуская своего ловчего. Они снова двинулись в путь и в нарушаемой лишь все тем же гулом шагов и треском факела тишине добрались до конца последнего тоннеля. Грубо обработанный каменный проход уперся, наконец, в низкую окованную железными полосами дверь, и, когда они остановились перед ней, Тингол как-то отрешенно улыбнулся и с чувством проговорил: – Знаешь, а оно воистину прекрасно. Клянусь тебе, я не видел иного столь восхитительного творения, вышедшего из рук Детей. Это сияющее ожерелье завораживает. Я ведь часто наблюдал за работой гномов. Приходил, садился рядом с ними и смотрел, как свет двух Деревьев дробится на самоцветах Наугламира и… Это не описать словами, Маблунг. Это нужно видеть. - Тогда что же ты застыл? – Маблунг усмехнулся и, обойдя остановившегося Короля, потянул за тяжелое витое кольцо: – Идем. За дверью обнаружился в меру просторный и освещенный зал, где их уже ждали. Шестеро гномов как по команде поднялись навстречу вошедшим и с почтением склонили бородатые головы. Тингол тоже вежливо кивнул и, коротко оглянувшись на оставшегося у дверей Маблунга, обменялся с мастерами учтивыми приветствиями. Старший из них, седовласый длиннобородый Дварин тут же принялся по обычаю подгорных умельцев раскатисто сетовать на некудышность оконченной работы и порицать собственную криворукость и безыскусность. К подобному в Дориате были давно привычны, и Тингол, соблюдая ту же ногродскую традицию, только с улыбкой призывал мастера не прибедняться и не скромничать. Такой обмен любезностями мог продолжаться долго, и только нетерпение Владыки не позволило ему излишне затянуться. Голоса смолкли, и он, окруженный гномами, наконец, приблизился к вынесенному в центр зала столу и жестом предложил Дварину открыть дожидающуюся на алом сукне шкатулку. Охотник так и наблюдал за ними от двери и между делом оглядывал помещение. Оно, верно, служило гномам чем-то вроде приемных покоев. На каменных стенах тесно висели растянутые звериные шкуры, сверкали серебром оковки внушительных турьих рогов, притягивали взгляд расшитые золотом и каменьями знамена и знаки родов и цехов. Единственное, что смутило эльфа, так это полное отсутствие всякого оружия - торчащие в камне крюки и крепежи были сиротливо пусты. - Почтенный воин не хочет взглянуть на нашу скромную работу? – прогудел оставшийся у входа молодой гном, и Маблунг переведя на него взгляд, собрался уже сказать, что еще успеется. Но его опередил настойчивый голос Короля. - Друг мой, не стой же. Взгляни на это великолепие, – не оборачиваясь, позвал замерший в ореоле струящегося света Тингол, и ловчему, коротко глянув на гнома, пришлось повиноваться. Лежащее на бархатной подушке ожерелье и правда было восхитительным. Многочисленные каменья Наугламира сверкали всеми существующими цветами, переливаясь в каждом новом ракурсе и разбрасывая вокруг себя осколки живого света. Они все были прекрасны, но еще прекраснее, еще ярче горел вправленный в центральный сегмент Сильмарилл. Слабо пульсирующий, словно живое, вынутое из груди сердце, он, казалось, своим неземным сиянием оживлял подвижные звенья золотой цепи, множил красоту соседних камней и наполнял поначалу показавшийся угрюмым зал чистотой первозданного Света. Пораженный Маблунг выдохнул и только теперь внимательнее присмотрелся. Он уже видел Наугламир и на шее первого владельца, и позднее – когда вернувшийся из Мрака Хурин швырнул свой «дар» к ногам дориатского Владыки. Сейчас драгоценность выглядела немного иначе, и становилось понятнее, на что ушли у гномов долгие месяцы работы. Были тонко и осторожно смещены или изменили угол наклона инкрустации и гнезда камней, удлинились или вовсе пропали некоторые звенья, иначе изогнулись наложенные на цепь золотые накладки. И после этих бережных изменений ожерелье, словно хитроумная система зеркал, с предельной полнотой делило между гранями лучащийся свет и являло смотрящему всю свою совершенную красоту. Завороженный Тингол медленно протянул к сокровищу правую руку, но крышка шкатулки упала за миг до прикосновения, и потайной замок сухо щелкнул. - Дварин? – удивленный Король Дориата поднял взгляд на старшего мастера, – как это понимать? Пленяющее сияние исчезло, и вместе с ним исчезло невольное оцепенение. Маблунг напряженно выпрямился, положил ладонь на эфес и теснее придвинулся к Владыке. - Как понимать? - пожевал губами седой гном и погладил короткопалой сморщенной рукой инкрустацию на ларце: – Повелитель лесных эльфов просил нас вправить в ожерелье Фелагунда Звездный Камень. Работа окончено. Но по какому праву он столь легко счел творение наших отцов своим? Владыка Нарготронда был нашим другом, теперь он мертв, и кто скажет, что ты, Элу Тингол, не причастен к его смерти? Так почему же теперь хочешь присвоить уже один раз украденное человеком сокровище и носить его, будто истинный владелец? Удивление сползло с лица Короля Дориата и сменилось скорым гневом. Тингол надменно вскинул голову, расправил плечи и, глядя на гнома с высоты своего немалого роста, процедил: - Неужели нелепые подгорные карлики смеют что-то требовать от меня? Убирайтесь вон из моего дворца в свои вонючие норы! Освещенный светом факелов и жаровен чертог в миг наполнился яростным ревом. Еще недавно такие приветливые и учтивые мастера сорвались с мест и метнулись к стенам, чтобы сорвать с крючьев полетевшие на пол звериные шкуры. Под ними оказались вероломно спрятаны секиры и боевые топоры, и теперь они грозно засверкали в крепких руках. Маблунгу оставалось лишь проклинать себя за глупую недогадливость и, выхватывая из ножен клинок, отталкивать безоружного Тингола назад, под защиту стены. Спасительный путь в подземные переходы был уже перекрыт – оставшийся у двери дружелюбный молодой гном как раз закрепил на упорах засов и теперь угрожающе подбрасывал в руке до того спрятанный за распахнутой створкой палаш. - Убирайтесь вон, жалкие крысы! Без награды и платы за работу! – в неистовстве продолжал кричать Элу, и Маблунгу пришлось ощутимо пихнуть его локтем, не давая сорваться с места. А гномы не теряли времени и уже разом двинулись вперед, наступая тесным полукругом. Охотник смотрел в их некрасивые перекошенные лица и понимал, что нет – это не жажда мести за оскорбление, это подло спланированный удар в спину. Доказательство тому неоспоримо – свирепо горящая в темных глазах алчность и желание прибрать к рукам чужое сокровище. Эру Всеотец, он же предчувствовал… Тяжелая кованая жаровня подпрыгнула под резким сильным ударом сапога и выплюнула красные угли в лицо ближайшему противнику. Тот заорал и, выронив топор, схватился за лицо. Запахло паленой щетиной и горелым мясом. Неготовые к такой прыти гномы отшатнулись, но Маблунг не стал ждать, когда они опомнятся: все так же прикрывая Короля собой, он бросился вперед. Нолдорская сталь мелодично свистнула, описывая полукруг, и лохматая рыжая голова весело закувыркалась по полу. «Пробиваемся к двери, живо!» - мысленный призыв к уже пришедшему в себя Тинголу достиг цели, и эльфы, уворачиваясь от замелькавших рядом лезвий, рванули к спасительному выходу. Вероломные карлики, впрочем, так легко отпускать их не собирались. Молодой мастер с палашом сам прыгнул на выставившего вперед клинок Охотника и попутно умудрился лягнуть замешкавшегося Короля. «Это не все, Маблунг! Не все! Обернись!» Ловчий, не сбавляя темпа, обрушил на нового противника град сильных ударов и успел коротко обернуться через плечо. Ведущая в глубь подземных чертогов дверь распахнулась, и из нее уже вываливались в окровавленный чертог новые враги. Двое, четверо, семеро… Дергающийся за прядями короткой бородки пробитый кадык младшего мастера хрустнул под каблуком, и Охотник развернулся к новым врагам. Позади Тингол тяжело отмахивался подобранным палашом от наседающих от него разъяренных карликов и впустую пытался дотянуться до засова. Дело было туго. Призыв к дежурящим наверху караульным получил отклик, и по переходам Менегрота уже неслась помощь. Вот только ждать ее предстояло долгие минуты… - Вы не выйдете отсюда живыми, предатели! – гневно выдохнул в лицо Дварину Тингол, но старший мастер на это лишь зло хохотнул. - Долговязые не слышат голоса скал. Вы живете в пещерах и не видите и половины их тайн. Но Детей Махала горы выведут сами. Хвалился ли старый мастер или говорил правду, но Маблунг пропустил эту браваду мимо ушей. Он был занят наседающей на него пятеркой. Уйти в сторону. Быстро обмануть ложным движением. Ударить... Клок сивой бороды плывет по воздуху и падает в лужу крови. Прыгнуть. Еще прыгнуть. Пригнуться и толкнуть с разворота. Быстрее вернуться к Элу и снова прижаться спина к спине. Тяжелое лезвие скользит совсем рядом и выбивает из камня яркие искры. Ударить. Сильно. Целясь в скрытую бородой глотку. Хриплый вскрик, мгновенно переходит в бульканье. Не споткнуться о падающее тело, ударить еще раз. Закрыться… Оставалось десять гномов. Двое были мертвы, один отполз в сторону и баюкал обожженное ослепшее лицо. Один… Нет, этот тоже уже мертв. Десять гномов. Маблунг полоснул клинком у самого лица очередного противника, но на этот раз не попал. Поменялся местами с Тинголом, отталкивая его, путающегося в длиннополом одеянии, ближе к стене, и отбил очередной удар. Еще один. А следующий отбивать он уже не успевал. Отчетливо видел, как неотвратимо приближается сверкающее в свете факелов лезвие, как торжествующе скалится низкорослый противник, как его собственный клинок слишком медленно взмывает вверх… Обоюдоострая секира с хрустом вгрызлась в тело, легко сломав ключицу, грудину и вместе с тонким кожаным доспехом жадно разорвав плоть. Маблунг слабо вскрикнул и согнулся пополам, неловко прикрывая мечом подставленную под новый удар голову. Щедро окропленный горячими алыми каплями пол накренился под ним и, брыкнувшись, завалился на бок. Рядом оказались чьи-то ноги. Охотник бездумно собрал вытекающие вместе с бьющей из раны кровью силы и вцепился в ближайший стоптанный сапог, не давая невидимому врагу двигаться. Сапог бешено забился, а потом под болезненный крик откуда-то сверху, опрокинулся. Перекошенное разрубленное от скулы к виску лицо впечаталось в пол, а Маблунг перекатился на спину и устало смежил веки. Лязг металла над его головой постепенно терял четкость, сливаясь воедино с криками и топотом ног. Превращался во что-то мерное, успокаивающее, напоминающее спокойное дыхание прибоя. Бьющий в ноздри соленый запах отличался от безмятежного аромата морского бриза, но отчего-то напоминал о нем. Маблунг глубоко вдохнул и потянулся мыслью к оставшемуся далеко на юге рыбацкому домику. К тому, который он так хотел назвать собственным домом. У окна сейчас, наверное, сидела за шитьем женщина и, то и дело, поднимая от работы красивую золотовласую голову, смотрела на ведущую к крыльцу тропинку, на играющего под цветущей акацией ребенка… Маблунг, не открывая глаз, шевельнул губами, беззвучно позвав ее по имени, и женщина, будто услышав, снова подняла голову. Улыбнулась и призывно протянула к нему натруженные руки. Охотник слабо шевельнулся ей навстречу, и заботливая мягкая нега покоя стала обволакивать его, забирая к себе. Он не сопротивлялся и не слышал, как рядом продолжался бой. Не видел, как рубящий с двух рук Тингол еще несколько минут сдерживал натиск гномов. Как, перевернутый кем-то, опрокинулся стол, красивая резная шкатулка с шумом упала на пол и раскололась. Освобожденное сверкающее ожерелье выскользнуло наружу, и на мгновение кровопролитие стихло. Все взгляды вновь обратились к полыхающим камням, а чистый умиротворяющий свет полностью заполнил чертог... Дварин опомнился первым и, проворно обернувшись, по самую рукоять всадил топор в грудь застывшего Короля. Тингол едва покачнулся и, будто не замечая страшной раны, шагнул вперед и беззвучно рухнул на колени. Меч и палаш выскользнули из разжавшихся пальцев, но эльф не шевельнулся даже тогда, когда остальные гномы пришли в себя и тоже набросились на него. Через считанные мгновения он замер на полу, так и не смежив остановившихся глаз и не отведя остекленевшего взгляда от сияющего Камня. Но всего этого Маблунг уже не видел.