Милисса

Мы летели над зелёным, ещё не пожелтевшем по осеннему сезону лесом, и это было совсем не так, как ночью. Я узнала, что такое ментальная речь. Это когда общаешься мысленно с одним человеком или больше, а ещё на расстоянии или вблизи. Именно так мы и разговаривали с драконом, не открыв за всё время ртов. Когда вдалеке показалась Мокрота, я мысленно сжалась. Приземлились чуть дальше от въезда в посёлок, чтобы не привлекать внимания. Дракон, обернувшись человеком, посадил Ишу на плечи, и мы двинулись в сторону дома, и каждый шаг давался тяжело. Зачем мне дом, в котором никто не ждёт? Ничего не изменилось. Абсолютно всё казалось до обидного привычным. Разноцветный забор, который красили мы с папой, на калитке даже остался нарисованный мной с натуры его портрет, слабо напоминающий огурец с бородой; деревянное крыльцо, третья ступенька скрипела, как обычно. Надавила на ручку – заперто, постучала – тихо. Никого нет. А чего я ждала? – Здесь живёт Берти? – спросил Дишандр, равнодушно разглядывая двор с беседкой. – Нет, здесь живу я. Я думала, Берти будет здесь... Сейчас проверю её дом. Привычно протиснувшись через разноцветный забор, разделяющий наши дома, пробежала между кустов сирени. Дверь была закрыта. – Никого! – крикнула я, перелезая забор обратно. – Наверное, тебя ищут. – Или спят, – ответила я. Берти часто дремала в нашем кресле. Обойдя крыльцо, попыталась дотянуться до фонаря, за которым должен был лежать запасной ключ и предсказуемо обломалась. Дишандр, не говоря ни слова, поднял меня на руках так, что фонарь оказался у самого моего носа. – Спасибо, – засунула руку под давно уже не держащуюся на гвоздях доску и достала слегка ржавый ключ. Ничего не изменилось. Открыла дверь без единого звука (брат перемудрил с заклинанием вечного обезржавчивания) и вошла в прихожую. Ни-че-го. Только мне одной известно, что этот мир стал чуточку меньше на две жизни. Хотела сказать привычное: «Я дома!», но не смогла. Слова застряли в горле. Прошла в гостиную и замерла на пороге. В доме кто-то был. Человек невысокого роста и в дорожных сапогах, лёгком сером плаще до середины бёдер и с сумкой через плечо стоял около стены, держа в руках небольшую картину – семейный портрет. Его написали всего два года назад. На нём и мама, и папа, у которого сидела на коленях семилетняя я, выглядели такими же, как когда я их видела в последний раз, восемь дней назад. Я и подумать не могла, что он был самым последним. Мой брат Ширк стоял сзади, заведя руки за спину, но не как делают важные люди, а словно готовил какой-то сюрприз, и улыбался, как и я, и папа, у мамы лицо было спокойное. Когда Ширк улыбался, у него появлялись милые ямочки на щеках. Слишком заоблачными казались мечты жить с тем, кого я обиженно била кулаками, а втайне хотела хотя бы раз на каникулах провести с ним время. Казалось, это будет весело и интересно, и даже лучше. Ну разве согласится такой, как он, возится с такой, как я? Пока рассматривала портрет, человек, державший его, неожиданно поднял голову и уставился на стену перед собой. И там – большая тёмная дыра! Появилась из ниоткуда. Всё было настолько нереально, что казалось странным сном. Но когда человек шагнул в тёмную дыру вместе с картиной, я не выдержала. Выкрикнув: «Стой!», пустилась следом, но он уже исчез. А дыра осталась. Решение пришло за секунду, я не стала долго думать. Мысли занимал только портрет родителей. Зажмурившись, с разбегу влетела в дыру.