Милисса

Не знаю, как она, но какое-то время я чувствовала себя беспомощным булыжником, тяжёлым, лежащим на дороге, готовым принять на себя подкову копыта, подошву ботинка или колесо кареты. Булыжник, который в любой момент может расколоться, но почему-то всё ещё лежит целым. И ничего не может сделать. – А ты смешная! Головой что ли ударилась? Камешки какие-то вспоминаешь. Почему мне кажется, что она похожа на Ширка? Да, точно ударилась. – Это тебя камнем по голове как следует стукнуть надо! – разозлилась я, вставая на ноги. – От тебя много проблем. Из-за тебя я даже с постели встать не могу! Драконёнок рванула от меня подальше, поднимая в воздух брызги песка, и, видимо, посчитав расстояние безопасным, остановилась. Эмоционально пнув песок ногой, я направилась на другую сторону озера, подальше от этой проблемы. – Вот глупая! Я же сказала, как меня зовут – Бурная Река. – А не надо мысли без разрешения читать, – буркнула я. – А я и не читаю. Мы с тобой – одно целое и мыслим одинаково. – У меня с тобой нет ничего общего. – А вот это самое интересное! – воодушевлённо прорычала Проблема. – Мы с тобой такие разные, но при этом связаны. Ох, говорила мне мама, не связывайся с плохой компанией. – Я не плохая! – обиженно заныла Река. – Я – это ты. А ты хорошая. Ты же спасла меня тогда от моего брата. – Надо было оставить тебя ему на съедение. Села на песок, скрестив ноги, подпёрла рукой щёку и смотрела на тёмное пятно на другом берегу. Она тоже села и уставилась на меня в ответ. И долго мы будем играть в гляделки? Я положила руку на живот, почувствовав боль, и злобно уставилась на драконёнка, которая задрала голову и смотрела туда, где над лесом высились горы. – Что ты там делаешь? – не выдержав, спросила я. – Я хочу туда, – не опуская головы, ответила Река. – Меня там ждут. – Кто? Вместо ответа, Река осторожно обогнула берег по дуге и медленно подошла ко мне. – Ну, что ты дуешься, Милисса? Разве тебе не хочется туда? Я закусила губу, сильнее надавливая рукой на живот. Становилось душно. – Разве тебе не хочется летать выше всех? – она запрыгала на месте и покрутилась вокруг себя. – Разве ты не хочешь быть свободной? На этот раз она подпрыгнула, сильно замахала крыльями, поднимая в воздух песок, так что ей удалось зависнуть, не касаясь земли, и, упав, вздохнула. – Мм... – недовольно выдала я, падая на бок. Дурацкий живот, сколько можно болеть?! Жарко... – Ты чего рожи корчишь? – возмутилась Река. – Вместо того, чтобы валяться без дела, поиграла бы со мной. Всё! – Тебе. Надо. Остыть! – прорычала я, тяжело поднимаясь. И сделала то, на что никогда бы раньше не решилась ни с кем – цепко ухватила её за крыло, дёрнула и кинула в холодное озеро. – А-а-а! Ты что делаешь?! Чокнутая! Вода ледяная! Ты за это ещё ответишь, дура! – раздалось громким эхом по всему озеру и, я уверена, достигло вершин Драконьих гор. Пока эта поганка барахталась в озере, пуская пузыри, на моём лице появлялась блаженная улыбка – жар постепенно спадал и приятная прохлада окутывала всё тело. – Дур-р-р-ра!

***

Сидя на подоконнике, я лениво наблюдала за тем, как на другой берег спускались сумерки. Когда же вернётся Ширк? Без него дома слишком уж пусто. Если честно, я со страхом чего-то ужасного ждала момента, когда придётся с ним говорить. Но я хочу его увидеть и ещё больше хочу видеть, как он улыбается. Блин! Да какое мне дело вообще? Пусть дуется, сколько душе угодно, я же не виновата. Тяжело вздохнув, решила, что надо проветриться. Вышла из дома и пошла по берегу туда, где, как мне казалось, должны были выходить окна «Ларраны". Странно всё же, почему именно Ларрана, которая находится совершенно в другом городе, а не «Ирдина», например? Кажется, нашла. Над берегом находилась деревянная площадка, на которой стояли столы и стулья, сидели люди, разговаривали друг с другом и смотрели на бегущую воду. Приятные неяркие огни горели над перилами. И лилась музыка. Но не флейта, не скрипка и совсем другой голос. Такой высокий, необычный и... неужели детский? Высокому голосу вторили несколько инструментов, среди которых я разобрала барабаны, наделяющие песню ритмом. Я поднималась на носках, стараясь рассмотреть получше, но не увидела ничего, кроме повёрнутых в одну сторону голов посетителей. Наверное, здорово уметь вот так вот петь... Я опустила руку на живот, почувствовав боль. Не понимаю, что тебе не нравится? «Мне нравится, безумно нравится!» – раздался в голове знакомый голос. «Почему же мне больно из-за тебя?» «Я хочу наружу. Хочу слушать музыку и веселиться, как ты! Когда ты выпустишь меня? Выпусти!» «Думаешь, если бы я знала, как, держала бы тебя внутри?» – разозлилась я. И держась за живот, поспешила уйти, чтобы не слышать музыку, наконец, облегчённо выдохнула, когда боль постепенно отступила. Изнутри поднялась волна обиды. Спустилась на берег Ирдины возле нашего дома, помочила босые ноги в холодной воде, затем села на траву. – Под дождём пою я, танцую под луной. Хорошо вернуться вновь домой. Как же там начиналось? Жаль, запомнила только куплет. – Лица мне знакомы, все, кого не встреть, Следуют путями земель. Уличный фонарь, булыжник мостовой, Зовут мою сердце домой! Я настолько увлеклась, что не сразу заметила, как где-то то же самое кто-то играет на флейте. А увидев мальчика на том берегу, замолчала, почему-то захотелось провалиться под землю от смущения. Мальчик опустил флейту и смотрел на меня, видимо, ждал, что я продолжу. Решалась я долго, флейтист уже успел призывно проиграть два раза, и тогда я наконец запела, а он незамедлительно вступил вместе со мной, дополняя голос мелодией. – Под дождём пою я, танцую под луной, Хорошо вернуться вновь домой. Солнцу я смеюсь, по переулку вниз несусь, Хорошо вернуться вновь домой. Вспомнив, как девушка пела вместе с музыкантами, я замолчала, пропуская одну строчку, которую проиграл флейтист, и только потом пропела, обернувшись вокруг себя так, что чуть голова не закружилась: – Хорошо вернуться вновь домой. Ла-ла-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла-ла. Хорошо вернуться вновь домой. Оказывается, петь с инструментом гораздо веселее и интереснее! Словно течение помогает плыть в нужном направлении и ветер дует в спину, подталкивая, сливаясь, дополняя. Я даже пританцовывала, стараясь не обращать внимание на слабую боль в животе. – Хорошо вернуться вновь домой... – растянула я последнюю ноту, которую протянул и мальчик, затем, зажав флейту подмышкой, с важным видом мне похлопал. Я, решив подыграть, старательно нагнулась в глубоком поклоне, чуть не потеряв равновесие и не уткнувшись носом в землю. «Лис, ты где?» «А? Я у берега...» «Давай домой, поговорим, что ли». «Что ли...» – эхом повторила я, махнула рукой на прощание мальчику и неторопливо поднялась наверх.

***

– Давай пойдём в «Ларрану», – когда, присев рядом на диван с Ширком и увидев, как он приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, быстро выдала я. Он, оперевшись локтем о спинку дивана, так чтобы развернуться ко мне, вопросительно поднял бровь. – Ну, «Ларрана» – это такой трактир, там недалеко, я покажу, её с берега видно, – махнув рукой в сторону, поспешила объяснить я. – Лис, какая «Ларрана»? У нас с тобой творится нечто опасное. – Опасное? – удивилась я. – Дракон, которого ты не можешь сдержать, который рождается слишком рано – это ненормально. Мы с Бурным Потоком пытались вразумить её, но ты сама отказалась от нашей помощи. Теперь это твоё бремя. Твоё тело слишком слабое, оно может не выдержать и это погубит вас обеих... Чего притихла? Ну, скажи мне что-нибудь, надо же что-то придумать. Я не знала что ответить. Я могу умереть? Смерть – это нормально, все люди умирают... родные, близкие, знакомые... – Лис... – Ширк выглядел шокированным, он тоже сначала не мог ничего сказать, но увидев, как я закусила губу, чтобы не зареветь в голос, расслабился. – А я уж испугался, что тебе всё равно. Кажется, что именно всё равно, Ширк толком и сам понять не мог, зато я знала точно. Смерти я боялась, не хотела прекращать жить ни на минуту, даже когда было очень больно, даже когда были такие мысли, на самом деле, я этого не желала. – Иди умойся, а я сделаю тайры. И не реви, а то слёзы закончатся и не хватит на действительно важное. – Хочу молоко, – хлюпнула я носом. – Да пожалуйста, могу согреть тебе его за секунду, – Ширк, наконец, улыбнулся, явно хвастаясь собой. Я вытерла слёзы и постаралась успокоится, он же не унывает... – Как мне рассказывали, обычно дракон начинает говорить в пятнадцать – шестнадцать лет, а вылетает где-то в двадцать и позже. Конечно, случаи бывают разные, но с чего бы твоему захотелось на волю так рано, я понять не могу. Тебе же десять?.. Девять, точно... Тебе даже десяти нет! Я очень надеюсь, что это всего лишь сбой, случайность. Думал, если надавить на неё, то она успокоится и проснётся потом, как надо, но она совсем уж какая-то невменяемая. – Это точно! – подхватила я. – Никого не слушается! Я её даже в озере холодном купала, а она всё о своём: выпусти, говорит, хочу летать, хочу на свободу, – я спародировала детский писклявый голос. – Эгоистка маленькая... – пробулькала я в молоко. Я подняла глаза на затихшего Ширка, выражение его лица было сложно передать словами. – Ты что, хочешь сказать, она уже говорит? – Болтает без умолку. – И ты... купала её в озере? – осторожно спросил, словно не был уверен, не послышалось ли ему. – Да, а вода там ледяная, а она всё равно не слушается! Надо наступить ей на хвост как следует, – задумалась я. – Мне такое в голову не приходило... Может, тоже Потока в озеро со льдом окунуть? Хорошо для профилактики, особенно теплокровной рептилии, – он усмехнулся, вздохнул и посерьёзнел. – Вообще-то Быстрый Поток довольно спокойный, но в детстве тоже был требовательным. Ты главное запомни, что нельзя идти на поводу у драконов, они тебе жизнь изрядно попортят. – А я и не иду, – обидчиво пробубнила я. – Только это не помогает. – Знакомо, – понимающе вздохнул Ширк, почему-то устало посмотрев на меня. – Делаем так: я разузнаю об этом побольше, а ты, если будет совсем уж плохо, зови меня. – Ширк... а когда вылетел твой дракон? Тебе же больше двадцати? Ширк повёл себя странно: завёл руку за затылок, отвернулся и пробубнил что-то про себя. Прямо как во сне. Чем больше убеждаюсь, что это был не сон, тем сильнее стыдно. «А я ещё не вылетел》 Поток? «Молчи, бестолковая рептилия!» – Лис, слушай, я устал, пойду посплю... – У тебя тоже не вылетел? Я захрюкала в молоко. – Знаешь что, не твоё это дело. – Значит, у меня влетит раньше, чем вылетел бы у тебя? Раздражение на лице Ширка, которое меня почему-то веселило, сменилось какой-то странной, не свойственной ему мрачной серьёзностью. – Если сбережёшь. Затем махнул рукой и сказал равнодушно: – Но тебе не стоит об этом думать, маленькая ещё... – посмотрел на меня и дополнил, – зря я это сказал. Я резко встала, так что стул со скрипом отъехал по полу. – Расскажи! – Спокойной ночи. И быстрым шагом пошёл в комнату, в самом буквальном смысле взлетел над лестницей и заперся в спальне. – Открой, – заныла я. – Могу я хотя бы сейчас побыть один в своей комнате? – донеслось за дверью. – Но это и моя комната тоже! Я тоже спать хочу. – Да что ж такое, Лис! Дай мне переодеться спокойно! – возмущённо произнёс он. А я, чувствуя, как розовеют щёки, сбежала вниз.