***
– Как ты можешь такое говорить? – возмущению брата не было предела. – Ты совсем с головой дружить перестала? – А что такого? Всего-то попросила на день-другой сходить со мной в горы. – Что такого? Что такого?! Я прятала голову в плечи, пока Ширк, заканчивая агрессивно писать что-то на, наверное, пятидесятом листе бумаги, развернулся ко мне и устало потёр лицо, глубоко вздохнув. – Давай я расскажу тебе о паломничестве к озеру Полумесяца, – сказал уже спокойно, взяв себя в руки. – Только запомни, что никому больше об этом рассказывать будет нельзя... Ожидая услышать нечто интересное и загадочное, села на стул, на который указал Ширк. – У меня был знакомый... – как-то тяжело начал он, смотря вниз, но потом мотнул головой и поднял глаза на книжную полку. – Я учился с ним на третьем курсе в Шарр'риот. Как-то вышло, что мы сдружились, сидели рядом, делали вместе практические... Так вот однажды, – Ширк понизил голос, – его позвали горы... Нам стало интересно, что с ним происходит, почему именно туда? Мы искали в библиотеках информацию о Драконьих горах, карты той местности, и знаешь, что нашли? – Что? – расширила я глаза. – Ничего. Как выяснилось, место это святое и сокровенное, нельзя писать о нём новеллы. Конечно, в конце концов, нам удалось найти человека, с которым происходило похожее. От него мы и узнали, что в центре Драконьих гор есть место силы, которое зовётся озеро Полумесяца. Паломничество – это невообразимо тяжёлое испытание для тех, кто хочет или должен доказать, что достоин быть драконом. – Достоин? А просто так быть драконом нельзя? Ну, без достоинства? Ширк усмехнулся. – Люди разные, как и драконы. Дар, умение подстраивать, подчинять себе окружающий мир, проще говоря, пользоваться магией, слишком ценная и могущественная штука, чтобы разбрасываться им направо и налево. Суть улавливаешь?.. Хорошо. В общем-то, я очень сомневаюсь, что ты способна на что-то такое... Ты умеешь думать и находить разницу между хорошо и плохо. Ещё одна причина, по которой в паломничество идти не имеет смысла. Когда вырастешь, делай, что хочешь, но сейчас идти туда, когда ты ещё ребёнок, это абсурд. – Но Река сказала, там весело. Сказала, что... – Весело? – по-странному спокойным тоном произнёс Ширк. – Это, по-твоему, весело? Я сначала не поняла, зачем он закатывает рукав на левой руке, а потом замерла, не зная, что сказать. Начиная с запястья и уходя дальше под рукав на плечо, белел пугающий шрам. – Упал со скалы, схватился за острый корень, но соскользнул. Но как же это... почему? Это же, должно быть, очень больно... – Меня не стоит жалеть. Я, как смог, залечил ладонь, чтобы при первой же возможности, используя оба вида магии, вернуться назад через портал. Проще говоря, я струсил, свалил, решив, что без этой силы обойдусь. Вообще, моя рука почти цела внутри, осталось убрать внешние повреждения, поэтому скоро его не будет, – Ширк спрятал шрам обратно за рукавом. – Кроме того, – решил добить меня он, – когда тебе не с кем поговорить, когда ты вынужден день за днём идти и идти без какого-либо ориентира, уже смутно понимая, какой смысл во всём этом... это сильно изматывает... Теперь уже не так хочется повеселиться? Я активно замотала головой из стороны в сторону. – Я рад. Ширк отвернулся к столу и взял перьевую ручку, чтобы продолжить работу.***
«Нет, ты видела, какой у него шрамище уродливый?» – всё восхищалась странным вещам Бурная. – «Пугает до дрожи!» «Река...» «Я себе такой же хочу!» «Река, не говори так!» «Только на лицо, через глаз!» «Заткнись, если не хочешь опять принять водные процедуры в ледниковой воде!» «Командирша», – буркнула та, но затихла. Холодает. Ветер прошёлся по коже, заставив поёжиться и ещё больше обнять колени, спрятав голову на руках. Да, совсем не как во сне, когда он помогал лететь. Скоро листья пожелтеют, потом опадут, и я уже не смогу купаться в реке и ходить босиком. Наверное, буду сидеть дома, и если получиться, лягу в спячку, чтобы проснуться уже весной, когда тепло, и время, которое я могла бы потратить на жизнь, незаметно пролетит. Я больше не могу пойти к маме и всё рассказать, чтобы она обняла меня, поговорила со мной, и я бы сразу успокоилась. Мама всегда меня понимала, а если и нет, то пыталась понять. Не то что Ширк. А папа вздохнул бы, сказав: «Одно слово – женщины», а потом купил бы мне мороженое, поиграл бы со мной. Не то что... Чёрт! Но почему же мне так тяжело жить? Сначала я подумала, что ветер играет на водосточных трубах, но потом поняла, что звук мне знаком. Такой приятный, от которого по непонятной причине становиться намного легче. Подняла глаза, чтобы увидеть, как на том берегу, оперевшись на дерево спиной и на камень ногами, сидел светловолосый мальчишка. Флейта слегка блестела в свете фонарей, что просвечивали сквозь листву. Вот бы он играл, не переставая, ведь мне, кажется, почти уже и не больно. Красивая мелодия закончилась, он подождал немного, прежде чем заиграть вновь. О, а я знаю эту песню! Баллада довольно известная, мама её играла на гитаре, когда в гости кто-нибудь приходил, и все вместе хором пели. Правда, больше всего им нравилась Дева-ива, но когда я тоже её напевала, мама почему-то запрещала это делать при людях. И вот, как и раньше, внутри зарождалось что-то волнующее, влекущее, зовущее... желание начать петь заставило меня поёрзать и, в конце концов, пересилило. Если я вступлю на моём любимом припеве, он же не перестанет играть?И звучало в ответ Эхо горных вершин: «Сохраните богатство души И любви нескончаемый свет».
Не перестал, хотя пела я как-то тихо и робко, может, он и не слышал. Но судя по тому, что мальчик поднял на меня хитрые глаза, слух у него был хороший.Прошли года, затерявшись в дали. В краю средь гор и цветущих долин Встречал отец своих детей После долгих разлук и скорбей.
Чувствуя, как становилось всё легче, я пела всё громче и уверенней, поддаваясь внутреннему чувству и была рада, что он тоже стал играть громче, словно чувствовал то же, что и я, словно мы стали едины.И первый сын возвратился домой: «Гордись, отец, я великий герой! Вся власть моя, и в этом суть. На крови я построил свой путь».
Поверить не могу, что недавно тяготивший душу камень превратился в журчащий ручей. И проблемы, как Ширк говорил, стали такими маленькими, что на них уже и внимание не обращаешь.Второй принёс золотые дары: «Смотри, отец, я могу все миры Купить, продать, и слёзы всех Превратить в серебро и успех».
Мальчик неожиданно подскочил, встал на камень, выпрямился и заиграл так звучно и складно, когда я запела, что мне тоже захотелось выложиться на полную. Я продолжила, стараясь играть своим голосом, как он делал это с флейтой.И звучало в ответ Эхо горных вершин: «Разменяли богатство души Ради славы и блеска монет...»
Когда песня закончилась, было даже немножечко жаль. Я стояла босыми ногами на траве, пытаясь отдышаться, и не ощущала холода. На том берегу переводил дыхание удивительный светловолосый флейтист и улыбался широко, от уха до уха. Он взял флейту подмышку, достал из сумки листок бумаги и что-то начиркал. А потом сложил его и, прицелившись, пустил по воздуху белеющую в вечернем небе птицу. Я, как завороженная, засмотрелась и еле успела поймать, прежде чем она упала в воду. «Почему ты не выходишь?» – прочитала я на крыле у чудо-птицы. Всё просто. Не вижу в этом смысла. А он похоже видит, раз машет рукой, чтобы я вышла к нему. – Привет, – несмело улыбнулась, заведя прядь за ухо, когда подошла к мальчишке, который ждал меня на мосту, свесив ноги вниз. Он поднял на меня голову, улыбаясь. Потоптавшись немного, села рядом. Только отчего же он молчит? Наверное, со мной даже просто сидеть рядом интереснее, чем разговаривать. Я крутила в руках маленькую бумажную птицу. – А... – неуверенно начала я. Мальчик повернулся ко мне. – Ты прямо мастер по бумаге. Я никогда такого не видела. Можно я оставлю её себе? Он закивал. Мы опять замолчали, то есть я, смотрели как бежит прозрачная вода над камнями. Так странно, теперь находиться снаружи кажется не только обычным, но даже приятным. Похоже, мальчик решил поговорить, но почему-то опять при помощи дощечки. Написал мелом: «У тебя красивый голос», не поднимая на меня глаза, сунул под нос. – Правда? Спасибо... А ты красиво играешь. Он стёр рукавом с доски и снова написал. «Я Элай. Тебя...» Он не успел дописать, я поняла смысл вопроса раньше. – Мисси. Меня зовут Мисси. «Я тебя раньше не видел. Ты тут живёшь?» – Да. Я к брату недавно переехала, а раньше жила в Мокроте, это севернее, близко к Марен-Кару. «Хочешь завтра покажу тебе музыкальную школу?» И прежде чем я успела ответить: «Хочу познакомить тебя с друзьями». «Они хорошие». – С друзьями... – задумчиво повторила я вслух написанное. – А можно? Элай активно закивал и заулыбался по обыкновению. – Я не знаю, – отвернулась и потёрла плечо. Да, лето уже давно прошло. Послышался звук мела о доску. «Пожалуйста». И шутливо-жалобный взгляд. А глаза у него красивые, чисто голубые такие. Я так засмотрелась, что не заметила, как согласилась, не думая о том, что скажет на такое решение Ширк. – Ладно давай, – улыбнулась я. «Тогда завтра в восемь утра жду тебя тут». – Так рано... Элай уже хотел подняться и идти, но я его окликнула. – Элай, а можешь ещё чуть-чуть поиграть? Ну, немного... – а потом подумала и сделала такое же жалостливое лицо, как и он недавно. Элай усмехнулся, но всё же остался, сел, скрестив ноги, положил на них сумку и достал из неё коричневую коробку, а в ней была разложенная на три части серебряная флейта, которую он ловко собрал, приложил к губам и подул. – Спасибо, – боясь нарушить мелодию, прошептала я и подняла голову к звёздам. Не так уж и холодно.