Большой Босс

Антон Олегович: Дежа вю? >.< Я не смотрел на него, нет. Это было сродни игре в большой покер. Даже не так, это напоминало отчаяние человека, поглощенного азартом, что ставит последние копейки в надежде отыграться. Когда уже не смотришь ни на кого, только на карты, и по вискам течет холодный пот, а внутри стучит до тошноты громко. VP: Просто представь себе… Ты выходишь из душа в одном полотенце, как любишь. Я знаю это – тебе не нравится носить нижнее белье. И ты в курсе, что мне это известно. Твое тело влажное, расслабленное, с потемневших волос тихонько капает на плечи, подходишь к зеркалу, привычно берешь расческу, когда чувствуешь, как я прижимаюсь к твоей прохладной от контрастного душа спине своей горячей грудью. Не понимаю, что я делаю, но не могу остановиться. Мои дрожащие пальцы едва касаются твоей груди, по твоей коже бегут мурашки. И больше всего на свете я боюсь, что, услышав сумасшедший стук моего сердца, ты поймешь, как мне страшно сейчас. Я скрестил пальцы под столом и сжал зубы до скрипа. Мне. Действительно. Было. Страшно. Невыносимо просто. Он мог посмеяться и перевести это в шутку, разозлиться и выгнать меня из своей компании и жизни в то же мгновение, растоптать на глазах у всех, а я боялся, что так и не смогу больше коснуться его голой груди. Странно, да? Я только что самолично подвесил жизнь на волосок от смертельного острия, а думал о его теле. VP: Я думаю о том, какие бы жаркие у тебя были руки, какую самоуверенную усмешку ты послал бы мне через отражение, как плясали бы черти в твоих темных глазах. Хочу коснуться твоей шеи губами, сцеловать влажные дорожки после душа, потереться носом и вдохнуть запах. Не мыла и шампуня – твой. Дерзкий, сладкий, волнительный, с нотами мускуса и лайма. Могу я? Те мгновения, за которые телефон безжизненно потух серым экраном, были одними из самых волнительных в моей жизни. Но мне надоело бегать, скрываться и играть в эти глупые игры. От его ответа зависело многое, но, увы, не все. В конце концов, работу с таким послужным списком будет найти немного проще. А разбитое сердце... Слушайте, в мире столько одиноких, разочарованных в любви людей, что, если появится еще один, никто и не заметит. Все это мелькало в моей голове, как последние соломинки, вода, которой я готовился начать тушить едва подожженный мост. А потом пришел его ответ, и в голове стало пусто. Антон Олегович: Рискни, испорченный мальчишка. Господи. Господи… О, Господи! Я не мог поверить. Сидел, сжимая телефон вспотевшими ладонями, и не слышал ничего вокруг, так громко билось мое сердце. Может, потому что кислород покинул легкие? Мне хотелось закричать, заплакать, закрыть лицо руками и умереть. Никогда раньше я не был так счастлив. Ни одна победа не шла в сравнение с тем мгновением, ни одна награда не была слаще. VP: Знаешь, у меня дрожат губы. Я хочу улыбнуться, но ничего не могу с собой поделать, только нелепо тычусь губами, с силой сжимаю твою грудь. Боже, сейчас сердце остановится. Ты в моих руках. Такой сильный, дикий, вольный. Мой невозможный зверь. Не могу сдержать чувств, утыкаюсь лбом в твою спину, от моего сбитого дыхания у тебя вновь бегут мурашки. Антон Олегович: Прячешь глаза? Как на тебя похоже. Если я обернусь, то, что я увижу? Он не просто дал мне зеленый свет, он поддержал переписку, принимая навязанный стиль. Это было так невероятно, что я не сдержал потрясенного вздоха. Как только он начал писать, мне стало казаться, что все происходит на самом деле. Сумасшедший, я чувствовал запах его кожи наяву, влагу его тела на своих руках, тепло спины, оседающее на губах. Я бы ни за что не дал ему обернуться. VP: Нет, пожалуйста! Сильнее сжимаю руки, не давая тебе пошевелиться, пока из взгляда не исчезнут эти чувства. Отвлекаю, скользя ладонями по твоему прессу, и с губ непроизвольно срывается нервный смешок. Твое тело прекрасно, я не вижу этого, но могу почувствовать. Полотенце падает, и мои легкие клинит на вздохе, потому что я впервые такой смелый. Опускаю руку и касаюсь тебя. Он был бы гладкий и мягкий там, внизу, но отозвался бы на мое прикосновение. Чувствовать чужое нарастающее возбуждение - ни с чем не сравнимое удовольствие. Потому что вместе с ним приходит осознание - это из-за тебя, это ты властен сейчас над ним, ты заставляешь кровь по его венам бежать стремительнее. Антон Олегович: Мне нравится это в тебе. Твоя трусливая смелость. Антон Олегович: Оборачиваюсь, ловлю ладонями твое лицо. Не отворачивайся, ты же хочешь смотреть, верно? Сегодня все для тебя. Для меня? Но почему? Говорил ли он только о наших фантазиях? Я не знал. Это сбивало с толку, туманило мысли, но дыхание все равно сорвалось, стало прерывистым, а ладони вспотели. Потому что я желал, чтобы все, что он может дать, сделать и сказать, было для меня одного. VP: Тянусь к твоим губам, но в последний момент не выдерживаю, просто обнимаю, спрятав лицо на твоей груди. Хочу ли я смотреть? Ты не представляешь, как. Не хочу, чтобы этот мираж рассыпался. Антон Олегович: Идиот! Сжимаю твои волосы в кулаке, чтобы откинуть голову, впиваюсь в губы. Сухие от ветра, горячие от того, как сильно ты их кусаешь. Пахнет мятой и ванилью. Хочу укусить, хочу облизать, хочу едва коснуться… Ты как слепой не хочешь видеть, как твои губы манят меня. Как злят, заводят, заставляют нежность разливаться внутри. Горячо. Как же горячо… VP: Из моей груди вырывается удивленный вздох. Неужели тебе нравится? Прижимаюсь к тебе всем телом, впускаю твой жадный язык в свой ненасытный рот, и, вопреки нарастающей страсти, ласково перебираю пряди твоих волос. Я счастлив сейчас, осознаешь ли ты это? Антон Олегович: Жмуришься, и я боюсь, что делаю тебе больно, но ты не даешь отстраниться. Глупый ребенок, ты ведь даже не представляешь, как сводишь меня с ума? Трепетно жмешься ко мне, ласкаешь руками, покорно обвиваешь ногами, когда я поднимаю тебя. VP: Кровать мягко пружинит, когда мы падаем на нее. Я веду ладонями по темной ткани постельного белья. Не мог ни о чем думать более, после того, как ты касался меня здесь, на этой постели. Смотрю в твои глаза, медленно расстегивая рубашку. Я открываю свое тело, твои глаза – душу. У тебя жадный взгляд. Антон Олегович: Наивный. Хочешь соблазнить меня? Ты еще не понял, что я уже тону в тебе? Помешался просто. Срываю твои брюки вместе с бельем, но не даю снять светлую рубашку. Горячий, смущенный своей наготой в моей постели. Моей власти. У меня стояло, несмотря на то, что вокруг шумели и смеялись наши коллеги. Их незнание того, что происходило прямо под носом, разогревало лишь сильнее. Как грязно. Запретно. Так сладко, что я боялся застонать. В моих руках замер бокал с каким-то спиртным, и я был благодарен тому, кто так предусмотрительно всунул его в мою руку, потому что мог смотреть только на янтарную жидкость, не привлекая чужого внимания. VP: Вижу насмешку в твоих глазах. А я уже большой мальчик, ты в курсе? Резко поднимаюсь, сталкиваясь с тобой грудью, целую твои дьявольские губы. Мой. Сейчас ты только мой. Беспорядочно черчу линии на твоем теле, едва касаюсь тебя... Антон Олегович: Давай же! Хватаю тонкое запястье, с силой сжимаю, и твоя ладонь послушно смыкается на моем члене. Ты открывал ящик Пандоры и знал об этом. Но мне все еще мало. Опрокидываю тебя на кровать, смотрю в глаза и, оставляя дорожку из поцелуев, спускаюсь вниз. Я не хочу, чтобы тебе было больно. VP: Антон! Прогибаюсь в спине, широко распахиваю глаза и вцепляюсь в твои волосы. Твой рот такой же горячий, как мои руки, и жадный, как весь ты. Волнительный трепет, вот что это было. Я был взбудоражен, но чувствовал, что этого мало. Мне не хватало прикосновений, ощущения движения. Жару внутри было все равно, он разливался и плавил легкие. Я думал, что могу кончить, если бы он едва дотронулся до меня. До щеки, шеи, груди, руки... Уже этого было бы много. Антон Олегович: Ты сладко стонешь. Надсадно, хрипло, низко. Я отрываюсь только на мгновение, чтобы смочить слюной пальцы. Мой послушный мальчик… Мягко давлю на вход в твое тело. У тебя был кто-нибудь? VP: Я только для тебя. Неожиданно Оля толкнула меня в плечо, намекая поднять бокалы вместе со всеми. Телефон чуть не вылетел из рук, и сердце совсем сбилось с ритма. - Вась, ты чего? – Юра закинул руку на мое плечо, и мне пришлось призвать всю выдержку, чтоб не отшатнуться. - Да так, голова разболелась… - Ну, ты не куксись, сейчас народ расходиться начнет, а мы у нас в номере продолжим. Закатим предпоследнюю пьянку. Осталось-то всего пару дней, надо хватать удачу за хвост! - Вась, - о, Боже… От его голоса у меня по спине скользнуло разрядом. Антон, когда ты успел оказаться здесь? – ты мне нужен на минутку. - Ну, Антон Олегович, можно Вася еще с нами посидит? Не горит ведь? – Тихонов сделал плаксивое выражение лица, и Бродский улыбнулся его ребячеству. - Горит, Юр. Вась, идем. Я поднялся на дрожащих ногах и чуть не упал, если бы он не поддержал меня. - Оу, кажется, кто-то перепил, - Босс улыбнулся, и ребята посмеялись, кивая мне. - Отложите свои планы на завтра. Я вяло махнул рукой, и тут же поспешил за ним, пытаясь вернуть рабочий настрой. В голове было пусто, только запах его раскаленной кожи будто преследовал, не давая сосредоточиться. Какая к черту работа сейчас?! Даже если начался зомби-апокалипсис, я не готов разрабатывать план по спасению мира. До номера мы почти бежали, но почему-то я совсем не ожидал, как громко прозвучит щелчок замка. В тишине комнаты наше дыхание было слишком громким, постыдным. Я не смел взглянуть в любимые глаза. Если бы Антон заговорил о работе, оставалось бы только умереть. - Мальчишка, - он порывисто притянул меня к себе, и я словно научился дышать заново, - какой же ты еще мальчишка. На вкус его губы были именно такими, как я представлял себе эти полчаса. Обветренными, теплыми, ласковыми. Антон целовал и целовал меня, пока не закружилась голова, и я сам не понял, когда мы успели оказаться на кровати. Меня это и не интересовало, я тянулся к нему, раздевая, вдыхая, лаская, сходя с ума. Его темные, почти черные глаза смотрели так дико, что внутри что-то сладко сжималось. Несхлынувшее возбуждение стало еще сильнее. - Хочу взять тебя, - он замер, прижимая меня к себе, касаясь губами виска. - Разве ты не понял, - я взял его лицо в свои ладони, поймал взгляд, и голос неожиданно сорвался. – Я только для тебя. Антон то ли вздохнул, то ли рыкнул, скидывая с меня одежду. Кожа к коже, дыхание смешалось с дыханием, и наши пальцы переплелись. Я знал, что будет дальше, когда его губы коснулись моей груди, начиная свой путь, но все равно закричал, когда они завершили его. - Еще, Антон, пожалуйста… - жаркая, влажная глубина его рта, пошлые звуки, холод воздуха. Я метался в бреду, глубоко дышал, цеплялся за его руку, волосы, и стонал-стонал-стонал. Его пальцы прохладные, скользкие, нежные. Он мягко давил на вход, осторожно проникал внутрь, плавно скользил внутри. Сначала было странно, потом неприятно, затем больно. Я плакал – он целовал мои губы, щеки, глаза. Возбуждение начало спадать от страха и боли. Стыда. Мне было стыдно от того, что я боюсь и хочу свернуть на половине пути. - Мальчик мой, - Антон неожиданно притянул меня к себе, посадил на свои колени, прижался лбом ко лбу. – Мой хороший, мой ласковый, мой трепетный… Он говорил что-то еще. Нежное, трогательное, болезненно сладкое. Я не слышал, только видел его глаза, полные страсти и заботы, требовательности и покорности. И от этого взгляда во мне что-то щелкнуло, замкнуло, дрогнуло и заискрилось. - Я не… - Не бойся, я ничего не буду делать. - Ты не понял… - я нервно улыбнулся, прикрывая глаза. – Я грязный там. Он коснулся моего лица, осторожно поцеловал кончик носа и покачал головой. - Дело только в этом? – я кивнул, и он, отодвинувшись, достал бумажник из брюк. – Если так, то… Это не проблема, - Антон кинул презерватив на постель, и снова усадил меня на себя. – Ты уверен, что хочешь этого? - Хочу… Я сам потянулся за резинкой, сам надел ее, а после задержал дыхание и, сжав его плечи, очень медленно опустился. Это было странно. Чувство наполненности не было приятным, и, видимо, удивление отразилось на моем лице, потому что в следующую секунду меня уже прижимали спиной к постели. Антон только качнул бедрами, а я уже думал, что задохнусь. Больно, непривычно, но почему-то… Я не мог этого объяснить, не испытывал ничего такого прежде. Колко, искристо, обжигающе. - Нравится? – он усмехнулся и продолжил медленно, мягко двигаться, скользить во мне. Что-то большое и жадное свернулось внутри, подталкивая меня вперед, к нему, закрывая глаза. - Смотри на меня, - и я оказался сверху, распахивая рот в немом крике. Его губы – все, что я мог видеть. Вцеплялся в них, как бешеный зверь, пока он резко наращивал темп, касался меня, ласкал. Все меркло вокруг, сосредотачиваясь глубоко во мне, его движениях, наших переплетенных пальцах. - Ан… Антон, - все сжалось, порывисто сократилось, замерло дрожащей струной внутри. Немыслимо. Это было немыслимо. - Еще немного, детка… Все мышцы свело нетерпеливой судорогой. Я откинул голову, подставляя шею под его поцелуи и с криком выплеснулся, содрогаясь, потому что он не остановился. Ни внутри, ни снаружи. Глаза ослепли, голос исчез, руки онемели. - Люблю тебя… Я так люблю тебя. Его зубы сомкнулись на моей шее, когда он выдохнул мое имя, прогибаясь в спине, и все, что я мог – почувствовать вес его тела, сладость дыхания, ощутить тяжелые движения грудной клетки. Он смотрел на меня, и я не смел отвести взгляда, но не хотел спускаться на землю, думать, что это все. Все закончилось, и это помутнение, и это наслаждение, это... Счастье. - Ты в порядке? – Антон медленно отстранился, приподнимаясь на локте, убрал мокрые пряди с моего лба. - Ну… Очевидно, да. Спасибо, - я коснулся губами его щеки. – Это было лучшим из того, что я ощущал когда-либо. - Вась… Нет. Нет, прошу тебя. Только не сейчас. Не порти все, дай мне оставить эту ночь в памяти навсегда, не омраченной твоими словами. Я поспешно отвернулся, закрывая глаза ладонью, потому что боялся расплакаться. - Эм… Я же не девушка, Антон, все понимаю… Не надо ничего говорить. - Ты иногда так бесишь, что хочется руку тебе сломать, - он раздраженно поморщился, перекатываясь на спину, и буквально закинул меня на себя. – Когда я говорю, ты должен широко распахнуть глаза и слушать, а не возникать. Ясно? - Да, Босс, – я улыбнулся, прижимаясь к его груди. В голове расслабленная каша, в груди счастливый вакуум, а в теле приятная слабость. Несмотря на свои же слова, вел я себя как девчонка, и настроение скакало по шкале от минуса к небесам. Я вдруг подумал – не важно, на самом деле, что он скажет. Частый предательский стук его сердца уже мне все объяснил. - Я не могу ничего тебе дать, - я хотел возразить. Что за глупости? Ты уже подарил мне столько, что мне никогда не отблагодарить. Нежность, страсть, потрясающий первый раз. Если это причина послать меня, я не принимаю ее! Но он бросил на меня взгляд, и мой рот сам собой захлопнулся. – Мы никогда не сможем жить вместе, рассказать об этом кому-нибудь, даже обняться на людях будет нельзя. Ты это понимаешь? - Антон… Ты еще не понял? – я приподнялся и слабо улыбнулся, глядя в его потрясающие глаза. – Я знаю. Я все это знаю. Просто… Ну, просто мне все равно. Я даже не буду претендовать на твое сердце. Достаточно, если ты позволишь мне любить тебя. - Вась, ты такой ребенок… Тупой и необучаемый, - он на мгновение притянул меня к себе, оставляя поцелуй на моей улыбке. – Будем надеяться, когда-нибудь до тебя дойдет. Конечно же, я ничего не понял, только кивнул и тихо рассмеялся, когда он тяжело вздохнул. - Мда… Пойдем в ванну. Я вздрогнул от боли в пояснице и неожиданности, едва он подхватил меня на руки. Прижал к себе, позволил расслабиться и почувствовать себя не просто защищенным - нужным. Я уже тогда, наконец, осознал, что... Помните, как в том фильме? Все будет хорошо.