Большой Босс

В ту неделю зарядили проливные дожди, и я, без задней мысли, вытащил на белый свет свой потрепанный желтый дождевичок. Весь год мой гардероб не сильно выделялся цветами, что нужно было немедленно исправлять. Ну, кроме времени, проведенного на Мальте, но о нем вспоминать я категорически себе запретил. Разнообразие моего первого дня новой жизни обозначилось не только нелепым дождевиком, но и непривычно спокойным утром. Я не поехал будить почти бывшего Босса, больше это его «несомненно важное и ответственное» задание меня не волновало. Вот вообще нет. Но это все мелочи, самым неожиданным событием стал простой звонок. Привычку поднимать трубку, даже когда высвечивается незнакомый номер, вбила в меня Оля. Громовой я доверял, как себе, так что все ее слова очищал от грязи и скрупулёзно записывал в блокнотик, служивший мне кладезем знаний и алгоритмом к действию одновременно на первых порах. Слова Оли о том, что трубку брать надо всегда, были записаны в нем почти на каждой странице. Так что телефон я поднял, не задумываясь. - Да, слушаю. - Пупкин? Жив еще? Этот мерзкий, пропитанный превосходством голос, я узнал бы из тысячи. Пухлик. Я одновременно был и рад его слышать, и ошарашен. Первое – потому что не держал зла и искренне желал удачи, второе – в силу того, что даже вездесущий Тихонов не смог узнать, куда он исчез. - Твоими молитвами, Фролов. Только они и грели душу. Ты, смотрю, тоже подыхать от скуки не собираешься? - Я теперь, Пупкин, большой человек! – я даже видел, как он выпятил грудь и довольно похлопал себя по нескромному животу. Вот уж в ком точно сомневаться не приходилось. – В отличие от тебя, змея с лапами, нам, большим людям, скучать некогда. Слышал про МГКА? Хотя куда тебе… Я собственно чего звоню, Лидочка из бухгалтерии еще у вас работает? - Куда же мне, Кирюша, до твоих заоблачных высот, - я отпил крепкого кофе и прислонился задницей к столу. Если бы Пухлик с самого начала выбрал такой стиль общения со мной, мы бы действительно могли подружиться. Немного сарказма, чуток конкуренции, пара обзывательств, понятных только нам двоим, и вуаля – мы лучшие друзья. Увы, все приходит с опытом. – Работает еще Лида. О чем беда? - Мне, Пупкин, надо, чтоб через месяцок так она справочку одну подготовила, а соваться в ваше чистилище, как ты сам понимаешь… - Ну, Величайший из адвокатов, мне очень жаль, но через "месяцок так" я тебе помочь ничем не смогу. - Что ж ты за жопа такая, Вась? Я ж не в долг прошу! Нет, чтобы по старой памяти бывшему наставнику помочь, ты… - Кир, ты реально извини, но через месяц я и сам в ЮрЛинк работать не буду. - Чего? Погодь, – что-то зашуршало, заскрипело, потом трубку очевидно зажали рукой, чтоб не было слышно разговора. Но зато я отчетливо слышал, как Фролов вышел из какого-то помещения на улицу и чиркнул зажигалкой. Не припомню за ним дурных привычек, но мало ли, не так уж и хорошо мы были знакомы. – Вась, у тебя там совсем с головой проблемы? Куда ты собрался, не отработав два положенных года, олух? Сам же знаешь, как тяжело сейчас работу найти. Кризис, чтоб их. Не сдох и еще один годик протянешь, а там глядишь ситуация наладится на рынке, не пори горячку. - Тебе-то что? – я обвел ленивым взглядом потолок. Вот уж не думал, что однажды тот, кто чуть не провалил мое дело, будет распинаться, отговаривая от увольнения. Что за жизнь? Ни хрена не понятно. - Я, может, тут всем направо и налево бахвалюсь, каких высот добился мой единственный протеже, - он усмехнулся. – Что за проблемы, Васек? Клиент прижал яйца или ты сам чего завалил, а теперь от стыда не знаешь, куда деваться? - Ага, конечно, - я хохотнул и уже серьезнее продолжил: - Слушай, это личное. - Бродский, да? – Пухлик всегда был удивительно догадливым парнем, его интуиция могла фору дать любой женской логике, и я не мог не завидовать этому качеству. Это сейчас все разногласия стерлись, а раньше зависть хватала за горло мою черную душонку, когда Фролов обладал чем-то, чего я постичь не мог. – Точно Бродский. Он же у вас главная заноза в заднице. Таких, как Антон Олегович, Вась, нам, смертным, не постичь. У него же не голова, а центр хитросплетений и маневров. Делает какую-то хрень, а потом оказывается всех от жопы спас, а никто и не понял. За него, как коала за эвкалипт, держаться надо. Учиться этим его замутам, а не рожу корчить и отворачиваться. Такого наставника больше нигде не найдешь. - Да дело не в том, - я отмахнулся, пусть он и не видел этого жеста. – К работе не имеет никакого отношения, просто поцапались. Сил его видеть нет больше. - Ох, голубчик, ваша проблема не лечится, скажу я вам! – все эти его издевки, кривляния вкупе с дружескими советами здорово поднимали настроение, и я сам не заметил, как начал улыбаться. – Идиотизм не лечится. А если серьезно, я тебе так скажу, если б у меня на горизонте предложение от МГКА не маячило, хрен бы я ушел из ЮрЛинк. Ты тогда здорово помог, мне Бродский рассказывал, так что можешь потешить свое самолюбие, даже слова падлы Тихонова, пусть черви жрут его труп, твоих не перекрыли. Мне главнюк с первого раза все выложил про вас обоих и предоставил возможность выбрать самому – уйти или остаться. Все же мы лет пять почти за ручку ходили. - А чего ушел тогда? - Развиваться надо, Пупкин, я адвокатом мечтал стать, чтоб как Киану Ривз, а не жопу подтирать неумехам и их косяки закрывать. А тут судьба будто сама подталкивала, путь указывала… Слушая его пространные рассуждения о судьбе, я задумался. А ведь правда, случай многое решает. Вот, например, сейчас, когда увольнительная лежала в тонкой папочке в моем кейсе и ждала своего часа, позвонил тот, кого я уж и не рассчитывал услышать. Не его ли губами со мной Вселенная поболтать решила? Фу, что за бред в голову лезет. Однако, Кирилл знал побольше меня, и это факт. - Да понял я, понял, - я рассмеялся. – М, Кирилл, а ты никогда не видел, чтоб Бродский нарушал хм… Служебную этику? - Чего-чего? Что он там натворил? - Да так, новенькую нашу пригласил на чаепитие к себе. - Охо-хо, Вася, ну, ты и лох. А знаешь, что? Я тебе сейчас такую инфу солью, закачаешься! Пользуйся с умом и никому не рассказывай, - я мысленно приготовился. Сжал трубку покрепче, зажмурил глаза и приказал сердцу замереть. Непослушное, глупое, растерзанное сердце, ты должно знать правду. – Антон Олегович у нас… По мальчикам. - А? – ну, Пухлик, это для меня не секрет. Не удивил, дубина. - Чего «а»? Гомосексуалист, педобир, гей, представитель сексуальных меньшинств… - Эй, стой, я слышал, но… - Люди не меняются за пару лет, по крайней мере, не в своих сексуальных предпочтениях, - Кирилл равнодушно хмыкнул, а я замер и напрягся. – А Бродский – стопроцентный любитель членов, прости Господи. Чего-то вы там попутали с этой новенькой, потому что, если у нее в штанах не затаился змей, главнюк ее и пальцем не тронул. Может, правда, чаю попили. Расскажу только один раз, не переспрашивай потом, самому не особо приятно. Я, когда только пришел, застал конец одних его отношений. Был у нас мальчик такой, стажер в техническом отделе. Они все там странные, но этот вообще из толпы выделялся. Щуплый, глаза размером с фары, волосы длинные блондинистые. Жеманный весь, задницей крутил перед нашими очумевшими мордами, будто реально намеревался в свою веру обратить. Тоже мне представитель темной стороны. Не помню, как его звали, хоть убей. Видать, память меня бережет. Короче, я толком не в курсе, знаю только, что роман у них бурный был. Они скрывались, конечно, но сам знаешь, на первых порах и до ночи просидеть можно, я и сидел, изучая дела. Смотрю, свет у начальства горит. Наивный, думал, выключить забыли, и я, добрая душа, подсобить решил. Захожу, а там… Вась, я до сих пор как вспоминаю, блевать тянет. Думал, глаза себе выколю. Ну, не понять мне этих пидорских замашек. Ладно, в общем, я еще более-менее толерантный, так что сделал вид, что ничего не видел. А потом как-то через месяц смотрю, опять свет горит. Думаю, хрен им, озабоченным – не буду ничего делать, спокойно соберусь и домой пойду. И слышу вдруг, как что-то в кабинете с грохотом разлетелось, я туда понесся, мало ли чего серьезное произошло. Ну, Бог миловал, Бродский один был. Пьяный вдрызг вещами кидался, руки в крови, по щекам чуть слезы не текут. Я еще удивился, думал, он и не человек вовсе, а тут поди ж ты, чувствует, эмоции разные испытывает. Я лезть не стал, как и собирался – ушел, да только никакого мальчика на следующий день не было. А при одном его упоминании Антон Олегович в зверя перекидывался и кровушки жаждал, это все сразу просекли, вот и закрыли тему. Так-то. Мне почему-то стало больно за Антона. Если все так, как Пухлик говорит, то его кинули, причем красиво так кинули. Сразу стало холодно. Я и не думал, что же в его жизни было до меня. Кто согревал его постель, кто ловил утреннюю улыбку, с кем он делился планами или просто молча смотрел телевизор. Только у Кирилла действительно чуйка была что надо. Значит, и правда никаких девочек в жизни Антона не было никогда, но тогда… Я совершенно ничего не понимал. - Ладно, пора мне. Ты, Вась, подумай там над своими бедами получше, так ли они стоят того, чтоб свою карьеру просрать. А если и надумаешь уходить, ты мне справочку сначала забери, а потом вали на все четыре. - Обязательно, - я неожиданно истерично рассмеялся. Ну, Пухлик, ну, эгоист! – Позвоню, как нарешаю чего. - Да плевал я, если честно, - он усмехнулся, - позвони, как справка готова будет, - и отключился, гаденыш. В голове творилось черте что. Я вспоминал лицо Антона, его взгляд, полный глухой тоски, и понимал, что меня обвели вокруг пальца. Только вот как, уловить не мог. В голове Бродского и вправду черт ногу сломит, а он еще говорил, что я люблю себя накручивать. Ха! Трижды ха! Я должен был разобраться. Выяснить все и решить для себя. Потому что вчерашний результат драл сердце не хуже Мистера Мяу, и, если честно, я по-прежнему хотел быть с Антоном. На работу бежал, как сумасшедший. Задыхался и смеялся, как псих. Потому что точно знал, что словно мотылек лечу на огонь. Прохожие отшатывались, и я чувствовал себя персонажем нелепого комикса, в котором главный герой, преисполненный решимости, мчится на последнюю битву, чтобы объявить не менее главному монстру фаталити. VP: Можно зайти? Любимый главнюк: Конечно. Так и не поменял его ника в аське, дурень. Зато я точно знал, что иду именно к любимому главнюку, а не Антону Олеговичу. Просто к Антону, моему Антону. - Вась, ты чего такой встрепанный? – Юра перехватил меня у входа за рукав и потащил к лифту, но… Всего четвертый этаж, а на площадке в ожидании уже скопилась толпа. - Извини, давай позже, - и я рванул к лестнице. Быстрее, я должен как можно скорее увидеть его и получить ответы на все вопросы. Темная аура переполняла наш этаж, перекрывая кислород. Синяки на лицах моих коллег будто стали темнее, а в воздухе повис запах разлагающихся тел. Да уж… Босс в печали, и мы все вытираем лапками сопли. Я только закинул в гараж свою куртку и кейс и тут же помчался дальше, представляя себя скоростным поездом, не меньше. - Вась, ты к Бродскому? Лучше не сейчас, он… - Денис застыл с поднятой в приветствии рукой, но я даже не обратил на его лепет внимания. Смотри, мальчик, и учись у мужиков решать вопросы. Я так ненавидел чертову ручку в его кабинет, что выбил дверь ногой. Ясно тебе? В этот раз я не попадусь на эти проклятия, наложенные темным магом! - Ты объяснишь мне, какого черта?! – и дверь с громким хлопком закрылась, отрезая от нас любопытных коллег. А нечего свой нос совать, куда не просят, лучше бы работой занялись. - Вася? – бледный, уставший, будто всю ночь не спал, он даже привстал, увидев меня всего красного, задыхающегося, всклокоченного. В руках очередная точилка, на столе вчерашний беспорядок, и даже на полу все осталось так же с моего ухода этой ночью. - Ты мне объяснишь, какого черта, или нет, Бродский? Что за хрень ты вчера мне плел?! И главное, зачем? - Я… - он как-то странно запнулся и поднял мои любимые карие глаза. Никогда я не хотел увидеть у него такого больного взгляда, - не понимаю, о чем ты. Я шарахнул ладонью по столу, нависая над ним, и впервые даже не почувствовал, как болью отозвалась рука до локтя. - У меня сегодня с утра состоялся интересный разговор с одним нашим общим знакомым, который поведал мне пару интересных деталей об ориентации моего начальника. - Фролов? – знакомо усмехнулся Антон. – Сука. И это тоже было знакомо до боли. Будто в другой жизни, мы решали тот вопрос с Чижовым, и вот встретились в новой вселенной, чтобы закончить начатое. Поставить точку, обрубить концы. А уж вместе мы будем смотреть, как догорает последний мост, или порознь, зависит только от его слов. Лжи он вывалил на меня достаточно, и я хотел правды. - Теперь ты мне объяснишь, что происходит в этой, - я ткнул ему в лоб, - гениальной голове? Или как? Он рассмеялся, закрыв лицо руками. Так горько и безнадежно, что мне снова захотелось его утешить, как когда-то давно, убрать его ладони, прижать к себе, коснуться мягкой складочки между бровей, поцеловать прикрытые веки. А впрочем, я был в своем праве в тот момент, и обошел стол, разворачивая к себе его крутой стул Босса, отвел руки от лица. - Антон? Что происходит? - Я люблю тебя, - он прислонился своим лбом к моему и почти коснулся губ. – Очень люблю. - Я не понимаю тебя. - Вась, я бы никогда не смог тебя отпустить. Только не своими руками, сделал бы все, только бы ты остался со мной, рядом, в моей постели, моей жизни. Понимаешь? – Антон отвел пряди с моего лица и, не глядя, заправил за ухо. - Разве я просил меня отпускать? Хоть одним жестом дал тебе намек, что мне плохо? - Однажды ты бы все равно ушел. Я ничего не могу тебе дать. Моментально вспомнив того мальчика-конфетку, про которого говорил Пухлик, я, наконец, сложил всю мозаику. Мой милый, глупый Цербер решил отпустить меня раньше, чем я его брошу. Ну, что за идиот? Я бы скорее ему ноги сломал, чем выпустил из своей жизни! Хотя бы попытался, по крайней мере. - Сейчас ты доволен тем, что есть, но… Позже, может, через год или два, ты бы понял, что необязательно все должно быть так. Что даже люди с нетрадиционной ориентацией могут жить вместе, ездить в отпуска, ходить за покупками и проводить вместе выходные. Ты просто еще совсем мальчишка… Пока мой мальчишка, но это только пока. Я уже говорил, что чувствую себя героем комикса? Тогда вспомните, как замедляется время, когда главный герой поражает сердце дракона, и искры брызжут во все стороны. Припомнили? Ага. Вот примерно так я залепил ему кулаком в лицо. Не пощечиной, чтобы привести в чувство, а нормальным ударом, от которого его голова дернулась в сторону, потому что он не имел права делать мне так больно из-за своих тупых домыслов. - Ты реально идиот, Антон… Даже если бы мне приходилось тебя веками ждать в башне, как долбанной принцессе, я бы сидел и ждал. Да, я хочу большего. Хочу просыпаться вместе с тобой, хочу тереть тебе спинку в ванной и смеяться над глупыми сальными шуточками по вечерам. Ссориться из-за мелочей, наконец! Но! Я просто люблю тебя. Просто так, понимаешь? И я обойдусь, - его губы были солеными на вкус. Хотел бы потешить себя мыслью, что он разревелся, как маленькая девочка, от моей проникновенной речи, но это была всего лишь кровь. Соленая с металлическим привкусом. Ничего лучше в жизни не пробовал. - Ты, маленький придурок, - Антон зарычал, а я и пискнуть не успел, как оказался разложен на столе. Зверь беснуется. – Ты не знаешь, на что подписываешься. - Да мне плевать, знаешь ли, - я притянул его к себе за шею и флегматично пожал плечами. – Только. Для. Тебя. Тебя одного, Антон. - Я сломаю тебе руки, если ты посмеешь когда-нибудь отказаться от этих слов, - он снова впился жадным поцелуем в мои губы, а сердце небезызвестного в определенных кругах Василия Пупкина забилось с новой силой. Я скучал. Антон рванул рубашку на мне, но я только отвел его руки, быстро расстегивая пуговицы сначала на своей, потом на его. Ближе, кожа к коже, дыхание смешивается с дыханием. От расправы над брюками, бельем и ботинками, я спастись не смог, но это было последней связной мыслью, потому что его рот был слишком жарким, руки – жадными, а голос хриплым и тихим. Кажется, для смазки мы использовали детский крем, который когда-то оставила Ксюшенька. Мне было больно, потому что слишком давно он не был во мне, и я снова плакал, а он целовал мои глаза и как зверь брал свое по праву. Лизал мою шею, кусал уши, а потом снова находил мой рот и не давал вздохнуть. Мы просто сходили с ума. Голодные, распаленные, такие счастливые, что словами не передать. Не знаю, как мне удалось сохранить возбуждение, но, едва Антон кончил сам, упал на колени и продолжил ласкать, крепко сжав бедра, почти до синяков. Я хватался за его волосы и хотел сделать так же больно, как он до этого, хотел достать как можно глубже, чтобы он больше никогда не мог кричать в полный голос, только стонать тихим хрипом. И, конечно же, я выдохнул его имя на самом пике, а потом не удержался и бросился к нему, наплевав на прострелившую поясницу боль, - не было ничего важнее, чем его губы со вкусом меня. - Не отпущу тебя, - он целовал мои пальцы, руки, ластился как дикий кот, упрашивал мгновений ласки. С силой сжимал бока, - на преступление пойду, но не отпущу тебя. - Если однажды станет совсем плохо, - я взял его лицо в ладони и мягко потерся носом о щеку, - давай просто поговорим, хорошо? Твои демоны – мои демоны. Мы сможем, вместе сможем. Прекрати все решать за двоих. Я уже давно не маленький. - Нет, - он прижал меня к себе, - маленький. Мой маленький. - Ну, только если твой, - я завозился в его объятиях, надеясь урвать еще несколько минут благословенной тишины. Выйдя из кабинета, я хрустнул шеей, как заправский терминатор, и отдернул рубашку. Этаж благоухал. Сотрудники порхали, улыбались друг другу, смеялись над шутками и предлагали кофе. Будто сердце снова вернулось в нашу контору. - Круто ты его, - Юра встретил меня кивком и задумчиво почесал жиденькую бородку. Ну фу же! Никогда к этому не привыкну. Я шутливо отдал честь и предложил взять меня под руку, как истинный кавалер. Тихонов шутливо прикрыл рот ладонью и сдавленно изобразил даму, хватаясь за предложенную руку. Мы вошли в кабинет и раскланялись друг с другом, и только тогда я вспомнил об увольнительной в моем кейсе. Надо порвать ее к чертовой матери. Никуда я не уйду, меня отсюда даже старуха с косой теперь не выгонит. Только опозорится, когда я на нее Бродского натравлю. Антоша, она меня обижает! Очень странно, но увольнительную найти у себя я не смог. Вот же… Вроде брал сегодня, не успел же я ее в сумасшедшей спешке в кадры отнести… Блин! Да нет, быть того не может, я же не совсем идиот. Взгляд заскользил по кабинету, чему активно мешал шуршащий Юрец, пока, наконец, не наткнулся на мусорную корзину рядом с Громовой, где выцепил подозрительно похожую бумажку с моим корявым почерком и куском размашистой росписи Антона. Оля перехватила мой взгляд и напряглась. - Что, бл*дь? - Да нет, ничего, - я медленно покачал головой. Понятия не имею, почему она ее нашла. А нет, имею, вон и документы мои, которые она вчера просила, на столе в опасной близости от чашки с кофе лежат. Значит, наткнулась, когда их искала. Вы не подумайте, мы давно договорились, что будем приглядывать за вещами друг друга, и решили, что, если что-то понадобится в срочном порядке, сами возьмем. Так что она не нарушала ничего и не увлекалась клептоманией. - Тогда присаживай свою еб**ую жопу и начинай вкалывать, лодырь. Сегодня у нас новый стажер. Я не выдержал и рассмеялся.