Ангел в небе

Он у окна стоял, как туча. Дождь тарабанил по стеклу. Широкоплечий и могучий, Прогнать стараясь мыслей мглу Пил виски, молча и угрюмо. «О, Боже, дай же мне ответ» — Давила сердце злая дума. Решенья правильного нет. Сменялись плавно в слайдах фото: Два парня, низменная страсть. Какая мерзость — к горлу рвота! Как можно низко так упасть? Экран светился ноутбука На строгом письменном столе. Опять ты, Майки! Гнида! Сука! А есть ли Бог на сей земле? Суд будет завтра утром рано Над сыном и… Нет больше сил! Он потянулся за стаканом И резко, залпом осушил. МакТавиш Грэм — мужик суровый, Держал в руках ирландский клан, Знал честь и жёстко брал за слово. Он презирал любой изъян, Что шёл вразрез его понятьям, Но этих Джонсонов семья… Дери их чёрт, поганцы-братья! Как носит гадин тех земля? Их старший Майк — король азарта, Игры безжалостный король: Бильярд, рулетка, дартс иль карты… Ты проиграл? Отдать изволь Всё то, что должен вплоть до жизни. Он снисхождения не знал. Не можешь — на суку повисни! Ему Грэм сына проиграл Жены любимой белокурой, С которой только счастье знал, Красотка с тонкою натурой. Мальца при родах он отнял, Сказав, что мёртвым тот родился. Жена, не выдержав, удар, Скончалась ночью. Мир разбился! Ты крут, МакТавиш, суперстар. Мальчишку Майкл продал вскоре. Пытался сына Грэм вернуть! Глаза открыл избитым в море — Видать, судьбу не обмануть. Приемный Эйдан — парень славный, Его Грэм отнял у цыган. Став в жизни частью самой главной, Как сын родимый рос пацан, Взрослел и сердце замирало: Так странно Эйдан походил На ту, которая пропала; На ту, которую сгубил, Что много лет ночами снилась, Бросая Грэма в хладный пот, И, вдруг, в мальчишке проявилась — Жестокий жизни поворот. Изящный, статный, сутью тонкий, Оленьих глаз шальной огонь, Был милым внешне, как девчонка. Характер — порох! Только тронь — На мах получишь в оба глаза, Нежданно пламенный отпор! А вёрткий, шустрый — вот зараза! Сметлив, талантлив и хитёр, Но добродушный и смешливый, Чем душу раненую грел. С ним становился Мак счастливым. Был тем, кем быть всегда хотел — Отцом, что был любим и нужен, Мог защитить, подать урок, Лечил, когда малыш простужен. Лишь с ним одним он не был строг. Дин Джонсон — маленькая крыса И Эйд… Они пересеклись! Ублюдок Майка белобрысый Посмел ему испортить жизнь! Взрывался мозг от вида фото! Да, Грэм не мог предположить, Что может стать его заботой  Родную душу погубить, Ведь гей — позор любого клана. Но Эйдан… Нет, не может быть! Заныла в сердце болью рана: Достать змеёныша, убить! Но поздно! Эйдан с Дином в связке. Сир в деле — милости не жди. Связь сына предана огласке. Позор и казнь впереди... А, значит, пробил час расплаты За все содеянное зло, Настигла месть. Майк — друг заклятый! И время выбора пришло. Поднялся Грэм неспешно к сыну И резко двери распахнул. Предстала милая картина: С игрушкой-мишкой сын уснул, Сопел, как в детстве, беззаботно. Ресниц подрагивала смоль. Вдруг стал МакТавиш хладно-потным, Пронзила сердце остро боль В который раз за этот вечер. Грэм замер, нитроглицерин Достал: «Как, Эйдан, ты беспечен! Ах, что же ты наделал, сын!» Таблетку Мак убрал обратно, В крови бушует алкоголь. Возможно всё, козе понятно. Он перетерпит эту боль. Стоял в оцепененьи, хмуро, Не веря в страшный сына рок: «Неужто, гей — его натура?», Затем ткнул жёстко сына в бок. Вскочил тот, хлопают ресницы: «Ты что? Случилось что-то, пап? Что бродишь? Что тебе не спится?» «А что не стало в мире баб? «Не понял…» — «Я не понял тоже» — Грэм сунул сыну ноутбук. Эйд вздрогнул: быть того не может! Петлей судьбы сомкнулся круг. «Скажи мне, что всё это значит?! Ты знаешь, ЧТО за это ждёт! Сир в курсе, час суда назначен. Судьбе твоей пошёл отсчёт. Ответь, когда случилось горе? Когда?! Я лжи не потерплю!» «Тем летом, пап… Тогда на море… Ты знаешь, я его люблю…» «О, нет! Заткнись! С меня довольно! Ты будешь заперт. Здесь сиди! Решу, что делать…» — сердцу больно, Нет места в ноющей груди. «Пап, что с тобой?» — «Не прикасайся! Ты в грязь втоптал нас… Как ты мог?! Осталась ночь… Сиди и кайся». Дверей защелкнулся замок. Вцепился Эйд в свои кудряшки. Беда, как в ясном небе гром! Унынье в сердце камнем тяжким, Ведь стал тюрьмой родимый дом, А сам он — смертник, заключенный. Отец — один из палачей. «Мой Дин… Он тоже обреченный… Быть должен дубликат ключей! Мне нужно вырваться отсюда! Должны друг друга мы спасти Осталось только верить в чудо…» На стрелках полночь без пяти. «Где телефон?! Не отвечает. Ответь мне, Дино… Черт возьми! В сети он тоже не мигает. Блин! Точно, ляжем мы костьми!» Звонок! «Алло!» — «Ты чё, рехнулся? Какого хрена ты звонишь? Был уговор…» -тут Дин запнулся, «Эй, Эйдан, ты чего молчишь?» «Дин, мы — изгои. Вне закона. Нас кто-то выследил и сдал». Ответил Дин протяжным стоном: «А я не верил, Тай не лгал». «Любимый, мы с тобой пропали! Я видел фото — Нам не жить Ждать снисхождения? Едва ли… Я заперт. Как нам дальше быть?!» «Как быть? Бежать, иного нету. Не дрейфь, я вытащу тебя. Ещё есть время до рассвета Мы будем жить сто лет, любя». ********************************** Грэм пил всю ночь. «Да, есть решенье — Принять его не сможет клан. Плевать! От сына отрешенье — Таков твой, Майк, коварный план? Мой сын, мой Эйдан, и не неважно: Кто ты и с кем когда и как. Мной уничтожен будет каждый, Занесший над тобой кулак!» Грэм отпер в спальню сына двери: Прохлада утра, мягкий свет. Глядел он и не мог поверить — Окно открыто — сына нет.