Folie a deux

Стены так давят на меня. Кажется, еще чуть-чуть и кровь брызнет из носа, ушей, пойдет из глаз. Пустоты слишком. Слишком вокруг меня. У меня есть нарисованный ты, так что я еще не до конца растворен в темноте квартиры. Я здесь уже неделю, ровно столько же здесь и воздух, которым я дышу. Отключены все телефоны. Я вне зоны доступа. Вроде бы с прошлого раза у меня осталась последняя таблетка, так что через пару десятков минут мы встретимся с тобой. Приготовься. Ты ведь ждешь меня? На улице темно, и мне хочется спать, но я не усну, пока не смогу коснуться тебя. Хотя бы в моей галлюцинации. Я знаю, как все пройдет, наперед. Ты будешь стоять среди потока людей. И они будут обходить тебя, как вода обходит камень, а ты устремишь руки ко мне. И я, скорее всего, поступлю точно так же. И вот когда кончики наших пальцев соприкоснутся, я почувствую тепло, словно ты действительно стоишь напротив меня и только и ждешь случая, чтобы броситься мне на шею. А потом, поймав мимолетную улыбку с твоих губ, я усну и, даже во сне, буду ругать себя за то, что снова не рассмотрел тебя как следует. Все. Таблетка на языке - а это значит, что, во-первых, я проиграл своей потребности в тебе и, во-вторых, мы скоро встретимся. Я рад. Но не по-настоящему, как и наша встреча. Я делаю пару глотков и ложусь на пол. Закрываю глаза. Чувствую, как сердце под влиянием наркотика становится быстрее. Шумнее. Мое сознание скоро уйдет, я знаю это. Я хочу этого. *** Нет сил терпеть этот день. Издатель не принял мою свежую новеллу. Я написал о том, как бы мы жили вместе, как бы счастливо жили. Зря я начал этот рассказ. Сейчас мне не хватает тебя еще больше. Это как жить без зрения, или слуха, или вообще парализованным. Поэтому сегодня первый раз за все время я захотел умереть. Помню, кто-то писал: "…умри молодым и оставь красивый труп…" Но ты здесь, ты жив, и я не могу позволить себе уйти из места, в котором ты есть. Настенные часы пробили лишь четыре дня, но я уже так безумно устал. Все из-за того, что ночи для меня не было. Я писал то, что сегодня в одиннадцатом часу дня забраковали. Наверно, мне все же стоит поспать. Распорядок дня уже давно невозвратимо сбит, так что нет смысла о нем беспокоиться. Сегодня я на большее не способен. Нужно забыться, взять на оставшуюся половину дня выходной, уснуть и прекратить мучить себя. Тем более что во сне я буду счастлив. В моем сне будешь ты. Но уснуть не получается. Сколько бы я ни вертелся в кровати. Приходится встать, плотнее закрыть шторы, стянуть плед на холодный деревянный пол и лечь снова. Закрыть глаза, открыть их, еще раз закрыть. Сон не идет, но я слишком устал, чтобы сесть за новый рассказ или даже полноценную книгу. Внезапно вспоминается пузырек снотворного, оставленного в ящике рабочего стола. Скоро я усну. *** Резко распахиваются глаза, и в мозгу проявляется картинка моего потолка. Я не понимаю, что пошло не так. Почему на этот раз все обернулось совсем по-другому. Почему ты умер? Почему у меня такое чувство, что на самом деле что-то случилось? Почему катятся слезы и сердце никак не хочет успокоиться? Это просто кошмар. Кошмар. Нужно забыть про тот неестественно серый автобус, который не дал мне шанса побыть счастливым хотя бы во сне. Мне стало противно смотреть на себя в зеркало, но это неизбежно: в моем доме полно зеркал. Мои белые, нет, даже не так, пшенично-желтые волосы почему-то напоминают мне о жизни до тебя. А я не хочу этого, но расстаться со светлым цветом не могу: он единственное, что не делает меня похожим на потенциального самоубийцу, которым я являюсь. Мне нужен кто-то рядом, но, кроме тебя, я не буду рад никому. И это мое проклятие. Я слишком задержался в своем родном городе, который потихоньку сводит меня с ума. Слишком часто я вижу знакомых, родителей, друзей, которые пытаются мне чем-то помочь, хотя даже не знают причину моего расстройства. Я хочу уехать. Где ты? Скажи мне, чтобы я знал, в какую сторону мне двигаться. Книги. В твоих книгах написано, что они переведены с французского. Я знаю французский. Благодаря тебе, кстати. Чтобы читать то, что написано тобой, а не чужую интерпретацию твоих слов. Хочу лететь к тебе во Францию. Надеюсь, ты не живешь в Париже, потому что я терпеть не могу этот город. Слишком пафосно, слишком много людей его любят. Я всегда мечтал побывать в Колмаре, который узнал, как только начал рисовать. Благодаря этому городу у меня появилась мечта на то, что однажды я устрою выставку своих картин. Я хочу лететь прямо туда. Скорее из родной Осаки. Только у меня нет таких денег. Максимум – половина, так что придется просить у родителей, а может, даже и у бабули. Решено. Даже если я не встречу тебя, то смогу отдохнуть от затхлого воздуха своей квартиры. *** Мой сон растаял быстро. Меня почему-то сбила машина, какой-то автобус, не понятно откуда взявшийся среди людной площади. Ты исчез почти сразу же, даже не успев дойти до меня. Просто распался на сотню снежинок или белых мотыльков. Поэтому мне грустно, но я выспался и чувствую себя не таким разбитым, как это было раньше. Только дышать тяжело. Воздух настолько спертый, что горчит при каждом моем вдохе. Нужно впустить свежего. Из-за этого мне приходится встать с теплого пледа и подойти к застекленному проему в стене, распахнуть шторы и открыть окно. Вечерний воздух ворвется в комнату и пройдется по столу, вороша страницы книг и тетрадей, перекатывая ручки и карандаши. День догорал. На горизонте осталась лишь одна полоса розового цвета, сверху и снизу постепенно переходящая в темно-синий. Потрясающий вид. Достаточно живописно, чтобы оказаться на твоей картине. А здесь тихо, особенно рядом со мной. Даже настенные часы отказываются идти с характерными щелчками, ветер – шуршать страницами. Время остановилось здесь. И я не могу запустить его снова. Требуется еще кто-то. Кто-то живой и теплый. Шумный, кто-нибудь, кого я смогу полюбить, кто-нибудь, кто мог бы заменить тебя на немного. Но вот кто? Я не люблю сходиться с кем-то. Не терплю чужого присутствия и эти беспричинные лобызания в кровати, якобы доказывающие наличие чувств. Мне сложно вот так без дела стоять перед распахнутым настежь окном: велика вероятность, что я поддамся голосу в моей голове, неспособному переносить пустые комнаты. И небо, быстро темнеющее, подначивает на действия, но что я могу сделать? Куда деться? Я забираюсь на подоконник: ногами в пустоту. Этой пустоты не достаточно, чтобы освободиться от сумасшествия, начавшегося очень давно. Но вполне хватит, чтобы растворить мое тело. Тишину разрядила трель моего дверного звонка. Это случилось так неожиданно, что я неловко подпрыгнул на подоконнике и чуть не свалился в наливающуюся подо мной черноту. Звонок повторился еще раз, и я поморщился – придется открывать. Однако на пороге никого не оказалось. Почти никого. На входном коврике в коробке был оставлен дымчатого цвета котенок, записка, найденная рядом с ним, говорила о том, что малыша зовут Стоун, и некто будет очень рад, если я возьму его к себе. Возможно, это больше, чем знак. Остается верить.