Точка зрения

Мне — девять лет. Я сплю и не сплю одновременно, и моя подушка — лохматый, жаркий пёс. Я сплю, и мне не мешают ни дементоры, которые бродят за толстыми стенами Азкабана, ни всхлипы других заключенных, ни холод и сырость этого места. Мне нравится, как движется бок Ланселота под моей щекой: вверх-вниз, вверх-вниз. Я заснула прямо посреди игры, как это бывает с детьми, и сквозь сон ощутила, как Ланселот осторожно подкатился под меня, чтобы я не спала на голом полу. Проснувшись утром в своей кроватке, я плакала так сильно, так страшно, как будто в следующую же ночь не побегу босиком по коридорам Азкабана, ежась от страданий этого места. Папа глядел на мое отчаяние и не знал, что делать. В ту ночь, в «Ночном рыцаре», я тоже спала и не спала одновременно.Моя ладонь двигалась вслед за грудью Сириуса Блэка: вверх-вниз, вверх-вниз. Его длинные пышные волосы щекотали мне лицо. Иногда я засыпала слишком глубоко и, просыпаясь, вздрагивала от испуга, но Сириус все еще лежал под моей рукой и недовольно фыркал в ответ на мои вздрагивания. На соседней кровати кто-то беспокойно шептал во сне: «только не мою жену, пожалуйста, только не мою жену»… Под эти беспокойные мольбы я снова уснула — о, сколько разных мольб я слышала в Азкабане! — на этот раз настолько крепко, что разбудила меня Мариэтта Эджком, объявившая, что мы прибыли в Лондон. Когда мы вышли из автобуса, на улице клубился тот особенно въедливо-промозглый туман, какой бывает только очень ранним утром. Старый универмаг «Чист и Лозоход лимитед» казался сейчас еще более невзрачным, чем всегда. У Мисс Неулыбайки были снова отклеены ресницы, а на зеленом фартучке появились новые пятна. Я помахала ей рукой. — Я иду навестить своего отца, Ксенофилиуса Лавгуда, — сообщила я вежливо. — Он служит в госпитале Святого Мунго. Служит — это не совсем верно, потому что никто не платит ему зарплату, и он посвятил себя другим совершенно бескорыстно. Мама бы сказала, что жертвенность совершенно не свойственна Лавгудам, а папа бы ей ответил, что для счастливой жизни нужно не так уж много денег… Мисс Неулыбайка не стала слушать меня до конца. Она слегка кивнула и поманила нас с Сириусом искусственным пальцем. И мы прошли сквозь стекло. — Так-так, Луна Лавгуд собственной персоной, — сказала сонная привет-ведьма. — Всё-то у тебя не как у людей. Ты на часы смотрела? — Нет, — ответила я. — Понимаете, если часто смотреть на часы, то можно не заметить, как они украдут целые секунды, а то и минуты твоей жизни. Это очень расточительно — часто на них смотреть. — Пятый этаж, — торопливо ответила привет-ведьма. Мы стали подниматься по скрипучим ступеням. Многочисленные портреты выкрикивали наперебой разные болезни, от которых по их мнению, меня следовало лечить. — Девочка моя, — восклицал средневековый колдомедик, следуя за нами из рамы в раму, — от мертвецов хорошо помогает петушиный крик или теплое молоко с медом на ночь! — В прошлый раз, — напомнила я ему, — вы предлагали мне теплое молоко с медом от анемии. — Теплое молоко с медом, — наставительно сказал целитель, — помогает от великого множества болезней. А вот если пчелы собирали свой мед во время цветения мандрагор, то это существенно влияет на характер, дитя мое! — А еще, — ответил Сириус, который казался несколько взвинченным, — от настырных портретов хорошо помогает «конфундус». — Ах, если бы тебя слышала твоя почтенная матушка, — горестно возопил колдомедик и скорой рысью умчался куда-то вдаль — не иначе как доложить Вальбурге Блэк, какого несносного мальчишку она произвела на свет. Папа уже был на ногах и уговаривал одного из пациентов пойти вздремнуть еще час-другой до завтрака. Пациент упрямо мотал головой-капустой и пытался положить её на огромное блюдо, стоящее на столе. — Ах, чтобы вас мистер Броуди, — приговаривал папа, — в этом салате капуста совершенно не нужна, — и он пытался показать капустному кочану книгу «Молли и семь голодных ртов: рецепты на каждый день». — Привет, папа, — сказала я. — Луна, мое дорогое дитя, — пропыхтел папа в ответ, — вот уж не ожидал, что ты заявишься в Лондон, как ни в чем не бывало. Я думал, ты скитаешься прямо сейчас по суровой чужбине, трепеща, как листочек, перед отцовским гневом… Знаешь ли ты, что я просто вынужден как следует отчитать тебя за то, что ты сбежала из Хогвартса ни с того ни с сего? — У меня было очень важное то-сё, — ответила я. Человек-капуста, наконец, оставил блюдо в покое и принялся читать кулинарную книгу. Папа с облегчением вытер лоб рукавом лимонного халата. И посмотрел на меня. — Как ты похудела! — воскликнул он потрясенно. — Как ты стала похожа на мать! — и отец пошел ко мне, раскинув руки для объятий. Но по дороге остановился, чтобы в упор уставиться на моего невидимого для всех спутника. — Сириус Блэк? — недружелюбно спросил папа. — Кровожадный убийца или невинная звезда эстрады? А мне казалось, будто бы я слышал, что ты умер два года назад. Должно быть, перепутал с кем-нибудь. Сириус настолько обалдел от того, что с ним заговорили, что стоял себе столбом и стоял, не в силах произнести ни слова. Он сильно одичал из-за того, что никто кроме меня (из живых людей) его не видит и с ним не разговаривает, и теперь понятия не имел, как надо реагировать на подобного рода приветствия. — Это Ланселот, — сказала я. — Да нет же, — терпеливо ответил мне папа, — твой воображаемый друг был всего лишь псом, а Блэк определенно человек. Хотя сходство с бродячей собакой определенно есть, немудрено, что ты перепутала, мое бедное дитя. Ей простительно, — пояснил он Сириусу, — она выросла без матери. — Да, — ответил Сириус и наконец протянул моему папе руку, — привет, Ксенофилиус. Выглядишь… лимонным. Когда они стояли так близко, стало понятно, что папа старше Сириуса примерно на пять-шесть лет. Скорее всего, они даже одновременно учились в Хогвартсе. В те минуты, когда Сириус сидел на табуретке посреди большого зала и умолял Распределительную шляпу не отправлять его в Слизерин, мой папа подмигивал маме и уплетал пирог с ливером. — Сириус откопал под дубом сундук с деньгами, — сказала я, — и теперь мы с тобой можем построить новый дом, еще красивее прежнего. — О, — пробормотал папа странно виноватым голосом и покраснел. Сириус смотрел на него с интересом. — Видишь ли, дочь моя, я бы предпочел остаться в госпитале святого Мунго. В этом состоит мой долг перед магическом сообществом. Я пригляделась к нему получше. Из кармана его халата определенно торчал кусок картона. — Долг перед магическим сообществом, вот как? — уточнила я и, пользуясь тем, что папа оглянулся на человека-капусту, утащила из его кармана фотографию. Там была изображена пухлощекая кудрявая целительница в таком же лимонном халате, как и у папы. Она нисколько не была похожа на мою маму. — Георгина Уайнскотт, — пробормотал папа, краснея еще больше. — Работает этажом ниже. Терпеть не может колдовать без лишней необходимости. После того, как мама взорвала себя любопытства ради, это была совершенно не лишняя черта характера будущей миссис Лавгуд. — Рада, что у тебя всё хорошо, — ответила я, ощущая, как уменьшается беспокойство о папе, которое я испытывала с семи лет. — Но ведь вам все равно понадобится свое гнездо, не так ли? Я нащупала в кармане мешочек с деньгами и вопросительно посмотрела на Сириуса. Тот пренебрежительно дернул плечом — мол, раздавай подобные мешочки направо и налево, в наших родовых усадьбах дубов понасажено вдоволь. — Но, дочь моя, — сказал папа, озадаченно взвешивая мешок с деньгами в руке. — Мне кажется, я точно тебе говорил о том, что юной леди неприемлемо брать деньги у чужих мужчин… Определенно должен был сказать об этом. Впрочем, — добавил он самокритично, — меня могли отвлечь от этой беседы гелиопаты… Ты же не собираешься, — добавил он, пристально глядя на Сириуса, — воспользоваться молодостью и наивностью моей Луны? На минуту, когда Сириус смотрел на папу с вызовом и насмешливым прищуром, мне показалось, что он ответит что да, Мерлин подери, собирается, еще как собирается. Но юный забияка Блэк, выглянувший на минутку наружу, наскоро сверкнул глазами и убрался прочь. Сорокалетний расщепенец Блэк ответил с расстановкой: — Не устраивай мелодрам, Ксено. Лондон вовсю был залит ярким весенним солнцем, когда мы выбрались из госпиталя наружу. Сириус стоял рядом со мной, засунув руки в карманы, и бодро насвистывал гимн Гриффиндора. Выглядел он так, словно только что сдал экзамены и радовался каникулам. Мы были одеты в магловскую одежду, и пальто с меховым воротником очень ему шло. — Я бы сейчас слопал огромный гамбургер, — сказал он вполне жизнерадостно. Кажется, после деревенской глуши ему нравилось городское оживление. — Давай доберемся до Косого переулка, где съедим что-нибудь большое и вкусное. И обязательно заглянем в «Твилфитт и Таттинг», — и он с отвращением стряхнул невидимую пыль со своего пальто, — от этих лохмотьев у меня начинается депрессия. А потом зайдем в магазин «Всё для квиддича» и купим самую дорогую и новую метлу. — О, — ответила я, щурясь на солнце, — значит, мы собираемся навестить моего друга Гарри Поттера? — Для начала мы собираемся пойти как следует кутнуть, — ответил Сириус, беря меня за руку, — я хочу увидеть, как перекосит лицо моей матушки, когда она узнает о том, как я спускаю фамильные сбережения Блэков. Хочешь алмазное ожерелье или что-то в этом роде? — Вряд ли гоблины пустят тебя в Гринготтс, — ответила я. — Но мы можем его ограбить, — добавила я мечтательно. — Говорят, это не так уж и сложно сделать. Сириус захохотал и потащил меня за собой. — Блэки, — прокричал он на ходу, — никогда не доверяли гоблинам. Разве ты не знаешь, что я родился в самой высокомерной семье на свете, где в почете были лишь волшебники-чистокровки?.. Поэтому, дитя мое, в твоем распоряжении все состояние Блэков — можешь начинать придумывать всякие нелепые прихоти. Какие тебе угодно, лишь бы были по-настоящему дорогостоящими. — В таком случае, — ответила я, едва поспевая за ним, — мне бы хотелось карликового пушистика из «Ужастиков умников Уизли». И, возможно, еще набор «чудо-ведьма». При этих моих словах Сириус одновременно закашлялся и споткнулся.