Точка зрения

В Косой аллее Сириус первым делом утянул меня в какой-то темный переулок, подозрительно огляделся по сторонам, даже, кажется, принюхался по старой привычке и произнес своим самым неприятным, блэковским голосом: — Кричер, иди сюда, мелкий ты поганец. Раздался громкий хлопок, и на землю вывалился старый домовый эльф в белоснежном накрахмаленном полотенце. Он с изумлением стал лупать глазами по сторонам. — Кто? Что? Как? — пробормотал он потрясенно, потом с видимым усилием сфокусировался на Сириусе, и вдруг по его морщинистому лицу потекли слезы. Хлынули так внезапно и обильно, словно прорвало кран в туалете плаксы Миртл. — Ну, привет подлюка, — с угрозой в голосе сказал Сириус. — Как тебе живется после того, как ты предал своего хозяина? — Хозяин Сириус! — пролепетал домовик. — Хозяин Сириус! Больше он ничего не мог сказать, потому что его сотрясали неистовыe рыдания. Мне очень не нравился сейчас мой друг — он был злым и жестоким, и по его лицу пролитым молоком растекалось презрение. Он стал не таким, как я его всегда о нем думала, и это было неприятное открытие. — Это же Кричер, — я присела на корточки возле съежившегося домовика. — Он так храбро сражался, обороняя Хогвартс. Сириус, он дрался с пожирателями смерти! — Да неужели, — процедил Сириус сквозь зубы. Я хотела погладить домовика по его лысой большой голове, но он отшатнулся в сторону, как будто опасался удара. — О, мой добрейший Ланселот, — сказала я очень весело, — ты действительно стал гораздо плотнее, раз тебя услышал твой домовик. Что-то я не слышала, чтобы раньше мертвецы могли повелевать ими. Это семейный эльф Блэков, да? Наверное, здорово дружить с такими милыми созданиями, ведь о них можно заботиться и играть с ними… Моя мама всегда мечтала о своем собственном домашнем эльфе, но Лавгуды… По правде говоря, даже самые отважные домовики отказывались служить нашей семье. Я слышала, что триста лет назад домовиха Шишига бросилась с высокой башни, лишь бы не прислуживать Криазанату Лавгуду — он был изобретателем… Ну же, дружок, перестань плакать. С твоим хозяином Сириусом всё в полном порядке. Он даже лучше стал после того, как умер. Сириус воззрился на меня с той же свирепостью, с которой только что смотрел на Кричера. Рыдания стали чуть тише. Я села на землю и скрестила ноги. — Этот грязный наполнитель мерлинового туалета, Том Реддл, невероятно влиял на психику всех подряд. Я хочу сказать, что даже хорошие, честные люди… — звон в моем голосе разбил облака в небе, и я быстро вильнула в сторону, чтобы никогда больше не думать о том, как Гермиона Грейнджер насылает заклятие забвения на моего отца. — Возможно, Реддл распылял в воздухе пыльцу безумии крупнонервенной. А возможно… — Я не собираюсь наказывать этого мерзавца, — надменно перебил меня Сириус, — можешь не звать на помощь морщерогих кизляков или кого ты сейчас собиралась упомянуть. Прекрати рыдать, — рявкнул он, и Кричер закрыл ладошками рот, испуганно вытаращившись на хозяина. Слезы моментально высохли на его ресницах, но в глазах по-прежнему стоял ужас. — Принеси мне денег, — велел Сириус, — и не смей показываться мне на глаза до тех пор, пока я не позову тебя снова. С громким хлопком Кричер исчез. — Криазант Лавгуд, — сказала я, — тот самый, который первым изобрел повесить над камином рог морщерого кизляка… Это семейная традиция! — Ты имеешь в виду рог грамамонта? Того самого, который разнес твой дом на щепки? Все Лавгуды вешают подобное на стены? Не удивительно, что бедная Шишига покончила с собой заранее. Взяла свою судьбу в свои руки, так сказать, — пробурчал Сириус. — Как вообще ваша ветвь преодолела естественный отбор и уцелела?.. — Просто мы очень везучие, — ответила я и улыбнулась. И Сириус улыбнулся в ответ, и мрачные складки вокруг его губ исчезли. Магазин «Твилфитт и Таттинг», в котором продавали дорогую одежду для волшебников, папа всегда называл выпендрючим, но именно к нему Сириус направился в первую очередь. Продавщица с несколько неуверенной улыбкой уставилась на меня. Возможно, ей не понравилась моя старенькая и немодная мантия, а может быть — то, что я придержала дверь, пропуская Сириуса. — Двадцать мужских рубашек, — пробормотала я, — из тех, какие всегда шились для Сириуса Блэка. — И у кого хватило нахальства упоминать имя этого бессердечного мерзавца в моем магазине? — раздался негодующий голос из другой комнаты, и в зал вплыла разряженная в пух и прах дамочка, слегка полноватая и немолодая. Наверное, она была ровесницей Сириуса, а может быть и нет. Люди, которым уже исполнилось тридцать, все на одно лицо. — Я Тата Таттинг, — произнесла она высокомерно и добавила с горечью: — мадемуазель! — Луна Лавгуд, — ответила я недоуменно, — вегетарианка. — Лавгудам вход в наше заведение запрещен с 1671 года, — провозгласила мадемуазель Таттинг и ткнула отяжеленной кольцами рукой в табличку над дверью. Там было так и написано: «Лавгудам вход запрещен». — Видишь, — развела я руками в Сириуса, — современная Британия — это сборище узколобых традиционалов, которые знать ничего не хотят кроме того, что написано на их стенах! Простите, — добавила я вежливо, обращаясь к мадемуазель Таттинг, — это мой воображаемый друг Ланселот. — Ах, — ответила она довольно равнодушно, — но, моя девочка, я подарю вам свой самый шелковый шейный платок, если вы расскажете мне, что за нужда вас заставила произнести имя этого коварного соблазнителя, этого жестокого красавца… Я посмотрела на Сириуса. Он очень внимательно разглядывал кружево на бальной женской мантии. — Ничего такого. Я просто хочу двадцать рубашек и столько же отличных мантий, впрочем, вы можете просто продублировать весь заказ за сентябрь 1981 года… — Да, — горестно вздохнула мадемуазель Таттинг, — а в октябре он уже сбежал от меня в Азкабан… Клянусь невинностью Морганы, он затеял всю эту нелепицу с массовым убийством маглов лишь для того, чтобы предать забвению бутон нашей страсти! Теперь Сириус вертел в руках красочный японский зонтик. — Ты правда вегетарианка? — спросил он. — А бекон лопала как не она. — Бутон вашей страсти? — повторила я, сверля Сириуса глазами. Он дернул плечом. — Мне всего лишь нужны хорошие рубашки, — раздраженно буркнул он. — А тебе что-нибудь самое дорогое в этой лавке. — Что у вас самое дорогое? — спросила я. — Конечно же, воспоминания, — печально ответила мадемуазель Таттинг, — и еще вон то изумрудное ожерелье… плюс десять к харизме и скидка на второй товар в полтора процента! В кондитерской Шугарплама было многолюдно. Мое изумрудное ожерелье просто слепило окружающих. Мне показалось, что оно будет лучше смотреться, если заколоть с его помощью волосы. Шея-то у меня уже была занята — её украшало колье из пробок от сливочного пива. Мы примостились в уголке, взяв себе по огромному морковному мороженому. Я расправила клочок пергамента. — Итак, земля с могилы героя — есть, кусок паруса корабля, смоченного в море — есть, пепел от сожженной ведьмы — есть. Остались клок волос ребенка, связанного с вашей семьей кровным родством и слезы юной девы, объятой пламенем первой любви. Сириус помешивал лакричной волшебной палочкой коктейль из взбитых сливок и кабачков и выглядел безмятежным. — Потом мы зайдем в одно чудесное место, — сказал он, — там торгуют страшно опасными артефактами. Тебе, как истинной Лавгуд, всенепременно захочется развесить их по стенам. — Смотри, Гарри Поттер, — воскликнула я, указывая Сириусу за спину. Он оглянулся так стремительно, что его коктейль упал на пол. — Показалось, — пожала плечами я, когда Сириус посмотрел на меня — побледневший, ноздри раздуваются, губы ниточкой, а глаза — молнии. — Странно, правда? Мне то и дело что-то кажется… Например, прямо сейчас то, что некоторые отчаянно трусят встретиться кое с кем… Сириус скрестил руки на груди, подтянув воротник своей мантии едва ли не до самых глаз. На меня он смотрел как домовый эльф на нечищеный чугунок. Еще на меня примерно таким взглядом смотрела профессор МакГонагалл, когда я комментировала школьные матчи по квиддичу. — У тебя мороженое растаяло, — сообщила я. Вечером, когда в комнате гостиницы «Ведьмы на распутье» — огромной комнате с ванной на золотых ножках в форме львиных лап, с хрустальной люстрой, как четыре моих головы, с высокой кроватью с кружевным балдахином — почти не осталось места от наших покупок, Сириус вдруг глухо сказал: — Я не должен был так глупо погибать. Я едва не свалилась с метлы «Быстролет XP», который тестировала на низкой высоте, попутно сшибая вазы и статуэтки. — Ну тут уж тебе выбирать не пришлось, — возмутилась я, подлетая поближе к Сириусу. Он сидел в кресле у камина с бутылкой огневиски в руках. — Я так устал от безделья, — с горечью сказал он, — что был рад умереть героем. Лишь бы не торчать больше на площади Гриммо под бесконечное ворчание Кричера. — Ну-ну, — утешила я его, — хотел умереть — и умер. Все получилось довольно неплохо для первого раза. Я даже трансгрессии училась дольше, а ты раз — и за занавесом. — Я оставил Гарри совсем одного, — Сириус словно не слышал меня, — разбираться со всеми этими хокруксами и умирать, и убивать Воландеморта. — У него тоже все получилось совсем неплохо для новичка… Вот увидишь: Гарри тебе обрадуется. Я слезла с метлы и поставила её в угол. Перешагнула через клетку с черепом-предсказателем, споткнулась о деревянную кочергу, ругнулась на портрет обнаженной красавицы, которая поворачивалась к нам то одним боком, то другим, и добралась наконец до Сириуса. — У меня руки испачканы алмазной крошкой, но ничего, если я тебя сейчас обниму? — спросила я. — Ничего, — ответил Сириус.