***
Большой зал в день отъезда был облачён в чёрные цвета. Торжественное празднование окончания учебного года отменено, а впервые столкнувшиеся с суровыми реалиями студенты вели тихие беседы вполголоса. Опустив глаза вниз, Сьюзанна старалась всеми силами усмирить бушующий гнев к Алфонзо, сидевшем слева от неё и осматривающим весь зал тяжёлым взглядом. Лишь кокетливые подтрунивания Дафны заставляли эти чернеющие глаза улыбаться. Разговор у руин стал последним, и времени прошло достаточно, но каждый раз вспоминая весь сказанный юношей бред, Сью только сильнее злилась. Это же надо было столько выдумать: две истории, и одна хлеще другой. Неудивительно, что с того вечера лимит доверия, пребывавший и без того на предельно низком уровне, исчерпал себя полностью. Теперь обсуждать что бы то ни было с Алфонзо девушка не желала. — Закончился ещё один год, — произнёс Дамблдор, поднявшись с места и оглядев всех студентов блеклым взглядом. — Многое я хотел бы сказать вам сегодня... Его голос, мягкий и приглушённый, вился словно рекой надежды, омывая скалистые берега траурного безмолвия. Дамблдора слушали покорно. Трогательная речь в честь погибшего подростка вызывала настоящий зуд в сердце, и едва ли кто-то мог остаться неравнодушным. Седрика ведь знали все, вся школа, и оттого утрата казалась столь тяжёлой. Сью невольно вспомнила недовольство Ханны Эббот, охранявшей теплицы с Седриком внутри. Сейчас Ханна выглядела как никогда опустошённой. «За Седрика», — пронеслось дружно по столам. Все повставали с мест, похватали бокалы с тыквенным соком, сохраняя угрюмые лица, и едва ли проронили ещё хоть слово. — Седрик обладал многими достоинствами, которыми отличаются студенты Пуффендуя. Он был хорошим верным другом, любил труд, высоко ценил справедливость. Смерть его подействовала на всех вас, независимо от того, знали вы его или нет. Поэтому я думаю, вы имеете право узнать, как это случилось... Сьюзанна встрепенулась. Она ждала этого последние несколько дней, ждала, что правду наконец раскроют, и её страшные догадки подтвердятся. Впервые подняв глаза, она с явным неодобрением оглянула Алфонзо и декана, показавшемся ей как никогда бледным, и с немым вопросом уставилась на Дамблдора. — Седрика Диггори убил Лорд Волан-де-Морт. Помещение окуталось страхом и непониманием. Зарождающиеся на разных концах столов судорожные вздохи, часто недоверчивые, утопали в испуганном шёпоте студентов, многие их которых напрочь отказывались верить директору. — В Министерстве магии не хотят, чтобы я сообщал вам это... Дальше его речь смазалась. Если бы Сьюзанна думала о чём-то, кроме Алфонзо, она бы заметила оживлённую реакцию приятелей за её собственным столом. Слизеринцы и впрямь разговорились пуще прежнего: Драко, Теодор и Блейз о чём-то спорили, Пэнси смотрела на обоих подозревающим взглядом, но молчала, изредка переглядывалась с Трейси и Милисентой. Лишь Дафна, не скрывая сомнений, продолжала слушать директорскую речь. — Так это был не ты? — сказала вдруг Сью, отчего брови Алфонзо медленно поползли вверх. — Не ты убил Седрика? — Убил Седрика? Знаешь, это слишком даже для тебя! — Где ты был, когда Поттер принёс его тело? Ты ведь ушёл с трибуны. — Я? — В глазах юноши читалась явная усмешка. — Там, где и должен был быть: помогал Виктору. — Зачем ему помогать? — Сью недоверчиво закатила глаза. — И что за «событие» вы обсуждали со Снейпом в день Турнира? Это ведь было не просто так, я знаю! — А вот это уже не твоё дело. — Я говорю, конечно, о Гарри Поттере, — продолжал Дамблдор. — Гарри Поттер сумел ускользнуть от лорда Волан-де-Морта... Сидевший в кругу верных друзей Гарри Поттер удостоился тусклых, но всё же заинтересованных взглядов. Когда профессор Дамблдор поднял кубок в его честь, многие с радостью повторили его жест, одни лишь слизеринцы остались сидеть на местах. — Мнимая победа хуже любого поражения, — процедил Драко, и с ним согласились, пожалуй, все. — Времена быстро меняются. Посмотрим, что он скажет, когда Тот-кого-нельзя-называть на самом деле вернётся. Однако всем гриффиндорцам слизеринский настрой был чужд. Сьюзанна быстро нашла поникшего Фреда и растерянного Джорджа, что успокаивал плачущую на своём плече Анджелину, Алисию и Ли, обоих с мокрыми глазами, и лохматого Кристиана, казавшегося чуть более бодрым на фоне остальных. То было ясно: все, кроме Кристиана, знали Седрика ближе, поскольку учились на одном курсе, да и все они играли в квиддич вместе. Одарив приятелей коварным взглядом, Кристиан подмигнул. — А кто этот парень? — беспардонно разорвал тонкую связь между столами Алфонзо. — Кто? — Тот, который тебе подмигнул только что? Кто он? — Это мой гриффиндорский друг. А что? — Просто, — Алфонзо запнулся. — Просто его лицо кажется мне очень знакомым.Глава 29. История Алфонзо
25 августа 2018 г. в 13:19
Тяжёлым гремящим топотом проникся каждый закоулочек школьных дворов. Сьюзанна нагоняла юношу атлетическими шагами, распахнутый свитер развевался в холодном потоке встречного ветра словно мантия, а ноги сами несли её вперёд, следуя за Алфонзо точно по пятам. Непослушные волосы лезли в лицо, прилипали к сухим продрогшим губам, но девушка и не думала останавливаться. Вот он её приз — бежит в нескольких метрах, его каблучки громко стучат по булыжным плитам, заливая округу быстрым, но устойчивым ритмом, и в пронзительной тиши не услышать ничего кроме: лишь звонкое клацанье мужских туфель, глухие шлепки девчачьих ботинок и безмятежный шелест листвы Запретного леса. Но сколько они пробежали? Ведущий к Часовой башне двор уже миновал, за спиной остались и широкие арочные проходы, и резные колонны, и последние освещающие окрестности факела. Оба выскочили на деревянный мост. Внизу — глубокая пропасть, поросшая дикими деревьями и дремучими кустами, и все они тонули в сгущавшейся по сторонам ночной мгле.
Алфонзо бежал, не сбавляя шага, изредка оборачивался, окидывал девушку на хвосте удивлённым взглядом и только сильнее вырывался вперёд. Этот мост был как назло длинным, но сил у юноши было предостаточно. Алфонзо не был спортсменом, не играл в квиддич и считал увлечение им занятием несерьёзным. В Дурмстранге, где он учился, физической подготовке, однако, уделяли особое внимание. Посудите сами: его студенты как на подбор высокие, статные, с тренированными телами, отлично выделяющимися под красными сюртуками. Конечно Алфонзо атлетического телосложения не имел, но в том виновата природная худоба и высокий рост, из-за которых любая, даже подобранная со вкусом и по размеру одежда висела на нём мешком. Убежать от Сьюзанны ему всё равно не стоило ничего. В большом прыжке перескочив сразу четыре ступеньки, юноша сделал ловкий выпад в сторону и притаился, а приземлившаяся следом Сью, мгновенно потеряв его из виду, замешкалась.
— Что тебе от меня нужно!? — взревел Алфонзо, навалившись на девушку сзади и прижав её к одному из валунов каменного круга.
Теперь, когда подростки поменялись местами, глаза юноши сверкали еле сдерживаемой злобой. Ему достаточно было одной палочки, чтобы её удержать, тогда как её собственная осталась лежать у той стены, куда Алфонзо выбил её своим крепким ударом.
— Говори, что тебе нужно? — парень зашипел, а его острое лицо приблизилось к Сью почти вплотную.
— О чём вы говорили со Снейпом? — перенимая интонации, спросила она.
Мёртвая хватка только усилилась, но сопротивляться девушка не собиралась. Алфонзо в любом случае был сильнее, знал технику рукопашных боёв, к тому же был при оружии. Почувствовав, что оппонентка расслабилась, он прекратил давление и усмехнулся, закатив глаза.
— Ты хочешь знать, почему я приехал в Хогвартс.
— Я у тебя не это спросила! — дерзко ответила Сью, за что получила грубый толчок.
Алфонзо её отпустил, упрятал в карман брюк волшебную палочку и молча опустился на колено, чтобы завязать разболтавшийся шнурок. А она, словно намертво прикованная к камню, и с места не сдвинулась — сосредоточенно наблюдала за лёгкими манерами юноши, внезапно и без видимой на то причины переменившим настроение. Покончив с шнурком, он поднялся и вновь подступил к ней:
— Чего молчишь? Без палочки не такая смелая?
— Да мне всё равно, почему ты приехал! — фыркнула Сью раздражённо.
— А мне так не кажется. — Голос парня зашёлся мстительной радостью. — Ты всегда знала обо мне больше, чем думала. Больше, чем Дафна. Больше, чем кто-либо вообще в твоей школе. Но будем друг с другом честны: слово за слово. У тебя есть тайна, и у меня есть. Поведай мне то, что им не можешь, а я скажу тебе всё, что знаю сам.
В глаза Алфонзо Сьюзанна всмотрелась с недоверием. Чего он от неё хочет, она искренне не понимала, да и куда там ей с её вечными проблемами по школьным предметам до столь острых умов? Алфонзо ведь очень мозговитый. Ему не составит труда обхитрить, а затем и одолеть многих из своих старших товарищей, и связываться с ним особо не хотелось. Может, он и сейчас только играет в благородство.
— Опять молчишь? Я ведь джентльмен, Сьюзанна. Дамы вперёд!
— Хорошо, я расскажу тебе. Я — чистокровная потомственная ведьма, мой отец воспитывает меня в одиночку...
— Да-да, а я — внебрачный сын мадам Максим и вашего завхоза, Филча.
— Так чего ты хочешь от меня услышать? — взвизгнула Сью. — Я — открытая книга, Алфонзо. У меня нет тайн!
— Вся твоя жизнь — сплошная тайна, и ты это знаешь. Ты же тоже чувствуешь себя белой вороной в кругу друзей, правда?
Алфонзо открывался с новой стороны: чересчур умиротворённый и уверенный в своих словах он спрятал руки по карманам и терпеливо ожидал ответа. Взглянув на него настороженно, Сьюзанна едва заметно кивнула головой.
— Вот видишь, не так-то и сложно говорить правду. Послушай, я расскажу тебе кое-что. Правда это или вымысел решать тебе. Стояла июльская жара...
...сквозь окно тесной комнатушки заливали деревянный столик жгучие лучи. Рассохшиеся книжные полки росли прямо до потолков. Они тут невысокие. Взрослому мужчине пришлось бы, наверное, пригнуться, чтобы не задеть страшненькую латунную лампу. У окна — старая скрипучая кровать, и в ней торчали из протёртой ткани огромные пружины, да так, что если не постелить ещё одно одеяло, то к утру выскакивала парочка синяков на боках. С обветшалых оконных рам прямо в постель осыпалась белая краска. Одна тумбочка у кровати и шкаф с бельём, выцветший, и дверь его не закрывалась до конца.
Алфонзо придвинул к шкафу табурет, чтобы взобраться на него и дотянуться верхней полки. Именно там хранилось ветхое издание «Самообороны чарами», книга не для ребёнка семи лет, но ведь этот мальчишка в свои годы уже был на порядок смышленее ровесников. В дверь постучали.
— Мистер Мантер уже ждёт, Алфонзо. Пора.
И больше никаких слов. Тяжёлые шаги отдалялись, и когда они растворились вовсе, Алфонзо обречённо взглянул на книжку. Беренгар Мантер, являвшийся на тот момент заместителем директора в Дурмстранге, прибыл лично, чтобы провести собеседование, а он напрочь забыл об этом дне. Всё это из-за непрекращающейся болтовни Джекоби.
Когда мальчишка спустился вниз, устроившийся на старом диване Мистер Мантер, аккуратно сложив ноги одну на другую, бесстрастно потягивал свежеприготовленный чай. Доверия он не вызвал: деловой костюм, пуговицы которого не застёгнуты до конца, торчащие из-под синих брюк чёрные хлопковые носки и переполненный собственной важности вид. Появившегося Алфонзо Беренгар удостоил острым взглядом свысока и сразу же вернулся к чашке, отхлебнув из неё так, что на его редких усах застыли капли жидкости.
— Итак, молодой человек, значит, вы и впрямь желаете поступить в Дурмстранг? — начал он с хрипотцой в голосе, пропавшей после того, как он прочистил горло. — Чем обоснован такой выбор? Вы же англичанин, и, думается, Хогвартс уготовлен вам с рождения.
— Меня зовут Алфонзо Морган, — выдавил Алфонзо безотрадно. В последнюю очередь он ожидал, что из известного института пришлют какого-нибудь формалиста вроде мистера Мантера. — В Хогвартс я уже зачислен, это правда, и это вряд-ли можно изменить. Но есть и ещё кое-что. Как бы я того не хотел, любой сделанный мною выбор только приблизит меня к фатуму на шаг. Дурмстранг ведь необычная школа.
— Дурмстранг — это знаменитый институт, работающий с исключительными, исключительно талантливыми волшебниками и ведьмами. Преподавательский состав, возглавляет который, к слову, Игорь Каркаров, очень трепетно относятся ко всем магическим дисциплинам, начиная от Истории магического мира — мы, знаете ли, предпочитаем давать полный объём от древних времён до современности, — и заканчивая Тёмными искусствами, к изучению которых во многих других заведения относятся скептически.
— Я нахожу такой подход к преподаванию единственным правильным. Я не считаю зазорным изучение Тёмных искусств, и не хочу ограничиваться тем, что даётся в Хогвартсе.
— Тем не менее, мальчики в вашем возрасте обычно интересуются другими предметами.
— Я не питаю иллюзий о мире, в котором мы живём. Я видел, как умирал мой отец, и едва ли что-то может вызвать у меня больше эмоций, чем воспоминания о том дне. Я не наивен, как большинство моих ровесников, не верю в сказки про светлое будущее, и считаю основой жизни самосовершенствование. Дома я достиг многого, и дядя, и мой наставник мне в этом помогли. Но с началом осени они снова уедут в Хогвартс, а мне ещё четыре года ждать. Единственная подходящая мне школа, принимающая на обучение с семи лет, — это Дурмстранг.
— Вещи, о которых вы говорите, ваш слог не могут не сбить с мысли взрослого человека. Если вы и вправду одарённый мальчик, вашим будущим товарищам придётся вас несколько лет догонять. Однако, процедура зачисления в Дурмстранг одинакова для всех. Позвольте задать вам несколько стандартных вопросов.
Алфонзо смиренно промолчал.
— В чём есть сила волшебника?
— Не обессудьте, сэр, но зачем задавать вопросы, которые не имеют ответа? Я не скажу вам этого сейчас, и вряд ли когда-нибудь смогу ответить.
— Тогда что же отличает магов от магглов?
— Природа устроена сложнее, чем вы привыкли себе представлять. Думаю, что существует эдакий баланс, распределение всего живого по внешним данным и общей характеристике; и мы все — и маги, и магглы — крутимся в одном бешеном колесе, изначала времён сохраняя равновесие. Все мы — часть единого целого, как инь и ян.
— Инь и ян заключают в себе противоположные свойства. Так что же отличает нас?
— Ничего, и одновременно всё.
Погладив покрытый редкой щетиной подбородок, Беренгар вдруг замер, изумление и озадаченность надёжно спрятаны под маской театральной концентрации. Алфонзо с самого начала показался ему ребёнком загадочным: странным, но далеко не скупого интеллекта, имеющим скрытый потенциал и умеющим очаровывать речами. Помимо этого, чего мужчина знать никак не мог, мальчишка обладал невероятной интуицией, чувствовал настоящее расположение человека к себе, его настроение и естество. Поэтому когда мистер Мантер задал следующий вопрос, он приступил к ответу, не задумываясь.
— Почему же тогда магглы не способны увидеть ни одно магическое заведение?
— Магглы рассеяны, окружены заботами и хлопотами, поэтому даже если каталонский огненный шар вдруг пропорхнёт мимо них, они его не заметят. Ну а замки находятся вдали от человеческих глаз, к тому же...
— К тому же они надёжно защищены магией, — перебил мистер Мантер особым, не терпящим возражений тоном.
— Возможно, вы ждёте, что я скажу, мол волшебники наделены силой не под стать магглам. Оно так и есть, сэр, какой смысл говорить об очевидных вещах? Но замечали ли вы, что именно их прогресс толкает вперёд и нашу расу? Взгляните сами: они придумали машины, чтобы передвигаться на дальние расстояния, мы охотно перекупаем их и совершенствуем чарами; они создали средства для мытья посуды и щётки, мы и их наделили волшебством, даже это их те-ле-ве... тэ-вэ, в общем, во многом повлияло на создание движущихся картинок на газетных страницах... — В лёгкой паузе, украдкой пробежавшейся по помещению, Алфонзо почувствовал тяжёлую брезгливость мужчины и коварно ухмыльнулся. — Нет, сэр, я не симпатизирую простецам, а говорю так, как есть. Какой смысл жить в иллюзиях и отрицать очевидное? Волшебники всегда существовали неотрывно от магглов, и вы не можете это оспорить...
Беседа продлилась не больше двадцати минут. Когда Беренгар поднялся со своего места, учтиво кланяясь вошедшим в помещение мужчине и подростку, Алфонзо сохранил глубоко осмысленный, клейкий взгляд. Разговор показался ему сущим пустяком, он-то ожидал, что представителя старших чинов Дурмстранга будет интересовать что-то более существенное, дающее в первую очередь пищу для размышления. Но в лице появившегося наставника, сменившего мистера Мантера на облезающем диване, одобрение отсутствовало напрочь. Пока Беренгар отозвал Джекоби на разговор на кухне, он развернул газетный свиток и сосредоточился на изучении последних новостей.
Наставник обычно был скуп на разговоры, если дело не касалось познания, а в последнее время и эти беседы сводились к нулю. Всё, на что хватало его тяжёлого нрава — это бесконечные споры с Джекоби, которого приближающиеся выпускные экзамены в Хогвартсе волновали мало. Джекоби, в отличие от своих приятелей слизеринцев, не стремился поступить на «правильную» работу и продолжить жизнь по общему сценарию. Но в свои дела он никогда не посвящал Алфонзо, лишь охотно рассказывал про слизеринские нравы и обычаи, а также красоты Румынии и школу Дурмстранг, куда он бы хотел, чтобы племянник отправился учиться.
Зашелестели толстые страницы магического еженедельника. Наставник ловким движением перелистнул страницу газеты.
— Вчера вечером Джекоби снова рассказывал про румынские калушары. Это правда, что он собирается уехать после школы?
— После того бреда, что вы несли мистеру Мантеру сегодня, думаю, что нет, — растянул собеседник, не отрываясь от газеты.
— Вы и вправду думаете, что они не возьмут меня, мистер Снейп?
Северус слегка опустил газету и пронзил мальчишку одним лишь взглядом.
— Вам стоило проявить изворотливость, Алфонзо, тогда у вас был бы хоть какой шанс.
— Что бы я не говорил, ничего не изменится. В мире есть только да и нет, они лежат на разных полюсах и всегда взаимоисключены. Любой сделанный шаг лишь сокращает расстояние между тем, что должно случиться и тем, что есть сейчас. Я никогда не был в Дурмстранге, но стоял рядом с его массивными стенами и даже плавал в холодных водах местных озёр... хотя, казалось бы, как такое вообще может быть.
— Это абсурд, — фыркнул мужчина. — Всего лишь ваши фантазии.
— Вы лукавите, — произнёс Алфонзо с кривой усмешкой. Покрытые смутной тайной нотки его тонкого голоска всерьёз заинтересовали мужчину, и он с концами отложил газету на кофейный столик. — Вы знаете, что я прав, и знаете это не понаслышке. Потому что от того, чего опасались вы, вам не удалось убежать...
— Хочешь сказать, что ты жил со Снейпом?
Нежный июньский ветерок обволок потрёпанные волосы и откинул тонкую прядку Сью на лицо. Алфонзо молчал, будто нарочно выжидая, что собеседница искренне расчувствуется к столь загадочной и неоднозначной истории, но она не торопилась делать выводов. Алфонзо сам предоставил ей выбор: верить или нет; и пока она не находила в этом рассказе ничего общего с действительностью.
— Можно сказать, что я жил один.
— Всё это — чёртова чушь, Алфонзо. Так не бывает! — Сью возмущённо всплеснула руками. — Как семилетний мальчик может месяцами оставаться один? Лепета, чушь, вымысел!
— Ты знаешь не хуже меня. Ты ведь тоже была на том кладбище...
— На каком таком кладбище?!
Снег крупными хлопьями укрывал гористую местность небольшого городка. Где-то вдалеке перемешивался с облаками чёрный дым, поднимающийся тонкими струйками над многочисленными трубами ткацкой фабрики Коукворта. Он смешивался и растворялся, сливаясь воедино с опустившейся как никогда низко густой хмурой массой. И пейзаж сей, редко менявшийся день ото дня, навевал жуткое ощущение предапокалипсиса.
К такой картине за окном Алфонзо давно привык. Он прожил рядом с фабрикой кучу лет, но всегда с упованием наблюдал за местными жителями. Каждый вечер ровно в десять звенел колокол, а пустынные улочки Коукворта наполнялись беспорядочной толпой. Это серое течение заводских работников всегда подводило день к концу. Их лица измазаны не то выхлопной пылью, не то машинным маслом, волосы торчком и взъерошены, а одежда больше напоминала разодранные старые лоскутья. Они шли ровными строями, шутили и смеялись, иногда напевали паралитургические мотивы старых Англиканских песен. Такими магглы представали перед ним с детства: чумазыми, покорными полу-рабами; но Алфонзо точно знал, что именно этот непосильный добровольный труд заставлял их чувствовать себя свободными. Особенно нравилась ему парочка его соседей, всегда возвращавшаяся домой в обнимку.
— И почему рабочие ткацкой фабрики не могут себе позволить купить приличную одежду? — задавался он вопросом, обращаясь к домовику Снейпа, Малинде, но та только ухмылялась и продолжала стирать пыль с многочисленных книг.
Эту картину Алфонзо видел чудовищно часто.
С высоты холма Коукворт виден как на ладони, но это уже не тот городок, что был раньше. Кто бы знал, что он так быстро опустеет. Не рычали больше фабричные машины, не гудела людская толпа, а старые трубы, чернеющие на фоне белоснежных небес, застыли в странном безмолвии. После тяжёлой трагедии внутри заводских стен, разрушившей главное здание под основание и убившей десятки людей, производство встало насовсем. Почти все разъехались, и даже сейчас, когда, казалось бы, всё это осталось лишь пережитком прошлого, люди всё равно спешили покинуть Коукворт по необъяснимым на то причинам.
Алфонзо шёл вперёд с опущенной вниз головой, стараясь проломить плотный слой наста ровно по контуру своих ботинок. Страшные однообразные домишки остались позади, и хоть солнце спряталось за бесконечным массивом облачной пелены, снежные поля слепили глаза. Приоткрыв железную калитку, парень резво проскочил под высокой кирпичной аркой с обветшалой табличкой «КОУКВОРТСКОЕ КЛАДБИЩЕ» и устремился по нехоженой тропинке вглубь. Здесь тихо. Безмятежно. Никакой даже самый шумный ворон, примостившийся на покрытом снежной шапкой надгробии, не способен нарушить покой тысяч почивающих глубоко внизу под поросшими мхом камнями и покосившимися крестами. Алфонзо остановился в нескольких шагах от старого дуба. Морозная стужа колко пощипывает оголённые руки, а в них цветы — красные лилии.
— Я знала, что ты придёшь.
Она сидела у надгробия, колени наполовину провалились под снег, но зимняя стужа — меньшее из зол. Время оказалось безжалостным, оставило от прошлого лишь память. И пускай несправедливость и страдания давно закончились, болезненные шрамы на сердце давали о себе знать без перерыва.
— Я не мог не прийти. — Алфонзо положил цветы, тихо разворошив тонкий слой свежего снега, и заметил два светлых бутона, сливающихся с общей белизной. Рядом с ними красные лепестки смотрелись не так броско: белый цвет их будто смягчал. — Тебя назвали в честь цветов, надо же... белые лилии, на языке древних евреев Шушанна.
— Меня назвали не в честь цветов...
Оборвав юношу на полуслове, Сьюзанна подступила к нему вплотную и снизу заглянула в жгучие чёрные глаза.
— Меня назвали не в честь цветов, — прошипела она, пребывая вне себя от гнева, и устремилась обратно в замок, кинув напоследок: — А ты просто больной!
Подскочил к уху уголок губ, сложился в ехидной ухмылке, и до самого конца, пока тонкий силуэт не растворился в ярком, но далёком свете факелов, Алфонзо проводил её взглядом.