Ученик фэйери

Этот летний день выдался довольно пасмурным. И хотя даже в лучшие годы судьба далеко не всегда баловала здешние края погожими деньками, небо над деревней и пустошью с лесом угрюмо затянули плотные облака. Не сулившие, конечно, немедленного дождя, но упорно не пропускавшие сквозь сероватую пелену туч лучи яркого солнца. Пользуясь относительной сухостью, а – главное – столь необходимой сейчас прохладой, многие сельчане возились на своих огородах. Женщины, пропалывавшие ровные полосы грядок, то и дело пытались выпрямить затекшие спины и вытирали лоб запястьем или локтем. Работа – не из легких, и Рэйчел, жена старосты и невестка недавно умершего Одноглазого Гью, только рада оказалась в очередной раз перевести дух, в кои-то веки взглянув не во двор или в сторону дома, а на зеленую пустошь деревенского выгона. Но едва только она оторвала взгляд от своей репы, как заметила близ самой опушки леса крошечную фигурку незнакомого малыша, в гордом одиночестве идущего в сторону невысокого плетня деревенской ограды. Прикрыв по привычке глаза тыльной стороной испачканной в земле ладони, молодая женщина некоторое время удивленно смотрела вдаль, а затем спешно стала окликать оказавшихся поблизости мужа и товарок, стремясь как можно скорее привлечь их внимание к тому, что происходило за околицей. Зрелище и впрямь предстало перед всеми настолько непривычное и неожиданное, что никто из крестьян не смог тогда удержаться возле домов. Не то, чтобы заблудившимся сборщикам лесных даров никогда не приходилось наугад выбираться к их незамысловатому жилью или не спешили чужие люди сюда за помощью с проходившей за лесом дороги. Если, например, у кого случайно ломалась ось или жена неизвестного поезжанина начинала рожать до того, как повозка мужа докатит до человеческого жилья... Нет, все это раз от раза случалось! Но никто и никогда, если только он находится в здравом уме и твердой памяти, не стал бы посылать в лес или за помощью ребенка, которому явно не исполнилось еще и трех-пяти лет!!! Это могло случиться только в том случае, если приключилась беда, в которой некому будет удержать дитя от самостоятельного ухода невесть куда... Когда сгорает дом и погибают родные, когда – хоть и давно уже ничего такого в государстве Нового короля не случалось – лихие люди перебивали всю родню, а мальца, укрывшегося у обочины, не замечали. Что бы там ни было, а жили еще в воспоминаниях стариков истории о временах правления короля Трэйна или его (не к ночи будь помянутым) сына, Айнэна. Да и о том, что им предшествовало – тоже... И, хотя никаких известий о войне не было слышно на сто верст окрест и дыма пожарищ тоже вроде бы нигде не замечалось, почему-то именно войной внезапно дохнуло с пустоши на тех, кто торопился сейчас навстречу мальчишке. Дохнуло на миг и исчезло в привычной будничной суете. Забылось, растворилось в воздухе, растерялось, и, не имея никакого материального воплощения, никогда более не всплывало толком на свет. Подойдя ближе, люди разобрали, что невесть откуда взявшийся ребенок и вовсе не старше полутора-двух лет от роду. Невысокий, черноволосый, одетый – в масть себе – без единого светлого пятна. С головы до ног перепачканный лесной глиной и сильно растертой сажей двух-трехдневной давности да украшенный несколькими глубокими царапинами на не слишком-то светлокожем (даже сейчас видно) лице. Одежда его, когда-то сшитая из не самой дешевой ткани, тоже носила следы не особо торного пути. Порванная в нескольких местах, затасканная по дальним оврагам, она – хоть убей! – ничего не говорила о том, откуда взялся ее малолетний хозяин. В такую любящие родители из зажиточной семьи и маленького горожанина могли обрядить, т.к. люди знатные наверняка пришили бы на тунику что-либо, говорившее о гордом имени рода. Почесав в затылке, кое-кто из особо романтичных натур рано или поздно подумал даже об эльфах (а что – бывали ведь случаи в старину!), однако вслух свои идеи высказать не осмелился – побоялся, что засмеют. И засмеяли бы. Ведь даже дракон, с которым когда-то дружен был нынешний король, как все знали, в своем роду являлся последним. А Дивный Народ… Да про него даже при короле Мэйдоке, правившем перед Трэйном, уже три сотни лет как не слышал никто. Так что человеческое это дитё и точка. И хотя идея о чужеродности мальца умерла, так и не будучи высказанной, мало кто из крестьян подошел к пришельцу больше, чем на пяток шагов. Остановились полукругом, обсуждали что-то между собой, но чтобы ближе шагнуть или рукой тронуть – ни-ни! Одна Верлена, тоже оставившая жаркий огонь очага при первых признаках начавшейся в деревне суматохи, внезапно побледнев, стояла перед мальчонкой, как вкопанная, и никоим разом не принимала участия в общих пересудах. Высокая, худощавая, прямая, как жердь, она нервно сжимала сильными, натруженными работой пальцами край грубого женского плата и не могла понять, мерещатся ей тени подспудных мыслей, или она и вправду готова поверить в то, что, забрав когда-то ее нежеланного, но родного сына, Лес вернул-таки ей приемного. Нет, даже если учесть, что, по словам ученых людей (да и по сюжетам большинства сказок), время за пределами человеческого бытия с его волшебным народцем, идет иначе, и прошедшие ЗДЕСЬ годы не в счет, этот ребенок не мог быть сыном Айнэна. Прежде всего потому, что ни капли не был на него похож. Ни на него, ни на его родню, ни на родню самой Верлены тоже. Однако, очнувшись после родов от тяжких воспоминаний, но так и не выйдя замуж, во взрослой жизни Верлена очень хотела иметь ребенка. Пусть даже того, нежеланного, потерянного ею так странно. Не избежав, кстати, и законных пересудов по этому поводу. Ибо в гоблинов никто в деревне, разумеется, не поверил, и, ни словом не осудив девять месяцев назад попавшую в беду девчонку за королевского нагулыша, за детоубийство или подкидывание младенца чужим людям покарал сурово. Невесткой в дом к себе ее никто не взял, да и сторонним женихам с их роднею, если возможность выпадала, глаза на произошедшее каждый старался открыть. Не со зла, конечно, а только добра желая как будущему мужу, так и возможным ее сыновьям-дочерям. Кто знает, что такой девке после новых родов примерещится??? Может, снова в голове помутится, да и денет она законного младенца туда же, куда подевала нежеланного? Со временем конфликт поистерся, отношения с соседями наладились, однако время прошло и нового сватовства Верлене ждать уже не приходилось. Теперь ее почти жалели, да что толку. Не сложилась жизнь, не заладилась. А ныне вот – шанс почти негаданный. Коли родня малыша в окрестностях не сыщется, парнишку, конечно, в свой дом любой из селян возьмет. Но в остальных семьях таких мальцов и родных по лавкам бегает – не больно-то сосчитаешь, а у нее он будет единственным. Уж как-нибудь проживут: не так она и бедствует на своем-то огороде, в своем дому, на ткачестве да травах лечебных. Решив так, Верлена первой покрыла те несколько шагов, что отделяли найденыша от остальных людей из деревни, опустилась рядом с ним на колени, приобняла чуть пониже плеч и тихо спросила, не таясь, конечно, но просто громче сейчас от волнения не могла: - Ты откуда? Мальчишка вскинул на нее удивительно точно окрашенные серые глаза и молча указал исцарапанной ручонкой в сторону леса, из которого пришел. - А зовут как? - Рэйбелт, - ответил он по-детски неразборчиво. - Роберт? - переспросила Верлена, но на слабые возражения внимания обращать не стала, приняв странность произношения имени за детскую картавость или еще что-то в том же духе. - Мать-то жива? Отец жив? Тот потемнел глазами и, снова умолкнув, замотал черноволосой головой, столь непривычной в здешних местах, где волос обычно бывал русым, а то и еще светлее. - Ко мне пойдешь? - Верлена едва выдохнула эти слова, с неимоверным напряжением ожидая ответа. Однако, на ее счастье, найденыш кивнул и неуверенно шагнул чуть поближе. Это позволило одинокой женщине осторожно взять его на руки и, в пол голоса с ним разговаривая, в одиночестве унести малыша с пустоши. К теплу не по летнему ярко горящего очага под пристальный пригляд резного домашнего дракона.