Отцы и сыновья

Айше. Я просто сидела у любимого куста роз, прислушиваясь к последним отзвукам песни, когда вдруг совсем рядом послышался шорох чьих-то осторожных шагов. Инстинктивно повернув голову, я… я не поверила своим глазам! Передо мной, не менее шокированная, стояла сеньора Габриэла. - Элизабель?! – Удивилась она, внимательно разглядывая меня, - когда мне сказали, что корабль потонул, я думала, ты погибла… - Как видите, нет, госпожа, - улыбнулась я, всё ещё не в силах прийти в себя, - Я… - Да уж вижу, - усмехнувшись, перебила она, - как бы то ни было, я рада, что ты жива. И это чувствовалось. Голос её был пропитан теплотой. - Спасибо, сеньора, - ответила я, - но навряд ли можно назвать жизнью это. Она слегка прищурилась, будто стараясь разглядеть во мне что-то. - Ну, ты могла бы стать госпожой,- пояснила она, изучая меня взглядом. Я лишь усмехнулась, задумчиво опустив голову, и встав, наконец, с травы. - Мне это не нужно, госпожа, я никогда не мечтала быть наложницей шехзаде, - ответила я, - он с таким гаремом не полюбит одну женщину, а иного мне не надо. Мы для них вещи. Племенные кобылы. Навряд ли он не разделяет эти ужасные взгляды. Лицо Габриэлы вдруг заострилось, как у стервятника. - Ничего, это поправимо, - улыбнулась она змеиной, не свойственной её милому очарованию улыбкой, - Он мой. А я ни с кем и никогда не делюсь мужчиной, который мне нравится. Что-о? И когда успела? - Какие интересные у вас планы, сеньора, - Раздался, как гром среди ясного неба, громкий, полный нескрываемой иронии, смутно знакомый голос, - просветите-ка и меня! Мы резко и синхронно повернулись к говорившему. Шехзаде Мустафа… Я склонилась в очень глубоком реверансе, не столько потакая правилам, сколько по той причине, что у меня подгибались ноги. Стало страшно за Габриэлу… она всегда была добра ко мне, помогала… Что бы ни случилось, я всё сделаю для того, чтобы помочь ей. - Шехзаде… - её голос дрожал, - простите, я… забылась, и… - Не надо ломать комедию, сеньора, - он вмиг посерьёзнел и подошёл чуть ближе, пронизывая на сквозь взглядом госпожу, - я знаю, что вы шпионка, и не смейте отрицать. Один вопрос – с какой целью? Говоря это, он всё больше приближался к ней. Солнечные карие глаза его стали совсем чёрными, пугая. Габриэла придала своему лицу выражение а-ля ангел. Это она умела. - О чём вы? Я не понимаю, - Это она уже почти шептала, затравленно глядя на шехзаде. - Ну конечно, вы не понимаете, - улыбнулся он, тут же вдруг схватив её за горло, - отвечайте на вопрос! Он не сильно душил, лишь слегка надавив. Его голос был совершенно спокоен, однако в нём было столько льда и угрозы, что даже у меня мурашки по коже пробежали. Слова сорвались с языка прежде, чем я поняла, что делаю: - Отпустите её! Шехзаде запнулся на полуслове, на секунду перестав прожигать взглядом Габриэлу и удивлённо посмотрев на меня. - Ступай во дворец, хатун, - всё так же спокойно и холодно приказал он, вновь возвращаясь к жертве. Я понимала, что найду много бед на свою голову, если не замолчу сейчас же. Да и Габриэла, судя по всему, виновата в чём-то, но… Мой язык сегодня жил отдельной жизнью, поэтому я несмело пропищала: - Не причините ей вреда… пожалуйста! В ответ меня удостоили убийственным взглядом. Весьма впечатлившись, я решила всё-таки уйти, иначе ещё секунда, и мне секир башка… Однако, отойдя немного и спрятавшись, решила понаблюдать. Не думаю, что он прямо убьёт её, но на всякий случай… Габриэла мне почти как сестра, единственный человек, который проявил ко мне доброту. Я не могу вот так вот просто бросить её. - Говорите, я слушаю, - продолжал шехзаде. Габриэла плакала, с немой мольбой взирая на него. - Шехзаде…- пролепетала она, - моя сестра, Лукреция… я здесь из-за неё! - Какая сестра?! - В его голосе послышались нотки раздражения, - вы же говорили, что она умерла! - Она жива, шехзаде, - всхлипнула сеньора, - я много лет её искала, надеялась, а она… она здесь, в вашем гареме! Её зовут Румейса. В памяти всплыл образ красивой темноглазой девушки с внешностью итальянки. Она прислуживает Махидевран-султан, всё время крутится, как говорят девушки, вокруг Мустафы и безумно в него влюблена… Неужели она и есть её пропавшая сестра?! Гораздо быстрее меня оправившись от шока, он добавил чуть мягче: - Вы могли сказать мне. - Я хотела, шехзаде, но… - А это уже не имеет значения, - отрезал он, - Вы мне солгали, а я не переношу лжецов. Убирайтесь отсюда и больше не смейте попадаться мне на глаза. Сказав это, он развернулся, уходя, но Габриэла мёртвой хваткой вцепилась в его руку. - Нет, не надо! – плача, прошептала она, - Пожалуйста, не делайте этого! Ведь… ведь я люблю вас! Ничего не ответив, шехзаде ничего не ответил, смерив сеньору брезгливым взглядом. И ушёл… Я всё так же сидела в кустах, не в силах пошевельнуться, наблюдая, как плачет моя бывшая госпожа. Стало горько. За что он так с ней? Ведь она действительно давно мечтала найти сестру, и даже, может быть, у неё и впрямь есть какие-то чувства к шехзаде… - Неужели так сложно просто попытаться понять? – прошептала я, закрыв на секунду глаза. - Ты ещё здесь, хатун? – Послышалось совсем рядом со мной. Испугавшись, я заячьим прыжком выскочила из укрытия. - Простите, шехзаде, - промямлила я, стараясь опустить голову как можно ниже. - Представление окончено, - ответил он, - однако к тебе, пожалуй, тоже найдётся пара вопросов. Кто тебе сеньора Габриэла? - Никто. - Да, и поэтому ты её защищаешь, - Шехзаде почти насмехался. Вздохнув поглубже, ответила: - В своё время она сделала для меня одно хорошее дело. Но и только. - И какое же? – Недоверия – хоть отбавляй. - Навряд ли вам будет приятно это слышать, - меня уже начал раздражать этот допрос. Хоть бы что. - Если я задал вопрос, то хочу получить ответ, хатун! – уже в форме приказа сказал он. Отвечай. Сказав это, он заставил меня поднять голову. А зря. Не знаю почему, но к этому моменту я уже была злая, как шайтан, что явственно отразилось во взгляде. Я просто не люблю рассказывать о своём детстве. Мне больно и страшно вспоминать этот ужас, полный боли, голода, побоев, ненависти и грязи, к которым тогда была совсем не готова невинная детская душа. Я никому этого не говорила. Однако специально для данной монаршей особы постаралась всё пересказать в красках, со всё нарастающей злобой наблюдая, как его красивые глаза заполняет жалость. - Надеюсь, я смогла ответить на ваши вопросы, - сказала я, уже не скрывая раздражения. А не надо меня жалеть! Я уже давно не та ранимая девочка. Да и к тому же, он не поймёт. Как? С самого рождения он был окружён любовью родителей, подданных, роскошью. Откуда ему знать, каковы эти ужасные эмоции, впечатления, которые я, как бы ни старалась, не смогу забыть? Однако в его взгляде промелькнуло что-то такое, будто он знает, какова боль ребёнка, у которого отняли детство… Нет, такого не может быть. Мне показалось. - Хорошо, можешь идти, хатун, - немного хрипло ответил он, после продолжительного молчания. Этого мне и надо. Старые раны снова заныли. Зря я всё это рассказала… Но при этом всё же почему-то стало немного легче.