Глиняный светильник

      Перед его носом одна за другой падали с необозримой высоты капли. Точно в середину лужи. Бофур даже невольно начал их отсчитывать.       Высоко над головой хрустнуло, капать прекратило. Бофур вздрогнул. Он будто очнулся от глубокого сна.       К блестящему полу из чёрных и белых каменных плит свисала со стен паутина седого мха. Теперь, когда перестало даже негромкое капанье воды с невидимого в темноте потолка, у морийца звенело у ушах от безмолвия.       В луже, как в зеркале, отражались те же гладкие стены, те же пряди мха… и узенькая лестница без перил, крутыми витками взбирающаяся в высоту. Повинуясь минутному наитию, Бофур протянул руку и тронул воду кончиками пальцев. От прикосновения по луже пошли частые круги.       Тут он вспомнил. Ребёнок. Вопящая женщина. Трактир у мельницы. Перед глазами проплыло, как за густым туманом, всё его путешествие от деревушки в горах до по-странному мирных земель полуросликов. Но между тем, как он упал внутрь "нечистой" мельницы и тем, как очнулся здесь, он ничего припомнить не мог.       Бофур вцепился себе в волосы и попятился спиной к стене. Споткнулся обо что-то. Чуть не упал, и медленно оглянулся.       Ступеньки. Истёртые сырые ступеньки.       Сверху до него донёсся детский голос. И мориец решил, что лучше хоть что-то предпринять, чем сидеть неизвестно где и таращиться в колодовкую жижу. Так говорило ему предчувствие. А ещё оно говорило, что там, откуда он услышал звук, ничего хорошего его не ждёт.       — Пропади оно всё пропадом, — прикрыв глаза, скороговоркой пробормотал гном.       Ступеньки натяжного скрипели под ногами, а в ушах гулко отдавалось не то эхо от собственных шагов, не то стук сердца. Крик затихал и возникал снова, каждый раз новым голосом и каждый раз более пронзительно. Руки, касаясь стены, увязали в какой-то жгучей слизи.       Башня вдруг вся закачалась, с треском и грохотом раздались стены, слепящий блеск залило сумрачную пустоту. В глазах Бофура вмиг снова потемнело.       …Мягкий снег ложился на вздыбившиеся плиты. Над пробитыми кровлями и обломками арок и колонн клубились мышастые тучи. В ушах у Бофура стоял звон — будто писк ночной птицы. Мориец подтянул колени к груди и встал, придерживаясь за колонну. Выдохнул. Моргнул. Снова моргнул. Зажмурился и ущипнул себя за шею. Шапка съехала на глаза.       Вдоль всего развороченно зала шла глубокая борозда, как если бы пол вспороли от дальней стены до самых дверей. "Чтоб ещё раз я куда-то ездил… чтоб ещё раз на свободное житьё зарился…"       — Всю жизнь мне, что ли, маяться?!       Возглас затих, заглушённый грохотом и детским криком.       Бофур чертыхнулся и побежал к дверям.       Чем ближе, тем тише становился голос и тем громче звучал грохот. Наконец плиты разлетелись в стороны у самого входа, остатки купола с треском обвалились в бездонный пролом, а гнома выбросило куда-то вперёд через расколовшиеся надвое каменные двери.       Новый зал был уже, длинне и темнее. Издали мерцали неясные серовато-белые отсветы. Борозда продолжалась, и в самом её конце, посреди чертога, распласталось между обломков огромное тело. В замшелых латах, с исполинским копьём в руке, существо, даже буду мёртвым и высохшим, хранило следы нечеловеческой мощи.       Бофур стянул с себя шапку и прижал к груди. У него отчего-то вспотели уши.       Под ногой хрустнуло.       "Час от часу…" — мысль затеряла в глубине головы. Вокруг тела причудливыми узорами лежали кости — какие-то старые и посеревшие, какие-то ещё белые или жёлтые, какие-то со следами плоти.       Тут только мориец приметил, что над трупом с невидимого потолка свисало нечто. Да увидел-то только из-за блеска клинков, которым нечто было утыкано, как ёж иглами. Потом он смог разглядеть смутное движение, лысые руки с тонкими пальцами, прижимающие к чёрной груди обмершее тельце.       Бофур сам того не желая сделал ещё один шаг вперёд.       — Уходи! — взвизгнуло нечто и затрепетало всей своей тушей. Десятки костистых дланей ухватились за рукояти мечей и древки копий.       "Да уж хотелось бы…" — подумалось морийцу.       — Прочь! — повторил голос… показавшийся гному знакомым. И живот тут же скрутило узлом.       — Прочь! — Перед глазами Бофура замелькали кровавые вспышки, а в ушах заложило от орочьих воплей.       "Ущелье… во Мглистых".       Нечто вдруг умолкло.       — Что? — визг сменился вкрадчивым и недоумевающим голосом. — Что?       Шорох. Потом звон: клинки разом осыпались. Нечто с хрустом и шелестом в мгновение ока слетело с потолка, а спустя миг на гнома уставились два бледных глаза.       Ноги подкосились, и Бофур осел на пол.       — Что ты видел?       — Ущелье… — Горло его дрожало. — Во Мглистых горах. Сухое дерево над озером, от него речушка такая идёт… в Гремячую впадает… И следы… а потом…       — Ты помнишь это точно? — Точно. Голос так же менялся с каждым словом: ту будто женщина, то старик, то дитя, то…       — Недалеко от тракта… Оно похоже на…       Тельце ребёнка упало в руки Бофура. Чёрная туша, метнувшись к трупу и подхватив его всеми руками сразу, взвилась в темень и проломила свод.       — Века! Ожидания! И! Вот! Нашёлся!       Последний возглас умолк высоко во мраке. Плиты зашатались, кости рассыпались, всё вокруг вновь пронизал свет.       …Бофур лежал в глубокой луже в ветхой мельнице. За шею его крепко держал малыш-полурослик. В ушах снова немилосердно трещало… или не только в ушах.       "Что тут вообще творится?" — Бофур чуть было не заплакал. Но ему помешали — в который раз — хруст и треск.       Не помня себя и на ходу выкрикивая неизвестно откуда известную ему брань, он вылетел из мельницы, вышибив плечом хлипкую дверь, пронёсся несколько ярдов по дороге, задел ногой корень дерева и растянулся в пыли.       Последнее, что он видел, прежде чем в глазах окончательно помутнело — визжащее детское лицо.       — Однако, долго он не очухается… — неразборчиво донеслось до Бофура.       — А если бы на тебя мельница упала, ты сразу бы вскочил и волям пустился? — А вот это точно был Двалин.       — Так не о том, судáрь, речь! А для хорошего хоб… чело… </i>гнома</i> как не расстараться… только вот накладно больно выходит, а мы здесь в золоте не купаемся.       — Я доплачу, если нужно, — Теперь говорила женщина.       — Ладно вам! — отрезал Двалин. — Сами и…       — Какого тут происходит? — заплетающимся языком выговорил мориец и наконец смог разлепить веки.       — Очнулся! Глядит-ка, очнулся! — трактирщик отставил кружку, которую было поставил на поднос.       — Ага… — подтвердил Двалин.       А женщина — та самая, которая не могла угнаться за ребёнком, — вдруг оттолкнула его в сторону и затараторила что-то прямо Бофуру на ухо. Не понял он ровным счётом ничего, но, кажется, она его благодарила и хотела по крайней мере заплатить трактирщику за издержки.       "Да я бы сам всем, что только есть, заплатил, лишь бы больше такого геройства не знать!"       Но вслух этого гном говорить не стал, сил не хватило. Вместо этого он выдавил улыбку — как он надеялся, не слишком кривую. Но вот чего он точно не мог понять, так это с чего все решили с ним столько возиться. Как будто он был… и не морийцем. Разве что Двалин решил помочь? Но с чего тогда эта женщина взялась за него кому-то платить? Он же чуть ребёнка не угробил…