Недетские игры

V       Кайя сидел в кресле, поджав ноги, ел клубнику, сок стекал по холеным пальчикам, и он жадно слизывал его, стараясь не упустить ни капли. Мана заставлял себя ждать. Неужели после всего, что между ними было, он посмеет не явиться? Кайя задумчиво поглядел на часы. Какого черта! Почему он должен сидеть здесь и ждать его, как собака хозяина? Еще несколько дней назад ему было бы все равно, а теперь…       После памятной сцены в гримерной Кайя позвонил ему и пригласил — чисто по-дружески — к себе. Хотелось довести его до крайней точки, показать себя во всей красе и — оттолкнуть, оттолкнуть так, чтобы навсегда запомнил. Но вышло все совсем иначе, совсем-совсем по-другому…       Голос Маны тогда звучал как-то непривычно, как-то зло и горько. Кайя не мог знать, конечно, что Мана за секунду до звонка думал о нем, о том, что произошло в гримерной и тогда на улице; что злился он на себя за глупый и бессмысленный поступок. А вот, что Кайя знал, но почему-то сбросил со счета, что Мана помнил о давешнем поцелуе и о том не-поцелуе, что реакция на них была вполне определенная… Вспомни Кайя об этом, он бы понял, что Мана, пока ехал к нему, снова и снова прокручивал в голове обе сцены и довел себя до такого состояния… Но он был так увлечен своей идеей, что не обращал внимания на такие мелочи.       Кайя взглянул на часы. Мана опаздывал уже так, что это было просто неприлично. Позвонить ему? Много чести! Кайя взглянул на себя в зеркало. Не мальчик, а картинка. Зеркало было огромное, выше его роста. Он купил его, чтобы, примеряя костюмы, лучше видеть и образ целиком, и мелкие детали. Именно перед этим зеркалом Кайя крутился, когда Мана приехал — тогда, несколько дней назад, в совсем другой жизни…       Мана подивился тому, что дверь была не заперта. Тихо проскользнул в комнату. Кайя стоял перед зеркалом, примеряя новое платье. Платье еще не было дошито и держалось преимущественно на булавках. Правый рукав сполз с его плеча, открыв часть спины. Кайя не обернулся (в огромной юбке, которая норовит с тебя упасть, это не так-то просто сделать), через плечо бросил взгляд на гостя и улыбнулся. В зеркале он увидел, как вытянулось лицо Маны, как жадно глядели на него темные глаза. Это был миг триумфа. По лицу Маны было видно, что он покорен, сражен наповал!       Краткий мир торжества… И вдруг горячие от нетерпения губы прижались к его шее. Как жадно, как горячо он целовал его, с какой злобной страстью срывал с него платье.       Кайя невольно поежился при воспоминании о том, как обжигал зеркальный холод его тело. Мокрые от пота ладони скользили по гладкой поверхности — не зацепиться ногтями, не удержаться на ногах… А потом Мана увлек его на пол, прямо на останки шикарного туалета. Обычно сдержанный, Мана оказался страстным любовником. Страстным, требовательным, ненасытным и сильным. И это перечеркивало всё, что было до…       — Мана-сама, — хрипло проговорил Кайя, глупо улыбаясь и стараясь отдышаться, — вы порвали мне платье.       — К черту… — таким же хриплым голосом отозвался Мана. — Я сошью тебе новое…       И вот теперь — он сидит тут, как привязанный, и ждет его. Мог хотя бы позвонить, предупредить, что задерживается. Кайя почувствовал, что к горлу подступают обидные слезы. Он же обещал! Так почему же?       — Дурак, не вздумай плакать из-за него! — сказал он самому себе.       — Из-за кого?       Мана так неожиданно появился, что Кайя чуть не свалился с кресла и чуть не подавился клубникой.       — Так из-за кого ты собрался плакать? — Мана нежно провел рукой по его волосам.       — Уже ни из-за кого… — тихо ответил Кайя.