Познавая прекрасное

Всю ночь они мирно спали, даже во сне продолжая прижиматься друг к другу. А проснувшись, оба ощутили себя отдохнувшими и полными сил, словно эта ночь стерла последние следы неимоверной моральной усталости из-за постоянного напряжения, в котором приходилось жить уже больше недели. Все, что мучило их и заставляло ощущать, если и не вину, то неловкость, наконец было позади. Жизнь продолжалась. Идти на работу Гермионе очень не хотелось, но от мысли, что сегодня пятница, становилось немного легче. Люциус тоже поднялся рано: сегодня у него была запланирована встреча с патронами госпиталя «Святого Мунго», что давало надежду снова стать одним из членов его попечительского совета. Гермиона искренне надеялась, что у него все получится. Она знала, как важна для Люциуса эта встреча. Что греха таить, вступление в попечительский совет госпиталя стало бы огромным шагом на пути к его полной реабилитации в волшебном сообществе. А Люциус Малфой всегда тщательно просчитывал свои шаги. Этим утром они завтракали уже в столовой, которая больше не вызывала у Гермионы того острого негатива, что мучил накануне. Она ясно осознала и приняла тот факт, что детские страхи с нелепыми комплексами ни в коем случае не должны одерживать победу над рассудительностью и врожденным здравым смыслом, которыми щедро наградила ее судьба. И, тем не менее, потихоньку от Люциуса она все же очистила воздух столовой заклинанием, которое должно было избавить их от всех оставшихся запахов этой женщины и ее сигарет. Завтракая, они оживленно беседовали о предстоящей встрече в «Святом Мунго», когда в столовой появилась Тибби, принесшая свежие выпуски «Ежедневного Пророка» и «Придиры». Впервые за долгое время Гермиона увидела экземпляр журнала, в котором, как слышала, активно обсуждались новости ее личной жизни. На самом деле отношение к этим публикациям у нее было сложное: Полумна Лавгуд много лет считалась ее другом, и сама Гермиона могла рассчитывать если не на поддержку, то хотя бы на понимание со стороны приятельницы. И хотя бы на толику объективности. Но покупать журнал, тем не менее, она почему-то не спешила. Теперь же, увидев свежий номер, лежащий на столе, Гермиона поняла, что ужасно хочет скорее открыть его и, наконец, узнать, о чем же пишет Полумна. Что именно говорит она, обсуждая их с Люциусом. Стараясь не проявлять нетерпение, она взяла журнал в руки и небрежно спросила Малфоя: — Ты его выписываешь? Оторвавшись от «Ежедневного Пророка», который он уже начал читать, тот отозвался: — Нарси любила почитать его в выходные, Мерлин знает почему. Я хотел отказаться от подписки, но позабыл. Сегодня же отправлю им сову. Гермиона ничего не ответила. Не хотелось признаваться Люциусу, что на самом деле она не прочь сохранить подписку. Особенно теперь, когда «Придира» начал славиться сплетнями о ней самой. «Всегда полезно знать, что о тебе пишут доброжелатели, но еще полезней — что пишут недоброжелатели». Ее взгляд вдруг упал на яркий заголовок, и Гермиона не удержалась, прочитав вслух: — «Новая хозяйка Малфой-мэнора»… Господи… Неужели не смогли придумать ничего более интересного, чем это? Открыв журнал, она нашла статью и продолжила читать: — «Весь волшебный мир до сих пребывает в шоке от убийственных откровений, касающихся знаменитой гриффиндорской умняшки и мозгового центра Золотого Трио — Гермионы Грейнджер. Которая бросила своего давнего бойфренда, огненно-рыжую легенду квиддича Рональда Уизли (еще одного участника Золотого трио) ради знаменитого экс-Пожирателя Смерти Люциуса Малфоя. Эта сногсшибательная новость оказалась озвучена никем иным, как самим господином Малфоем во время суда над ним за использование заклятия Круциатус на обычном магле. Он обнародовал факт их отношений всему Визенгамоту, несказанно поразив этим не только тех, кто присутствовал в зале суда, но и мисс Грейнджер, выглядевшую удивленной признаниями своего (теперь уже не рыжего, а светловолосого) любовника. Конечно, реакция на эту новость оказалась вполне предсказуемой: магическое сообщество до сих пор пребывает в шоке. Понятно, что волшебницы и волшебники оказались вполне обоснованно потрясенными. Ведь речь идет не только о разнице в возрасте (составляющей у новоиспеченной парочки ни много ни мало четверть века), а еще и тем общеизвестным фактом, что во времена последнего магического противостояния мистер Малфой и мисс Грейнджер воевали, как говорят маглы, по разные стороны баррикад. Потому-то людей и удивляет, как мог Люциус Малфой (если, конечно, все эти годы он придерживался чистокровной доктрины вполне искренне) вступить в романтические отношения с самой известной маглорожденной ведьмой нашей современности. Иначе говоря, с той, кто раньше могла быть ему лишь заклятым врагом». Гермиона взглянула на Люциуса и не удержалась от комментария: — Боже, если они и дальше будут выражаться столь высокопарно, я загоржусь… Не отводя глаз от раскрытой страницы «Ежедневного Пророка», Малфой ухмыльнулся, но ничего не ответил. — Кстати, здесь практически не упоминается заседание, — она вздохнула и продолжила читать уже молча. Далее в статье шли небольшие интервью с различными волшебниками (знакомыми и не очень), каждый из которых выражал свое искреннее возмущение и даже ужас от случившегося. А также предположения, где, как и когда могли соприкоснуться и начать общаться два таких разных и, можно сказать, несовместимых человека. Очень часто упоминался тот факт, что мисс Грейнджер училась вместе с Драко Малфоем в Хогвартсе, а один человек даже предположил, что именно тот и поспособствовал сближению отца со своей однокурсницей, выступив чуть ли не в роли «свата». Прочитав этот бред, Гермиона уже не выдержала и громко рассмеялась. Но потом перевернула страницу и увидела следующую статью, еще больше первой. «О, Господи…» Ей всегда было странно читать о себе в третьем лице, хотя это и было нечто, к чему Гермиона успела привыкнуть в своей не очень длинной жизни. И все же… ситуация порождала в ней какую-то необъяснимую неловкость, словно читала в эти минуты не о самой себе, а о какой-то другой женщине, которую по иронии судьбы тоже звали Гермиона Грейнджер. Замешательство, испытываемое сейчас, усугублялось еще и тем, что автором опуса была Рита Скитер, которая по определению не могла питать к ней особой любви. Впрочем, со стороны этой гнусной врунишки не приходилось рассчитывать даже на банальную объективность. Уж кто-кто, а она радовалась любой возможности сказать о мисс Грейнджер хоть какую-нибудь гадость с особым, похожим на извращенное, удовольствием. Брезгливо сморщившись, Гермиона дочитала очередные выдумки этой «акулы пера» и возмущенно фыркнула: — На этот раз наша чудесная сочинительница басен додумалась до того, что я, по-видимому, беременна. На какую-то секунду Люциус почти неуловимо напрягся (и она почувствовала это), а потом коротко бросил: — Понятно. Это действительно так? — Если и так, то я как-то не в курсе. Малфой ничего не ответил, но Гермионе вдруг стало интересно, что же думает на эту тему сам он. «Как он среагировал бы на мою внезапно случившуюся беременность? Понятно, что я всегда очень осторожна, но ведь практически никакие средства контрацепции не могут гарантировать стопроцентной защиты. Особенно если учесть, как часто мы с Люциусом занимаемся любовью». Глубоко вдохнув, она все-таки решилась продолжить щекотливую тему и посмотреть на его реакцию. — Было бы довольно странно, если бы это оказалось так. Мало того, что я применяю противозачаточные заклинания, в дополнение к ним пользуюсь еще и магловскими мерами предосторожности… Так что… надеюсь, что это обезопасит меня вдвойне, — договорила и искоса взглянула на Малфоя. — Знаешь, я почему-то и предполагал нечто подобное, — спокойно прокомментировал тот, едва оторвавшись от газеты. И это его вальяжное мужское самодовольство вдруг вызвало у Гермионы такое раздражение, что с громким шлепком она бросила журнал на стол. — А тебе не довелось самому подумать о том, как мы будем предохраняться? Или ты считаешь, что проблема нежелательной беременности должна целиком и полностью ложиться лишь на женские плечи? «Мое мужское дело маленькое, я любовью занимаюсь». Так, да? Наконец-то опустив газету, Люциус поднял на нее глаза. — Да я, собственно говоря, не сомневался в твоей предусмотрительности. И мне казалось, что начать спрашивать об этом или, тем более, давать советы будет несколько оскорбительно для тебя. — И все равно ты не должен был пускать ситуацию на самотек, — неодобрительно буркнула Гермиона и сердито нахмурилась. Ее очередная эмоциональная вспышка заставила Малфоя вздохнуть. — Дорогая, но ты тоже никогда не поднимала тему контрацепции. И я имел полное право думать, что тебе просто не хочется обсуждать ее. Почему же именно сегодня ты так взволнованна обсуждением этого вопроса? — Потому что в жизни всегда есть место неожиданностям… дорогой. От аварий не застрахован никто. И сегодня мне вдруг стала интересна твоя реакция, если я и впрямь окажусь… беременной. По-прежнему уставившись в разворот газеты, Люциус долго молчал, явно обдумывая ее слова. Но потом размеренно и спокойно отозвался: — Вот и славно. Но мне кажется, что этот мост нам будет лучше пересечь тогда, когда мы наконец приблизимся к нему. Глубокий вздох заметно приподнял ее грудь. Гермиона, конечно же, понимала, насколько бесполезно, насколько глупо повела себя снова. Продолжать этот разговор сейчас не имело никакого смысла. Люциус совершенно ясно дал ей понять, что в который раз она выглядит капризным ребенком, цепляясь к нему со своими смешными, по сути, претензиями. Она поднялась из-за стола. — Прости… Я опять несу какие-то глупости, — подойдя к Люциусу, она поцеловала его макушку. — Мне, пожалуй, пора. Пойду, поднимусь наверх. Соберусь на работу. Но была вынуждена остановиться, задержанная его рукой. Малфой поднес ее ладошку к губам и мягко улыбнулся. — Ты, кажется, опять забыла одну вещь. — И что же именно? Отпустив руку Гермионы, он снова уткнулся в «Ежедневный Пророк» и только потом ответил с мягкой улыбкой на губах: — У тебя одной в этом мире есть право не извиняться передо мной. Никогда не извиняться. И ни за что. Улыбнувшись про себя, она неспешно направилась наверх, чтобы собраться на работу. А вернувшись вниз, увидела, что Люциус тоже одет и готов выйти из дома. Гермиона поцеловала его на прощание, в который раз ловя себя на мысли, как трудно каждый раз отрываться и уходить от него. Пусть даже всего лишь до вечера. «Слава богу, что завтра выходные...» Снова пройдя через камин, уже скоро она оказалась в министерском атриуме вместе с сотнями других сотрудников. И почти сразу заметила множество любопытных взглядов, направленных в ее сторону. «О, да… Прочитав утром «Придиру», я даже понимаю, с чем это связано…» Стараясь не обращать на повышенный интерес никакого внимания, волшебница слегка приподняла подбородок и прошла на рабочее место, приветливо здороваясь по дороге со знакомыми. «Мне плевать, чего они там думают. И я больше не позволю себе сорваться, опустившись до детских истерик. Тем более… что сегодня мне нужно сделать… кое-что очень важное». И действительно: как только подошло время обеденного перерыва, Гермиона покинула министерство и, аппарировав в Косой переулок, быстро и целеустремленно направилась к белеющему издалека фасадом банку «Гринготтс». Подойдя к зданию, она немного замедлила шаг, глубоко вздохнула, но затем открыла тяжелые двойные двери с латунными ручками и вошла. Вошла для того, чтобы сразу оказаться в огромном мраморном вестибюле. Пока она шла к главной стойке, шаги эхом отдавались по всему залу, и это заставляло нервничать еще сильнее, но Гермиона продолжала идти. Уже скоро она приблизилась к сидящему за стойкой хмурому гоблину. — Извините, я хотела бы увидеть Драко Малфоя, если это возможно… Подняв глаза, гоблин подозрительно взглянул на нее. — Какова цель вашего визита? — Я пришла по личному делу. Мне нужно всего пять минут, и это очень важно. К сожалению, у меня нет другого способа связаться с ним. Гоблин демонстративно вернулся к своей работе и пренебрежительно бросил: — Вы могли бы отправить ему сову, как это делают остальные волшебники. — Мне нужно увидеть мистера Малфоя лично. Хотя бы для того, чтобы договориться с ним о времени следующей встречи. Гоблин посмотрел на нее так, будто она отрывает его от каких-то важных задач, а не просит о чем-то, что является, по сути, частью его работы. — Второй этаж, кабинет номер двести пятьдесят шесть. Пять минут. Максимум, не больше. Несколько озадаченная его поведением, Гермиона подумала, что давно не общалась с гоблинами и забыла, какими вредными и упертыми они могут быть иногда. — Спасибо, — еле сдерживаясь, вежливо ответила она, прежде чем направиться к лестнице. На двери кабинета, к которому Гермиона приблизилась, была прибита табличка с одним единственным именем: Драко Малфой. Казалось, из людей в «Гринготтсе» вообще работает только Драко (хотя Гермиона и знала, что это не так), и у нее мелькнула мысль, что, наверное, ему очень одиноко здесь. Она почувствовала, что снова нервничает, хотя еще пару секунд назад была полна решимости. «А вдруг… вдруг Малфой снова будет таким же агрессивным, как и в последний свой приход в мэнор. Конечно, здесь, на работе, он будет вынужден сдерживаться и вряд ли вспылит. Во всяком случае, очень надеюсь на это… и должна претворить задуманный план в жизнь», — она набрала воздуха и решительно постучала. — Войдите, — раздался изнутри голос, который раздражал ее много лет подряд. Повернув ручку двери, Гермиона вошла в кабинет. Драко сидел за столом в маленькой, тесной комнатушке, отделанной темными панелями, с одним крошечным окошком, скудно пропускавшим дневной свет. Вся атмосфера кабинета была депрессивной и очень мрачной. Поначалу он даже не поднял головы, но когда наконец сделал это, лицо его застыло от шока. Однако Малфой сумел быстро взять себя в руки и, нацепив маску холодного презрения, демонстративно вернулся к развернутой до этого газете. Гермиона молчала, и поэтому, все еще не поднимая глаз, он холодно и категорически задал вопрос: — Что ты здесь делаешь? — Я хотела бы спросить у тебя кое-что. — В любом случае, мне это абсолютно не интересно. Но Гермиона не смутилась. — Ты не хотел бы прийти в мэнор поужинать на следующей неделе? Ничего не ответив на вопрос, тот резко задал встречный. — Это отец прислал тебя? — Нет, Люциус даже не знает, что я здесь. — Послушай, Грейнджер, — Драко фыркнул и презрительно усмехнулся. — По-моему, в нашу последнюю встречу я достаточно ясно дал понять тебе отношение к этой чертовой ситуации. Да для меня нет ничего хуже, чем провести вечер, глядя, как мой отец плотоядно облизывается на свою аппетитную грязнокровную булочку в нашем же собственном доме! — Я думаю, ты прекрасно знаешь, что все будет совершенно не так, — Гермиона удивилась, насколько твердо прозвучал ее голос. — Я могу понять, почему в прошлый раз ты был так расстроен. И могу понять, почему сорвался на меня… и на отца. — Да меня не колышет, можешь ты это понять или не можешь. Отвали, Грейнджер! А еще лучше — исчезни отсюда. Испарись! — всем своим видом игнорируя ее, Драко уткнулся в лежащие на столе документы. Но Гермиона не позволила сбить себя с толку и продолжила: — Драко, ты далеко не дурак, и сам понимаешь, что не можешь продолжать вести себя в том же духе. Особенно, хотя бы на мгновение согласившись с тем, что если твой отец пустил меня в свою жизнь, то и тебе придется принять, если не меня, то хотя бы этот факт. Как данность! — она перевела дух и продолжила: — Ты прекрасно знаешь, о чем речь. Я не ожидаю, что ты примешь меня, но хочу, чтобы ты поверил — я не собираюсь никак вредить твоим отношениям с отцом. Потому что вы с ним очень любите друг друга. И мы ведь уже взрослые, пойми, Малфой. Я предлагаю тебе просто прийти и поужинать со мной и Люциусом. Обещаю вести себя так, чтобы тебя ничего не задевало. И поверь, для меня провести с тобой вечер тоже не сильно приятно и легко. Но повторюсь: мы больше не в школе. И я не собираюсь враждовать с тобой всю оставшуюся жизнь. Тем более что столько всего произошло за это время… много чего… — ее голос стал намного тише, когда она вспомнила, что именно происходило четыре года назад, и вспомнила пустоту в глазах Драко Малфоя, когда она увидела его во «Флориш и Блоттс». Между ними повисло долгое тягостное молчание, но потом Гермиона почувствовала, как дыхание Драко изменилось. Его напряжение явно спадало, хотя и очень медленно. А когда он заговорил, голос его был уже гораздо спокойней, чем раньше. — Я… просто не понимаю, как ты вообще можешь находиться в нашем доме. Когда ты была там в последний раз… — Да, — Гермиона быстро прервала его, не давая договорить. — Я не знаю, как это случилось, если честно. Но твой отец… он… словно рассеивает мою боль. Заставляет меня забыть о ней… На лице Драко появилось выражение отвращения, смешанного с толикой любопытства. — Послушай, Грейнджер, мы знакомы с тобой очень долго, должно быть уже лет двенадцать. И ни разу… Слышишь? Ни разу за эти годы не сказали друг другу даже пары вежливых слов. А теперь ты хочешь, чтобы я пришел поужинать с вами, с тобой и моим отцом, по совместительству твоим любовником? — Да пойми же, Драко! Прошлое должно остаться в прошлом. Нельзя тащить его за собой, как гири на ногах всю свою жизнь. Я знаю, как это тяжело для тебя. Понимаю. Но и ты должен понять и принять, что в жизни твоего отца происходит что-то… новое. Другое. И он счастлив со мной, Драко. Я знаю это! И ты тоже увидишь, если придешь… Это будет здорово! Знаешь, как он был расстроен на днях, когда вы повздорили и ты ушел? Не знаю, о чем вы говорили между собой, но кажется, все равно многое не проговорили. И я не хочу, чтобы ваш конфликт и ваше непонимание затянулись. Не хочу, чтобы в итоге между вами выросла стена отчуждения. Просто приди и поужинай с нами. И если тебе будет так уж противно, то я больше никогда не буду пытаться помирить вас, оставлю тебя в покое, как ты того хочешь. Драко глубоко вздохнул, и выражение его лица, хотя и по-прежнему насмешливое, слегка изменилось. Гермиона видела, как знакомый еще со школы антагонизм постепенно исчезает, смягчая его черты. Однако, слова его прозвучали довольно холодно, хотя и предельно ясно. — Грейнджер, а ты пойми, что Малфой-мэнор… это дом моей семьи… Дом, в котором я родился и вырос. Дом моего детства, где я жил с матерью и отцом. Вместе. Я знаю, тебе слабо в это верится, и вряд ли тебя можно винить за это, но знаешь… у меня было счастливое детство. Я любил… то есть люблю своих родителей. Обоих. И вдруг в нашей жизни… появляется Гермиона Грейнджер. Человек, которого я ненавидел практически больше всех остальных в школе, за исключением парочки ее же приятелей. Человек, презирать которого меня вдохновил мой же отец. Гермиона Грейнджер, пришедшая занять в нашем доме место моей матери. Как я должен чувствовать себя? Охваченная смущением, Гермиона ничего не ответила. А Драко продолжил: — И знаешь, Грейнджер… Я бы, может, и попытался. Да, мы все выросли, повзрослели, мы больше не в школе. Время идет, прошлое нужно оставить в прошлом, а старую вражду похоронить к черту. И когда мы встретились с тобой пару месяцев назад, ну ты помнишь — во «Флориш и Блоттс» — я даже старался… Думал: «Ладно, Малфой, двигайся дальше, расти над собой… Чего тебе стоит быть с ней вежливым и учтивым? Почему бы и нет? Просто поздоровайся и распрощайся снова лет на пять». И я старался! Ты же наверняка помнишь эту встречу, да? Не в силах поднять на него глаза, Гермиона тихо пробормотала: — М-м-м… да… конечно, я помню тот день. Лицо Драко вдруг окаменело. Какое-то время он молчал, но потом заговорил, и в голосе его звучали удивленное понимание и ужас: — Мой отец тоже был там. И тоже говорил с тобой, правда? Да… говорил… А потом… он весь день был каким-то странным… — осознание правды обрушилось на него, словно снежный ком. — Это началось тогда, да? Между вами что-то началось уже в тот день? Гермиона смогла лишь виновато согласиться: — Может быть… я не до конца уверена, но, наверное, да… Пожалуй, в тот день все и началось. Драко только покачал головой: — Ты… Не понимаю, Грейнджер… Ну почему это должна быть именно ты?.. Гермиона наконец подняла голову и посмотрела ему в глаза. Сейчас она как никогда ясно осознала, что ничего из произнесенного Драко не меняет ни ситуации, ни отношения к происходящему. И поэтому продолжила уже с новыми силами: — Драко, правда заключается в том, что теперь мы с твоим отцом… вместе. Понятно, что многим это кажется невероятным, неправильным, неестественным. Но мы не собираемся затыкать каждый рот, осуждающий нас. Потому что сплетни абсолютно не важны, а то, что происходит между нами — на самом деле чудесно. Я понятия не имела, каким удивительным и незаурядным человеком является Люциус. Каким интересным… Сейчас мне кажется, что до встречи с ним моя жизнь была… пустой. Даже страшно представить, как много я не смогла бы узнать и почувствовать, если б мы с Люциусом… разминулись. Знаю, сейчас все кому не лень разоряются на предмет нашей разницы в возрасте, и в мире маглов она заставила бы меня дважды подумать, но ты же знаешь… прекрасно знаешь, что волшебники (особенно сильные чистокровные волшебники) стареют намного медленней. И поэтому наша разница не может стать причиной, чтобы отказаться друг от друга. — Редакция «Придиры», кажется, думает иначе. — О, боже! Малфой, только не говори мне, что читал этот бред, хорошо? Ты же знаешь, что это и впрямь полная ахинея. Особенно то, что именно ты и сосватал нас с Люциусом. Видел? Драко ничего не ответил, но Гермиона была уверена, что уголки его губ шевельнулись от легкой улыбки. В кабинете снова воцарилось молчание, но сама атмосфера заметно изменилась, и Гермиона рискнула попробовать еще раз: — Ну же, Драко. Просто приходи на ужин и все увидишь сам. Если тебе будет с нами так уж дискомфортно, больше рисковать не будем. Приходи… пожалуйста. Я прошу не ради себя, а ради твоего отца и ваших с ним отношений. Малфой рассеянно постучал пером об стол и в конце концов пробормотал: — Ладно… Я подумаю. Услышав это, Гермиона облегченно выдохнула и продолжила: — Тогда… как насчет вторника? Около восьми вечера, пойдет? — она уже повернулась, чтобы уйти, но потом снова посмотрела на Драко. — Может, захочешь привести кого-нибудь с собой? Если чувствуешь, что так будет легче — приводи. — Никого я не приведу. — Просто подумала, что должна сказать тебе это. Ну, на всякий случай… Ладно… — Гермиона уже отвернулась и сделала шаг к двери, когда услышала позади себя голос. — Да некого приводить… — О-о-о… Извини… Мне очень жаль. — Еще на прошлой неделе думал, что есть… Но… не срослось. — Не переживай. Вот увидишь, ты обязательно встретишь… что-то настоящее. Драко повернул голову и бросил на нее сердитый и одновременно насмешливый взгляд. — Мерлин! Ты, Грейнджер, всегда была заботливой матерью-коровой своим дружкам-телятам. Гермиона слабо улыбнулась в ответ. «Чего обижаться? Он же прав…» — Знаешь, ты не первый, кто говорит мне об этом, — согласилась она с легким сожалением. — Да ну? А сама не догадывалась? Гермиона уже подошла к двери и от нее попрощалась: — Тогда… до вторника… — Не факт. Я еще не сказал «да». — Не сказал, но… — Все, Грейнджер. Пока! Драко провожал бывшую сокурсницу взглядом, пока дверь за ней аккуратно не закрылась.