Познавая прекрасное

Опираясь на руку Малфоя, Гермиона спокойно шла с ним по оживленным улицам Лондона. Чувствуя под ладонью крепкие и сильные мышцы, она откровенно наслаждалась прикосновением к ткани его жакета. Это напоминало о той их встрече во «Флориш и Блотс», и Гермиона подумала, насколько иные эмоции испытывает она сейчас. Одно лишь осталось неизменно. И тогда (правда, еще не осознавая), и сейчас, она откровенно жаждала Люциуса Малфоя. Она не удержалась и слегка обвила его руку пальцами, зная, что Люциус почувствует это. Свернув на одну из центральных улиц, Гермиона осознала, что толпа людей вокруг них стала намного теснее. Нетрудно было заметить, что Люциус напрягся, а так не хотелось портить ту восхитительную атмосферу, возникшую между ними. Она знала обратную дорогу до министерства, которая была немного длинней, но зато почти безлюдной. Поэтому и потянула его на узкую улочку, свободную от толпы маглов, торопливо спешащих по делам или просто прогуливающихся без особой цели. Они свернули направо и оказались в абсолютно пустом переулке. Расхохотавшись, она выдавила из себя: — Господи! Какая жалость! Сегодня нас бросает из крайности в крайность. Великолепнейшая магловская еда, прекрасное магловское вино, а на закуску на улице — орда галдящих и ненавистных вам маглов! — неясно махнула рукой в сторону центра. Запыхавшись от смеха, Гермиона откинула голову, чтобы вдохнуть воздуха и снова звонко захохотать, когда внезапно Малфой поймал ее руку. Схватив за кисть, Люциус одним движением притянул ее к себе и крепко обнял. Дышать стало невозможно. Гермиона ощутила себя крепко прижатой к его груди, и поняла, что Люциус снова обхватил ее, будто облекая в некий кокон. Поначалу она не поднимала глаз, уставившись на черную, словно уголь, ткань жакета, также как и тогда, в книжном магазине. Будучи с силой прижатой к нему, даже не могла вздохнуть, и лишь чувствовала грудной клеткой, как опускается и поднимается его собственная грудь, словно изо всех сил стараясь приникнуть к ней крепче. От внутреннего жара, что порождал в ней этот человек, находясь рядом, она начала задыхаться. А потом медленно подняла голову и встретилась с ним глазами. Жажда, горящая в них, была сейчас настолько очевидна, что это воспламеняло еще больше. Дразняще медленно, Люциус начал поглаживать ее по спине, посылая искорки возбуждения в самую сердцевину тела. Неторопливо, никуда не спеша, он достиг плеч, а потом коснулся шеи, и стон невольно сорвался с губ Гермионы. Она слегка наклонила голову, будто предлагая ему еще больший доступ. Обхватив ее лицо ладонями, Люциус пристально всматривался в него. Их глаза снова встретились, и снова он неотрывно глядел на Гермиону с каким-то необъяснимым любопытством, будто пытаясь понять о ней что-то. И это возбуждало еще сильней. Ее дыхание было сейчас таким быстрым и сбивчивым, что голова кружилась не переставая. А когда она почувствовала на лице его дыхание и аромат вина, которое они пили только что, Гермионе начало казаться, что вот-вот она взорвется. Дыхание Люциуса опьяняло сильнее, чем выпитое ими вино. Глазами Гермиона умоляла его склониться, коснуться ее. Открыв рот, невольно облизнула губы и тут же услышала, как он перестал дышать и, не отрывая взгляда от ее губ, начал медленно наклоняться к ее лицу. Ближе. Еще ближе. «На сей раз. На сей раз… Да». Губы Люциуса слегка коснулись ее рта, заставив внутренности Гермионы совершить ощутимый кувырок. «Наконец-то. Наконец!» Прикосновение было коротким, а потом Люциус слегка отстранился, и только его дыхание продолжало щекотать губы. Затем снова наклонился и так нежно потерся губами об ее рот, что Гермиона не смогла осознать, реальность это или нет. Невольно застонав, услышала ответный стон, и ощутила, как Малфой прижался к ее рту губами. Но как же мало оказалось этого! Его язык дразняще коснулся ее верхней губы, а затем и нижней. Потянувшись, Гермиона попыталась поцеловать его сама, но Люциус тут же отпрянул. Казалось, что на глаза вот-вот навернутся слезы — настолько изощренно этот мужчина дразнил и мучил. Наконец, крепко сжав голову Гермионы, Малфой обрушился на ее рот. Внутренности снова дико кувыркнулись, и показалось, что она проваливается куда-то, но тут же забыла об этом, отвлекаясь на то, что с ней делают его губы. Казалось, Люциус хотел выпить ее рот, нет, не выпить — съесть. Почувствовав его язык, она толкнула навстречу свой, и языки, не останавливаясь, закружили в головокружительном танце. Потом расслабилась, позволяя ему углубить поцелуй, чтобы попробовать ее всю, позволяя вылизать десны, внутреннюю сторону щек, нёбо, чтобы снова вернуться к языку, поглаживая и посасывая его. Наслаждение, которое дарил его рот, оказалось непередаваемо. Гермионе казалось, что он ласкает не только рот — все тело наслаждалось тем, что он делал. Эта внезапная демонстрация страсти поражала. И зажигала еще сильней. Пальцы Люциуса уже давно запутались в ее волосах, с силой поворачивая голову, чтобы быть еще ближе… еще глубже... Малфой толкнул ее к каменной стене, и Гермиона ощутимо ударилась, почувствовав спиной холод кирпичной кладки. Невольно застонала, но это будто еще сильней подпитало его собственный жар, заставив хрипло выдохнуть ей в рот: — Что же ты делаешь со мной, ведьма… что ты со мной делаешь?.. Его левая рука уже поползла вниз, и вот — коснулась груди. Заставляя Гермиону охнуть, Малфой начал гладить ее, то сжимая, то отпуская. И это наслаждение, почти граничащее с болью, было прекрасно. Обхватив его ногой, Гермиона прижалась еще сильней и даже сквозь несколько слоев одежды чувствовала твердость желания Люциуса, что так явно упиралась ей в живот. Внутри все горело, и хотелось лишь одного — чувствовать его, видеть, касаться... Она начала судорожно расстегивать жакет Люциуса, но прежде, чем успела это сделать, Малфой уже и сам добрался до пуговичек на ее блузке. Всего несколько мгновений попытался справиться с ними цивилизованно, но не выдержал, и, схватив ткань обеими руками, яростно разорвал. Горячие руки быстро спустили лифчик, обнажая одну из округлых молоденьких грудок, которую Люциус сразу же с наслаждением принял в ладонь: сжимая, потирая, гладя... А потом, бросив довольный взгляд на то, что находилось сейчас в его руках, нетерпеливо опустил голову и взял обнаженный сосок в горячий, жадный рот, всасывая его глубоко внутрь и облизывая языком. Восхитительное удовольствие волнами разлилось по всему телу. И концентрировалось, оседало, сгущалось там, в самом низу, где он был нужней всего. Стон, похожий на рыдание, сорвался с губ, когда она, подняв руку, вцепилась ему в волосы, прижимая еще сильней. Не давая оторваться от себя. И тут Малфой внезапно куснул ее сосок. Глаза широко распахнулись, когда Гермиона задохнулась от невероятного ощущения удовольствия и боли одновременно, охватившего ее. Откинувшись на стену, она невольно опустила веки и прикусила губу. Приподняв глаза, Люциус внимательно наблюдал за ее реакцией, откровенно наслаждаясь тем, что видит и слышит: негромкими приглушенными стонами и блаженством, разлитым на ее лице. Вынести большего Гермиона уже бы не смогла, и с губ наконец слетело то, что так давно носила в себе: — Пожалуйста... прошу тебя... ты так нужен мне... Господи... пожалуйста, Люциус... Услышав свое имя на ее губах, ощутив, как Гермиона обвила его ногой, прижимаясь к уже стальному члену, Малфой зажмурился от мучительной пульсации. Усилием воли он удержался от стона, а потом тихо и слегка укоризненно протянул ей на ухо: — Потерпи… Опустив голову, снова вернулся к ее груди, обнажая второй холмик с уже затвердевшим соском. Сейчас оба полушария вызывающе торчали перед его лицом, и Люциус, захватив правый сосок большим и указательным пальцами, начал перебирая ласкать его. А сам уже склонился над левым, с жадностью вбирая его в рот. Он снова и снова посасывал и облизывал его также сильно и долго, а потом снова неожиданно прикусил. Все это в сочетании с невероятной чувственной мукой от пальцев на другом соске было едва выносимо, и Гермионе казалось, что ее изголодавшуюся женскую сущность пытают электрошоком. Она была почти уверена, что сможет кончить только от того, что этот мужчина творит с ее грудью, но мучительно жаждала увидеть его член: твердый, крепкий, возбужденный, а потом почувствовать, как он глубоко погружается в ее плоть. Со слезами на глазах Гермиона снова не выдержала: — Пожалуйста... Я не могу больше... хочу тебя... Люциус... хочу чувствовать тебя... прошу... возьми меня скорее... Услышав ее слова, столь неподходящие для Гермионы Грейнджер, такие неожиданно откровенные, Малфой низко и гортанно застонал. И этот звук показался ей настолько эротичным, что Гермиона не могла не ответить ему глубоким собственным стоном. Заставила себя открыть глаза, чтобы пристально посмотреть на него, когда поняла, что Люциус немного отстранился. Почувствовала, как одной рукой он приподнимает ее юбку, и увидела, что другая — уже тянется к пряжке ремня. «Да. Наконец... Наконец!» В этот момент поблизости открылась дверь, и противный голос заверещал совсем близко: — Это еще что такое!? Я не позволю никому трахаться у себя на заднем дворе. И немедленно звоню в полицию! Оба заледенели. На лицах отчетливо отразилась мука. Быстро поправив одежду, Люциус схватил Гермиону за талию, и уже вытягивая палочку, свернул за угол, чтобы аппарировать обоих в министерство, пока возмущенный магл торопливо тыкал пальцами по кнопкам мобильного телефона. Оказавшись в кабинете Гермионы, они почувствовали, как головокружение и тошнота охватывают обоих, хотя Люциус и сумел скрыть свой дискомфорт куда как лучше. В надежде избавиться от головокружения, Гермиона тяжко рухнула на стул, быстро застегивая жакет поверх разорванной блузки. У них не оказалось даже минуты, чтобы понять, что произошло, когда дверь внезапно открылась, и в кабинет с какими-то бумагами в руках вошел Ормус. Замерев на пороге, он крайне подозрительно уставился на то, что увидел. — Гермиона! Понятия не имел, что ты здесь. Хотел оставить кое-какие документы. Честно говоря, я думал, что ты еще на ланче. Не видел, когда возвратилась, — Ормус удивленно взглянул на Люциуса, и подозрение ясно читалось на его лице. — Малфой. Я не понял, у вас, что — сегодня назначено? Не припоминаю, чтобы вы входили в отдел. Будьте добры, сообщайте моему секретарю, когда приходите. Не обращая никакого внимания на откровенную невежливость Ормуса, Люциус спокойно ответил: — Я пришел некоторое время назад. Но вашего секретаря на месте не оказалось, поэтому и взял на себя смелость подождать мисс Грейнджер в ее кабинете. Мисс Грейнджер только что вернулась с ланча. Должно быть, ее ваша секретарша тоже пропустила. Приношу свои извинения, если это кому-то доставило неудобство. Гермиона не смогла не улыбнуться этой мастерской лжи, которой он покрывал их, и тем, как ловко Люциус бросил камешек еще и в огород Присциллы. — Хорошо, но сейчас вы должны уйти, — коротко бросил ему Ормус и повернулся к Гермионе. — Через полчаса у нас встреча с министром. Он хочет обсудить результаты и динамику того вечера в опере. Поскольку твой ежедневник был пуст, я предположил, что это будет нормально. Малфой же может посетить нас и в любое другое время. И Гермиона почувствовала, как щетинится от гнева. То, что он говорил о Люциусе, находящемся здесь, рядом, в третьем лице, было оскорбительно, и, не думая ни секунды, резко ответила. — Ормус, я удивлена, что ты ставишь меня перед фактом изменения рабочего расписания, даже не поговорив со мной. Лю… Мистер Малфой потратил время, чтобы прибыть в министерство, и заслуживает, как минимум, чтобы с ним были вежливы, а не выставляли прочь. Явно напрягшись, Ормус холодно начал: — Мисс Грейнджер, думаю, вам стоит… — О, не волнуйтесь, мисс Грейнджер, ничего страшного, — спокойно перебил его Люциус. — Я просто был в Лондоне по делам и зашел на всякий случай: вдруг у вас окажется время принять меня. К сожалению, это, по-видимому, невозможно. Но я уверен, что в самое ближайшее время наша встреча состоится. И буду с нетерпением ждать ее… — Люциус смотрел ей прямо в лицо, и неутоленная жажда все еще плескалась в серых глазах. Гермиона оказалась ошарашена шквалом эмоций и чувств, обрушившихся на нее в эту минуту. Она одновременно хотела рассмеяться вслух над смелой, но забавной игрой Малфоя; потянуться и обнять его, заканчивая то, что они начали раньше; дать по морде Ормусу, который так грубо и беспардонно вломился в ее частную жизнь; и разрыдаться в агонии от боли, которая бушевала в ней. Поэтому все, что смогла сделать, так это — открыв в отчаянии рот, уставиться на них обоих. В кабинете воцарилась неловкая тишина. Было ясно, что для Люциуса эта сцена не менее болезненна; что он не хочет покидать ее сейчас, но, в конце концов, наклонив голову, и посмотрев ей в глаза так пристально, как только возможно, он изящно развернулся и вышел из кабинета, даже не кивнув на прощание Ормусу. Гермиона почувствовала, как ее душат рыдания. Откровенно игнорируя Ормуса, она подошла к своему столу и села. Снипуорт заговорил с ней тоном, поразительно напоминающим профессора Макгонагалл, когда она оставляла кого-то из нерадивых учеников на отработку. — Гермиона, сожалею, что нарушил твои планы на сегодня, но ты обязана организовывать свои встречи заранее. В твоем дневнике не было ничего, что указывало бы на то, что ты занята. И что может быть важней, чем встреча с министром? После оперы прошло уже больше недели. Будь любезна вспомнить, что ты — работник Министерства магии, и должна выполнять, прежде всего, свои непосредственные обязанности, а не заниматься лишь фантастическими проектами по преобразованию бывших Пожирателей Смерти. Разъяренная Гермиона уставилась на него. «Что он сейчас сказал?» Гнев смешался с виной, потому что доля правды в словах Ормуса все же была. Но прежде, чем снова отреагировать так же импульсивно, как и раньше, Гермиона опустила голову и глубоко вздохнула, осознавая реальность обрушившейся на нее ситуации. Она чувствовала вину за свою несдержанность и понимала, что должна предоставить Снипуорту хоть какие-нибудь объяснения. — Извини, Ормус. Я не люблю конфликтовать с людьми по пустякам. Особенно с такими, как Люциус Малфой, — Гермиона понимала, что должна сказать что-то еще. — Просто устала в последнее время. Поэтому, прости… Я сорвалась. Вздохнув, Ормус слегка улыбнулся: объяснения, казалось, вполне удовлетворили его. — Ну, давай же, пойдем. Министр уже ждет нас, вечер в опере заслуживает того, чтобы его обсудили, тем более что у него есть мысли на этот счет. Она извиняюще улыбнулась. «Черт! Я должна спрятать то, что случилось сейчас между нами с Люциусом куда-то глубоко-глубоко…» Но, к сожалению, постоянная пульсирующая боль где-то внизу живота не позволяла сделать это еще очень долго…