Пути

      Что всегда удивляло меня, так это отношение людей к вокзалу: кто ненавидит всем сердцем, кто любит его до умопомрачения, кому-то безразличен, у кого-то задевает самые потаенные уголки сердца. А я... Я принадлежу ему, отчаянно, с радостью, всем своим естеством, вкушая тот горький дар, ту свободу, что барской милостью была брошена под стол псам.       Кто я? Бродяга? Ищейка? Цепная или домашняя? Кто?..       - Доброе утро.       - Доброе. Как можно добраться до Лондона побыстрее?       - На поезде до аэропорта, а там каждые полчаса самолет. Поезд отправляется каждые сорок пять минут, расписание на стене,- рыженькая веснушчатая девушка вымучено улыбнулась.       Дженни. Невозможная. Слабая. Сильная. Храбрая. Наивная. Ты была сердцем дома, кто занял твое место? Никто не имел ни единого шанса уйти от тебя голодным, грязным, отчаявшимся. Даже Райан. Как и я, впрочем. Дорогая Дженни, ты нашла свою память, истину, свободу.       - Благодарю.       Забрать вещи, купить билеты... И почему мне кажется, что я опаздываю? Почему я растеряна? Я... боюсь? Боль, страх, недоверие или надежда, преданность и движение вперед? Что ждет меня? Когда я покинула Дом, я помнила эту простую истину, но теперь… Что-то сломалось во мне, стерлось из памяти.       Мне нужно вернуться.       - Доброе утро, мисс! Вы сегодня рано вернулись, наверно, охотились за новыми фотографиями, да? Картины ночи, это так захватывающе! А покажете, мисс? Знаете, я ваш поклонник! Ваши работы - лучшее, что есть в "Новом мире"! Я даже его выписываю...       - Доброе утро, Джордж. Не тараторь. Я сейчас уезжаю, мне нужно собрать вещи, но пока едет такси, мы сможем поболтать. Тем более, к тебе клиент! - улыбаюсь.       - Уезжаете? Жалко... Доброе утро, что желаете? - мгновенно переключился Джордж.       Перо. Независимый. Живой. Быстрый. Искренний. Я помню тебя. Ты говорил так быстро, что заканчивал раньше, чем начинал. Был мальчиком на побегушках, а потом раз - и всеобщий спаситель. Я помню.       Тен говорила, что в первом акте не было таких. А сейчас?       Влетаю в номер, хватаю чемодан, кидаю вещи. Моя голова сейчас так на него похожа: распирает, не закрывается! Нужно сесть и успокоиться, все вытряхнуть и "разложить по полочкам". На дно тяжелое - обувь. А если я не смогу, если то, что произошло со мной необратимо? Нет, все хорошо... Затем рубашки... Юбки...       Платье... Как же хочется верить, что я выдержу то, что тогда далось мне, а ныне пугает сильнее смерти! Чулки и перчатки... Дырка, надо бы зашить... Быть может, не вернусь, не справлюсь. И будет еще хуже. Зайти на квартиру, оплатить счета… И вернуть долги, живым и мертвым. Как мало первых, как много вторых…       Готово!       Вызываю машину, спускаюсь. Джордж смотрит на меня печальным взглядом побитой дворняги: его начальство рядом, не отвлечься. Виновато улыбаюсь, слегка пожав плечами, и, поддавшись внезапному порыву, беру одну из моих работ, размашисто пишу: "Джорджу на добрую память. Спасибо, твои рассказы напоминают о Свободе." И подпись. Такой радости я еще не видела на лицах.       Подъехал автомобиль.       Смотря на мелькающий за окном пейзаж, вспоминаю истории Джорджа. У него большая семья, каждый день что-нибудь происходит: то близнецы устроят войну во имя Великого Телевизора, то старшая сестра, начинающий психолог, всех фанатично анализирует по Фрейду, причем вслух. А чего стоит старшее поколение! Дед каждый день ухаживает за бабушкой, совсем как в фильмах. Правда, за одним весьма забавным исключением: все дни, кроме сред, ну а почему - никто не знает. И в каждом из них я видела отражение невольных жильцов дома: Джим, Джек, Алиса, та светленькая простушка в фиалковом платке...       Невольные жильцы. А ведь каждый до сих пор молчит, ни один не сказал правды властям. Практически полностью выдуманная ими история - сенсация пару лет назад - никоим образом не затронула хозяина Дома...       А ведь я возвращаюсь. Я – невольно вольный жилец. За оком теперь мелькает иной пейзаж: я в поезде. Горячий чай и яблоко говорят мне, что я еще существую, здесь и сейчас. Я существую. Изменившаяся. Сломавшая в себе тот самый стержень. Забывшая, стершая себе память. Видя смерть и боль, я оставалась собой. Когда повесился Дени. Когда умерла от потери крови Анна. Когда убили Сэма. Тен сказала, что это нормально: всего десяток-полтора мертвецов прибавилось за тот акт. В разы меньше, если сравнивать с первым. Но стоило покинуть дом, как поклявшаяся не утонуть в каждодневной рутине я… вернулась на старт.       Через час я буду в аэропорту. И неизвестно как изменится пейзаж за окном, как и изменится Дом в этом акте. Теперь это потеряло особое значение. Я должна вернуться в то место и вернуть себя. Что всегда удивляло меня - это отношение марионеток к Дому: кто ненавидит всем сердцем, кто любит его до умопомрачения, кому-то безразличен, у кого-то задевает самые потаенные уголки сердца. А я... Я принадлежу ему, отчаянно, с радостью, всем своим естеством вкушая тот горький дар, ту свободу, что барской милостью была брошена под стол псам.       Кто я? Бродяга? Ищейка? Цепная или домашняя? Кто?..