Ненастоящая любовь

<center>Отныне у Трандуила и Тауриэль появилась ещё одна общая тайна, ведомая только им двоим. Когда кто-то видел их вместе, король по-прежнему был с ней сдержан, даже холоден, она же с ним — неизменно почтительна. Когда же они оставались наедине, ничто не мешало прогуливаться бок о бок, обмениваться улыбками и говорить почти свободно. Оба ценили эти краткие моменты. Для него необычайным являлось уже одно то, что улыбка, забытая в горести, похороненная в боли, вновь озаряла лицо. Для неё чудом было, что рядом находился тот, кто, казалось, понимал в её душе то, чего не понимала она сама.       В один из дней Трандуил сидел на троне и выслушивал доклад Элроса. Дела шли как нельзя лучше: не так давно удалось полностью уничтожить крупное паучье гнездо. Всё больше эльфов желало служить в страже. Место и в прежнее время получить было непросто, а теперь капитан устраивал поистине жёсткий отбор. Сам же Элрос стал неузнаваем: из дворцового эльфа со связкой ключей, большого поклонника винных погребов и их содержимого он превратился в сильного лидера, способного вести за собой воинов. - Хорошо, Элрос, - промолвил владыка, делая повелительный жест рукой. - Скажи, как тебе служба на столь ответственном посту? - Я весьма ею доволен, - Элрос чуть смутился, ведь когда-то его назначение стало полной неожиданностью и для самого бывшего хранителя ключей. - Вижу, тебе удалось завоевать уважение подчинённых. Это нелегко. - Мой король прав. - Я вполне доволен тобой. Возможно, ты желаешь чего-нибудь. Проси. - Моё желание — служить вам и народу Лихолесья на том месте, что вы определили для меня. - Так тому и быть. Можешь идти. - Ваше величество, - начальник стражи поклонился и удалился из зала.       Оставшись один, Трандуил чуть нахмурил свои тёмные брови. «Отлично», - подумал он. - «Элрос справился — со стражниками, но, прежде всего, с самим собой. Я не ошибся в его таланте».       Дело в том, что назначение Элроса капитаном стражи явилось странным решением повелителя эльфов. Никто, кроме самого короля, не понимал такого шага. Однако, подчинившись воле Трандуила, все вынуждены были его принять. Как же так?! Элрос — непутёвый хранитель ключей бездарно упустил эти самые ключи, напившись пьяным, а ему вдруг оказывается подобная честь!       Нельзя не отметить, что вину свою тот признал, покаялся и в Битве Пяти Воинств, куда умолил себя взять, старался всеми силами искупить грех. Именно тогда владыка окончательно принял спорное решение. Видя, как отважно и искусно сражается Элрос, как в нужный момент — пусть и непроизвольно — он объединяет вокруг себя воинов, Трандуил понял, что должен сделать.       Король знал Элроса много веков. Он уже давно понимал, что на должности хранителя ключей тот пропадает зря. В большинстве своём слуги находились в подчинении у Гэлиона. Элроса же никто не воспринимал всерьёз. У него было слишком мало обязанностей, исполнение которых не требовало особых усилий, слишком много свободного времени, девать которое было совершенно некуда. Невостребованность, как известно, порождает уныние, а уныние — дурные наклонности. Король знал об этом, как никто другой. Одно время он хотел назначить Элроса в стражу под начало Тауриэль, но это откладывалось — то в страже не было свободных мест, то в силу различных обстоятельств становилось не до того.       Когда настал момент, владыка решил раскрыть талант Элроса и избрал для этого весьма жестокий способ. Дважды Элрос приходил к нему с прошением об отставке, говорил, что стражи не принимают его. Дважды владыка гневался и прогонял эльфа прочь с глаз. С поста, однако, не снимал. Бедняге ничего другого не оставалось, как соответствовать своему месту. Как тяжко приходилось Элросу знали, пожалуй, лишь он сам и повелитель.       В итоге же те, кто ещё полгода назад негодовал и даже отказывался подчинятся, теперь прониклись уважением к капитану и повиновались его слову. Полгода — ничтожный срок для эльфа, но та искра таланта, что до поры неведома была даже самому Элросу, сделала своё дело.       К слову, вино он пил весьма умеренно, ничуть от того не страдая. Теперь он — не какой-то там пьяница. Он — настоящий командир стражи и не имеет права ударить в грязь лицом. Ощущение значимости окрыляло. И пусть умолкнут те, кто думает, что эльф, в чьём распоряжении вечность, не способен к переменам.       Теперь Трандуилу предстояло решить очередной тонкий вопрос. Тауриэль. Леди Ломмиона. Высокорожденных из его родного народа-синдар — тех, кто имел право именоваться лордом или леди можно было пересчитать по пальцам, тем не менее...       В давние времена, когда сумеречные эльфы из разрушенного Дориата пришли в Великое Зеленолесье, они поддержали его отца, благородного Орофера. Как оказалось, у исконных жителей леса — эльфов-нандор было древнее предсказание о том, что из-за гор явится тот, кто сияет подобно солнцу и звёздам, и ему судьбой назначено сделаться их королём.       В величии и сиянии, а также в мудрости и предусмотрительности у Орофера недостатка не наблюдалось. Впрочем, подобны ему были и некоторые высокорожденные. Любой из них мог стать королём не хуже, но все поддержали именно его. Орофер намеренно ничего не обещал, но когда они своими силами освоили лесные угодья по соседству с нандор и поселились в них, не оставалось ничего иного, как только отдать участки леса во владение. Как мог лесной король забрать себе всё? Как мог лишить подданных того, что обжито их трудом? Тем более что соотечественники признают его королём, готовы служить и не претендуют на полную независимость от королевства. Не по-королевски поступать столь подло. Не по-королевски забывать о благородном рождении.       Теперь все, кто когда-то поддержал Орофера, служили его сыну Трандуилу. Как и прежде, они сохраняли то, чем владели, изо всех сил противостоя Тени, что пала на лес. За века случалось всякое, но на королевскую власть не покушался никто. Владыка владел несравнимо большим, чем все их лесные угодья вместе взятые. Учитывая Тень, а стало быть — постоянную угрозу выгоднее было хранить мир внутри королевства и не вступать в противоречия с владыкой.       Таким образом, Трандуил опасался не за себя, а за Тауриэль. Никто не отберёт у неё Ломмион. Но разве одной королевской властью спасёшь эльфийку — единственную из нандор, именовавшуюся леди, от разговоров за спиной? Правда, никто до сих пор не возмущался решением, но он хотел, чтобы девушку, перенёсшую столько горя и испытаний, ничто не волновало.       Следовало что-то предпринять. Что же именно? Не объяснять же каждому причины, по которым он даровал ей буковый лес? Такое поведение походит на оправдание. Оправдание означает неуверенность. Неуверенность означает слабость. Король не должен оправдываться, выглядеть неуверенным и слабым. Ни перед кем. Особенно перед подданными.       Король думал. Верный ход нашёлся сам собой.       Трандуил шёл по дворцу. Шаг за шагом. Галерея за галереей. Лестница за лестницей. Размышлять можно не только сидя на троне. Лицо повелителя эльфов было сосредоточенным. Серебристо-золотые волосы струились по спине. Все, кто попадался на его пути, кланялись, получая в ответ царственный кивок — не более.       Внезапно до ушей владыки донеслась песня, мелодия которой показалась знакомой. Пройдя по очередной лестнице, его эльфийское величество спустился в винный погреб. Пение доносилось именно оттуда. За широким деревянным столом сидели дворецкий Гэлион и эльф с лютней в руках. На нём была простая одежда болотного цвета. Сапоги выдавали странника. Прямые светло-русые волосы заплетены в косички у висков. Изящные пальцы умело перебирали струны лютни, и эльф пел. Ах, как прекрасно он пел! Немудрёная, но проникновенная мелодия сама собой вливалась в уши, а затем — в сердце.       Увидев перед собой короля, Гэлион вскочил и поклонился. Певец осёкся на полуслове и замолчал. Струны жалобно задребезжали. - Ваше величество, - проговорил дворецкий. - Какая неожиданность! - Король не может зайти в собственный винный погреб? - бесстрастно усмехнулся Трандуил, хотя сердце в нём пылало, находясь в плену прерванной музыки. - Кто здесь с тобой? - Это Линорн, лесной певец. - Повелитель, - смущённый музыкант поднялся с места и поклонился. - Простите, если нарушил ваш покой. - Что он здесь делает? - обратился король к Гэлиону так, будто бы не слышал извинений его гостя. - Линорн — мой давний друг. Он возвратился из Эсгарота, и я попросил его зайти ко мне. Спеть песни, поделиться новостями. В том, что он здесь, поверьте, лишь моя вина. - Ты ответишь, не сомневайся. Вышло так, что мне знакома его песня. Прошлый День середины лета, не так ли? - Да, - ответил Линорн смелее. - Ваше величество провели его в лесах. На том празднике выступало немело певцов, и я в том числе. - Тогда пой, раз пришёл.       С этими словами Трандуил сел к столу. Линорн поколебался всего мгновение и начал петь. Когда он закончил, владыка уже знал, что сделает. - Гэлион, налей своему другу вина, - приказал он. - Только не того, что сейчас на столе, а другого — белого, с нотами жасмина, мёда и лимона. - Нам давно его не присылали, но пара бочонков найдётся. - Иди и принеси.       Эльф отправился вглубь погреба на розыски ёмкости с редким напитком. За столом повисла неловкая пауза. - Мой дворецкий сказал, что ты побывал в Эсгароте. Зачем? - спросил король. - Я набирался впечатлений для новых песен, ваше величество. - О чём же твои новые песни? - Одна о Битве при Эреборе, - Линорну, как и всякому творцу приятен был интерес к тому, чем горела его душа. - Другая — о том, как восстанавливается город людей, о благородной помощи эльфов смертным. Не уверен, что это достойно ушей эльфийского владыки. К тому же, они ещё не совсем готовы. - Есть ли у тебя новые песни, что готовы? Той, что ты спел сейчас, должно быть, не менее пятисот лет. - Да... - у эльфа слегка покраснели кончики ушей. - Одну уже можно исполнить. Она о подвиге леди Тауриэль. - Пой.       Линорн запел. Владыка слушал внимательно, время от времени поправляя на своём пальце драгоценный перстень. По его лицу невозможно было угадать истинные эмоции. Где-то в глубине погреба чем-то гремел Гэлион, но до того никому не было дела. Последние слова слетали с губ певца. Пальцы мягко отпустили струны. Лицо эльфа светилось вдохновением. - Песня неплоха, - дал милостивую оценку его величество. - Думаю, нелишним будет подчеркнуть благородство духа и устремлений леди Ломмиона, а также её верную службу в качестве командира стражи на благо всего Лихолесья. Только чтобы получилось не слишком длинно. Постарайся, певец. Впрочем, ты не обязан соглашаться со мной. Ты певец, я же — король. - Отчего же? - встрепенулся Линорн. - Ваши замечания я считаю ценными для себя. - Порадуй своей песней жителей Лихолесья, но не говори, что мне она по вкусу. Пусть эльфы — синдар и нандор сами оценят твоё творение. Возьми за труды. Ты издержался в путешествии, а тебе вновь предстоит путь.       Владыка положил на стол напротив певца кошель с монетами. - О, мой король, - проговорил Линорн. - Мне неловко это брать. - Я не первый, кто даёт тебе награду за песни. Бери. - Благодарю, - эльф спрятал кошель в карман. - Клянусь, я не забуду милости. Да не померкнут над вами звёзды! - Не забудешь. Только песен о ней не нужно, - в глазах короля промелькнуло нечто такое, что заставило восторженного певца прикусить язык. - Пусть останется между нами. Мы ещё встретимся, и ты споёшь мне о Битве Пяти Воинств и о восстановлении Эсгарота. - Как пожелает владыка леса.       Вернулся Гэлион, таща в руках небольшой бочонок вина, покрытый пылью. Найти его в обширном погребе стоило немалого труда. - Вот и вернулся, - сказал Трандуил, поднимаясь с места. - Что ж, выпейте за нашу победу и за возрождение Эсгарота. Потом пусть певец уходит. Впредь оповести меня, если решишь пригласить его в гости. - Разумеется, ваше величество, - произнёс дворецкий.       Владыка Трандуил ушёл из погреба.       Позже Линорн, покинув дворец, долго не мог поверить в произошедшее. Словно сон, наваждение! Однако на губах и языке чувствовалось изысканное послевкусие от вина, в кармане лежала королевская награда, на сетчатке глаз отпечаталось лицо владыки, а в голове прочно засели его слова. «Клянусь Элберет, всё останется в тайне!», - думал лесной певец. - «С какого поселения лучше начать мне петь песню о леди Тауриэль?».