Ненастоящая любовь

<center>Принятая мера имела точно те последствия, которых желал король Лихолесья: песня, написанная Линорном, так понравилась, что скоро её пело чуть ли не всё королевство. Если у кого-нибудь и были претензии к решению повелителя, то теперь они отпали будто бы сами собой. Впрочем, если и не отпали совсем, то высказывать их на общем фоне восхищения подвигом Тауриэль стало, мягко говоря, неудобно.       Что же до самой леди Ломмиона, то она поначалу не знала, куда деваться от смущения. Она по-прежнему не считала свой поступок настолько значимым. Состояние не укрылось от его величества. - Тебе нечего смущаться, - сказал он эльфийке однажды, когда они были наедине. - Лесной певец не лжёт, и все об этом знают. - Должно быть, он прав, - она опустила глаза. - Вот только я ничего не могу поделать с собой. - В таком случае, смущайся, но никогда не показывай другим. Спокойствие, уверенность, сдержанность. - Что, если я не смогу? - Сможешь. Когда поймёшь, что теряешься, смотри на своего короля. - Вы того желаете? - Да. - Я постараюсь.       Тауриэль взглянула на него и почувствовала почти непреодолимую тягу. Хотелось прикоснуться к его волосам, щеке, подбородку, поцеловать королевские губы... Она не показала порыва. Она решила учиться сдержанности.       После всего, что между ними случилось, девушка довольно долго ходила сама не своя. Она перебирала в пальцах жемчужные бусины своего ожерелья, думая, однако, совсем не о море. Её щёки розовели, а в позвоночник словно бы безболезненно, но чувствительно, втыкались маленькие иголочки. Тауриэль поймала себя на мысли, что, если бы король вновь позвал её в свои покои ночью, она бы не отказалась...       Но он не звал, лишь только пару раз поцеловал эльфийку. Разумеется, тайно и всего лишь в щёку и в губы. Вспоминая ту ночь, Трандуил чувствовал удовлетворение вперемешку со... смущением. Эру всемогущий! Каких глупостей он наговорил ей! Владыка знал слова любви — те самые, что говорил когда-то своей возлюбленной владычице, с которой его разлучила жестокая смерть.       Однако, Тауриэль не была его сердцем, его смыслом, его единственной любовью. Не была она его лунным светом, как не была и солнечным, и звёздным. Пожалуй, всего лишь огоньком, делавшим чуть теплее и светлее его охладевшую сумрачную душу, побуждавшим иной раз улыбаться. Огоньком — не более того. Как говорить слова истинной любви той, кого не любишь по-настоящему? В то же время, хотелось сказать ей что-то хорошее, не являть себя перед ней холодным тираном, без слов и ласк похищающим её невинность. Отсюда и явилась «ладная сладкая красавица». Словами он прикрыл собственное смущение, а она, смущавшаяся ещё больше, даже не заметила, до чего они нелепы.       Вспомнив прошлое, Трандуил решил, что это было ещё не самой большой глупостью в его жизни. Куда как глупее теперь виделась история с фавориткой, однажды забравшейся на его трон и за то наказанной вечным изгнанием. До чего только ни доводят попытки несчастного, лишившегося истинной возлюбленной, не быть одиноким и испытать — хотя бы раз за бессчётные века жалкое подобие счастья.       Впрочем, в ту ночь владыка не солгал Тауриэль: он, правда, находил её красивой и на диво хорошо сложенной.       В Лихолесье была осень. Дни стояли ещё тёплые, хотя листья на деревьях всё больше покрывались золотом и багрянцем.       Элрос, вернувшийся из леса во дворец со своим отрядом, стоя на витой лестнице, разговаривал с Гэлионом. - С тех пор, как вы вернулись, ты только эту песню и напеваешь, - сказал дворецкий, чуть обиженно поджав губы. - Увижу Линорна — я ему всё скажу. - Ты на него в обиде? Почему, позволь узнать? - Прекрасную песню о леди Ломмиона он написал ещё тогда, когда заходил в гости, но мне не спел. - Не переживай, - улыбнулся Элрос. - Ты её ещё не раз услышишь. В поселении, откуда мы вернулись, её не поёт только немой, а немых там нет. - Всё равно, мог бы и спеть, не очень-то по-дружески получается. - Да не сердись ты на этого Линорна! Лучше скажи, как твоя служба. - Обыкновенно, - махнул рукой Гэлион. - А ты, похоже, всем доволен. Было время — от тебя одни жалобы слышались, мол, хочу опять в хранители ключей. - Ты прав, было такое время. - Так уже не хочешь обратно? - Не хочу. Когда владыка пожаловал Тауриэль буковый лес, я огорчился. Думал, он возведёт её в командиры стражи, как прежде. - Что теперь случилось? - Понял, что всё время хотел обратно в ключники лишь по привычке, лишь потому, что я служил им несколько веков, а не потому, что в этом моё предназначение. Посмотрел на себя со стороны. Знаешь, Гэлион, его величество знает меня лучше, чем я сам себя знал. Я мечтал когда-то стать великим воином, а на меня волею обстоятельств навесили связку ключей и велели сидеть во дворце. - Вот оно что, друг мой! - весело воскликнул его собеседник, забывший надуманные обиды. - Да у тебя теперь есть шанс стать выдающимся командиром! Что же до меня, то мне моя должность по характеру, уж поверь. Слышал, от желающих служить в страже у тебя отбоя нет. - Верно. Сын нашего казначея — и тот прошение подал. Хотя, как по мне, сидел бы он тихо да помогал отцу считать королевские монеты. - Так плох? - И не говори. Возьми его — убьют в первой же стычке, если он сам себя по неопытности не прикончит своим же оружием. - Да, такие стражники владыке не нужны. - Я объяснял ему, но он упрямый. Говорит, буду учится, тренироваться, не отступлюсь, и тогда вы меня точно примите. - Ты с казначеем поговори. Пусть усмирит сынка. - Подумаю.       В одно утро гонец из Ломмиона доставил Тауриэль письмо от Ференира. Управляющий сообщал о том, как идёт подготовка поселения к грядущей зиме. В тот же день она решила отправиться в буковый лес, чтобы вникнуть в дела лично, как подобает хорошей хозяйке, и известила об этом владыку. - Правильное решение, - коротко произнёс король Трандуил, откинувшись на спинку трона. - Отправляйся в Ломмион. - Если позволите, ваше величество, я вернусь, как только завершу дела. - Возвращайся, - он слегка кивнул и добавил. - Если захочешь.       Поклонившись, Тауриэль покинула тронный зал. На малую родину она отправилась со смешанными чувствами. Ах, каким равнодушным показался ей лихолесский владыка! Он ли — воплощение спокойствия и величия был однажды таким смелым и страстным? Он ли проникал языком в её лоно и вознёс её на вершину удовольствия? Теперь в это верилось всё меньше, и та ночь казалась сном. Но... он сказал: «Возвращайся».       В Ломмионе Тауриэль вновь поселилась в своём новом доме на дереве и вместе с Ферениром принялась за дела. Наблюдая за сбором орехов и прочих полезных даров леса, вникая в особенности утепления домов, учась вести учёт припасам, она, казалось, отбросила переживания, но не всё обстояло столь просто.       В один из погожих осенних дней, решив немного развеяться, эльфийика отправилась в лес. Она шла долго и вдруг заметила, что ступает уже по королевским владениям. Проходить по ним было не запрещено. Однако факт, что она стоит на земле Трандуила, напомнил и о самом Трандуиле. Наклонившись над ручьём, Тауриэль утолила жажду. Прозрачная синева холодной воды напомнила глаза владыки. Она поднялась, залюбовалась красновато-багровыми кронами деревьев, освещаемыми ярким светом осеннего солнца. Золотистое свечение напомнило волосы короля Лихолесья.       Вздохнув, Тауриэль углубилась в лес. Страсть ранила её, заставляя работать воображение. «Верно, это наказание мне за то, что не отдалась моему владыке», - подумала эльфийка. - «Чего я испугалась? Чего боюсь до сих пор?».       Она остановилась напротив стройного дерева, обняла его и припала губами к коре, едва нагретой солнцем. Тауриэль погрузилась в воспоминания о ласках и поцелуях короля эльфов. Она повернулась к дереву спиной, прижалась, прикрыла глаза, лаская через одежду свои груди, прикасаясь к животу, спускаясь ниже, с усилием поглаживая. Хватит! Она резко одёрнула руки. Восстанавливая дыхание, Тауриэль ещё какое-то время постояла у дерева. Нужно было возвращаться в Ломмион.       Той же ночью она вновь попыталась приласкать сама себя. Ощущения получились приятные, но не шли ни в какое сравнение с теми, что подарил Трандуил. Эльфийка заглушила стон подушкой. Владыка, чей образ стоял перед глазами и не покидал её мыслей, чуть заметно усмехнулся. «Не смейтесь, мой король», - подумала Тауриэль. - «Видите, что вы сделали со мной своими сокровенными поцелуями? Я, наверное, сошла с ума. Эта любовь... она ведь ненастоящая? Тогда почему мне так сладко думать о вас?».