Ненастоящая любовь

      Трандуил и Леголас оказались в личных покоях владыки. Их хозяин жестом отправил прочь всех слуг.  — Присаживайся, Леголас, — пригласил он, своей рукой наливая принцу вина. — У тебя такой вид, что могу сказать: тебя что-то мучает, сын мой.  — От тебя ничего не скроешь. Так было всегда.  — Не спорю. Теперь я слушаю.       Внезапно Леголас понял, что не в силах вымолвить ни слова. Как начать этот странный разговор? Он отвёл глаза и схватился за винный кубок. Трандуил чуть нахмурил тёмные брови.  — Вижу, тема разговора серьёзнее, чем я предполагал. Выпей. Станет легче.       Леголас подчинился. Терпкое вино обожгло губы, оставляя во рту послевкусие смородины и терновых ягод. Трандуил тоже отпил из своего кубка. Он пристально вглядывался в сына, в уме строя догадки о том, что же такого ужасного могло произойти за сутки. Ещё вчера его Зелёный Лист казался счастливым в кругу эльфов, рядом с которыми прожил годы и века. Неужели, что-то стряслось с его новым другом, сыном Араторна? Но, будь это так, Леголас бы уже отправился выручать Арагорна из беды.  — Говори, — почти потребовал повелитель Лихолесья. — Я слушаю тебя. В чём бы ни было дело, лучше рассказать, чем молчать. Я хочу, чтобы между нами не было секретов.  — Отец, — начал принц. — Я не так много слышал о любви, но всё, что мне говорили, я запомнил. Для эльфа в жизни может быть лишь одна-единственная любовь. Не так ли? — Так, — кивнул Трандуил, понимая, что подтверждает то, во что сам уже не до конца верит.  — Ты и Тауриэль… Я никто, чтобы судить вас. Просто я хочу понять. Отец, зачем?  — Я не понимаю тебя.       «Откуда Леголас знает?», — думал он. — «Мы где-то допустили ошибку? Или он наслушался каких-нибудь сплетен? Но я не слышал, чтобы об этом шептались».  — Не притворяйся! — принц от смущения перешёл к раздражительности. — Я сам видел. Вчера ночью я пришёл в твои покои — в ту самую комнату, что за стеной. Я хотел сообщить, что уезжаю к Арагорну, как было условлено между им и мной.  — Вот как? — Трандуил всё больше мрачнел. — Меня ты не дождался, насколько известно.  — Я ждал тебя, но затем вошла Тауриэль. А ты всё это время был в покоях, и… Мне не удалось уйти. Когда вы… встретились в спальне, я всё видел.  — Ты не знал, что нельзя являться в чужие покои без приглашения?  — Прежде я тоже приходил к тебе так, но в этот раз ты ждал не меня.  — И что с того?  — А как же настоящая любовь — та, что на всю жизнь?! Ты однажды сам говорил мне, как любил мою мать. Это было ложью? Что же теперь ты предал её память?  — Ты ничего не знаешь! — владыка в гневе хлопнул ладонью по столу.  — О любви, ты хочешь сказать?! Я знаю, увы, достаточно!  — Об одиночестве, Леголас!  — Я вырос без матери, и одиночество знакомо мне.  — Не так, как мне.       Ровный и ясный свет, заливающий покои, вмиг сделался тусклее. Тёмное вино колыхалось в дрожащих от удара по столу кубках. Отец и сын встретились взглядами одинаково голубых глаз и, казалось, между ними сверкнула молния вражды, но… Трандуил сам прервал поединок. Он заговорил с такой горечью, что сердце принца сжалось.  — Мою мать постигла так же участь, что и мою жену, и твоя боль ведома мне. Леголас, ты мой единственный сын. Ты — часть меня самого. Но ты не представляешь, что такое терять сначала мать, затем отца, павшего в страшной битве, затем жену, которая была моим звёздным светом, моим домом и сердцем.  — У тебя есть я.  — Ради тебя и нашего королевства я остался жить. Принадлежащие к Старшему народу могут умереть — не только в битве, но и по своему желанию. Когда становится так больно, что тело не держит душу. Моя душа чуть не рассталась с телом, когда не стало твоей матери, королевы Эллериан. Смерть стала бы для меня избавлением, но я не мог бросить тебя. Ты был совсем малюткой, Леголас.  — Я помню, — слова давались принцу с трудом. — Я помню, как я льнул к тебе, как не мог без тебя. Может, ты не замечал, но я видел, как ты холоден и строг с подданными, а сам прячешь слёзы. Я не понимал, зачем ты пьёшь столько вина, и что делалось с тобой потом…  — Теперь ты кое-что понимаешь.  — Пожалуй, только то, зачем вино.       Не сговариваясь, они рывком осушили кубки до дна.  — Твои глаза всегда были остры, — продолжил Трандуил. — Гораздо острее, чем у прочих эльфов, раз ты видел то, что я хотел бы скрыть. Мой плохой пример для сына.  — Я так жалел тебя, видя, как ты горюешь о матери веками. Ты был истинным владыкой. Самым могущественным. Самым несчастным. И самым лучшим отцом.  — Значит, несчастный отец для тебя лучше отца счастливого?  — Не говори так! — вспыхнул принц. — Не говори! Лучше скажи другое.  — Что же тебе сказать?  — Ты счастлив с Тауриэль?  — Ответ ты видел.  — И всё же?  — Она делает мою жизнь светлее и наполняет ароматом любви, но эта любовь — не та, о которой твердят юным эльфам. Мы полюбили друг друга не потому, что наши имена были написаны рядом звёздами небес, а потому, что оба страдали слишком сильно.  — Прости, мне не понять. Я думал, что единение тел невозможно без настоящей любви, а то, что я видел, счёл влиянием Тени, искажением.  — Я тоже считал это искажением. Возможно, так оно и есть, но теперь мне невозможно отказаться от Тауриэль. Или ты хочешь, чтобы её сердце ещё раз было разбито?  — Не хочу. Ты не ответил, отец. Ты счастлив?  — Счастлив.       Владыка вновь наполнил кубки. Принц не отказался. Допив, он сделал ещё одно признание.  — Знаешь, пройдя путь на север, я понял, что Тауриэль не была моей настоящей любовью.  — Вот как? Должно быть, это к лучшему, мой сын.  — Не знаю.  — Пути любви не предугадать и мудрейшим, но, вот что я скажу тебе: когда-нибудь ты встретишь свою настоящую любовь, и она станет радостной. Ты никогда не потеряешь её, не будешь страдать. Я же приму твой выбор, каким бы он ни оказался.  — Благодарю тебя, отец. Наверное, я должен благодарить и Тауриэль. Ты изменился. Я заметил это при нашей встрече. Много веков ты не раскрывал мне сердца и объятий, как сыну. Сейчас же ты будто бы вновь стал мне отцом, и я понимаю — это всё из-за неё.  — Будет лучше, если она ничего не узнает о нашем разговоре, — Трандуил выдержал паузу, вновь наливая вино. — Я припомнил одно сказание.  — О чём же? — Леголас с охотой отпил из кубка.  — О Валиноре, Благословенной Земле. В далёкие времена эльфами, что там жили, правил король по имени Финве. Когда его супруга родила могучего сына, дух её истощился, а тело устало так, что она уснула навсегда. Их любовь была настоящей, но ничто не могло вернуть королеву обратно. Тогда Финве полюбил другую деву, и от их союза родилось много детей. В Валиноре не было Тени.  — Я припоминаю это сказание, — улыбнулся Леголас. — В Валиноре, действительно, не было Тени, но Финве полюбил во второй раз. Настоящей была их любовь или нет, но, как я помню, та дева по имени Индис стала его супругой.  — Вроде бы, да, — отмахнулся Трандуил.  — Вряд ли она согласилась родить ему детей, когда бы он не женился. — Сын, это такая давняя история. Она случилась ещё до моего рождения, скорей всего, до рождения Орофера, моего отца и твоего деда. Давай лучше допьём это прекрасное вино.  — Согласен, но, отец, всё-таки нехорошо, что ты неженат, учитывая всё, что я видел.  — Похоже, в голову тебе ударил хмель. — Нет, я почти трезв. — Нет, ты пьян, Леголас. Ещё недавно негодовал, а сейчас уже готов женить своего старого отца, — усмехнулся Трандуил.  — Что в этом плохого?  — Хочешь Тауриэль себе в мачехи?  — А чего хочешь ты?  — Думаю, нам следует закончить спор.  — Как пожелаешь, но всё-таки…  — Леголас, — владыка требовательно постучал пальцами по кубку.       Принц понял его. Он вздохнул, с улыбкой посмотрел на отца и отпил вина. «Замечательный у меня вырос сын», — подумал Трандуил. — «Но не нужно было ему столько наливать». Разговор вышел трудным и, пожалуй, неожиданным, но король Лихолесья всё равно счёл его за благо.