Дым

- Как странно, - произнес Торвальд, двигая черную шахматную пешку вперед на две клетки и глядя на свою полупрозрачную руку. Значит, призраки не могут касаться только друг друга, а с неодушевленными вещами проблем нет. Как, например, шахматы. Ну ладно, будет хоть какое-то занятие в этом унылом Храме. Он уже потерял счет времени с того момента, как очнулся здесь. Вроде бы это было недавно… но одновременно так давно. Рыцарь уже перестал понимать, прошла с того момента пара часов или несколько лет. Или столетий. Как только Торвальд понял, где он, он тут же почувствовал свободу. Свободу от мира, проблем и жизни. Как будто он долгое время тащил на плечах огромный мешок с камнями и наконец, ему позволили его скинуть. Рыцарю показалось, что он счастлив… Нет. Именно «показалось». Торвальд долгое время бесцельно бродил по залам Призрачного Храма, наблюдая за бесконечными танцами погибших душ, и повторял про себя: «Торвальд из Асамона». Он не должен забыть своего имени. Не должен забыть себя. - Ты Воин Света? В тот момент Торвальд сперва подумал, что обращаются не к нему. С ним никто не заговаривал с того момента, как он умер. Этот голос был как спасительный луч света во тьме. Мужчина обернулся на него и увидел мальчика. Ему было лет двенадцать, не больше, он был щуплым и не высоким. Торвальд увидел и причину его смерти на бело-лиловой коже шеи – длинный грубый шрам, будто рана была нанесена зазубренным лезвием. - Знаешь меня? – слова давались с каким-то странным трудом, будто рыцарь забыл, как говорить. Мальчик выдержал внимательный взгляд на мужчине и тряхнул темными кудряшками на голове. - Не совсем. Ты не первый Воин Света, что попал в Вальхаллу, - мальчик обошел Торвальда вокруг. – Зато первый, который заговорил со мной. Рыцарь не совсем понимал, о чем говорить парнишка. Точнее, совсем не понимал. - Здесь проблемы с речью? – спросил Торвальд, передернув плечами. Новый знакомый покачал головой. - Призраки здесь не нуждаются в разговорах, - ответил он. – Речь – признак того, что ты чем-то обременен. Что ты не завершил какое-то дело в мире живых. Рыцарь задумался. Незавершенные дела? Он многого не закончил. Он оставил невесту в Асамоне, возможно, она даже не знает, что без пяти минут ее муж погиб в битве на Ксентароне. - У меня невеста осталась дома… - неуверенно произнес Торвальд. - Не из-за нее, - перебил его мальчик, внимательно глядя на мужчину. – Есть что-то еще… что-то гораздо более важное для тебя. Но юнец не стал ждать ответа рыцаря. Он поманил его за собой, сказав: «Пойдем, сыграем в шахматы». Мальчика звали Нэамором, и он был земляком Торвальда. Он рассказал рыцарю, как погиб: в его дом ворвались разбойники, вынесли все ценное, а потом хотели забрать его мать и сестер, чтобы продать их подпольным гильдиям Ксентарона. Узнав об этом, Нэамор вступился за свою семью, зная, что его убьют. Мать и сестры смогли сбежать, а разбойники, раздосадованные потерей круглой суммы, перерезали мальчику горло ржавым зазубренным ножом. За его храбрость и чистоту души, дева Нариэль приняла его в Вальхалле, как воина, который погиб за свою семью. Мальчик почти сразу понял, что он отличается от остальных призраков. Они кружили по залам, не обремененные мыслями и чувствами, а Нэамор бесцельно бродил по Храму, мучаемый воспоминаниями и тем, что он оставил свою семью. Он много беседовал с Нариэль, потому что богиня видела, как его душа страдает по оставленной жизни. Юнец много раз спрашивал у Хранительницы, а может ли он вернуться обратно? Но ответом Нэамору всегда было одно и то же: «Привязанности к семье недостаточно, чтобы вернуть душу в мир живых. Если бы мальчика волновало другое чувство, то возможно…» Все это Нэамор поведал Торвальду, пока они коротали бесконечность за партией в шахматы, которые мальчик втихую стащил у Первого Бога. Да, жизнь богов не особо отличалась от жизни людей: в основном они тихо наблюдали за смертными, но иногда они проводили долгие разговоры за шахматами, читали книги, иногда рисовали. Это было странной, но правдой. Торвальд понял, что этот мальчик умер давно, задолго до рождения рыцаря. И всю свою загробную жизнь он провел вот так… совсем один, без возможности поговорить. - Неужели тут больше не было таких, как мы? – спросил рыцарь, делая ход ладьей. - Я здесь провел где-то четыреста лет, - ответил мальчик, пожав плечами. – И ты – первая душа, которая может говорить. Хоть и не первый Воин Света. - Кстати, как ты понял, кто я? – спросил Торвальд, вспомнив первый вопрос, который он хотел задать мальчику при знакомстве. - У вас души белые, а не фиолетовые, - ответил Нэамор. – Это красиво выглядит, особенно в общем танце призраков. Лишь мальчик произнес это, как души, парившие вокруг, исчезли, будто сбежали перед чем-то. Нэамор оглянулся и замахал руками. - Убирай, убирай скорее! – испуганно прошептал он, быстро собирая с доски фигуры. – Кто-то из богов идет! Без лишних слов Торвальд помог мальчику спрятать игру. Вдали зала показалась невысокая тонкая фигура. Она не была полупрозрачной, как другие души, она выглядела вполне живой, что смотрелось странно. Это была женщина невиданной красоты, в ярко-зеленом платье с оголенными плечами и спиной, взгляд ее серебряных глаз излучал бесконечное спокойствие и добро. И рыцарь утонул в них. Не мог отвести глаз от Хранительницы Энии. Женщина подошла к двум призракам и мягко улыбнулась им. - Воин Света, - произнесла она, протягивая руку к рыцарю, прикасаясь к щеке мужчины. Торвальд вздрогнул – она смогла прикоснуться к нему. Рука богини была мягкой и теплой, как у женщины, которую он любил. Нариэль была похожа на его невесту, вызывая болезненное чувство там, где у живого человека должно быть сердце. - Дева Нариэль, - едва слышно прошептал рыцарь, не в силах пошевелиться или оторвать от нее взгляда. - Я не могу сказать, что рада тебя видеть, ведь смерть – это всегда горе и печаль, - в ее глазах мелькнула грусть. – Твои мысли отягощены, я чувствую это. Кто остался там, о ком ты думаешь? Торвальд отвел взгляд от богини, уставившись в пол. Нэамор говорил, что Нариэль может вернуть душу в мир живых. Но хватит ли его любви к невесте, чтобы вернуться обратно? Рыцарь был не уверен в себе. - В Асамоне осталась девушка, которую я любил, - тихо ответил мужчина. – Я, конечно, понимаю, что не имею права просить… Хранительница Энии прервала его речь, тонкими пальцами приподняв его голову за подбородок. Она внимательно просмотрела в глаза Торвальда, и мужчина понял, что она видит его насквозь, читает, как открытую книгу. Женщина сочувствующе покачала головой. - Прости, рыцарь, но я не смогу вернуть тебя в мир живых, - произнесла она. – Пока ты не разберешься в себе. Торвальд определенно не понимал слов Нариэль. Не разберешься в себе? Что она имела в виду? Хранительница кивнула ему и мальчику в знак прощания и развернулась, взмахнув подолами платья. Лишь она покинула зал, как призраки вновь заполнили его, возобновляя свой танец. - Она смогла прикоснуться ко мне… - как будто в прострации произнес Торвальд. - Как и любой бог, - сказал Нэамор. – Зачем ты пытался обмануть ее? Рыцарь вопросительно посмотрел на мальчишку. Что он имел в виду? - Ты не любишь ту девушку, про которую говорил, - ответил юнец на немой вопрос мужчины. – Даже я вижу внутреннюю борьбу в тебе, будто ты пытаешься что-то скрыть сам от себя. Нэамор был прав. Лишь Торвальд очнулся в Призрачном Храме, он пытался забыть одну правду, что преследовала его в мире живых. Преследовала много лет подряд, не отпуская ни на секунду. - Кто это был? – прервал размышления рыцаря мальчик. - Он был моим лучшим другом, - безэмоционально произнес Торвальд, пялясь в пространство. – Его звали Дезмонд. Алатиэль выпрыгнула из маленького кратковременного портала посреди тронного зала в цитадели Ксентарона. Она выглядела усталой и раздраженной: ну конечно, ее дражайший муженек бросил на ее хрупкие плечи управление страной, а сам прохлаждался в другом мире. У эльфийки было много причин злиться на мужа, но самым глобальным был факт, что Дезмонд ее не любил. Как давно? Минатрикс его знает, но королева понимала, что, возможно, он никогда и не любил ее по-настоящему. Зачем тогда женился? Потому что Алатиэль влюбилась в него как последняя человеческая девица. К сожалению, она слишком поздно поняла, что ее чувства не взаимны. Поэтому, сейчас уже ничего с этим нельзя было поделать. Во всяком случае, в ближайшее время. Эльфийка повертела головой, в поисках хоть кого-нибудь (как она и ожидала, Деймоса и Ирдиса здесь не оказалось), а потом покинула зал, решив найти мужа. - Дезмонд!! – крикнула она, но ответом ей было лишь собственное эхо, отражающееся от черных стен. Да уж, весело, ничего не скажешь. Алатиэль оббежала весь замок, но натыкалась только на малочисленную прислугу, стражников и ксентаронских магов. В итоге она поняла, что Дезмонд благополучно из цитадели съе… ушел. И Гилтиас тоже куда-то пропал. Ругаясь под нос так, как совершенно не подобает эльфийской королеве, Алатиэль вышла из замка и наткнулась взглядом на одинокую фигурку. Это была девушка, которой, скорее всего, едва стукнуло двадцать. Крестьянка, судя по ее серому простому платью с коричневым корсетом, куталась в потрепанный белый палантин и несколько испуганно озиралась. У нее были рыжие длинные волосы, какие встречаются крайне редко и сравнимы лишь с пылающим огнем. - Могу чем-то помочь? – произнесла Алатиэль, приближаясь к крестьянке негодуя, что ей приходится исполнять роль привратника. Ну не заставлять же девочку здесь мерзнуть. Последняя, заметив эльфийку, склонилась перед ней в изящном реверансе. - Извините за беспокойство, - не поднимая взгляда, сказала девушка. – Меня зовут Милана, я ищу одного человека. Милана… Милана… знакомое имя. Да и внешность знакомая, Алатиэль поняла это только сейчас, когда поближе смогла осмотреть нежданную гостью. Серые глаза, волосы, белая кожа... Ответ пришел внезапно, как вспышка молнии: это невеста Торвальда. Да, он рассказывал про нее незадолго до того, как отправился на Ксентарон с Дезмондом и показывал ее портрет на небольшом кусочке бумаги. Признаться, портрет и вполовину не передавал ее реальную красоту. - Ты - невеста Торвальда… - выдохнула эльфийка. – Меня зовут Алатиэль. Девушка подняла глаза, которые загорелись радостным огоньком, на эльфийку и улыбнулась. - Так вы знаете Торвальда! – радостно воскликнула она и тут запнулась, поняв, кто перед ней стоит. Милана вновь склонилась перед королевой Энии, теперь еще ниже. Алатиэль приказала девушке разогнуться – она терпеть не могла, когда перед ней чуть ли не падали на колени. Эльфийка считала, что она еще не заслужила такого уважения в качестве королевы. - Да, я знаю его… - тихо произнесла Алатиэль. Девочка не знала, что ее жених мертв, все ясно. Это было видно по ее горящим глазам, надежде увидеть любимого, скромной улыбке. - Я отведу тебя к нему, - жестоко, но зато сразу. Эльфийке не хотелось что-то объяснять девушке, она должна была все увидеть своими глазами и понять сама. Алатиэль больше не произнесла ни слова, пока шла до могилы рыцаря. Милана не отставая шла следом, с интересом осматривая пока еще не до конца ожившую природу Ксентарону – как-никак она первый раз была в этом мире. Девушке пришлось потратить достаточно накопленных с великим трудом денег, чтобы добраться досюда. Сперва она прибыла в Энию, потому что знала, что любимый отправился туда, вместе с другом. В одном из селений Милана узнала, что Дезмонд и светлый рыцарь Торвальд покинули эльфийскую страну и отбыли в другой мир. Тут-то ей и пришлось отсыпать кругленькую сумму какому-то магу, чтобы он смог перенести ее сюда. Теперь, когда она попала на Ксентарон, девушке неслыханно повезло – сейчас она встретится с дорогим ее сердцу человеком. Милана немного злилась на Торвальда, за то, что тот не прислал ей не единой весточки, не единого письма. Но все это отступало на задний план, давая место любви и радости. Алатиэль наконец-то остановилась и указала куда-то к подножию стены замка. Милана сперва не поняла, что они тут делают – вокруг никого не было, да и не должно быть – задняя стена цитадели, здесь был лишь сад. Девушка проследила за тем, куда указывает королева и не увидела ничего, кроме небольшого аккуратного черного камня и золотого цветка, растущего перед ним. - Но ведь… - начала крестьянка и резко замолкла. Она сделала несколько шагов к камню, надеясь, что мысль, пришедшая в ее рыжую головку – ошибочная. Милана обреченно выдохнула, когда прочитала на черной поверхности имя своего возлюбленного. Это была его могила. - Нет… - прошептала она, прикрывая рот рукой. – Не может быть… Алатиэль с болью в душе наблюдала, как девушка медленно опускается на колени и горько плачет, утирая слезы. Она не могла понять, каково это: думать, что твой любимый человек жив, а затем видеть его могилу, понимать, что он умер, не попрощавшись, что, возможно, при последней встрече они поссорились и не помирились. Пока эльфийка размышляла, Милана перестала плакать. Она встала и, потирая красные от слез глаза, повернулась к Алатиэль. - Как он погиб? – спросила она дрожащим голосом. - Дракон, - кратко ответила женщина. – Мы ничего не могли сделать. Милана попыталась выдавить из себя кривоватую улыбку, но вдруг снова залилась слезами. Торвальд иногда шутил в разговоре, что ему хотелось бы пасть в битве, как герой, чтобы о нем потом слагали песни. Дурак, его желание исполнено. Алатиэль положила руку на плечо девушке, обнимая ее, успокаивающе поглаживая ее по спине. - Пойдем в замок, - прошептала эльфийка. – Тебе надо успокоиться.