Горькая жизнь.

So we're bound to linger on We drink the fatal drop Then love until we bleed Then fall apart in parts*

Хуевая погода в придачу с таким же настроением не лучшее начало дня. Охрипший голос, как у курильщика со стажем, не узнается совсем. Голова разрывается к-хуям-на-две-части от надоедливого треска. Я сильно зажимаю глаза, надавливаю подушечками пальцев на вески, делая при этом боль еще сильнее. Мне нужно почувствовать ее; удостовериться, что я все еще существую в этом блядском мире. Кстати о мире. Когда-то он крутился вокруг меня, а потом послал нахер к чертям. Я никого не осуждаю, просто все изменилось в один щелчок пальцев. Система сломалась именно на мне. Гайки заржавели от многолетнего налета, а механизмы больше могли ждать, когда их починят. Я же просто сгорела дотла в омуте своего блядского мнения. Но сейчас у меня насморк, температура под сорок и дым надежды, выходящий из моих сраных легких в окно. Я заболела. Не знаю когда, не знаю где, но догадываюсь. Мне слишком хреново, чтобы здраво мыслить и слишком хорошо, чтобы совершить самоубийство. Возможно, тот-недельной-давности поход к Стайлзу, путем вылезания через окно от моего зверя-папаши и есть причина. Возможно, тогда я забыла надеть сраную обувь или все же не прихватила куртку, ведь мне было когда, следить за наличием такой хрени, убегая из собственного дома. 12:06, а я все еще в лежу в постели в обнимку с градусником. Погода дождливая (как ни как март). Уже уходит снег, а на его месте появляется свежая трава, осведомляя о скором приходе моего любимого времени года- лета. Почки набухают и становятся похожими на маленькие коконы, из которых потом вырвутся на свободу молодые зеленые листочки, колышущиеся лишь от одного порыва ветра. Больше не будет темных вечеров, долгих заморозков и больной меня. Меня вообще здесь больше не будет. Нет, в мире-то я буду, но не в этом доме точно. Не в этом городе. Не в этом штате. Может быть даже не в этой стране. Я еще подумаю над этим. Буду жить в своем коконе, как эти листочки. Звонок в дверь отрывает меня от мыслей. Без макияжа, без халата поверх майки и шорт, с кривым пучком на голове я встречаю на пороге мать-его-Стилински. Он стоит с сияющей улыбкой на лице, хотя на улице идет дождь и вся вода капает прямо на его не уложенные волосы. Он держит что-то в руках. - Привет, Лидс! - С каких это пор ты меня так называешь? Мы так не дого...-шмыгаю носом- варивались. - А, все понятно,- с серьезным лицом говорит он. - А я то думал, почему ты в школу не пришла!- он просто нагло пропускает мое замечание. - Пустишь меня в дом? - Проходи. Я закрываю за ним дверь, а он идет на кухню так и не понятно с чем. Возможно, после его прихода моё настроение поднимается, и высокая температура уже не кажется весомой причиной умирать. - Что ты принес?- я с любопытством рассматриваю коробочку в его руках. - Куриный бульон, потому что я предположил, что ты заболела,- с усмешкой на лице он разворачивается ко мне лицом и замирает. Его глаза расширяются, зрачки увеличиваются в раза два. - Что?- с недоумением спрашиваю я. - Что-то не так? Он смотрит на меня с какой-то злостью, яростью в глазах, но в то же время с жалостью или же неким состраданием. Почему-то смотрит не на мое лицо, а на тело. Его глаза рвано исследуют моё тело, и мне становится не по себе от его взгляда (температура опять поднимается). - Так, Стайлз, быстро говори, что происходит!- нетерпеливо спрашиваю я. Еще одна минута молчания и он сдается. - Лидия, почему ты молчала? Откуда у тебя эти синяки? Кто это сделал?- резким голосом спрашивает он и в одно мгновение оказывается около меня. О черт! Я совсем забыла про них. Блядь. - Это я упала...ммм...со скейтборда,- отмазываюсь я, но он в то же мгновение хватает меня за руку и до боли сжимает её. Я выдавливаю подобие стона, потому что именно на этом месте у меня красуется синяк. Он смотрит мне в глаза около полуминуты, настойчиво, желая найти все ключи к моим тайнам и секретам. И тут он быстро проговаривает: - Ты лжешь. Мои глаза подвели свою хозяйку. Поговорка оказалась правдивой.** Нервно сглатываю, пытаясь утопить крик моей души. Если я расскажу про отца, Стайлз скажет об этом своему отцу- шерифу, а этого я совершенно не хочу. Хоть он и тиран, но лишиться единственного опекуна до моего 18-летия фигово. - Понимаешь, Стайлз,- я не знаю с чего начать.- Эм, понимаешь... Он смотрит на меня выжидающим взглядом. Мне кажется, что скоро в моем лбу появится дырка, если, конечно, меня до этого не убьет жар. - Лидия,- настойчиво повторяет он, пытаясь добиться гребаной правды. Мне слишком хреново, чтобы придумывать отговорки. - Ладно, это сделал мой отец. Возможно, пока что он не может принять этого. Родной отец избивает собственную дочку. Это явное искоренение его воспитания. Через некоторое время он все-таки осознает это и смотрит на меня с неподдельной обидой. - Лидия, почему ты раньше не говорила? - Не сдавай его. Прошу. - Но, Лидия... - Умоляю, Стайлз. Не сдавай его,- у меня до боли слезятся глаза, а ноги подкашиваются от нехватки кислорода. Мне слишком хреново, чтобы обдумывать мои поступки. Мне пофиг на болезнь. Я целую его грубо, как еще никогда не целовала. Пару секунд он находится в недоумении, но потом перенимает инициативу на себя. В этот поцелуй я вкладываю все злобу, все отчаяние, все, о чем я думала целыми днями на протяжении своей жизни. Думаю, он потом заболеет, потому что у меня температура под сорок и крик души, застрявший мертвым куском в глотке. Наши языки сплетаются, а я углубляю поцелуй, потому что он единственный человек, которому я могу довериться, он единственный человек, на которого я могу положится. Он единственный, в ком я могу раствориться. Как родственная душа. Поцелуй получается жарким, как и в прошлый раз, но уже с нотками грубости и резкости. Я придерживаю его за уже разлохмаченные волосы, а он крепко держит меня за талию. Первой отстраняюсь я. - Прошу, Стайлз,- с мольбой в глазах шепчу я. Поцелуй получился таким опьяняющим, что от наслаждения прижимаюсь своей головой к его плечу и чувствую его бешеный пульс в сонной артерии, а он запускает свои пальцы в мои уже распущенные волосы, приятно поглаживая и наматывая их на каждый палец по очередности. - Ладно,- соглашается он. - Но что ты будешь делать, если он будет бить тебя снова и снова? Что ты предпримешь? Я не позволю..,- он осекается, но все-таки заканчивает фразу,- Я не позволю ему это сделать. Не снова. - Стайлз.., - от его дыхания кружится голова. Теперь он притягивает и целует меня, но уже нежно, вкладывая в поцелуй всю поддержку и искреннее негодование. Его ладони лежат на моих щеках, а мои руки обвивают его шею, сильнее анаконды. Я не знаю как ещё остаюсь живой от такого переизбытка чувств и жара, от которого все тело ужасно ломит. Стайлз похоже понимает, что мне хреново и, даже не спросив, поднимает меня на руки, отчего я охаю. Он осторожно идёт по лестнице, держа меня на руках, а потом, зайдя в во вторую комнату слева, кладёт меня в постель. Я зарываюсь под одеяло и зову его тоже прилечь. Стайлз согласно кивает и ложится рядом со мной, закинув свою руку мне на шею. - Я думаю, ты справишься, - неожиданно начинает он,- Ты сильная и уж точно непобедимая. Но, как ты все это время жила с таким обременяющим грузом? Как ты живешь со всеми...ссадинами и синяками? - Сила воли, наверно. А, возможно, из-за моей мамы. Просто выбора не было. Он нежно целует меня в макушку, и я мгновенно проваливаюсь в сон, забыв принять назначенные врачом таблетки. Хотя со Стайлзом мне не нужны все эти пилюли. Он - моё лекарство. // Мы сидим на подоконнике. Холодный ветер дует нам в лицо своими проблемами и плевать, что у меня температура, это подождет. А мы просто курим, отравляя и так грязный воздух новой порцией яда. Он пододвигается ближе ко мне. - Кстати,- начинает он. - А что с нами? - Не знаю. А ты как думаешь? - Я тоже. Он берет мою руку, такую обжигающе холодную, и соединяет наши пальцы. - Давай наплюем на все и свалим отсюда. И даже не важно, кто это сказал.