Время смеётся над нами, смотрит на мир свысока, А мы жизнь измеряем боями, ради них создавая врага.
Гермиона, казалось, умирала и возрождалась пепла. Будто выворачиваясь наизнанку, снова и снова, раз за разом. Хотелось закричать "Помогите мне! Спасите меня, кто-нибудь, пожалуйста!". Закричать так, чтобы нельзя было не услышать, так, чтобы связки лопнули и разлетелись сотнями маленьких осколков. Но вместо крика из горла выходил лишь жалкий булькающий звук, который вряд ли кто смог бы услышать. Никто не поможет, и потому спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Грейнджер с трудом приоткрыла глаза. Солнце нещадно палило, выжигая на сетчатке свой мини-отпечаток. Рука заныла с утроенной силой, когда она попыталась на нее опереться, ладонь словно покрылась ожогами после соприкосновения с плавящимся асфальтом, а кожа вокруг раны на предплечье стала красной и воспаленной, кровь все так же не останавливалась, окрашивая свитер в темно-рубиновый: раны от заклятий быстро не заживают. Особенно от такого темного заклятия, как Секо. Секо? В мозгу калейдоскопом пронеслись воспоминания: Министерство Магии, отдел Тайн и ловушка, в которую попали шесть легковерных подростков, магов-недоучек. Как, черт возьми, они вообще подумали, что смогут выстоять против Пожирателей Смерти, знающих Непростительные и не стесняющихся ими пользоваться? Величайшая глупость! Но она позволила, она согласилась, она пошла, а могла бы остановить, сказать Дамблдору, да хоть вырубить заклятием Остолбеней, как на первом курсе. Хотя вряд ли Гарри можно было остановить в том момент: он бы не понял, он бы возненавидел... Сердце противно заныло от воспоминаний о друзьях: они там, сражаются, а она тут - валяется в пыли неизвестно где и придается самобичеванию. Эта мысль отрезвила Гермиону, и с трудом она встала. Руку при этом опять нестерпимо обожгло болью, и, вытащив из сумки экстракт Бадьяна, Грейнджер щедро обработала рану этой жгучей смесью. Боль, казалось, усилилась в тысячи раз, и девушка, чтобы не закричать, прикусила губу, чувствуя едва заметный привкус ржавчины на языке. Рана затянулась прямо на глазах. В голове не было ни одной путной идеи. Черт возьми, да она даже не знает, где оказалась после перемещения! Взглянув на название улицы, она не поверила своим глазам. Это забытое богом место было не так уж и далеко от Министерства Магии. Она может снова вернуться и помочь своим друзьям, если, конечно, осталось кому помогать... О последнем и вовсе не хотелось думать. Этого она никогда не сможет себе простить. Опираясь рукой о стену, она потянулась к слепяще светлому проёму. Тело не хотело слушаться, но силы воли гриффиндорцам не занимать, и, слегка шатаясь, Гермиона вышла из безлюдного проулка. Ее сразу же оглушил голос толпы, нескончаемый поток людей сбивал с толку. Насколько она помнила, эта улица всегда была почти безлюдна, не могло же все так резко поменяться за пару часов? - Внимание, внимание! Германия открыто объявила о том, что начинает войну! Первая кровь уже пролита! Объявлена мобилизация! Читайте подробности! - вблизи надрывал горло маленький мальчик в потрепанной одежде, держа в руках огромную стопку Таймс. - Что? - неверяще переспросила Грейнджер. Какая еще война? - Мисс, купите газету и узнаете все самой первой, - влез мальчишка, потряхивая одной из них. - Но этого не может быть! - Мисс, Германия еще в 1940 начала делать первые шаги к войне и уже захватила некоторые маленькие страны, чему удивляться? Гермиона и сама это прекрасно знала, все-таки у нее всегда был высший балл по истории, еще когда она училась в магловской школе. Для нее история не была сборником дат и уже отзвучавших имен, но реальных событий, которые имели место быть. История всегда двигалась по спирали, люди часто совершали те же ошибки, вне зависимости от времени. И в этом было действительно что-то волшебное, и Гермиона глотала книги одну за другой, восхищаясь храбростью и мудростью некоторых и порицая ошибки других. И даже спустя года она помнила, что Вторая мировая война была в сороковых годах двадцатого века. А эта газета не более чем очередной бред продажного желтого журналиста, такое случалось очень часто и в мире магии. Но все же какое-то странное чувство не покидало Гермиону, и червячок сомнения продолжал грызть, словно мотолочком стучало в воспаленном мозгу: что-то не так. - А который сейчас год? - задала самый бредовый вопрос в своей жизни Грейнджер, ничуть не виня ребенка за удивленный взгляд. - Тысяча девятьсот сорок первый, мисс. "Тысяча девятьсот сорок первый" разразилось набатом в голове, "тысяча девятьсот сорок первый" рубануло по подкосившимся ногам, "тысяча девятьсот сорок первый" осело на потресканных губах. - С вами все в порядке , мисс? - раздался обеспокоенный голос где-то справа от нее. - Все как нельзя лучше, - сиплым голосом ответила она. Ведь так оно и было. Озарение произошло сиюминутно. И имя ему было Том Марволо Реддл.***
Гермиона не помнила, как она ушла с этой проклятой людной улицы и добрела до смутно знакомого маленького парка. Она здесь как-то гуляла с мамой, когда была еще совсем маленькой. Это место, оказывается, почти не изменилось. Ветер приятно холодил кожу и приводил мысли в порядок. В голове вопросы, на которые не всегда находились ответы, сменяли друг друга со скоростью света. Но одно она знала точно: это шанс. Совершено точно шанс, он не мог им не быть! Ей дана чудесная возможность сделать так, чтобы никакой войны не было. И плевать на законы Гампа о путешествиях во времени, ведь она может вернуть Гарри родителей, Сириус будет жив, и никто никогда не узнает ужасное имя - лорд Волан-де-Морт. Все забудется, все изменится в лучшую сторону. И это главное, а все остальное... потом, потом. Сейчас нужно только выполнить свою миссию, сейчас нужно придумать план, как приблизиться к самому темному волшебнику столетия, а о том, как она сюда попала и как вернуться домой, она подумает позже. Все равно она обязательно вернется, ведь так? Девушка неосознанно опустила руку в карман джинсов и сжала ей теплую рукоять волшебной палочки. Она все больше и больше убеждалась в верности своих идей. Волан-де-Морт Никогда никого не щадил, и, чтобы остановить его, она пойдет на все. В крайнем случае она постарается его... убить. Это слово далось с трудом, и, казалось, задрожали руки. Но Гермиона была уверена, что она справится, у нее нет другого выбора, она просто должна. От этих размышлений ее отвлекли сдавленные чертыхания: недалеко от нее сидел парень, и он был жутко покалечен. Она решила помочь, просто не могла по-другому - дурацкое гриффиндорское благородство!***
Если бы кто-то сказал Гермионе, что она переместится в прошлое на много-много лет, она бы недоверчиво фыркнула. Если бы кто-то сказал, что она будет залечивать раны Волан-де-Морту, она бы рассмеялась психу в лицо, а после наградила бы каким-нибудь проклятьем, чтобы не повадно было впредь так шутить. Но, увы и ах, сейчас было не до шуток, да и вряд ли Гермиона смогла бы даже улыбнуться, идя с юным Темным Лордом на расстоянии вытянутой руки, даже, наверное, меньше намного. И, скорее всего, не было ничего странного, в её-то положении, в том, что иногда ее все же пробирал тот самый истеричный смех при осознании всей глупости и рискованности своего плана: приблизиться и перевоспитать пока еще невинного (хотя, как знать?) Тома. В отличие от всех гриффиндорцев, Грейнджер не любила рисковать - прекрасно зная ту самую теорию вероятности старика Энштейна, тяжело верить в госпожу Удачу. А жаль, только она могла помочь в этом самоубийственном предприятии. И будь она не так погружена в свои мысли, непременно бы заметила некий интерес со стороны Тома, ведь не каждый день его спасали странные волшебницы, обладающие улучшенными медицинскими заклинаниями, притом он не сомневался, что это не единственный талант девушки. Чему-чему, а предчувствиям Том доверял. Пользуясь случаем, точнее, задумчивостью его новой знакомой, Реддл заметил, что она была несколько... потрепана. Взять хотя бы ее спутанные (или они всегда такие? Том не исключал и этот вариант) волосы, или же испачканный в грязи и в крови, порванный свитер, а о стареньких и несколько висящих на ней джинсах он и вообще не говорил. И ему было, пожалуй, интересно. Всего лишь маленькое проявление эгоистичного любопытства: что же с ней приключилось? Он бы был бы не против услышать ее историю, все-таки в ней присутствовала некая странность, некая загадка. А Реддл любил загадки. Но он был уверен, что она все равно ему не ответит, даже под Круциатусом, впрочем, так даже интереснее, не правда ли, Том? В конце концов, хитрости слизеринцем не занимать, как и уверенности. Он разгадает эту загадку. Обязательно.