Это всего лишь мечта

С заходом солнца его дом в Вар-Кетсинге оживал - протяжно скрипели половицы, старые ставни окон самостоятельно захлопывались, белые занавески, висящие у него в спальне, неустанно колыхались касаниями несуществующего сквозняка. Дом жил, радуясь приходу Ежевики - нехотя лилась горячая вода из кранов, газ так и норовил вспыхнуть, оставив на бледной коже горящий след. И всё же, Котли любил этот дом - его лиловые обои в коридоре, его просторную гостиную со старым камином, его натёртый до блеска паркет - всегда тёплый на ощупь. Здесь ему было спокойно и практически что уютно. Поэтому в своё кратковременное возвращение он покупал эклеры в ближайшей круглосуточной пекарне, варил себе горячий, безумно крепкий кофе, и засыпал поздней ночью в гостиной, накрывшись старым клетчатым пледом, оставшимся ещё со времен его детства. Но этой ночью он не планировал спать - было слишком много незавершённых дел, которые требовали незамедлительного внимания. Поэтому сделав себе пару кружек кофе, Ежевика расположился в своём кресле - сырые поленья лениво шипели в камине. Пришлось немало потрудиться, чтобы развести огонь. На маленьком чайном столике опять собралась стопочка бумаг - старых, потёртых временем, все они принадлежали его матери. "Быстролап" казалось ему смутно знакомым именем, чем-то страшным, пугающим, чем-то жутким и холодным - веющим смертью и темнотой - Быстролап был забытым воспоминанием из детства, причиняющим боль Златошейке. Вот только ни в дневниках Златошейки, ни в документации Ежевика не нашёл ни одного упоминания о Быстролапе - раскрыть дневники матери для него было сложно. Спустя два года катастрофы он снова смог коснуться её ровных, слегка круглых букв, вдохнуть запах лаванды и засушенных, осенних, до безумия ярких цветов. Златошейка вела дневники скрупулёзно, описывая каждый день, проведённый с Звездоцапом. Ежевика не хотел их трогать - это было чем-то сокровенным, тем, о чём Котли никогда не хотел знать. На столике осталась ещё одна бумажная папка, перевязанная ниточкой - Ежевика сделал глоток холодного кофе и слегка поморщился от подступающей головной боли. А потом продолжил читать. Но слова сами заплетались в строки и просто подталкивали читать дальше, впитывая в себя каждое пережитое некогда Златошейкой чувство. Его мать любила Звездоцапа. Это было странно, ненормально, это выглядело болезнью или одержимостью - их ссоры, их примирения, их сумасшедшая, но до боли простая история - всё это так цепляло, всё это было настолько близко для Ежевики, что... В саду скользнула тень. Лёгкая, она случайно задела сухую ветку - в ночи она треснула подобно оглушительному грому. Ежевика медленно встал с кресла. Тихо подошел к окну, тонкими пальцами незаметно отодвигая занавеску. Пусто. Сад спал, убаюканный дождём и ветром - лишь ветви яблони возле окна встревоженно перешёптывались. Ежевика удивлённо вскинул брови и дал себе обещание выспаться - сон делал людей менее подозрительными и более сговорчивыми. Сон и хорошее вино, коих у него не было. Ежевика вздохнул, возвращаясь в кресло - случайно задел папку с бумагами, рассыпав всё содержимое по полу. И прямо ему под ноги - потрёпанное, чуть ли не сожжённое в прошлом: "Свидетельство о смерти Быстролапа Котли", выделенное ярким жёлтым маркером. Этой ночью Ежевика так и не лёг спать. *** Утро туманом укутывает Вар-Кетсинг - скрывает солнце и бесконечные зелёные холмы. Переливается самым нежным лиловым и аккурат синим, отражая в себе яркое небо. Утро заглядывает в гостиную дома Котли до безумия рано, пробираясь сквозь не задёрнутые занавески - ласково касается разбросанных бумаг, кружек с недопитым кофе и тлеющих поленьев - подхватывает рассеивающееся тепло, разнося его нежностью по холодным комнатам. Вот только Ежевики уже здесь нет. Ежевика срывает дикие цветы, которыми поросла клумба матери возле яблоневого сада - и теряется на улицах спящего города, пробираясь на самые окраины - туман медленно тает, оседая прозрачными каплями на холмах - и кажется, что и они светятся, радуясь очередному солнечному и тёплому летнему дню. Он наконец набредает на ветхую кованую ограду - потёртую временем, наклонившуюся от постоянных ветров - она всё ещё не потеряла былое великолепие. Кладбище на задворках Вар-Кетсинга было одним из самых старинных в Англии - с фамильными склепами, каменными статуями и гранитными надгробиями - одинокое, серое, таинственное и мрачное - даже на рассвете в лучах солнца оно было подёрнуто дымкой невесомой скорби. Котли механически шагает по давно забытому пути - здесь он бывал крайне редко. Старался избегать болезненных воспоминаний и глупых сантиментов. Вот только они не избегали его. Златошейка покоилась в тени ото всех - в поросшей бурьяном траве, в тишине распустившихся диких роз - здесь чувствуешь себя как никогда одиноким - без солнечного света и в постоянном мраке. На надгробии позолотой - изящной, витиеватой, но до боли простой - Златошейка Котли - последний подарок Звездоцапа. Ежевика смахивает пыль с букв, аккуратно кладёт цветы и выпрямляется - чувствует дуновение ветра и движение за спиной - горящий взгляд. А когда разворачивается, то вновь никого не видит - за ним лишь застывшие мраморные статуи и бесконечная зелень. - Кто ты? - он делает шаг вперед, цепким взглядом выискивая непрошеного преследователя - шаг в неизвестность. Мох приятно стелется под ногами. Заросли шиповника недовольно колышутся. Ежевика напрягается - всем телом, каждой клеточкой - но опасность сменяется удивлением. Перед ним, запутавшись в ветвях и бесконечных листьях - светловолосая девушка. Она была невысокой, стройной, практически что худой - с милым, нежным лицом и глубокими карими глазами - не тёмными, а светлыми, переливающимися янтарём на свету. - Стой, где стояла. Котли отошёл от неё на два шага - расстояние отнюдь не казалось безопасным, лишь придавало самонадеянной уверенности. - Меня зовут Мотылинка, - она поднимает руки, показывая, что безоружна, а потом слабо улыбается, пытаясь разрядить обстановку - получается плохо и наигранно - та, которая назвалась Мотылинкой, подбирала правильное слово. - Ты не должен меня опасаться, Ежевика. Ответ вырывается моментально: - Интересно это, почему? - в голосе - яд и полнейшее недоверие. - Потому что я Котли. Её фраза практически не шокирует его - Ежевика хмыкает, слегка приподнимая брови - эта фамилия настолько сильно стала ассоциироваться у него с бесконечным лукавством, что ничего, совершенно ничего уже не удивляет. - Не слишком убедительный аргумент, Мотылинка, - он растягивает её имя, склоняя голову набок - она явно была смущена - то ли разоблачением, то ли вызывающей ложью. Мотылинка фыркает, но на лице Ежевики ни тени веселья. - Это ты следила за мной? - Я, - честно отвечает она и делает шаг вперед - Ежевика не двигается с места. - И подкинула записку и книгу? - он хмурится, всё ещё не понимая - зачем так долго играть и так просто раскрыться? - Слишком много вопросов, братишка, - ее "братишка" слишком сильно режет слух. - Идём, я покажу тебе кое-что. И она разворачивается, аккуратно обходя препятствия - кованые заборчики - гравий с шумом сыпется из-под её ног, весело скатываясь к мокрой траве. Она шла не быстро, спокойно, словно точно была уверена в своих действиях, в отличии от слов. Ежевике было любопытно. Вероятно, если бы он чувствовал себя выспавшимся и совершенно не уставшим, если бы он вчера не нашёл ту самую странную бумагу - он бы ни за что не пошёл за незнакомкой. Но ему было любопытно и отчаянно хотелось положить конец этому. - Зачем ты это делаешь? - вопрос вырывается сам собой, догоняя идущую впереди девушку. - Я просто не могу больше молчать. Ежевика морщится - такой ответ ему совершенно не нравится. - Почему Коршун никогда не говорил мне о тебе? - Он боялся. И сейчас боится. Он вообще не такой, как ты думаешь, - голос её становится тихим, слова - быстрыми, словно порывистый ветер, словно она хочет, чтобы это скорее закончилось. И неопределённо ведёт плечом, словно... не может что-то сказать, но отчаянно желает, чтобы Котли об этом догадался. Они останавливаются. Она смотрит вниз, на давно затерянную во времени гранитную плиту - запылившуюся, заросшую сорняками и одуванчиками - весной наверняка она светилась солнцем. Ежевика наклоняется, проводя рукой по плите, стирая пыль: На надгробии - "Быстролап Котли". Без дат и прочего - слишком просто, слишком скромно, слишком странно. Котли хмыкает своим мыслям, поднимаясь. - Откуда ты узнала? Мотылинка склоняет голову набок, копируя Ежевику напротив: - Я просто знаю. И иногда читаю газеты. Он фыркает, поднимая голову и рассматривая изумрудное кружево спящих деревьев - думает, щурясь от пробивающегося солнца. - Так это ты подкинула книгу и записку? А тот фантик из "Счастливых кошек"? - он вспоминает и подпись от Звездоцапа в книге, и жёлтый маркер, и странные шорохи... - Не я, - отвечает она, отводя взгляд - Ежевика делает шаг вперёд - голос его становится тише, словно он делится с ней страшной тайной. - Но ты знаешь, кто, - Мотылинка неоднозначно качает головой. - Ты тоже знаешь его, Ежевика, - она отступает на шаг назад, превращаясь в видение - солнечное, призрачное, кажущееся лишь игрой коварного света. - А я ведь могу и заставить тебя рассказать, - невзначай делится Котли, легко улыбаясь ей - многообещающе, уверенно и совершенно раскованно. Мотылинка вздрагивает, но не отводит взгляд - Ежевика видит, как страх гусиной кожей пробегает по её рукам. - Ты же любишь разгадывать загадки. По-моему, это неинтересно, получать ответы силой. И она разворачивается - резко, внезапно, быстрым шагом практически убегая в противоположную сторону. Ежевика провожает её задумчивым взглядом - а потом тоже уходит, привычно составляя в голове план своих действий - это успокаивало мысли и на время занимало голову. В лондонскую квартиру Котли возвращается с кипой старых газет - за последние пятнадцать лет, которые он вытащил из Архивов мэрии - Белка, заспанная, уставшая, какая-то измученная, встречает его на пороге - с непередаваемым удивлением в глазах рассматривает газеты, аккуратно убирая их на стол. - Как всё прошло? - Котли ставит кружку с холодным чаем на подоконник и подходит к ней - обнимает, касаясь спутанных волос - на несколько секунд замирая и закрывая глаза - её нежные духи с ненавязчивым сиреневым ароматом рисуют лёгкую улыбку. - Как видишь, я жив, и твой отец всё ещё в Вар-Кетсинге, - он внимательно рассматривает её лицо, касаясь большим пальцем щеки - и она вновь смущается, так честно и так просто смотря ему в глаза. - Плохо выглядишь, - шепчет она ему, приподнимаясь на носочках - Ежевика усмехается, касаясь холодными губами её лба и разрывает прикосновение - ослабляет галстук и подходит к двери своей спальни, - Белка облокачивается на стол: - Спать хочу - умираю. Котли закрывает дверь.