Глава 42
17 мая 2019 г. в 19:42
Это было закономерно.
Предсказуемо и неотложно - Котли, держащий её за холодную руку, его спальня, глухая тишина и осознание; Белка отчаянно старалась не драматизировать и думать, что всё обойдется - но ссадины на её руках, туман в голове и отчаяние - горькое, сильное, стойкое, пропитавшее стены этого дома наравне с яблочным ароматом - убеждало в обратном.
Она делает вдох - медленно, как будто боится стереть, испугать жуткий момент - воздух вдруг кажется ей душным и тяжёлым - Бьюкейтер сжимает его руку - так непривычно, но уютно - и чуть подаётся вперёд - встречается с ним взглядом, и взгляд его слишком тяжёлый.
Гром мощным, сильнейшим раскатом заполняет тишину над городом.
- Помнишь, я сказала тебе, что... - говорить сложно, Бьюкейтер отчаянно пытается держаться и быть сильной - но только не в первую июльскую грозу.
Всё так странно замирает - и люди, бегущие с работы домой, и машины, и шумящие, бушующие листья на деревьях - застывает во времени и тягучем воздухе - в ожидании еще одной ослепительной вспышки молнии; ежевичным когтем по синему небу.
- Что веришь мне, - заканчивает Ежевика за неё, слегка наклоняет голову набок, а потом и вовсе встаёт - вновь тревожно ходит по комнате, словно пытается найти точку опоры - вот только всё безвозвратно растворилось в тишине - исчезло, рассыпалось, разбилось - а они тщетно пытались склеить осколки, оставляющие после себя неизлечимые шрамы.
А после он всё же находит себе место у окна - разворачивается к ней лицом, опирается на подоконник руками и напряженно молчит - подбирает правильные слова.
Но что можно назвать правильным, когда все устои и запреты стёрты и разрушены до основания?
- Бел, ты должна понять, что... - она смотрит на него, смотрит слишком внимательно - его лицо полностью скрывается в чернильной летней темноте - густой, ощутимой, немного мягкой и пушистой - вся комната тонет в ней; с каждым разом всё сложнее вдохнуть.
Никогда ещё яблочный аромат не казался Белке таким удушливым.
Никогда ещё Ежевика Котли не был таким пугающе спокойным.
- Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, - заканчивает он. Запускает руки в волосы - мягкие, тёмные, волнистые - они отливают чем-то до жути уютным в приглушенном свете; вновь сморит на неё.
Белка продолжает бороться в заведомо проигранной войне - ей даже знать не хочется, что там придумал Ежевика - ей хочется ощутимого спокойствия и не тревожной тишины - такой, какая бывает самым ранним утром - нежной, хрустальной, пахнущей сыростью и полуночным дождем.
- А я не прощу себе того, что оставлю тебя прямо сейчас!
Она даже не может встать и поравняться с ним, потому что боится наступать на больную ногу - и шепчет, знает, говорит и признаётся себе, что ей просто страшно больше его не увидеть - надменного, самоуверенного, сложного и слишком умного Котли; впервые в жизни ей хочется, по-настоящему хочется, чтобы он просчитался и не предугадал следующий шаг Звездоцапа, но Ежевика слишком хорош в педугадывании.
В предугадывании всего, кроме взрывов в их квартире.
Белка не понимает, как это вся её жизнь за один месяц скатилась в пропасть.
Холодную, тёмную, пахнущую яблоками и совсем немного - лавандой, тишиной и усталостью - Котли злится.
Подходит к ней, слишком уверенно и быстро, и смотрит в глаза - зелёные, в них отражаются редкие, но слишком яркие всполохи молний.
- Глупая, - шипит он, встряхивает её, пытаясь достучаться - но Белка не верит в происходящее, Белке кажется, что это всё один жуткий, липкий и отвратительный, до дрожи отвратительный сон - и Котли просто её личный нескончаемый кошмар. - Глупая Белка, - он читает её мысли, ласково касается волос - спутанных от долгого беспробудного сна; он злится только на себя - за то, что позволил себе расслабиться, поверить и полностью довериться ей.
А теперь Бьюкейтер угрожала непонятная и странная, нависающая над ней опасность.
- Ты должна будешь вернуться к себе домой, - Белка сжимает руки сильнее, так, чтобы причинить себе боль - чтобы не чувствовать того, что здесь происходит, закрывает глаза и сдерживается, чтобы не закричать - выпустить это все, сбежать из холодной комнаты и больше никогда не возвращаться. - Огнезвёзд позаботится о тебе, - тихо продолжает он, склоняясь к ее уху, - ты вернёшься на турнир и возьмешь свою заслуженную победу, Бел, - а я не хочу мешать - читается в его глазах.
Бьюкейтер хочется спросить, не шутит ли он.
Она хмурится, выпутывается из его объятий, отходит чуть подальше - хочет видеть его глаза - тёмные и глубокие; он не усмехается.
- Но что будешь делать ты? - Белка складывает руки на груди - но это скорее желание защититься, чем показать своё превосходство. Она и думать не могла о превосходстве, Котли перестал смотреть на неё сверху вниз - будущее казалось им сейчас настолько важным, что настоящее совершенно не имело смысла.
Ежевика молчит, рассматривает свои всё так же исцарапанные, больные руки - тонкие, бледные, слишком холодные - пугающие только окружающих - он понимает, что не может многого ей сказать - потому что любые знания становились опасными, как только дело касалось его семьи.
Нетронутый чай на столике уже давно остыл - фарфоровая кружка так заманчиво поблёскивала в свете недавно включившихся уличных фонарей.
- Подставлю Звездоцапа в его же игре, - он сдерживает наивную, лёгкую улыбку - потому что его план казался ему несерьёзным, глупым и непродуманным - слишком непродуманным для игры с его отцом - но Мотылинка утверждала, что именно этого - прямого, незамысловатого, но очень убедительного - и не ждёт их отец.
А Белка не задаёт вопросов.
Так странно, тихо и непривычно - молчит.
Задумчиво кусает губу, поправляет повязку на раненой руке - не оборачивается на разыгрывающуюся грозу на спиной.
Она пытается свыкнуться с этой мыслью.
Не думает о практически ускользающем от неё турнире, об удаче, о Книге, потому что наиболее важным ей сейчас кажется доверие и честность - то, чего так изящно избегает Котли:
- Ты доверяешь Мотылинке? - Белка говорит тихо, практически выдыхает - она не знает эту лёгкую, солнечную девушку - и тем больше поводов у неё сомневаться на её счёт.
Потому что тепло в их городе было переменчивым и до жути, слишком неустойчивым.
Потому что пропавшее солнце невозможно найти среди свинцовых, слишком тяжелых облаков.
Потому что Мотылинка казалась нежным мороком - сладким, неустойчивым и прозрачным - стоит только моргнуть, как она исчезнет.
- Я, - Ежевика замолкает на несколько секунд, кидает взгляд на книжные полки за её спиной - он не верил в суеверия, потому что верил в людей - наблюдал за ними, изучал и никогда не верил эфемерным словам. - Не знаю, Бел. Но у неё есть то, что необходимо мне.
Котли сегодня ловко уходит от однозначных ответов - он словно оставляет Белке загадки, которые ей нужно будет решить в его отсутствие - вот только самое главное остаётся в воздухе - не произнесённым, замершим в ожидании.
- Отлично, просто замечательно, - думает она, странно ведёт плечом и вновь мягко обнимает его - ещё раз, крепко-крепко, на прощание - и им до безумия хочется, чтобы оно было недолгим...
Вот только никто из них в этом не признаётся.
Белка чувствует удушающий запах яблок, чувствует себя слишком тревожно - так, как бывает перед расставанием.
Кто-то лёгким движением рассыпает белые бусины-жемчужины над городом и громко смеётся; в темноте они светятся, переливаются, исчезают и тонут в грозных облаках.
Ежевика отпускает её, практически ласково заправляет рыжий локон за ухо, сжимает больную руку и уходит - Белке вдруг становится оглушительно весело.
И пусть в комнате холодно, пусто, жутко и неуютно - с уходом Котли закончится первая июльская гроза - свернувшись в клубочек серого облака, она замурчит, укрывшись тёплым ночным покрывалом, пока и вовсе не растворится в лучах приходящего солнца.
- Листвичка заедет за тобой через час, - он касается дверной ручки, усмехается, чуть наклоняет голову набок - и рассматривает её чересчур внимательно - Белка практически не краснеет; тени скрывают её румянец. Она ловит его взгляд, возмущённо приподнимает брови на его классическое:
- Милая пижама, Бел.
Котли уже практически уходит, закрывает за собой дверь - но замок не щёлкает в глухой тишине; Белка понимает, что их момент вот-вот разрушится - и прохожие на улицах вновь заторопятся домой, машины оглушительно засигналят, а ветер - так небрежно рассыпавший тревогу по их маленькому городу - потревожит спящие листья.
Он останавливается, развернувшись к ней:
- Я не прощаюсь.
И, быть может, ей казались в этой фразе смешинки, искренность и лукавость - но Ежевика Котли был абсолютно серьезён.
- Только посмей умереть, Котли.
Белка берёт кружку с остывшим чаем.
И чай этот - прохладный, ещё немного тёплый, душистый, крепко заваренный, без единой ложки сахара - словно объятия.