Просыпаюсь весь в поту, с каким-то незнакомым чувством. Весь день моё сердце билось, пытаясь понять. Карие глаза, но я не различал цвета. Мы попусту теряли время. За всю мою жизнь мы ни разу не переступили черту, В моём восприятии мы были лишь друзьями. Но теперь я понял... Это всегда был ты.
"Мaroon 5 — It Was Always You"
Еще в самолете Антон почувствовал себя плохо: голова кружилась, его постоянно бросало то в жар, то в холод, и под конец полета начала бить дрожь. Озабоченные его состоянием друзья постоянно крутились рядом, то и дело спрашивая о самочувствии. — Может, водички принести? — нахмурившись, спросил Дима, присаживаясь в кресло напротив. — Все в порядке, спасибо. Я просто хотел бы немного поспать, пока есть время. Антон поудобнее устроился на своем месте, укрывшись пледом, который заботливо принес ему Гараничев. В бизнес-классе было достаточно просторно и удобно, чтобы чувствовать себя настоящим королем: любые напитки, мягкие и большие кресла, которые стояли на двухметровом расстоянии друг от друга, да и с едой здесь побогаче. Что и сказать – раскошелились, постарались с удобством устроить спортсменов из российской сборной. Как заметил Малышко: «Спасибо за победы, одерживаемые на этапе!» Антон сомневался, что дело было только в этом, но другой причины назвать не мог, как бы ни напрягал извилины. — Если что понадобится, сразу зови! — Дима поднялся, в последний раз взглянув на засыпающего друга и направился в другую часть самолета, где располагались остальные ребята. — Ну, как он? — тут же спросил Женька, внимательно глядя на Малышко. — Спит, — мужчина присел в кресло, устало обведя взглядом собравшихся ребят. — Походу, он довольно сильно заболел. — Это плохо, — покачал головой Цветков. — Если все так запущено, то он не сможет выступать в Рупольдинге. — Вот и я того же боюсь. А он так этого этапа ждал! Все замолчали, думая, чем же помочь больному товарищу. Лекарства, таблетки и мази, но только не антибиотики, а то еще найдут что-то запрещенное, тогда вообще вся карьера к чертям полетит. В вопросах по лечению нужно быть очень осторожным, внимательно проверять все лекарства на недопустимые компоненты. А если прибегать к старым, бабушкиным средствам, то весь процесс лечения может затянуться на недели. — Ладно, — вздохнул Гараничев. — Рано что-то предполагать. Вот прилетим на место, там врач его осмотрит и уже пропишет что-нибудь. Все согласно закивали, очень надеясь, что это обычная простуда, и с ней Антон пролежит не более нескольких дней. В конце концов, им дана целая неделя, а за это время можно не только поправиться, но и успеть натренироваться. Только бы ничего серьезного. Антон не мог спать. Все тело ломило из-за высокой температуры, постоянно хотелось пить, из-за чего он уже почти ввел в состояние легкого транса стюардессу. Всякий раз, как над его головой загоралась лампочка вызова, девушка уже шла к нему со стаканом в руке. — Простите, — смущенно улыбнулся спортсмен. — За то, что приходится напрягать вас. — Ничего страшного, — дежурная улыбка в ответ. — Мне не сложно. Вернув ей пустой стакан, Шипулин откинулся на спинку и посмотрел в иллюминатор. Лететь им было порядка шести часов, так что времени на раздумья было полно. А подумать ему было над чем. Во-первых, единственная мысль, которая в последние месяцы постоянно крутилась в голове – как обратить на себя внимание Мартена? Безусловно, отрицать успехи последних дней не стоило. Но все это мимолетно, почти иллюзорно, поскольку Фуркад не станет бегать за ним, Антоном, а это значит, что стоит только ослабить хватку, сбавить обороты, как все опять вернется на старое место. Шипулину казалось, что он толкает в гору шар, словно Сизиф. Вот только вместо шара – его попытки соблазнить француза. Вроде, все продвигается как надо, и уже наметился прогресс, но стоит только остановиться или сбавить скорость, как этот шар катится обратно на Антона, грозя раздавить своей массой. Ну, а во-вторых, конечно, Шипулин думал о Чемпионате. Ему хотелось побеждать, хотелось чаще подниматься на верхнюю ступеньку пьедестала и ощущать это невероятное чувство подъема, вдохновения, счастья. Спорт – его все. Шипулин живет биатлоном, стараясь улучшать свои показатели, чтобы одерживать победы в гонках. Но эта болезнь, которая так внезапно обрушилась на Антона, рушила все планы и надежды. Если он не успеет вылечиться до начала этапа, то просто так не восстановит форму, не успеет подготовиться… а ведь это последний этап перед Чемпионатом, и Шипулин знал, что не может позволить себе даже легкую простуду. За бортом самолета виднелись белые пушистые облака, которые застыли, словно нарисованные на голубом полотне. Ярко-красное солнце, лучи которого нежно ласкали корпус самолета, окрашивая его в багровые тона, уже почти скрылось за невидимой чертой, предвещающей скорое наступление ночи. Антон поплотнее закутался в плед и закрыл глаза, позволяя воспоминаниям проникать в голову, рисовать яркие картинки прошлого, отчетливо вырисовывая все совершенные действия и поступки. Спортсмен о многом сейчас жалел: об упущенных возможностях, о нереализованных планах, о том, что так и не сказал. Тут же, словно молния, его пронзила мысль – а если бы и сказал, то что изменилось бы? Пожалуй, только сейчас Шипулин начал понимать, что не все может идти так, как ему хотелось бы. И первоначальная идея соблазнить французского биатлониста уже не казалась такой великолепной. Та тонкая ниточка, что связывала их сейчас, могла легко порваться, отбрасывая их друг от друга еще дальше, чем в самом начале. Дружба. Короткая, едва различимая, словно паутинка, протянутая через часть их жизней ниточка. Одно неверное движение и все, конец. А ведь в самом начале Антону было достаточно этого поверхностного общения, этой едва ощутимой дружбы, иногда напряженной и рваной, медленно перерастающей в более вязкую и органичную взаимную привязанность. Нет, не любовную, и даже не в приятельскую… Просто обыкновенное общение на этапах, реже в межсезонье. Когда Антон впервые обратил внимание на цвет глаз Мартена, в тот же миг понял, что пропал окончательно. С того момента все в жизни перевернулось. Этот удивительный оттенок шоколада сводил с ума, заставляя Шипулина перестать видеть все остальные цвета, останавливая взгляд лишь на темных глазах француза. Сколько времени Антон потерял, боясь даже просто подойти к Фуркаду, чтобы не выдать своего волнения? Сколько возможностей было упущено, пока, наконец, Шипулин не сообразил, что пора начинать действовать? Да, все началось с простой дружбы двух мужчин, но закончится может и по-другому. Финал не обязательно должен быть как в фильмах – непонятный и печальный. Российский биатлонист понимал, что пора переступить невидимую черту и начать двигаться дальше. А для этого необходимо было подобраться поближе к Мартену, понять, о чем тот думает, чего хочет и о чем мечтает. Узнать как можно больше об этом человеке, чтобы потом нанести решающий удар – приблизиться, стать для него не просто соперником на трассе. Антон хотел, чтобы и Фуркад понял, наконец, что ему нужно. А точнее кто. Шипулин уже все для себя осознал – есть только Мартен. И всегда был именно он.