"Личные предпочтения"

Мой лучший друг дал мне отличный совет. Он сказал, что каждый день – это дар Божий, а не нечто, данное по праву, Поэтому нельзя упускать ни мгновения, оставив все страхи позади. Нужно постараться пойти по ещё нехоженой тропе, Первый шаг на которой покажется самым длинным. "Nickelback — If Today Was Your Last Day"

      В палате сейчас было тихо и пусто: еще час назад все разошлись по своим номерам, предоставив персоналу следить за состоянием пациента. На часах почти одиннадцать. В больнице остались только дежурные врачи и сестры, которые в данный момент находились в своей комнате, попивая чай и обсуждая произошедшее за день.       Все здание словно погрузилось в сон, оставляя пустые и тихие коридоры во власть ночи. Свет приглушен, лишь в нескольких местах мерцали лампы.       Раздались легкие шаги и тихие голоса, на стене мелькнули две тени, направляющиеся в сторону одной из палат в дальнем конце коридора. Мужчина и женщина шли быстро, постоянно оглядываясь, будто боялись, что их могли увидеть.       — Только никому ничего не говорите! — шептала медсестра, подводя посетителя к нужной двери. — А то у меня могут быть неприятности.       — Я все понимаю, не переживайте! — заверил ее Симон.       — И зачем я вообще согласилась на это? — проворчала женщина, открывая дверь и пропуская мужчину внутрь.       Шемпп замер на пороге, удивленно разглядывая лежащего Антона. Сердце в груди подскочило от волнения и в то же время от облегчения. Он смог, наконец-то, за весь день, за этот долгий и нервный день, увидеть его.       — Как он? — тихо спросил Симон, продолжая смотреть на Шипулина, не отрываясь.       — Все с ним хорошо, — немного раздраженно ответила медсестра, — просто сильное переутомление, да еще и простуда. Из-за высокой температуры, которую он перенес, на ногах появились осложнения. Доктор сказал, что пациент может проспать несколько дней, к тому же его состояние пока не улучшилось. Но мы делаем все возможное, не переживайте.       — А зачем эти аппараты нужны? — указал Шемпп на стоящие рядом с постелью больного какие-то приборы.       — Это для поддержания его иммунной системы, а также физраствор, он нужен для физиологической деятельности тканей организма.       — Спасибо, что позволили мне прийти сюда, — поблагодарил Симон.       — Куда ж от вас деться-то? — вновь ворчливо произнесла женщина, поворачиваясь, чтобы уйти. — Вы не первый, кто сегодня в неположенное время приходит.       — А кто еще был? — удивленно приподнял брови немец.       — Я не помню имени, — пожала медсестра плечами. — Если что понадобится, то я в палате старшей сестры буду.       — Спасибо.       Тихо закрыв за собой дверь, она ушла, оставляя Шемппа одного. Он быстро подошел к постели, взял стул и присел рядом, разглядывая больного. Мерный писк аппарата, проводки, тянущиеся к его рукам, все это слишком напоминало кому, откуда редко кто возвращался. Становилось страшно, что всего лишь два фактора оказались решающими в борьбе за здоровье Антона: усталость и болезнь.       — И как тебя угораздило вляпаться во все это? — тихо спросил Симон, улыбаясь. — Зачем надо было участвовать в гонке, если плохо себя чувствовал?       Взяв руку Шипулина в свою, он крепко сжал ладонь. Сейчас не такая горячая, как утром, на финише. Вот только жар никуда не делся, по-прежнему создавая удушающий кокон вокруг Антона.       — Я побуду пока здесь, ладно? Надеюсь, ты не против. Сложно тренироваться, когда за кого-то волнуешься, переживаешь. Ты только поправляйся поскорее, хорошо?       Симон улыбнулся, разглядывая лицо спортсмена. Он сейчас такой спокойный, такой умиротворенный, словно и не находится в бессознательном состоянии, а просто спит. Ресницы слегка подрагивают. Интересно, ему что-то снится или он вообще ничего видит, кроме темноты и пустоты? Отчего-то эти мысли заставили занервничать Симона, и он только сильнее сжал руку Антона.       — Я буду рядом. Просто знай, что ты не один.       Просидев еще около часа рядом с постелью больного, Шемпп ушел. Всю ночь, естественно, ему здесь не разрешили бы находиться, да и нельзя было, ведь на следующий день очередная гонка, а пропускать ее нельзя. Да и смотрелась бы его ночевка несколько странно, а поводов для слухов давать нельзя было. Поэтому, пусть и с неохотой, но Шемпп вернулся в свой номер, надеясь, что завтра сможет опять навестить больного.       В этот раз гонка прошла не очень удачно для Симона, занявшего, в итоге, десятое место. Стрельба не шла, сервисеры со смазкой не угадали. Начало гонки – солнце, а ко второй стрельбе пошел сильный снег, и скорость у спортсмена упала просто катастрофически. Еще повезло, что сил хватило на финишный рывок, и ему удалось отыграть прилично времени, чтобы зацепиться за десятку. Удивительно, но и Мартен сегодня оказался не в самой лучшей форме. Как потом узнал Шемпп, Фуркад приехал по времени сразу за ним, то есть, одиннадцатым.       Симон договорился с Гараничевым и Цветковым встретиться после обеда и пойти в больницу, навестить Антона. До того еще оставалось прилично времени, почти два часа, и Шемпп решил немного отдохнуть в номере, принять душ и просто полежать. Но мечтам не суждено было сбыться – сначала тренер вызвал его на разбор полетов, потом с товарищами по команде посидели немного в баре, выпили по чашке кофе, ну а потом уже пора было выходить.       — Ну что, идем? — спросил его Женька, ждавший на лестнице у гостиницы.       — Да, я готов.       — Нам надолго доктор не разрешает к нему приходить, — Гараничев покачал головой. — Не понимаю! Что такого? Ведь Антон все равно сейчас в отключке и побеспокоить его в любом случае не получится!       — Может, боится, что мы разбудим его? — хмыкнул Максим.       — Ну да, конечно, — скептически посмотрел на него Женька. — Именно разбудим!       — Зачем он больной поехал на масс-старт? — задал волнующий его вопрос Симон.       — Я сам не понимаю, — пожал плечами Гараничев, вышагивая по мостовой и разглядывая небольшие дома по сторонам. — Сколько раз пытался его отговорить, но Антон уперся рогом и все тут!       — Ага, — подтвердил Цветков, — уж очень он хотел участвовать в этой гонке! Даже болезнь не остановила.       — Состояние у него плохое, — расстроенно произнес Симон, — сильный жар, из-за которого и до бреда недалеко! Да еще могут пойти осложнения…       — Хей! — остановил его Женя, подняв вверх правую ладонь. — Перестань паниковать, друг! Антоха поправится и без всяких осложнений!       Ничего больше не сказав, Шемпп лишь кивнул, надеясь, что именно так и произойдет. Сам-то он прекрасно знал, каково это – лежать в больнице, и как при этом хреново. Ему приходилось проходить обследование, причем довольно длительное, а также курс лечения, когда ему врачи ставили диагноз болезнь миокарда*. Хорошо еще, что все это оказалось не так страшно, как многие считали. С его сердцем все в порядке, разве что пульс иногда учащается, но это не является противопоказанием к участию в гонках.       Но то время Симон надолго запомнил, поэтому сейчас ему было неприятно находиться в больнице – ассоциации не самые радужные. Оттого все волнения за Антона удваивались, а если учесть, что и состояние оставляло желать лучшего, то спокойнее не становилось даже когда врачи уверяли, что опасности нет.       Медсестра, присматривающая за Шипулиным, уже особо и не удивилась, когда в палату вошли трое мужчин. Она просто кивнула в знак приветствия и удалилась, оставляя посетителей наедине с больным.       — Даже странно, что она ничего не сказала, — произнес Цветков, подходя к постели Антона и присаживаясь рядом на стул.       — Ты просто привык к нашим сестричкам, которые при каждом удобном случае начинают скандалы устраивать, — многозначительно ответил Женька, усаживаясь прямо на кровать в ногах Шипулина. — У нас ведь все строго по часам, а тут...       — Доктора и медсестру предупредили, что к нему будут приходить многочисленные гости, — раздалось от дверей, и друзья, вздрогнув от неожиданности, повернулись на звук голоса. Там стоял Дима, в руках державший пакет с какими-то покупками.       — И зачем ты это приволок? — удивился Гараничев, глядя на то, как Малышко достает и выкладывает на тумбочку фрукты и сок. — Он ведь еще в отключке?       — Ну так это не навсегда, — лаконично заметил Дима, заканчивая разгребать принесенное и вставая рядом с Максимом. — Проснуться может в любую минуту. И если пить захочет? Или фруктов?       — Ну да, — хмыкнул Женька, — и сразу же захочет бананчика отведать!       — Не ёрничай, — улыбнулся Малышко. — Я хотя бы не с пустыми руками пришел!       — Черт! Подловил! — съязвил Цветков, скрещивая руки на груди.       — Простите, не понимаю вас, — подал голос Симон, о котором уже все забыли.       — Ах! Точно же! — хлопнул себя по лбу Гараничев. — Ты ведь не понимаешь нас. Дима сказал, что персонал предупредили о частом посещении Шипулина, поэтому никто и не удивляется, что сюда куча народу приходит!       — А что, много кто посещает Антона? — нахмурился Шемпп, стараясь не подавать виду, что ему это неприятно.       Да, Симон понимал, что у Антона много друзей, много тех, кто за него переживает, но отчего-то странное чувство эгоизма взыграло в мужчине. Ему бы очень хотелось, чтобы только он один навещал Шипулина, чтобы только он сидел у кровати и волновался за него. Пусть и бред, глупые и детские желания, преследуемые в корыстных целях. Ведь Симон хотел, чтобы, когда Антон очнется, то первым увидел бы его, а не кого-то… вроде Мартена. О французе даже думать в этот момент не хотелось, иначе совсем настроение упадет.       — Ну, за вчера не особо, я думаю, — ответил Гараничев, — а вот сегодня – да. Ребята, не участвующие в гонке, точно приходили навестить, а еще доктор сказал, что и другие спортсмены забегали, справлялись о его здоровье.       — Антоха у нас хороший парень! — не без гордости произнес Дима, улыбнувшись. — Со всеми старается быть в хороших отношениях, поэтому и такое отношение, точнее, можно сказать, популярность!       — Ясно, — протянул Симон, глядя на Шипулина, который по-прежнему не приходил в сознание. — А доктор не говорил, когда он очнется? Разве это нормально так долго быть без сознания?       — Честно говоря, я не знаю, — пожал плечами Женя, тоже переводя взгляд на лежащего друга. — Мы тоже все волнуемся. Я первый раз вижу, чтобы настолько плохо было из-за обыкновенного вируса!       Ребята замолчали и повернулись к Антону, словно сейчас, вот прям в этот момент, он откроет глаза и встанет, удивившись, что так долго спал. Но в тишине только раздавался писк аппарата да тяжелое дыхание больного.       — Ладно, нам надо идти, — встал Гараничев, кивая друзьям. — У нас еще куча дел на сегодня, а завтра очередная тренировка.       — Я побуду еще немного, — тихо произнес Симон, глядя на Женьку.       — Давай, если что изменится – звони.       — Конечно.       — Пока!       — До встречи! — Дима и Максим пожали Шемппу руку и вышли из палаты.       — Я слышал, что сегодня еще Мартен собирался зайти. Женя и сам не знал, зачем говорит все это Шемппу, но отчего-то вид немецкого биатлониста напоминал его собственный: растерянный, удивленный, взволнованный. Симон точно так же переживал за Шипулина, как и все они, поэтому хотелось как-то поддержать его, ведь они неплохо общались в межсезонье, и Женя мог бы даже назвать его своим другом.       — Буду знать, — усмехнулся Шемпп, благодарно пожимая протянутую руку спорстмена. — Спасибо, Евгений.       — Еще увидимся, — и с этими словами он вышел, оставляя Симона одного в палате. Проведя рукой по лицу, мужчина подошел к кровати и уселся на стул. Около пяти минут он просто сидел, молчал и только слушал. Слушал тяжелое дыхание Антона – хриплое, тяжелое, словно прилагались неимоверные усилия, чтобы впускать кислород в легкие. Грудь поднималась и опускалась медленно, неохотно и очень редко. Несколько раз Шемпп даже испугался, подумав, что Антон вовсе перестал дышать, но потом замечал движение и успокаивался.       — Знаешь, — заговорил Симон, — сегодня как-то не задалась гонка! Ты бы посмеялся надо мной, я знаю. Сказал бы, что я слишком волнуюсь из-за результатов и что в следующий раз мне повезет больше. Интересно, а ты удивишься, если я скажу, что первое место у Беатрикса? — Шемпп хмыкнул. — Вряд ли, мы же знаем, что Жан в отличной форме и его победы – лишь вопрос времени.       Биатлонист замолчал на несколько минут, собираясь с мыслями. Ему было странно вести подобный монолог, о чем-то говорить с человеком, который не может ответить, не может задать вопрос, посмеяться или разозлиться на какое-нибудь глупое высказывание. Они всегда неплохо общались с Антоном, находили общие темы для разговоров, отчего беседы были легкими и непринужденными. Любили обсудить прошедшие гонки, результаты друг друга и своих знакомых, особенно любили подшучивать над французской сборной, которая почти в полном составе всегда присоединялась к их поездкам.       — Я тут недавно разговаривал со своим другом, — наконец продолжил свой монолог Симон, — ты его знаешь, это Андреас. Я рассказал ему о том, что… — мужчина замолчал, не зная, стоит ли продолжать. Вдруг он все понимает и слышит его? Да нет, такого не может быть… Ведь Шипулин не знал немецкого языка. — Тогда зачем я вообще разговариваю сейчас с тобой, если ты не понимаешь? Ладно, какая сейчас разница? — Шемпп продолжил: — Короче, Анди дал мне один совет, которому я стараюсь следовать. "Проживай каждый день так, словно он последний". Это совсем не означает, что я теперь лягу в постель, созову всех родственников, напишу завещание и буду закатывать глаза… — рассмеялся Симон. — Просто надо пользоваться любой возможностью, любым шансом и не бояться, что люди не так поймут.       Знаешь, я ведь многое тебе не рассказывал именно по этой причине – боялся. Да и вряд ли расскажу, когда ты выздоровеешь. Но я бы задал тебе один только вопрос: а как бы ты провел свой последний день? Что бы ты сделал? Остался дома с семьей или захотел бы сделать то, о чем мечтал всю жизнь?       Симон все говорил и говорил, напрочь позабыв о времени и о том, что сказал ему Женя перед уходом. Симон хотел бы дождаться Антона, когда он проснется и увидит друга, сидящего рядом. Именно его увидит первым.       — Эгоистично, правда? — хмыкнул Шемпп, глядя на спокойное лицо Шипулина. — Но на данный момент, пока именно это и является моим желанием. На сегодняшний день я хочу только это…       — Не думал, что здесь кто-то еще есть!       Симон вздрогнул от неожиданности и повернулся к двери. Там стоял Мартен, прислонившись к дверному косяку и оценивающие разглядывая немецкого спортсмена.       — Что ты здесь делаешь? — удивленно произнес Шемпп, вставая.       — То же, что и ты, — ответил француз, подходя ближе и вставая рядом с Симоном. — Есть разговор.