"Личные предпочтения"

Моё море сдается, по швам всё трещит. Я сам давно щит, с рекламою shit... Мы стоим у болот, и нас грызёт скука. Так пусть уже начнется буря! Пусть она уже начнется! «Люмен — Буря»

       Проснувшись, Антон первым делом посмотрел на кровать с левой стороны — там спал сегодня Симон. Пусто. Ушел? Так рано?        Подняв руки, Шипулин принялся разминать пальцы, которые немного затекли. Небольшая зарядка, которую он выполнял каждое утро. Покосившись в сторону окна, мужчина заметил свою одежду, повешенную на спинку стула, ботинки стояли под ним же. И когда они успели перекочевать сюда, ведь, насколько Антон помнил, эти вещи остались в гостиной вчера.        Поднявшись, мужчина прошествовал в ванную, решив принять душ, чтобы окончательно проснуться. Из головы все никак не выходила сегодняшняя ночь, а яркие образы так и вспыхивали в памяти, заставляя то краснеть, то улыбаться.        Яркий контраст ощущений заставлял теряться в своих мыслях и желаниях, запутывая все сильнее и сильнее. Антон больше не мог разобраться в себе, закручивая в спираль свои чувства, которые уже мотали третий виток: дружба — любовь — дружба — любовь. А есть ли выбор в подобной ситуации? Ты либо что-то чувствуешь, либо нет. Третьего не дано, вот как сейчас — сильно хотелось оставить все как есть, не делать выбора, не принимать сложного решения. Но кому-то обязательно станет больно из-за него.        — Черт! — Антон ударил кулаком по стене, выложенной кафелем. — И зачем я вообще сюда пришел?        Сожалел ли он о своем выборе? Нет. Он мог уйти, мог просто развернуться, извинившись за свою ошибку, и выйти из номера. Так почему же остался? Почему зашел так далеко?        Сейчас, стоя под теплыми струями душа, в голове Антон раз за разом прокручивал вчерашнюю сцену: вот, он пришел к номеру Шемппа, ошибся, ну так развернись — уйди, просто уйди, зачем входишь к нему, почему целуешь его, если внутри ничего нет? Объяснить нетрудно, ведь после ссоры с Мартеном в душе что-то оборвалось, переворачивая мир наизнанку. Пожалуй, это просто стало последней каплей — признания француза. Просто слишком поздно. Антон больше не может верить Фуркаду, учитывая, сколько раз тот его обманывал, сколько раз издевался, прекрасно зная о чувствах русского, к тому же… возможно, что все действительно было ошибкой, вся эта надуманная любовь — просто захватывающая игра, которая наскучила Шипулину. Так ли это?        Сердце забилось сильнее, а перед глазами возник образ француза — печальный взгляд, раздражение на лице, разочарованный вздох. Сейчас все получают то, что заслужили. И Антон тоже. Видимо, все слишком затянулось и перегорело. Теперь, когда он думает о Мартене, в груди лишь слабо что-то щелкает, отдаваясь в сознании воспоминаниями о проведенном вместе времени.        Выключив воду, Антон вышел из ванной и поискал глазами полотенце — вот оно, висит на крючке на стене. Потянув руку, мужчина на мгновение застыл, раздумывая над тем, что вообще с ним происходит. В зеркале отражался молодой, вполне привлекательный мужчина, с небольшой трехдневной щетиной. Еще недавно он считал, что его единственной целью является Мартен — завоевать неприступного француза, доказать свои чувства, стать кем-то для него. А что теперь? Серо-зеленые глаза блестят, но не из-за того, что он смог добиться внимания Фуркада. Почему-то история, рассказанная им, казалась странной сказкой, в которую невозможно поверить.        И, если стать циником всего на несколько минут, то достаточно легко провести четкую параллель между Симоном и Мартеном и сравнить. Сколько произошло за этот сезон событий — хороших и не очень: болезнь, больница, проигрыши в гонках, Мартен со своими тайнами и скрываемыми чувствами и Симон, который был всегда рядом, поддерживая в трудные минуты, приходя на помощь даже тогда, когда этого не требовалось. Этот человек… он всегда был рядом, словно его невидимый ангел-хранитель, вытащивший из омута болезни, а потом еще и вернувший желание смеяться, бороться за счастье, каким бы оно ни было. Пожалуй, сравнение идет не в пользу Фуркада. Однако же… в силах ли Антона разобраться в своих чувствах? Действительно ли он больше не испытывает к нему сильных эмоций?        И друзья, особенно Сашка, могут не так понять — столько сил, столько нервов потрачено на помощь в достижении цели Антона, и все, получается, зря? А Шемпп? Этот мужчина полностью перевернул его жизнь.        Шипулин застыл, впервые осознав, что даже мысленно не называет больше Симона — друг. Когда он стал воспринимать его иначе? Возможно, именно эта ночь стала решающей в их отношениях. Придя к нему расстроенным, раздавленным, потерянным, сейчас Антон чувствовал себя совершенно другим человеком. Неужели на него так влияет этот немецкий спортсмен?        Все стало только хуже. Если раньше Шипулин твердо знал, чего хочет, то теперь в мыслях царил настоящий хаос.        Выйдя из ванной, обмотанный в одно лишь полотенце, россиянин направился в спальню, чтобы переодеться. Там его ждал сюрприз в лице объекта своих мыслей.       — Симон?        Мужчина, который копался в прикроватной тумбочке до прихода Антона, чуть заметно вздрогнул и, выпрямившись, повернулся на голос.       — О! Прости, я думал, что ты еще в душе! — и Симон опустил взгляд, явно смущенный видом Шипулина, которого такая реакция весьма позабавила.       — Ты чего? — решил слегка поиздеваться Антон. — Что-то не так?       — Да нет, просто я… черт! Конечно, не так! — забормотал немецкий спортсмен, поднимая голову. — Ты стоишь весь такой… голый! А я не железный, между прочим, — ворча, он отвернулся. — Одевайся, а то есть риск, что я наброшусь на тебя прямо сейчас!        — Хм… — сделал вид, что задумался, Антон. — Ничего так идейка!       — Очень смешно. — Симон схватил со стула и перекинул через плечо вещи Шипулина, которые ловко сумел поймать Антон.       — Да ладно, успокойся, — хмыкнул россиянин, напяливая на себя одежду, — это было бы нечестно с моей стороны, пользоваться твоей добротой с утра пораньше.       — В каком смысле — пользоваться добротой? — опешил Шемпп, поворачиваясь и глядя теперь на своего любовника открыто. — Ты что имеешь в виду?       — Не накручивай, — отмахнулся Антон, — я имел ввиду, что ты выглядишь уставшим. И, судя по всему, это моя вина.       — Завтрак через двадцать минут, — ответил Симон, — не опоздай, а то останешься голодным! Кстати, хотел пожелать тебе — ровное нутро.       — Чего? — удивленно уставился на него Антон, тот разом покраснел и повторил попытку:       — Эм... бордовое утро?       — Может, ты хотел сказать — доброе утро? — развеселился Шипулин.       — Черт! Точно! — Шемпп огорченно покачал головой. — Я ведь учил.       — Да все в порядке, — поспешил успокоить его Антон, — ты молодец! — Подойдя к нему почти вплотную, наклонился и мягко поцеловал, желая хоть как-то сказать «спасибо» за проведенное время. Симон — словно бальзам, исцеляющий раны, хоть и не знает об этом. — Прекрасная ночь, — тихо произнес россиянин, глядя в глаза напротив. Какое-то странное чувство возникло в груди, отчего стало не по себе, и сердце сжалось в маленький комок.       — Знаешь, — он резко отвернулся, отходя от Шемппа. — Мне, пожалуй, пора. Я хотел еще на завтрак успеть.       — Да, конечно, — удивленно протянул Симон, пораженный такой переменой. — Увидимся на трассе сегодня?       — Конечно! — бросил Антон и махнул рукой, перед тем, как открыть дверь. Задержавшись на секунду, он оглянулся на стоящего мужчину и улыбнулся. — Увидимся.       Шипулин вышел из номера и быстрым шагом направился к себе, надеясь, что по дороге никого не встретит. Сегодня у сборной намечалась тренировка и необходимо было собрать всех биатлонистов на линейку, а это дело нелегкое, особенно учитывая то, что вчера все бухали, как лошади. Если никто не сможет даже глаз открыть, то Антон сильно не удивится. Но вот на тренировку стоит пойти, а то последнюю гонку рискует профукать.       Спустившись на свой этаж, Шипулин быстренько добежал до номера, надеясь, что Женька будет в более-менее трезвом состоянии, чтобы хоть соображать и отвечать на вопросы.       В гостиной никого не было, а вот из ванной доносились характерные звуки. Значит, Гараничев уже проснулся и принимает душ? Это хорошо, значит, процесс собирания на тренировку не будет особо долгим.       — Тоха?       Шипулин вздрогнул, когда голос друга возвестил о его появлении, вот только не с той стороны, как ожидалось. С открытым ртом Антон переводил взгляд с Женьки, застывшего в дверях своей спальни, на ванную комнату, откуда все еще доносился шум воды.       — Если ты здесь, — большим пальцем руки Шипулин указал за свою спину, — то кто же там?       — Ээээ, — растерялся Гараничев, смущенно опуская глаза и переминаясь с ноги на ногу. — Никого, — наконец выдавил он из себя, — я просто включил воду и уже собирался пойти принять душ.       — Ты врать не умеешь, — хмыкнул Антон, — ну давай, колись! Мне же интересно! Кого ты себе успел найти за несколько часов? Девушку? А, может, парня? — веселился парень, глядя на абсолютно красного Женьку.       — Ну… понимаешь…       — Ладно, — махнул рукой Антон, — я только переодеться и сразу на тренировку. Спускайся следом, хорошо? — и он подмигнул другу. — Не задерживайся дольше, чем на час, а то все пропустишь!       Зайдя в свою комнату, мужчина достал из шкафа водолазку, джинсы и теплый свитер. На улице не лето, а тренировка будет длиться не пять минут, поэтому стоило одеться как следует. И, пожалуй, сегодня ему предстоит серьезно подумать над тем, что произошло между ним и Симоном. Да, Антон сам хотел его, даже больше — его прямо влекло к этому немецкому спортсмену и сопротивляться было невозможно этой тяге. И ночь действительно была великолепная. Те ощущения, те эмоции, что он испытал с Симоном, были совершенно другими, чем с Мартеном.       Вчера все было по-другому — поцелуи, объятия, даже прикосновения — все дышало теплом, чувствовалось в каждом взгляде, в каждом выдохе. Ощущения того, что тебя любят, а не используют.       Вот только жаль, что Антон не может сказать того же о себе. Ведь, если не лгать хотя бы самому себе, то надо признаться — он использовал Симона, чтобы прийти в себя, чтобы забыть о Мартене. Весьма неплохо так забыл.       Шипулин усмехнулся. Интересное решение всех проблем — просто пойти и трахнуться с другим. Просто невероятно! И как же он додумался до такого?! Как теперь посмотреть на Мартена? Ведь, всякий раз, заглядывая в эти карие глаза, он будет вспоминать проведенную с Симоном ночь.       С другой стороны, он ведь ничего не должен этому французу и оправдываться тоже не обязан.       — Ладно, — оглядевшись, Шипулин убедился, что собрал в сумку все необходимое и двинулся к двери, когда услышал приглушенные голоса. — Эй! Если вы решили шифроваться, то сейчас самое время — я выхожу!       Рассмеявшись, он повернул ручку и вышел — там уже никого не было. Видимо, заперлись в комнате. Удивленно покачав головой, Антон решил потом пытать раскаленным железом Женьку, чтобы узнать самые интересные и последние новости из его личной жизни. А сейчас — тренировка.       — Жду в холле! — громко произнес он и, снова рассмеявшись, вышел, с силой хлопнув дверью. — Как дети малые! — улыбнулся сам себе мужчина и стал спускаться на первый этаж.       Там его встретил Саша, сидящий в одном из кресел гостиницы с опущенной головой. Подойдя ближе, Антон понял, что тот просто спит. Причем на нем были еще и очки, под которыми должны были скрываться следы бессонной ночи. Решив не будить друга, Шипулин проследовал к стойке администратора, намереваясь уточнить по поводу остальных членов своей сборной, но его окликнул Дарио, выходящий откуда-то слева, где, судя по всему, находилась кухня. В руках стакан с водой… или еще чем-нибудь этаким.       — Доброе утро, — весело произнес Антон, отметив про себя, что Колонья выглядит отменно: гладко выбрит, свеж и бодр. — По сравнению с тобой Сашка мне кажется просто пародией на человека.       — К сожалению, это так, — усмехнулся лыжник и посмотрел на своего парня, который уже начинал похрапывать, скрестив руки на груди и упав головой на спинку кресла.       — Бурная ночка? — подмигнул ему Антон.       — Еще какая, — вздохнул Дарио, — к сожалению, не в том смысле, в каком могло бы показаться, — он указал рукой в сторону сладко посапывающего Легкова. — До пяти утра шлялись в клубе с французами и норвежцами, а когда пришел домой, то догонялся своим мартини, сетуя на то, что ему было мало. Ты не представляешь, — наклонившись, Дарио продолжил шепотом, словно их могли подслушивать, — какие он пел песни! Я чуть не оглох! А уж наши соседи, мне кажется, и вовсе вешались. В итоге, мне удалось его угомонить только к шести часам.       — А что же вы здесь-то сейчас делаете? — поразился Шипулин. — Почему не спите?       — А это надо у друга твоего спросить, — удрученно покачал головой лыжник. — Примерно с час назад его торкнуло, что тебе нужна его помощь! И вот хоть убей — но сказал, что ему нужно встретиться с тобой и поговорить!       — Вот как? — задумчиво посмотрел на спящего Сашу Антон. — И с чего такая новость-то?       — Если бы я знал, — простонал Дарио, — то не стал бы заморачиваться на эту тему. Я сам спал всего часа два за всю ночь, учитывая, что прикорнуть удалось лишь на заднем сиденье такси, когда обратно из клуба ехали.       — Но выглядишь ты явно лучше Легкова, — сделал комплимент Шипулин.       — Спасибо, — довольно усмехнулся Колонья. — Ладно, пойдем будить нашу спящую красавицу, а то потом будет сокрушаться, что пропустил твое появление, и весь мозг мне прожужжит.       Приводить в чувство Легкова оказалось делом непростым — тот постоянно матерился и пытался ударить «врагов государства», которые со злым умыслом пытались напоить его каким-то страшным ядом. В итоге, пока Шипулин не влепил парочку затрещин другу, и тот не проснулся, пришлось попотеть.       — О! Тоха! — удивленно оглядывался Саша, принимая из рук Дарио стакан с водой и жадно осушая его. — Спасибо милый, — улыбнулся он. — Ты мне жизнь спас!       — А только что орал, как резаная корова, что тебя хотим ядом споить! — заметил Колонья, присевший рядом с Легковым.       — Ну, это же я в полупьяном бреду! — отмахнулся лыжник. — А ты выглядишь просто превосходно! Черт! Мне даже неудобно, что я тут такой тебя позорю.       — Забей, — рассмеялся Дарио, — главное, что я знаю, какой ты бываешь красавец! Иногда.       — Спасибо, что хоть иногда, — поблагодарил Легков и быстро, чтобы никто не заметил, чмокнул его в губы. — Ладно, а теперь о деле, — повернулся он к Антону. — Я хотел поговорить с тобой, друг.       Сказано это было таким тоном, словно врач обращался к умирающему больному, который еще не знает о диагнозе. Шипулин несколько напрягся, ожидая, когда же продолжит свою мысль Сашка.       — Короче, тут такое дело, — он снова замолчал, но всего на несколько секунд. — Спросить тебя хотел — где ты ночь провел, друг?       И две пары глаз уставились на Антона, ожидая его ответа. Интересно, а откуда они об этом узнали? Где он прокололся? Может, когда шел вчера по этажу, или, наоборот, когда выходил сегодня из номера Симона? Как-то не особо ему хотелось афишировать свою связь с немецким биатлонистом, даже друзьям не хотелось рассказывать об этом.       — А в чем дело? — ответил вопросом на вопрос Антон, прищурившись глядя на Сашу. — Почему ты спрашиваешь?       — Ну, дело в том… — поморщившись, Легков снова припал к стакану с водой, делая несколько больших глотков и подавая знак Дарио, чтобы он продолжил без него. Вздохнув, Колонья перевел взгляд на ничего не понимающего друга:       — Видишь ли, вчера, около часа ночи, к нам приходил Мартен, — начал он, удивив Шипулина, который весь напрягся при одном только упоминании француза. — Он спрашивал, не у нас ли ты?       — Вот как? — задумался Антон. Это было не похоже на Фуркада — искать его, учитывая, что в это время он был уже у Симона. Неужели сначала заходил в его номер? — А вы?       — А что — мы? — пожал плечами Саша, немного отошедший от сушняка, но все равно поглядывавший с тоской в пустой стакан. — Даааарииио, — протянул мужчина, глядя на своего парня, как побитый щенок. Тот понял все без слов и с самым разнесчастным видом поплелся опять за водой. — Как же я тебя люблю!       — Ну еще бы! — буркнул Колонья и скрылся за поворотом.       — Так вот, — опять переключил на Антона все свое внимание Легков. — Это еще не все новости. Когда мы возвращались из клуба, примерно… хм… часа в четыре, — задумался Саша, — да, верно, в четыре. Ты уж прости, но лучше тебе узнать все от меня, чем от кого-то другого…       — Да говори уже! — не выдержал Шипулин, который начал заметно нервничать. — Что случилось-то?       — Я видел твоего француза, — продолжил Саша, — он был сильно пьян и не заметил меня с Дарио. — Опустив голову, Легков провел ладонью по лицу и вздохнул. — Он ждал лифта… короче, не один.       В груди что-то кольнуло, и Антон удивленно воззрился на своего друга. Не сказать, что эта новость так потрясла его, в конце концов, это уже случалось и неоднократно, когда Мартен уходил с какой-нибудь вечеринки не в одиночку. Вот только сейчас все изменилось. Шипулин никогда не считал себя собственником, учитывая то, что никаких прав на Фуркада не имеет, но сейчас ему стало неприятно.       Ревность зажглась в нем неприятным, обжигающим огнем. Антон тоже был хорош этой ночью, и вроде бы не должен обращать на подобное внимания, однако...       — Прости, но кто-нибудь тебе все равно об этом сказал бы, — сочувственно посмотрел на него Легков. — А где ты был, если Мартен не смог тебя найти? Неужели ты тоже с кем-то был все это время?       — Был, — не стал отпираться Шипулин, мысли которого сейчас витали очень далеко отсюда. — Я пойду, ладно? Мне на тренировку еще хотелось бы успеть.       — Прости.       — Ничего. Увидимся!       Словно во сне, он вышел из гостиницы, напрочь позабыв о том, что обещал подождать Женьку в холле. Перед глазами встала картина, как Мартен идет с каким-то типом, обнимает его, заводит в номер, а потом… Да пошло оно все! Зачем сейчас об этом думать, если еще вчера решил сделать паузу в их запутанной истории? К чему эти никому не нужные метания? Мартен волен делать все, что ему вздумается, а Антон в свою очередь тоже не скован никакими обещаниями.       Это так странно — Мартен и Симон. Каждый по-своему привлекал Шипулина, к каждому тянулось сердце, но лишь к одному из них больше, чем следовало бы. Но уже поздно что-то менять. Они напрочь смели своим поведением все мосты, что удавалось построить друг к другу. И теперь остается лишь беспомощно наблюдать с разных берегов, как человек, которого любишь, живет своей жизнью. Без тебя.       Незаметно для самого себя, Антон оказался на стадионе. Вокруг было много биатлонистов из разных стран, которые точно так же решили потренироваться — проехаться по трассе и пострелять. Обведя взглядом веселые компании, Шипулин решил сначала наведаться в раздевалку, где надеялся встретить хоть кого-то из своих друзей.       Завернув за угол какого-то домика — судя по вывеске, там был уборочный инвентарь для трассы — мужчина остановился как вкопанный. Метрах в трех от него стояли Мартен и Симон, которые не заметили появления Антона из-за жаркого спора, возникшего между ними. И предметом, конечно же, был российский биатлонист.       — ...он предмет какой, что ли? — поражался Симон, разглядывая своего собеседника. — Как ты можешь так говорить?       — Да какого черта тебе вообще надо от меня? — горячился Фуркад, глаза которого недобро поблескивали. В руках он держал лыжи с палками — видимо, также собирался проехаться. Симон же был налегке.       — Я просто не хочу, чтобы ты делал больно Антону! — твердо произнес Шемпп, не повышая голоса и уверенно глядя на француза. Тот лишь фыркнул и закатил глаза.       — А твое какое дело, а? — ядовито сказал Мартен, усмехаясь. — Посмотрите-ка на него! Влюбленный мальчишка! Да у тебя мозгов не хватит, что бы удержать возле себя Антона!       — Я не собираюсь держать его, — медленно отчеканил немец, который тоже начинал злиться. — Я приму любой его выбор! Но, зная тебя, сомневаюсь, что с тобой он будет счастлив. Ты снова...       — Это уже не тебе решать, — погрозил ему пальцем Фуркад, словно несмышленому парнишке. — С чего вдруг ты вообще о нем заговорил? А?       — Ты же не любишь его, тебе не нужен Антон, так зачем придумывать что-то и стараться удержать его? Оставь его!       — А, может, мне нравится, когда возле меня есть человек, готовый на все, лишь бы я лег с ним в постель? — на губах яд, сочившийся при каждом слове. Он словно выдыхал смертельные облачка пара, окутывавшие Антона, не дающие дышать. Легкие начали гореть, протестующе давая о себе знать и требуя кислорода. Но россиянин не мог в этот момент ничего сделать, ему оставалось лишь беспомощно наблюдать за спором двух мужчин.       — И как ты можешь? — поразился Симон. — Знаешь, я бы и не стал вмешиваться, но твое отношение к нему дало мне надежду. Я уверен, что ты ничего не станешь делать, если Антон уйдет. Ведь я прав?       — Пожалуй, — не стал спорить Фуркад. — Но мне очень даже нравится такой расклад. И было не очень приятно, когда вчера я не смог его найти, а так хотелось еще раз услышать слова любви, красноречие нашего друга в такие моменты зашкаливает! Интересно, может, вы вместе были?       — Тебя сейчас только это волнует? — Шемпп опустил голову и усмехнулся. — И как только он не видит, какой ты на самом деле! Хватит уже изображать любовь, Мартен. Просто оставь его в покое.       — Ладно! Хочешь его? Забирай! Очень мне нужен твой Антон! — Мартен как будто выплевывал каждое слово, с силой сжимая палки. — Я и сам понял, что это все не для меня — сплошной театр и трагизм. К черту все!       Развернувшись, француз нос к носу столкнулся с Шипулиным, который стоял, как громом пораженный. Таких слов от Мартена он, конечно же, не ожидал. Злость была бы логичной, ревность или отчуждение, но вот такое? Он его что, игрушкой какой считает? Что значит — забирай?       Фуркад в первые секунды опешил, во взгляде промелькнули боль, удивление, страх и что-то еще, что не смог разобрать россиянин. Возможно, сожаление или облегчение? Что? Почему он так сказал, если еще вчера говорил совершенно другое? Что же произошло? Неужели обо всем узнал?