Как ни в чем не бывало

Глава вторая, в которой возникают некоторые трудности.

Аман, Тирион. N-ая Эпоха, год **25

Яркая россыпь солнечных зайчиков лежала на столе и время от времени проворно шевелилась, когда Индис качала рукой, и вместе с ней качались нашитые на рукав разноцветные шарики бусин. Это веселое мельтешение невольно притягивало взор, и потому сидящий на ее коленях ребенок то и дело отвлекался от своего занятия, принимался рассматривать бегающие по столу пятна света и наивным поистине детским жестом пытался поймать их в ладонь. Индис только улыбалась и ласково гладила его по волосам. За стенами дворца в самом разгаре стоял погожий ясный день, его мирное течение ничем не омрачалось и словно бы взывало, требуя провести время соответствующе: неспешно, тихо и наедине с близкими. Не подчиниться было невозможно, и потому королева отказалась на сегодня от всех суетных дел и дальних прогулок, убрала подальше рукоделие и уделила весь день одному только сыну. Поэтому из всех обыкновенных забот ее нынче одолевала лишь одна: мысль о том, когда удобнее будет отвлечь ребенка от важного занятия, чтобы наконец-то вывести в сад… – Все рисуете? – укрытое черемухой окно комнаты было по-летнему распахнуто, и неслышное появление Финвэ оставалось незамеченным до того момента, пока он сам не подал голос. Погрузившаяся в свои мысли Индис вздрогнула от неожиданности, но сразу успокоилась. – Почти закончил! – встрепенувшись у нее на коленях, радостно сообщил мальчик и немедленно уточнил: – Я сам, мама мне не помогает. – Сам, Андаларэ, конечно, сам, – улыбнулась Индис, и обратилась уже к мужу: – Давно наблюдаешь? – Не очень, – Финвэ раздвинул упругие ветви и, глянув по сторонам, торопливо перелез через подоконник, – не хотел отвлекать. Очень уж отрадная картина. – Отрадная – это красивая? – немедленно поинтересовался мальчик и проворно развернул рисунок так, чтобы отцу было удобнее рассмотреть и вынести вердикт. Король с королевой невольно рассмеялись. – Красивая, красивая. Расскажи только, кто где. С недавних пор рисование сделалось излюбленным занятием юного принца, что, впрочем, не было редкостью в его возрасте. Конечно, часто случалось и так, что однажды это детское увлечение определяло и ремесло, которым желал заняться подросший эльда, и, должно быть, потому король с королевой эти творческие подвиги всячески поощряли и всегда внимательно рассматривали то, что выходило из-под руки их младшего сына. Впрочем, до того часа, когда самому Андаларэ придет пора выбирать между мастерскими, было еще далеко, и пока что он лишь с удовольствием переводил бумагу, а иногда норовил разукрасить еще что-нибудь, некстати попавшееся на глаза. Стол, например. Или белую скатерть на нем. Или оставленную ненароком книгу. Но сейчас, к счастью, угрозы для мебели, стен и прочего не было. Еще утром мальчик вытребовал себе самый большой лист и, явно решившись осуществить какой-то давний серьезный замысел, посвятил ему целый день. Работа и правда оказалась немаленькой. Нетрудно было догадаться, что заслонившие собой белое пространство фигурки изображают все большое семейство Дома. Но вот определить всех их поименно мог лишь наметанный глаз самого художника. Поэтому на просьбу отца он не обиделся и, напротив, принялся охотно тыкать в картинку. – Это ты. Это мама. Это я. Это Аракано, он большой, сильный и с мечом. Это… Нарисованных эльдар было много, перечисление намечалось пространным, и склонившийся король слушал пояснения сына немного рассеянно, зато успел сжать под столом руку жены и обменяться с ней теплым благодарным взглядом. А вместе с ним, должно быть, и мысленной речью. Мальчик, впрочем, этого не заметил, и продолжал сосредоточенно водить пальцем по рисунку, время от времени, добавляя грифелем последние штрихи. Как раз к концу сдобренного пояснениями рассказа работа оказалась закончена, и Андаларэ с довольным видом выпрямился в ожидании окончательной оценки. – Ты молодец. Очень хорошо получилось. Особенно Хуан – у него такая осмысленная морда. – Да, – важно кивнул мальчик. Забрал у отца рисунок и, завозившись, сполз на пол с колен матери. – Я хотел, чтобы было правильно. Не как здесь. Светлая и уютная комната, выходящая просторными окнами в зеленый внутренний двор, нередко становилась местом для неспешных разговоров за бокалом вина или чашкой травяного отвара. Королева часто проводила здесь время в обществе дочерей или невесток, а прежде именно здесь можно было встретить кого-то из принцев с книгой или бумагами в руках. Поэтому украсивший боковую стену большой гобелен был тут как нигде на своем месте. Вышедший из рук опытной мастерицы, умениями мало уступающей самой Мириэль, он изображал хитрое переплетение яблоневых ветвей, на которых в окружении цветов были вытканы медальоны с портретами принцев и принцесс Дома Финвэ. Именно к этому гобелену и направился Андаларэ, прихватив с собой заветный рисунок. – Чем это он тебе не угодил? – усмехнувшись было спросил король, но вдруг дернулся и поспешно шагнул следом за сыном. С ясного лица Индис тоже разом пропала улыбка, и женщина, неловко ударившись о стол, поднялась с места. – Он очень старый, так? Потому что здесь нет картинки со мной, – не оглядываясь, серьезно пояснил мальчик и принялся деловито двигать к стене приставную скамеечку. – Зато есть какие-то лишние. И вот я все исправил. Совладав с подставкой, он забрался повыше и, тщательно примерившись, прикрепил на гвоздик свою работу. Так, чтобы она закрыла два медальона справа от портрета самого Финвэ. – Теперь все правильно. Правда? Король и королева быстро переглянулись. – Правильно, милый. В какой-то степени, – осторожно ответила приблизившаяся Индис. Подняла руку и, отогнув край рисунка, посмотрела в глаза вытканному лицу. В остром ответном взгляде почудилась открытая неприязнь. – Мама, а кто это? – вдруг робко поинтересовался мальчик, и королева подумала, что, странное дело, этот вопрос он задает впервые. – А может, нам снять этот гобелен? – не дал ответить вмешавшийся Финвэ. – Он и правда слишком старый. – Почему? Нет, не надо! Мне он нравится. Особенно теперь, когда этот не смотрит, – мальчик замотал головой и прищурился, внимательно глядя на «лишние» медальоны. По лицу, стерев улыбку, мелькнула тень неясного беспокойства. Он поспешно отстранил руку матери и аккуратно поправил картинку. Неприязненный взгляд пропал. Индис, будто очнувшись, скованным движением притянула к себе затихшего ребенка. Но его короткое смятение уже развеялось, и вновь повеселевший мальчик с озорной улыбкой вывернулся из рук королевы. Спрыгнул со скамеечки и подбежал к противоположной стене. На той висел еще один гобелен. – И тот нравится, и вот этот с птичками! Тот, второй, был подарком. Он тоже как нельзя кстати занимал место в этих покоях, и особенно хорошо его было видно из любимого кресла Индис. На очередную годовщину свадьбы друзей Ольвэ привез в Тирион большое красивое полотно, на котором в уединении речной заводи играли два величавых лебедя. Расправленные крылья и грациозно выгнутые шеи отражались в воде, тростник клонился к ее зеркальной поверхности, и серебряный свет окрашивал картину в разные оттенки синего. Индис всегда нравилась эта тонкая немного загадочная работа, но сейчас она вдруг взглянула на нее, словно впервые. – Птички очень красивые. Как живые. – Андаларэ, кажется, не замечал вдруг повисшей в воздухе тревоги, и, касаясь пальцами ткани, с беззаботным видом рассматривал бьющих крыльями лебедей. – Пожалуйста, не надо ничего убирать. – Хорошо, милый, птичек не будем, – Индис подавила вздох и, словно поежившись от холода, обхватила себя за плечи. Падающий в окно свет вновь коснулся ее расшитых рукавов, и по гобелену запрыгала новая стайка зайчиков. Андаларэ, словно разыгравшийся котенок, с радостным возгласом накрыл их ладонями, сжал пригоршней и, озорно стрельнув глазами, проворно проскользнул мимо замершей матери. В разом потерявшую недавний уют комнату его звонкий голос донесся уже из коридора: – Айлассэ, Айлассэ, беги посмотри, какую картинку я нарисовал!.. Оставшиеся между двух гобеленов король и королева лишь беспокойно переглянулись. Той же ночью забывшийся тревожным чутким сном Финвэ пробудился от тихого протяжного звука, с каким медленно открывалась дверь в их спальню. Следующими стали чьи-то раздавшиеся в тишине робкие шаги. Но прежде, чем король успел сесть на постели и приглядеться, нежданный гость уже шмыгнул под одеяло, прополз под ним и замер под боком у рывком пробудившейся Индис. – Что такое? Андаларэ, что случилось? В ответ не раздалось ни звука. Голосов или иного шума из-за дверей тоже не было слышно: дворец за стенами спальни по-прежнему безмятежно спал. Но скомканное и придавленное одеяло им удалось развернуть не без труда, а когда вышло, показавшийся из-под него взъерошенный мальчик поспешил прижаться к матери. – Что случилось? – взволновано повторила она, садясь на постели и обнимая сына. – Тебе приснилось что-то? Дурной сон? Но ребенок молчал, спрятав лицо на ее груди, и не сразу выдавил: – Да. Мне приснился плохой сон. – Ну-ну, не из-за чего расстраиваться. Тем более, ты уже такой большой… – начал было растерявшийся Финвэ, но замолчал под взглядом жены. Индис поспешно пересадила сына к себе на колени и принялась убаюкивающее качать: – Успокойся. Посмотри, здесь ведь нет ничего страшного. Ни орков, ни драконов. Никак злых тварей… Но Андаларэ, не поднимая глаз, помотал головой: – Мне не снились орки. – А кто же тогда? Паучиха Унголиант? Моргот? – Нет. Моргот нестрашный, его давно победили. – Что же тебя так напугало? Мальчик снова затих, вцепившись пальцами в плечи матери. – Сынок? – Мне снились птички. – Птички? – Те, с гобелена. Финвэ вздрогнул и, будто опомнившись, рывком отбросил одеяло: кажется, стоило зажечь свет. – Белые лебеди? – Да. Только не белые. Они были красные. И они летели за мной. И кричали. – И что же они кричали? Мальчик молчал. Финвэ отыскал на столе свечу и принялся высекать искру. Кремень задевал костяшки пальцев, огонь не разгорался. – Андаларэ? – с нарастающей тревогой позвала Индис. – Милый, прошу, посмотри на меня. Не сразу послушавшись, ребенок медленно поднял голову. Влажное лицо его блестело в сочащемся с улицы бледном лунном свете, и серые глаза казались черными из-за расширившихся зрачков. – Они летели и звали меня по имени. И кричали так страшно: «Зачем?» А я не знал, что ответить. Договорив, он снова сжался и, уткнувшись в плечо Индис, отчаянно разрыдался. На столе, наконец-то вспыхнув, замигала упрямым рыжим огоньком свеча. Успокоить сына они смогли лишь под утро, когда за окном стало светать, и небо окрасилось алым пламенем рассвета. Финвэ вовремя опомнился и плотно задернул шторы, и только после этого спрятавшийся под одеялом мальчик смог забыться беспокойным тяжелым сном, так и не получив ответа на свой все повторяемый вопрос. И на следующий день, когда все немного успокоились, Финвэ первым делом снял со стены комнаты оба гобелена. А потом прошел по всем остальным покоям дворца, и к вечеру в одной из нижних кладовых собрал немало старых вещей – оружия, знамен, картин и прочей памятной утвари. Еще какое-то время туда же приносили что-то из других домов, а потом на дверях появился прочный замок, ключ от которого король убрал подальше с глаз.