Аман, окрестности Тириона – руины Форменоса. N-ая Эпоха, год **47
Раннее утро согнало с небосвода ночной мрак, но круглая белая луна все еще висела в стороне от дремлющего города и с сонным равнодушием глядела на него сквозь туманную дымку рассвета. Навстречу ей неспешно ехали прочь от белых стен два всадника, и их длинные плащи неслышно колыхались вслед за глухой поступью коней. Первый – высокий и темноволосый – поежился и, не сдержавшись, зевнул в кулак. В ответ на этот невинный жест раздался тихий смешок: – Мы могли бы отправиться и позднее. Куда спешить? – Пустое, – отмахнулся первый и, отгоняя дремоту, нарочито бодро тряхнул поводьями. – Раньше поедем, раньше будем на месте. – Не поспоришь, – еще раз улыбнулся второй и тоже подстегнул своего скакуна. Из города они выехали еще до восхода, и сейчас розовые лучи поднимающегося солнца тянулись за ними вслед по убегающей на запад дороге. Скоро она должна была нырнуть в поля и, прямая как стрела, нестись вперед до самого Валимара, куда и держали путь оба всадника, рассчитывая добраться на место задолго до полудня. Наверное, так бы все и получилось, если бы в тот момент, когда они миновали спрятавшие обочину заросли ракитника, те не расступились и не выпустили с неприметной тропы сначала еще одного путника, а затем и пару лошадей. Двое мужчин немедленно остановились. Третий – уже не мальчик, но еще не юноша – тоже замер и быстро перевел взгляд с одного на другого. Но тут же отвернулся, деловито вытянул из зарослей своих коней и проворно забрался в седло. И только после этих приготовлений счел возможным поздороваться: – Привет. – Куда это ты собрался? – пропустив запоздалый оклик, с подозрением в голосе поинтересовался первый из всадников. А второй просто ответил: – Привет, Андаларэ. – Гулять. – Гулять? – внимательный красноречивый взгляд скользнул по навьюченной лошади и уперся в самого юного путника. – И прихватил пару яблок перекусить? – Аракано… – Что «Аракано»? Арафинвэ, посмотри, он же явно задумал какое-то безрассудство. Опять что-нибудь себе сломает, а мать потом места себе не найдет. Будто мало ей поводов для волнений. – Значит, хорошо, что мы вовремя его встретили. – Еще неизвестно, вовремя ли… Пока двое всадников пытались поспорить, третий, выжидая, с нарастающим интересом переводил между ними взгляд и даже действительно вынул из сумки крупное красное яблоко. – Признавайся, куда собрался? Отец говорил, вы все вместе отправитесь в Альквалондэ. Причем вчера, – наконец, Нолофинвэ внял словам брата, немного умерил негодование в голосе и снова вернулся к прямым вопросам. Андаларэ перестал жевать и, неторопливо стряхнув с рукава налипший листок, как бы невзначай заметил: – Ты так разволновался, будто тебя это касается. И, заметив, как разом переменился в лице старший из братьев, громко расхохотался: – Эру, видел бы ты себя со стороны! Бурное веселье его, впрочем, никто не разделил. Опомнившийся Нолофинвэ помрачнел еще больше и даже не заметил предостерегающего взгляда. Явно собрался сказать что-то еще более резкое, но Андаларэ его опередил: – Ладно, ладно, не сердись. Я пошутил, – развернув коня, он подъехал вплотную к брату и с улыбкой пихнул его локтем. – Я же знаю: хоть ты и ворчишь постоянно, но все равно меня любишь. Спорить с таким заявлением было трудно, и Арафинвэ, переводя все еще обеспокоенный взгляд с одного на другого, с едва заметным облегчением поспешил заверить: – Конечно, любит. Все старшие братья так делают. – Хоть это и непросто, – нехотя согласился Нолофинвэ и, помедлив, впервые за время разговора улыбнулся. Повисшая в воздухе напряженность сама собой развеялась, и все трое почувствовали себя свободнее. Андаларэ с благодарностью коротко глянул на Арафинвэ и продолжил озорно улыбаться: – С чего бы это непросто? – С того. А ты все-таки не юли. Почему не в Альквалондэ? Мама знает, куда ты сбежал? – Знает. Я с ними не поехал. Не захотел. – Почему? – удивился Нолофинвэ. – Не захотел и все. Что за удовольствие качаться в посудине на волнах? – Андаларэ пожал плечами и поморщился. – А что за удовольствие запускать тряпицу в небо? – немедленно парировал Нолофинвэ. – Нашел с чем сравнить. Я не захотел и остался дома. Правда, – тут он замялся, – слегка поспорил с отцом. Но мама знает, что я немного проедусь верхом. Она не против. Арафинвэ, не вмешиваясь, молча слушал разговор и лишь внимательно рассматривал коней младшего брата, их внушительную поклажу и его самого. И, наконец, дождавшись паузы, негромко произнес: – В Форменоссе? Голос его прозвучал почти утвердительно, и, должно быть, оттого младший даже не попытался отрицать и только, разом посерьезнев, коротко кивнул. А Нолофинвэ осекся и переспросил: – Куда? – Я просто посмотреть. – Я так и знал, – он прикрыл глаза и, сдержав порыв, продолжил почти спокойно: – Андаларэ, отец же запретил тебе даже думать об этом! – И я не понимаю, почему! Это не трогай, про то не спрашивай, сюда не лезь! Вы все что, сговорились и издеваетесь надо мной?! Внезапная вспышка гнева, подкрепленная вдруг разгоревшимся злым блеском в глазах, заставила обоих братьев вздрогнуть. – Андаларэ, – успокаивающим тоном не сразу начал Арафинвэ, – мы же предостерегаем не просто так. Форменоссе… Форменоссе лежит в руинах, там небезопасно. – Все, что могло рухнуть, уже рухнуло века назад. – Это недоброе место. Тебе нечего там делать. – Я просто хочу посмотреть. Вы сами ведь были там? – Один раз, – мрачно откликнулся Аракано, – при …. скверных обстоятельствах. – Ну… Сейчас обстоятельства другие. А ты, Арьо? – Несколько. Я приезжал позднее. – Чудно. Значит, мне не придется блуждать в холмах, – скорый гнев Андаларэ угас также быстро, как и возник. По крайней мере, в лице его больше не было заметно признаков недавнего раздражения, и он снова говорил спокойно и даже примирительно, словно усовестился своей несдержанности. – Неужели ты решил, что мы тебя еще и проводим? – несмотря на все недовольство, опомнившийся Нолофинвэ не смог сдержать ироничной усмешки. – Так ведь вариантов всего два: либо вы едете дальше в Валимар, а я на Север. Либо мы едем на Север вместе. – Неправда. Есть и третий. – И какой? – Я перекидываю тебя через седло и везу обратно в Тирион. – Нет, вот этого ты не сделаешь, – с улыбкой и легким разочарованием в голосе протянул Андаларэ. – Почему же? – Я тебе доверился, и это будет гнусным предательством. И я тебе его ни за что не прощу, – он продолжал хитро улыбаться, и по лицу было неясно, всерьез ли он это говорит. Все трое замолчали, и только кони продолжали переступать на месте да в небе начинали покрикивать пробудившиеся дневные птицы. – Я думаю, – Арафинвэ вновь осторожно заговорил первым, – мы вполне сможем заехать в Валимар на обратном пути. Аракано медленно повернул к нему голову, и старшие обменялись долгим пристальным взглядом. Андаларэ отвлекся на застоявшегося и расфыркавшегося коня и, будто бы позабыв про братьев, принялся ласково трепать его по ушам. – Хорошо, – наконец обреченно произнес Нолофинвэ, – туда и обратно. И в крепости ты не отойдешь от нас ни на шаг. – Договорились! – немедленно вскинул голову младший и чуть не подпрыгнул в седле. – А сколько нам ехать? – Если поторопимся, к закату будем на месте. – А Морьо говорил мне, что… Что можно добраться за четыре часа. – Такое удалось … лишь однажды, – ответил все еще мрачный Нолофинвэ. – Мы не будем пытаться повторить. – Как скажешь. Веди! И Андаларэ с победоносным видом вклинил своего скакуна между конями братьев и горделиво выпрямился в седле. Старшие ничего не говорили: один недовольно глядел куда-то в сторону, а второй отвернулся и, напротив, прятал улыбку. Какое-то время все трое ехали молча, и только когда Нолофинвэ снова со вздохом подавил зевоту, Андаларэ как ни в чем не бывало предложил: – Я стащил с кухни мех с вином. Хотите?***
– Оказывается, я бы прекрасно добрался и без вас, – не преминул сообщить Андаларэ, когда трое всадников оставили за спиной очередную поросшую лесом ложбинку, поднялись сквозь заросли и в предзакатных лучах увидели впереди цель своего пути. Быстрая и наверняка жутко холодная речка стремительно прыгала по камням и отрезала от путников густо поросшую вереском и ощерившуюся гранитными валунами пустошь. Та тянулась недалеко: собиралась складками, вздымалась небольшими пригорками и, не успев разбежаться к горизонту, утыкалась в подножие высокого скалистого холма, на вершине которого и темнели развалины древней крепости. Раздавленный Форменоссе поднимался над землей омытыми костями давно павшего и давно позабытого воина. Даже издали нетрудно было разглядеть, что время расширило проем выбитых когда-то ворот, и постепенно вниз по склонам по частям ссыпалась и сползла вся передняя стена. Рухнули переходы и осели башни, и обнажившийся внутренний двор густо зарос, превратившись в подобие маленького леса. – Негде здесь плутать. А то пугали непростой дорогой, – окинув взглядом представшую картину, закончил свою мысль Андаларэ и нетерпеливо тронул поводья. Путь он и правда находил легко, безошибочно направляя коней между холмами прежде, чем братья, сами не очень уверенные в направлении, указывали нужную дорогу. А под конец они и вовсе замолчали и лишь время от времени окликали его, напоминая об обещании не заезжать вперед одному. Сейчас все трое также без слов пересекли оказавшуюся действительно ледяной речку, миновали лилово-бурую пустошь и остановились у подножия холма. – Безрадостное зрелище, – наконец нарушил молчание Аракано, и Арафинвэ лишь согласно кивнул. Младший не ответил ничего. С приближением к крепости он вообще внезапно смолк и перестал с любопытством крутить головой, остановив взгляд на черном провале стены. – Андаларэ, – подождав, окликнул его Аракано, и только тогда тот шевельнулся. – Надо подняться, – проговорил он и подстегнул коня. Должно быть, когда-то вверх по склону вела хорошо утоптанная и засыпанная дорога, по какой в Форменоссе возили материалы и припасы. Тем более, даже сейчас у подножья можно было заметить несколько каменных прямоугольников – следов давно обрушившихся небольших зданий, и они безмолвно свидетельствовали о том, что когда-то жизнь кипела не только в самой крепости, но и здесь, где вполне могли разместиться какие-то кладовые или конюшни, а может и жилые постройки. Но сейчас следом за ними сгинула и дорога, и путникам предстояло идти напрямую по заросшему склону. Жалея ноги коней, они спешились и принялись осторожно подниматься, выбирая, куда ступить и надеясь не обрушить неловким движением какой-нибудь валун. Впрочем, против ожиданий путь оказался не столь труден, и наверх они добрались без приключений. Аракано не спускал глаз с младшего брата, не без причин опасаясь, что мальчишка легко может потерять терпение и унестись вперед, подобно почуявшей след гончей. Но и этого не случилось: Андаларэ не торопился, а скорее наоборот внимательно оглядывал попадающиеся на дороге камни и то и дело озирался, скользя взглядом по холмам, пустоши и высящимся впереди темным стенам крепости. И все же, несмотря на это кажущееся спокойствие, едва все трое достигли плоской площадки на вершине, Аракано цепко ухватил брата за плечо и счел за благо предупредить: – Привяжем лошадей, разведем костер, и только потом будешь искать неприятности. Сам он по-прежнему не испытывал никакой радости от этой вынужденной поездки и сейчас ощущал неприятный холодок в спине, какой бывает, если вдруг ловишь на себе чей-то тяжелый пристальный взгляд. Арафинвэ, конечно, сразу это заметил и не преминул успокаивающе качнуть головой: – Думаю, приготовлений достаточно. Едва ли внутри притаилось что-то страшнее пары летучих мышей. – Хочешь сказать, пары сотен летучих мышей, – со вздохом поправил Аракано, принимая из рук брата извлеченный из сумки и уже запаленный от костра факел, и на всякий случай проверил на поясе охотничий нож. В пределы внутреннего двора они вступили в последних угасающих лучах солнца. Обманчивый свет рассеивался вокруг крепостного холма и тонул в лиловых сумерках, что густились подле массивных валунов, вдоль темной полосы наступающего леса, в кронах разросшихся по пустоши кустарников. Воздух быстро остывал и делался звонче, было слышно, как в стороне мерно шумит в камнях холодная речка. Аракано беспокойно окинул взглядом поднимающуюся впереди почти черную крепость: ему подумалось, что в оставшемся далеко позади белом мраморном Тирионе стены зданий сейчас охотно окрашиваются в теплые тона красного и оранжевого. Но наливающийся темнотой Форменоссе строили из здешнего серого гранита, а Север был неуступчив во всем. Андаларэ пренебрег факелом и первым шагнул под темные своды сцепившихся кронами деревьев – брошенная пламенем тень, заблудившись, стала метаться среди неровных стволов. Здесь было тихо и сумрачно, и звезды уже начинали просвечивать на высоком дымчато-лиловом небе, роняя вниз слабый еще серебристый свет. Он не без труда пробирался вниз и мягко прикасался к зарослям, к серым спинам потрескавшихся валунов и к фигурам идущих принцев. Те шли молча, изредка задевая плечами цепкие ветви и переступая через вывернутые из земли, некогда мостившие двор каменные плиты. Лес заполнял все пространство внутри сохранившихся стен и продолжал шириться, медленно вгрызаясь в кладку с намерением рано или поздно вновь завладеть всем холмом. Но сейчас время еще не пришло: покрытые паутиной трещин стены давали приют деревьям и кустарникам, но упорно не сдавались и не рушились под их настойчивым натиском. – Надо же, – впервые за долгое время проговорил Андаларэ, когда они поднялись по остаткам ступеней и остановились на пороге первого чертога, – здесь все именно так, как я представлял, – и уточнил, – без деревьев, конечно. Стены, двор… Даже мелодия. – Мелодия? – не поняв, переспросил Аракано. – Да. Должно быть, при строительстве вплели чары. Не слышишь? – и он, помогая себе рукой, промычал что-то под нос. – Не слышу, – ответил Аракано и взглянул на брата. Тот тоже отрицательно покачал головой. – Эх, вы, – рассеяно укорил их Андаларэ и двинулся дальше под гулкими сводами – туда, где, как помнили оба старших принца, находился Главный зал. Его высокие холодные стены встретили путников острым запахом мышиного помета, темнотой и глухим молчанием. Кладка здесь была почти цела, и глаз не замечал вокруг выпавших и раскрошившихся камней, но видел лишь покрывшееся пылью и прахом запустение. Аракано медленно повернулся на месте, подмечая вокруг расколотые статуи, трухлявые доски скамей и еще какие-то темные бесформенные кучи, которые не хотелось разглядывать, и которые могли быть и брошенными когда-то вещами, и разросшимся лишайником, и нагнанными внутрь залов сухими листьями. Гулял сквозняк, над головой пару раз расчеркнула воздух летучая мышь. В черном зеве очага дрожало скрюченное дерево. – Это ты себе тоже представлял? – тихо спросил Арафинвэ, когда они обошли весь зал и вернулись к центру. Словно размышляя над непростым вопросом, Андаларэ остановился и задумчиво скользнул рукой по груде рассохшегося серого дерева. В нем лишь с большим трудом можно было угадать останки массивного резного стола. Прежде таких, сдвинутых в линию, стояло здесь несколько, но остальные давно сгнили поодаль, и только этот, некогда покрытый простой черной тканью, одиноко рассыпался в самой середине зала. Аракано замер, глядя на него, и младший брат, словно почувствовав его мысли, вдруг отдернул руку. – Да. И нет, – внимательно посмотрев на ладонь, откликнулся он запоздалым уклончивым ответом и, развернувшись, пошел прямо к выходу. После они еще долго бродили по переходам и заглядывали в пыльные опустевшие комнаты, останавливаясь только при виде совсем ненадежных подозрительных сводов. Но таких было мало: время не пощадило внешнее кольцо стен, но внутренние помещения уцелели. Где-то в них сохранилась труха давно сгнившей мебели, где-то в куче пыли угадывались какие-то истлевшие тряпки. Несколько раз Андаларэ поднимал с пола покореженные инструменты, смятую посуду и потерявшие всякий облик глиняные осколки, но ничего особенного им не попадалось, и Аракано был этому даже рад. Они продолжали идти дальше и замечали, что жизнь не покинула крепость окончательно. В ее темных покоях и переходах над головой и по углам неизменно слышались писк и чья-то шумная возня, хлопали крылья, и пару раз путь им перебегали потревоженные ночные зверьки – возвращалась с добычей удачливая куница и спешила по своим делам крупная длиннохвостая крыса. В Форменоссе давно обосновались новые хозяева. Эта неизменно безрадостная картина лишь подкрепляла угнетенное настроение, старшие братья часто переглядывались, а младший окончательно растерял свое недавнее воодушевление и лишь подавленно молчал. Наконец, в очередном сером от пыли покое он вдруг выронил из рук подобранную с полу железку, и тихо попросил: – Уйдем отсюда. Аракано едва удержался от того, чтобы облегченно вздохнуть. Обратно они шли быстро и не произнесли ни слова. Даже когда за спинами сомкнулись темные заросли, а Андаларэ вдруг остановился и, порывисто наклонившись, выпрямился с поднятой с земли палкой. Ее расщепленный конец взметнулся во вскинутой руке, уперся в сторону давно рухнувших ворот и мелко дрожал несколько мгновений, пока юноша не размахнулся и не запустил им в угольно-черное небо. Палка описала дугу и беззвучно упала где-то далеко темноте. Арафинвэ проследил за ней понимающим взглядом и, мягко приобняв брата за плечи, все также молча увлек дальше – к ждущим снаружи лошадям. Потом они снова развели прогоревший костер, наскоро подкрепились запасенной снедью и допили остатки прихваченного вина. Андаларэ так ничего и не сказал и только подтащил к огню седло и, сунув его под голову, по самую макушку накрылся плащом. А старшие принцы еще долго сидели рядом и глядели, как в пламени медленно осыпается пеплом хрупкий хворост.