Аман, Тирион – дальние окрестности Тириона. N-ая Эпоха, год **59
Лучшего – без ложной скромности – охотника среди квенди редко удавалось застать врасплох. Но иногда такое происходило, если Тьелкормо сидел где-нибудь, глубоко задумавшись, и тогда к нему можно было подкрасться без особого труда, чем обычно и спешили воспользоваться братья или кузены. Справедливости ради, подобное случалось нечасто. Тем неприятнее было, что сейчас Тьелкормо угораздило не просто попасться, а вполне буквально пасть жертвой собственной неосмотрительности. Поэтому все эти немного путаные мысли кружили в его голове в те долгие мгновения, когда он сначала падал, потом ворочался в пыли, а затем неловко поднимался на ноги. Не забывая при этом отпускать сквозь зубы перенятые у смертных ругательства: – У кого там глаза на затылке? Кому дороги мало? Рассмотреть виновника нелепого столкновения он еще не успел, потому как в миг их нечаянной встречи стоял спиной и, задумавшись, рассматривал плывущего в небе сокола. И, кстати, неторопливо пятился. Поэтому справедливо было бы часть вины за нелепое падение возложить на самого охотника. Хотя, конечно, едва ли он сам бы с этим согласился. Или нет. – Сам смотри, куда лезешь. Уйди от меня, Хуан, без тебя тошно! – О, – кратко выдавил Тьелкормо, когда наконец-то повернулся и разглядел в зеленых лапах высаженного вдоль улицы барбариса младшего сына короля. Тот дергался, пытаясь освободиться из цепких веток кустарника, и одновременно отмахивался от бросившегося то ли помогать, то ли мешать пса. В конце концов, Хуан отступил, но от своих намерений не отказался – извернувшись, прихватил юношу за голенище и рывком вытянул на дорогу. После чего с довольным видом сел рядом и, вывалив язык, посмотрел на хозяина. – Да уйди ты прочь! Турко, убери его! Но Тьелкормо стоял, озадаченно замерев, и в себя его привел только удивленный оклик из распахнувшихся ворот: – Эру, что здесь произошло? Голос, как и высокий, просторный дом, укрытый барбарисовой изгородью, принадлежал Майтимо. И именно к нему направлялся возвратившийся из очередной долгой поездки охотник до того, как произошла эта неожиданная и не очень приятная встреча. – Мы упали, – емко пояснил Тьелкормо и, все-таки сдвинувшись с места, помог подняться уже севшему на брусчатке Андаларэ. – Извини, я загляделся. А куда ты так бежал? – Понятно, – только и произнес Майтимо, без удовольствия разглядывая обоих. Вид открывался посредственный. Один, правда, отделался лишь запыленной одеждой, зато второй не только набил быстро сползающий под бровь кровоподтек, но и умудрился исцарапаться в кустарнике. – Заходите. Спорить и отказываться никто не стал. Даже мрачный, как туча, Андаларэ. Хэлинвэн, жены Майтимо, – к счастью или нет – дома не было. Она отправилась к подножью холма, в дом сестры – отнести то ли какие-то пироги, то ли просто яблоки из сада. Оба сына, яростно споря, ушли в чью-то мастерскую, и на шум голосов выглянули только Эйлендис и Хильо – невестка и младший внук. Но их удалось быстро выпроводить, и своими гостями хозяин дома занялся сам. Расположились они в его же покоях, к которым нужно было подниматься аж на самый верх, а по пути еще и убедиться, что большой снаружи дом столь же велик внутри. В свое время он, надолго простившийся с жильцами, успел обветшать и покрыться серой паутиной забытья. Оттого возвратившимся владельцам пришлось изрядно его подновить, а кое-где и перестроить. Но, странное дело, даже сейчас, вновь вернувшийся к привычной некогда жизни, он отчего-то все равно казался слишком велик для обосновавшейся в нем семьи. Должно быть, поэтому Майтимо всегда был так рад видеть здесь гостей. – Так куда ты все-таки бежал? – повторил свой вопрос Тьелкормо, когда они умылись, замазали царапины и сели у окна, а Хуан со всей тщательностью устроился в ногах у хозяина. – Не куда, а откуда, – процедил юноша, прижимая к лицу и ощупывая обернутый тканью стаканчик со льдом. Лицо его недовольно морщилось, должно быть, прикосновение холодной ткани было неприятным. – И откуда же? – осторожно присоединился к разговору хозяин дома. – Из дворца, – ответил Андаларэ и нехотя добавил: – Поссорился с отцом. – Из-за чего? – Ты все подробности собираешься из меня так вытягивать? – Нет, если ты не хочешь рассказывать… Юноша смерил Майтимо мрачным взглядом и отвернулся, пытаясь разглядеть свое отражение в оконном стекле. Видно ничего не было, и пришлось наклонить голову и вопросительно кивнуть Тьелкормо: что, мол, там. Тот ограничился лишь сочувствующей и немного виноватой гримасой – следы столкновения над глазом успели налиться красивым свекольным цветом. Андаларэ только вздохнул и, отставив в сторону стаканчик, невнятно пробормотал нечто о ком-то, кто, кажется, «совсем расстроится». Но после этого раздражение его вдруг разом развеялось, и он оказался совсем спокоен и даже собран. Вновь взглянул на Майтимо и, как ни в чем не бывало, спросил: – Нэльо, ты мог бы взять у отца кое-какие бумаги для меня? – А сам он тебе их не дает? – понимающе откликнулся тот. – В очередной раз нет, – подтвердил Андаларэ. В голосе его прозвучали нотки вызова. – И что же это за бумаги? – Какие-нибудь записи… Чертежи. Карты, – юноша неопределенно пожал плечами. – Что-то интересное. – Ясно. Андаларэ, извини, но я… – А, не продолжай, – осторожный ответ был остановлен взмахом руки, и юноша, оживившись, выпрямился в кресле. – Мне даже интереснее другое. Вам самим не кажется странным, что все вразумительные записи, черновики, бумаги либо оказались под замком в отцовском кабинете, либо – вот диво – потерялись или пропали. Та же участь постигла оружие, знамена, картины и прочее добро. Да что там: ты сам дал мне такой ответ, когда я расспрашивал тебя. Перечисляя, Андаларэ подчеркнуто значительно загибал пальцы, и теперь стукнул по столу сжатым кулаком. – Я могу только еще раз повторить те слова. Прошло слишком много времени. Дома пустовали, что-то из них забирали без следа, а что-то убило время. Бумага рассыпалась, сталь поела ржавчина… – подбирая слова, терпеливо пояснил Майтимо. – Конечно, все говорят одно и то же. И очень складно. До поры до времени, – фыркнул Андаларэ. Рывком развернул ткань и опрокинул на стол стаканчик. Рассыпался и поплыл лужами подтаявший лед, на потемневшем серебряном донышке заблестела потертая временем звезда. Майтимо коротко взглянул на нее и, не изменившись в лице, принялся спокойно вытирать стол все той же салфеткой. Стало капать на пол, и недовольно заворчавший Хуан передвинул хвост. – Отдельные мелочи, конечно, остались. – И они всегда под рукой, но никогда – на виду? – усмехнулся Андаларэ. – Не придумывай себе лишнего. – Мне и придумывать ничего не надо. Достаточно понаблюдать. – Послушай, – вмешался в разговор замолчавший на время и до этого лишь внимательно наблюдавший за собеседниками Тьелкормо, – может, я дам плохой совет, но все же. Ты не думал сам достать те бумаги? – Конечно, думал, – кивнул Андаларэ, по-прежнему глядя на стаканчик. Того, как быстро и пристально братья посмотрели друг на друга – один предостерегающе, другой неуступчиво, – он, кажется, не заметил. – Но я не хочу опускаться до такого. И потом мне интересно, зачем все это. Почему даже внятную историю Исхода и вашего путешествия и жизни в Эндорэ я узнал только у … только с какой-то несчетной попытки? Как, по-вашему, мне во всем разобраться? Майтимо прищурился, Тьелкормо негромко фыркнул и, отвернувшись, сложил на груди руки. Пес в его ногах заинтересованно пошевелил ушами. – Потому что об этом не так легко рассказывать, – наконец, ответил хозяин дома, перестав сверлить брата холодным взглядом. – Эру, ты опять говоришь до тошноты складно. Почти как Аракано, только тот чаще теряется – та еще потеха наблюдать. – Я не могу сказать ничего нового. Тем более, ты сам уже все выяснил, – все тем же ровным голосом произнес Майтимо. Хладнокровия ему действительно было не занимать. – Не все. Я же только что об этом говорил. Отец прячет бумаги, как от огня, и только сердится, стоит завести речь о чем-то таком. Вы все будто сговорились, но не очень удачно и иногда путаетесь. Это было бы смешно, если бы не было так унизительно, – последнюю фразу до сих пор спокойный Андаларэ неожиданно зло процедил сквозь зубы. Все трое замолчали. Тьелкормо беспокойно заерзал на стуле, Майтимо, словно собираясь с мыслями, потер запястье и прислушался. Снизу донеслись чьи-то голоса: должно быть, сыновья вернулись из мастерской и продолжали обсуждать свои кузнечные дела. Или нет: заговорила женщина, ей что-то ответили, а после закрылась дверь. Значит, заглядывал кто-то из друзей Синьо и Карнэ, и Эйлендис открыла им… Майтимо вздохнул: – Тебе стоит подождать совершеннолетия. Осталось всего три месяца. – О да, – не сдержавшись, натужно рассмеялся Тьелкормо. – И через три месяца небеса разверзнутся, и все сразу встанет по своим местам. – Турко! – Вот именно, – прищурился Андаларэ. – Не понимаю, что должно произойти в этот ах какой примечательный день. Отец наконец-то что-нибудь придумает и осчастливит меня именем? Жду не дождусь. А вообще знаете что, – тут он резко поднялся на ноги и неприязненно взглянул на братьев сверху вниз, – вы договоритесь сначала между собой, чтоб врать было сподручнее. А то смотреть противно. И, переступив через пса, быстрым шагом вышел прочь из комнаты. Начавшегося там ожесточенного спора он, конечно, уже не слышал.***
Расписная глиняная миска упала на самый порог, но, к счастью, не разбилась. Зато по низким ступеням крыльца веером рассыпались бледно-зеленые стручки гороха, которые Нэрданель еще с утра собиралась подсушить на столе под окном. – Эру, как ты меня напугал, – выдохнула женщина, не сразу поймав рукой дверной косяк. – Извини, леди. Я не успел постучать, – пробормотал сам слегка ошеломленный Андаларэ. Спешно нагнулся и принялся заново наполнять чудом уцелевшую посудину. – Ты опять дернулась от меня, как от какого-то чудища. – Я просто задумалась и не ожидала увидеть кого-то на пороге. – Ясно. Гороховые стручки тихо скрипели друг о друга, мелькая в ловких пальцах юноши. Ступеньки быстро опустели. – Спасибо, – опомнившаяся хозяйка забрала у нежданного гостя миску и посторонилась, пропуская его в дом. – Где ты набил такой жуткий синяк? – Сражался с валараукар. За вошедшими неслышно прикрылась дверь. Перехватив свою ношу, Нэрданель вдруг придержала юношу за рукав, посмотрела внимательно в глаза и только затем вздохнула: – Иногда мне кажется, ты просто издеваешься. – Почему? – удивился Андаларэ и, подумав, устыдился своего немного резкого ответа: – Я просто неудачно споткнулся. Не беспокойся. – Хорошо. Царапины, смотрю, кто-то уже обработал… Тебя прислала мама? Как она? Просила что-то передать? Нехитрое предположение было сделано не без оснований: Индис нередко отправляла с сыном на словах или на бумаге какие-то нехитрые послания или небольшие подарки для подруги. А иногда он заглядывал сам, разыскивая мать, и тогда обычно задерживался, чтобы покрепиться будто нарочно поджидающим его чем-нибудь эдаким и под размеренные разговоры женщин в очередной раз поглядеть на удивительные работы хозяйки. – Все хорошо. Но нет, я просто шел мимо и увидел твой дом. И решил кое-что спросить. – Да? И что же? – заинтересованно откликнулась Нэрданель. Подвинула на столе злополучную миску и приготовилась слушать: – Может, тебя покормить? Садись куда-нибудь. – Нет, спасибо, – покачал головой Андаларэ и только огляделся, и сел на ближайший стул. Несколько мгновений он молчал, теребя завязку рукава и собираясь с мыслями. Нэрданель опустилась рядом и терпеливо ждала. – Я хотел спросить… Может, это со мной не так что-то? Я же не единственный, кто родился в Амане после того, как все вернулись. Но почему от меня столько всего таят и почему порой замолкают, стоит мне войти, или смотрят так странно?.. – А почему ты вдруг решил спросить об этом именно меня? – изобразив удивление, медленно произнесла Нэрданель. – Ты тоже не хочешь мне отвечать?.. Изволь. Я зашел, потому что пока спускался с холма и думал обо всем этом, мне на глаза попался твой дом. Я решил: «Как кстати». И вот ты открыла и, увидев меня, рассыпала весь свой горох. Потому и спрашиваю. По столу, торопливо перебирая лапками, пробежала какая-то черная букашка, приостановилась возле лежащего здесь же яблока и скрылась в складках расшитой цветами салфетки. Смявшуюся ткань пришлось аккуратно расправить, а потом, подумав, передвинуть и поставить сверху кувшин – с того все еще стекали мелкие капельки воды, и на столешнице уже собрался опоясывающий глиняное донышко мокрый круг. Нэрданель размазала его ладонью и подняла глаза. Андаларэ сложил руки перед собой и по-прежнему спокойно и неотрывно смотрел ей в лицо, дожидаясь ответов на свои вопросы. – Мне кажется, ты зря все это придумал, – помедлив еще немного, она все же улыбнулась и мягко качнула головой. – У всех есть что-то, что неприятно вспоминать. Со стороны это может казаться… Перебивший ее ответ был скорым и резким: – Я могу отличить кажущееся от того, что происходит на самом деле. И сейчас меня явно выставляют дураком. – Конечно, это не так, – не согласилась Нэрданель. Шевельнула было рукой, но, разом передумав, быстро убрала ее со стола. – Никто не желает тебе зла. И … не желал никогда. – Я не говорю о зле. Я говорю о том, что что-то не так. Чувствую это. В том же Форменоссе не было ничего ужасного, из-за чего стоило городить такие строгие запреты. – Ты успел побывать в Форменоссе? Когда? – Успел. Неважно когда, – нетерпеливо отмахнулся Адаларэ. – Да, это грустное место. От него делается пусто и тяжело на душе. Не хочу возвращаться снова, но я рад, что съездил. И был бы рад узнать многое другое. Разобраться в чем-то… А выходит, что я задаю неудобные вопросы, и все лишь отводят глаза и начинают блеять о том, как тяжело им что-то вспоминать. – Не думаешь, что так оно и есть? – И поэтому лучше не замечать или делать вид, что все прекрасно? Все снова живы, никто ни на кого не держит зла, и нет повода грустить? Ах, нет, я позабыл: живы же не все. Нэрданель стиснула под столом подол платья, на лицо ее набежала тень. Но юношу это не остановило, скорее наоборот – он сильнее наклонился над столом, все так же в упор глядя на свою собеседницу: – Леди, ты не вспоминаешь мужа? Не ждешь? Ведь это так тяжело, верно? Проще жить как ни в чем не бывало. Может, потому он и не торопится вернуться? А жаль, думаю, он бы не стал мяться и юлить. – Я жду и надеюсь, что однажды он сумеет найти путь обратно, – глухо произнесла опустившая голову Нэрданель. Андаларэ невесело хмыкнул и откинулся на спинку стула. Успокоившийся и посерьезневший, он сейчас казался куда старше того мальчишки, который только что ссорился с отцом и, не разбирая дороги, несся прочь из дома. – Все же странно. – Что именно? – То, что мама всегда так превозносила твою мудрость. – Андаларэ… – Ведь ты, как и все остальные, отделываешься от меня этими общими словами. Даже без особой выдумки. – Может, это значит, и я, и все остальные правы? – негромко спросила Нэрданель. Но он, кажется, ее уже не слушал: – Мне вдруг отчего-то показалось, что ты мне поможешь. Или подскажешь что-нибудь дельное… – Эру, да как же мне тебе подсказать? Если бы я только знала. – …а все без толку, – закончил юноша и, будто подводя итог бессмысленной беседе, хлопнул по столу ладонью и поднялся на ноги. Хозяйка дома не шевельнулась. На пороге кухни он остановился и оглянулся: – Я все не решался спросить: что было в коробке? – Что? – В той коробке. С секретом. Мне подумалось, что пустая бумажка была бы таким же подходящим ответом, как и эти ваши «тебе все кажется». Тут самообладание оставило Нэрданель. Она мгновенно вспыхнула и, сжав кулаки, вскочила с места: – Зачем ты так со мной?! Андаларэ смерил ее взглядом и коротко и равнодушно поклонился: – Прости меня, леди Нэрданель. Обещаю больше не тревожить тебя своим присутствием. И вышел. Когда за гостем бесшумно прикрылась входная дверь, по садовой дорожке прошуршали его быстрые шаги, а затем стукнула калитка, так и оставшаяся на кухне хозяйка дома вдруг сорвалась с места и бросилась следом. По ступенькам крыльца, мимо раскидистых, уже отцветших яблонь, вдоль колючих зарослей крыжовника. И только возле деревянной изгороди она, словно налетев на стену, остановилась и сильно сжала украшенную резным шаром стойку. Постояла так какое-то время, а потом медленно, словно через силу, нащупала щеколду запора.***
– Ты тоже ощущаешь себя лишним в этом чудесном городе? Айканаро дернул поводья так, что чуть не перелетел через голову разом остановившегося коня. Жеребец обиженно закосил влажным черным глазом, а хозяин, поймав равновесие и скованно потрепав его по шее, подумал о каком-то нелепом повторении. – Ты заблудился? – переведя дыхание, спросил он и на всякий случай осторожно спешился. – В какой-то степени, – рассеянно кивнул Андаларэ. Юноша сидел прямо на земле возле дороги, но высокие стебли колосящейся ржи до последнего мгновения скрывали его от случайного путника, и задумавшийся Айканаро ни за что бы его не заметил, если бы тот вдруг не заговорил. Сам Андаларэ, кажется, возникшей неловкости и замешательства нисколько не ощутил и продолжал глядеть перед собой, рассеяно покусывая сорванный стебелек. – А где твой конь? – огляделся по сторонам Айканаро и неуверенно приблизился на пару шагов. – Конь? – наконец, вскинул голову юноша. Удивленно посмотрел снизу вверх и смигнул против давно отклонившегося от зенита солнца. – Конь дома. Я решил просто немного пройтись. Подумать. – Вот как. Сам Айканаро решил просто проехаться и покинул Тирион около полудня. Отсюда из полей оставшийся далеко на востоке город виден не был. – Если хочешь, могу подвезти тебя обратно, – начал было он, но тут же поперхнулся своим великодушным предложением – Андаларэ, не дослушав, вдруг прямо спросил: – А ты никогда не жалеешь, что вернулся из Чертогов? Рыжий конь перетаптывался на месте, рожь мерно шелестела, в ней тихо посвистывал ветер. Айканаро захотелось немедленно развернуться, забраться обратно в седло и как ни в чем не бывало отправиться дальше по дороге. Или наоборот: закончить прогулку и поехать уже домой. Но вместо этого он только кашлянул, кое-как примял носком башмака упругие стебли и опустился на землю рядом с Андаларэ: – Иногда жалею. – И что тогда? – Тогда отправляюсь проветриться. – Как сейчас? – Как сейчас. Юноша кивнул, будто сделал для себя какой-то вывод, и уточнил: – Помогает? – На время. Откуда синяк? Вместо ответа последовал только нетерпеливый взмах рукой. Андаларэ опрокинулся на спину и с хрустом потянулся. Зажатая в зубах травинка быстро закачалась взад-вперед. Помедлив, Айканаро последовал его примеру и даже сорвал себе такой же стебелек пырея. – Я тоже думаю проветриться где-нибудь. – А сейчас ты что делаешь? – Сейчас я как раз думаю, – юноша хмыкнул и пояснил: – Съездить куда-нибудь надолго. Пожить пару лет… – он неопределенно покрутил ладонью, – где-нибудь. Вне города. Может, Турко возьмет меня с собой или разрешит занять на время какой-нибудь охотничий домик подальше от Тириона… – Неплохая мысль, – согласился Айканаро. – Я сам пару раз уезжал. – Вот и я так думаю, – удовлетворенно кивнул юноша и еще раз с удовольствием потянулся. Какое-то время они лежали без слов и глядели в налившееся синевой небо. Ветер гонял по нему прозрачные облака, и их легкие тени изредка касались расположившихся на земле путников. Воздух был теплым, но нежарким и приятно пах травой и незрелыми, еще юными колосьями. – А тебе никогда не хотелось вернуться туда? – словно не заметив этого продолжительного молчания, вдруг снова заговорил Андаларэ. Айканаро перестал жевать травинку и медленно повернул к собеседнику голову. Тот не пошевелился, но охотно пояснил: – Я давно заметил, ты всегда ездишь только этой дорогой. Не в холмы, не в сторону моря или леса. А сюда – в луга и поля. В любом другом случае подобную наблюдательность можно было лишь похвалить. Но сейчас радоваться не тянуло. – Неважно, чего бы мне хотелось, – наконец, выдавил Айканаро и отвернулся. – Вода все давно смыла. И Ард-Гален, и его пепел, и сам Белерианд. – Вода ничего не смывает, – не согласился Андаларэ. Набрал в легкие воздуха и, слегка усмехнувшись значительности своих слов, произнес: – Только прячет. Раз ты помнишь о чем-то, это никуда не исчезнет. А смыть – стереть – все может только забвение. Тень отступила от лица Айканаро, не сдержавшись, он тоже улыбнулся: – Иногда я сильно жалею, что езжу именно здесь. А иногда – наоборот. Ты сам до такого додумался? – Сам. Более или менее, – довольно кивнул Андаларэ и по-своему истолковал его слова. – Конечно, есть о чем жалеть, но лучше уж решиться быть честным с собой. Да и с остальными тоже. – В этом ты прав. Действительно, кто как не лорд давно сгоревшего края мог бы судить о том, что значит вовремя выказанная решимость и честность?.. Согласившись с этими словами юноши и прогнав с лица мимолетную улыбку, он замолчал, все так же глядя вверх и внимательно следя за плывущей в небе птицей. Зоркий ястреб высматривал во ржи беспечную куропатку. Должно быть, увидел и камнем рухнул вниз. Айканаро проводил его взглядом и, наконец, надумав что-то, решился: – Ангарато говорил мне, ты опять допрашивал его об Эндорэ? – голос его звучал спокойно и даже слегка рассеянно. – Допрашивал. И не только его. Сегодня вот уже трижды успел из-за этого поссориться. Хочешь, чтоб наш разговор стал четвертым? – охотно откликнулся Андаларэ. За наигранным весельем послышалось затаенная досада. – Нет, не хочу. Я лишь вспомнил, как ты спрашивал меня о каких-нибудь картах и рисунках. – Ты нашел что-то? – тут юноша разом вскинулся, приподнявшись на локте, и вытащил изо рта травинку. – Нет. Я подумал о другом. Не уверен насчет карт, но… – по-прежнему глядя в небо, Айканаро остановился, будто собираясь с мыслями. – Ну! – На нижнем этаже дворца в южном крыле есть кладовые. Ими давно не пользуются – с тех пор, как пристроили еще этаж и перенесли кухни. Там наверняка полно всякого хлама. Может, попадется что-нибудь интересное. – Кладовые? Ты про подвалы? О которых отец говорил, что в них остались лишь кучи битого щебня и ломаные инструменты? Еще со времен постройки самого дворца? – Наверное. Строительство я, конечно, не застал, но, думаю, битому щебню нетрудно было найти более достойное применение. – Вот как… Я понял. Зашуршала трава, осыпались вниз какие-то соринки, и коротко спланировал пожеванный стебелек. Андаларэ сосредоточенно отряхнул штаны и выбрался на дорогу. – Спасибо. – Не за что. Удачи. Айканаро лишь коротко махнул и проводил юношу взглядом: тот целеустремленно вскинул голову и, не теряя времени, обычным своим быстрым шагом отправился прочь – на восток, обратно в Тирион. Колышущаяся рожь сразу же заслонила его фигуру. Удовлетворенный Айканаро решил продлить свой нежданный отдых и лег обратно. Поворочался, устраиваясь удобнее, заложил руки за голову и, кивнув самому себе, принялся негромко насвистывать.