Как ни в чем не бывало

Глава седьмая, в которой трам-тарарам.

Аман, Тирион. Пятью днями позднее

Финвэ сидел на обычном своем месте во главе стола и с редким для последних дней умиротворением глядел на собравшуюся семью. Далеко не всю, конечно, но все же присутствие во дворце детей и внуков было отрадным. Тем более что некоторых он не видел уже давно. Финдарато и Амариэ только утром приехали из Валимара вместе с младшим сыном, а Турондо – вот нежданная радость – привез с собой юную невесту. Должно быть, сейчас он и быстро избавившаяся от обычного в таких случаях смущения девушка гуляли где-то вместе с прочей улизнувшей из-за стола молодежью. Конечно, ничего предосудительного в этом бегстве не было, к тому же собрать всех во дворце и основательно познакомиться, решено было через день. Из Альквалондэ вместе со спешно отправленным в качестве гонца Сильякано как раз должны были приехать Арафинвэ с Эарвен и Нэрвен с Артаресто и своими семьями. А прежде общими усилиями оторвать от строительства новой пристани тех, кто с головой там пропал. Да и остальные, кто, как назло, разъехался на охоту, к озеру или еще куда-то неподалеку, успели бы возвратиться в Тирион… – Мы так быстро собрались, что не подумали о грозящих серьезных приготовлениях, – все еще смеялся Финдарато, уже не раз успевший извиниться за нежданный приезд. – Неужели я дожил до того дня, когда ты о чем-то да не подумал, – в обычной своей манере не преминул поддеть Карнистир. Далгвенд скорее по привычке дернула его за рукав. – Ну зато для тебя это дело обычное, – Айканаро так же шутливо парировал за брата и тотчас пригнулся, уклоняясь от брошенной в отместку виноградины. Беззаботная словесная перепалка продолжалась, не оставляя в стороне даже Нолофинвэ и Турукано. И не участвовали в ней только сам король, Индис да вяло ковыряющий в своей тарелке Андаларэ. Это уже давно привлекало внимание Финвэ, и он все искал повод разговорить сына. Недавно они снова крепко повздорили, и теперь король в очередной раз корил себя за это. Но при том он все так же понимал, что против ожиданий никакого желанного разрешения не происходит, и все делается только хуже. И что в этом случае следовало предпринять, было совершенно неясно. По-прежнему продолжать ждать чего-то?.. – Тебе не нравится оленина? Ты совсем не ешь, – наконец, решившись, мягко спросил Финвэ. Говорил он тихо, и веселящиеся внуки его слов не слышали. Только сидящая по другую руку Индис повернула голову – от нее настроение сына не могло укрыться и подавно. – Не нравится, – коротко ответил Андаларэ, продолжая ковырять мясо. – Может, попробуешь утку? – Нет. Она на синем блюде. – Что? – не понял Финвэ. – На синем блюде. А вчера в Валимаре шел дождь. Поэтому не буду. – Это какая-то новая шутка? Поясни? – Нет, я лишь решил последовать твоему примеру: придумывать своим поступкам дурацкие объяснения. Получается? Финвэ вздохнул. Конечно, если он сам переживал все подробности их последнего спора, то сын тем более помнил каждое слово, и глупо было бы надеяться, что за прошедшие дни он успел сам собою остыть. – Андаларэ, – подбирая слова, начал король, – давай немного позднее еще раз обо всем спокойно поговорим. – Как хочешь. – А потом, – примирительно продолжил Финвэ, – можем обсудить будущий праздник. Я подумал, что ради разнообразия пир на твое совершеннолетие стоит устроить у подножия. Поставим шатры, будем запускать шутихи… – Как хочешь, – повторил сын и отложил, наконец, многострадальную вилку, – мне без разницы. – Почему? Я бы хотел, чтобы ты порадовался. В последнее время ты все чаще мрачен. – Отец прав, милый. Ты даже занятия свои забросил и бродишь, как потерянный, – вмешалась в их тихий спор королева. – Веселье должно пойти тебе на пользу. – Мрачен? Действительно, с чего бы это? – равнодушно хмыкнул юноша. – Не утруждайте себя. Я и без праздников достаточно счастлив. В зале продолжали звучать беззаботные разговоры и шутки, и никто из увлекшихся гостей, кажется, не обращал внимания на приглушенную беседу в торце стола. Финвэ мельком глянул на внуков и снова обратился к младшему сыну: – Андаларэ, давай не будем снова ссориться. – Действительно, давай. Я даже знаю, как мы этого избежим. И вот это точно пойдет мне на пользу, – тон, которым это было сказано, не сулил ничего хорошего. – Что ты задумал? – разом насторожившись, быстро спросила Индис. – Дней через десять я уеду. Хочу попутешествовать. И пожить вне Тириона. Король и королева замолчали, осмысливая это внезапное заявление. Финвэ осторожно отодвинул тарелку и смахнул перед собой крошки. Мысленно досчитал до пяти и только тогда спросил: – Зачем? – Допустим, как ты и предлагал, хочу повеселиться, – пожал плечами Андаларэ. – Милый, но почему так вдруг? Ты можешь как следует подготовиться и поехать позднее. С братьями или даже с отцом. Или вовсе позвать с собой кого-то еще… Юноша только усмехнулся и с легким сожалением посмотрел на мать: – Хочешь обеспечить мне надежный надзор? – Я не хочу, чтобы что-то случилось. – Ты никуда не поедешь один. Тем более через десять дней, – перебив их, твердо произнес Финвэ. – Почему ты так думаешь? – наигранно удивился Андаларэ. – Ты. Никуда. Не поедешь. Кажется, сказано это было громче, чем следовало. Финвэ только теперь заметил, что голоса в зале стихли, и все с легкой тревогой смотрят на них. Принц тоже коротко глянул в сторону гостей, но не придал их вниманию значения и нарочито невозмутимо откинулся на спинку стула. – Я же не спрашиваю у тебя разрешения. – Финвэ… Андаларэ… – В твоих вопросах нет нужды. Ты останешься в Тирионе, – обычно спокойные голубые глаза короля словно подернулись льдом. В ответ серый взгляд принца впервые сверкнул сталью. За столом сделалось совсем тихо. Гости напряженно молчали, не зная как вмешаться, и только Тьелкормо, наконец, решился произнести: – Может быть… – и тут же замолчал, то ли не придумав, что же такое «может быть», то ли встретив метнувшийся к нему пристальный взгляд Андаларэ. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом юноша так же внимательно взглянул на Атаринкэ, а следом на неловко шевельнувшегося Аракано. Старший брат как две капли воды походил на короля, и то же самое можно было сказать про Турукано. Арафинвэ, конечно, был вылитая Индис, а вот сам Андаларэ… – Я же сказал: я не спрашиваю твоего разрешения, – он резко повернулся обратно к отцу и медленно повторил. А затем рывком встал с места. Закачавшийся на задних ножках стул не удержался и с грохотом опрокинулся на спинку. – Прошу прощения, не буду мешать вашему веселью. Побелевший Финвэ поднялся на ноги следом: – Немедленно сядь! Но юноша уже удалялся прочь. На самом пороге он обернулся и, обратившись к одной только королеве, тихо проговорил: – Мама, извини. Я не хотел портить тебе вечер. Тишина за дверью сразу проглотила звук шагов, а Финвэ еще несколько мгновений стоял, будто выбирая – броситься следом или остаться. Наконец, опустился обратно на стул и уронил перед собой руки. – Не знаю, что делать, – после бездумного молчания ни к кому не обращаясь, произнес он. – Усугублять дальше? – как бы рассеянно предложил Атаринкэ, крутя в пальцах ножку бокала. В спокойном лице напряжения заметно не было, но в словах послышался тот же металл, какой только что звучал из уст Андаларэ. Король посмотрел на внука, но ничего не ответил. А тот продолжил: – В каких-нибудь иных, отвлеченных обстоятельствах я бы сказал, что мне очень любопытно, чем все это, по-вашему, должно закончиться. Сам бы, пожалуй, в конце концов, развернулся и уехал куда-нибудь. Подальше. – А я бы разнес тут все, – задумчиво протянул Карнистир. – А я бы сначала разнес, а потом уехал, – нашел золотую середину Тьелкормо, но сам же нахмурился от этой неловкой попытки пошутить. – Именно поэтому я и настоял, чтобы вы дали слово не вмешиваться. Братья на разные лады, но дружно фыркнули – старое обещание явно не вызывало у них особой приязни. Но Финвэ подумал, что это дальновидное решение, возможно, лишило его хотя бы части забот. Рядом шевельнулась Индис: – Я посмотрю, чем он занят. – Не надо, – возразил король и придержал ее за локоть, – пусть успокоится. – Может, нам лучше уйти? – осторожно вмешалась Линвэ, жена Ангарато, и тот сам с готовностью встрепенулся. Эленвэ и Амариэ тоже вопросительно взглянули на мужей. Оцепенение за столом сменилось какой-то мимолетной суетливой оживленностью. – Нет-нет, – поспешила остановить их королева и прикоснулась к лицу, будто в тщетной попытке смахнуть печаль и тревогу, – это вовсе ни к чему. Я сейчас заварю травы и принесу пирог. Он еще не должен был остыть… Инголдо, Амариэ, извините, что радость вашего приезда омрачилась. Но Финдарато только успокаивающе коснулся руки жены и неопределенно мотнул головой, а после обратился к королю: – Ты не пробовал еще раз просить совета у Валар? – Манвэ ответил все то же: на этот раз мы должны разобраться во всем сами. – Прекрасные слова. Рад, что все со временем умнеют, – заметил Атаринкэ. – Прекрати, – одернул его Нолофинвэ. – Прекратить что? Разве я это начал?.. Ах, тьма, какая жалость! – наметившуюся словесную перепалку оборвал жалобный стеклянный хруст – бокал рассыпался в сжавшей его руке. – Курво, прошу, не надо, – примиряюще проговорила Индис. Тот лишь пожал плечами и принялся небрежно собирать осколки в пустую тарелку. Лэхтэ, что-то неразборчиво зашептав, пыталась поймать его ладонь и убедиться, что обошлось без порезов. – Курво, действительно, еще одно такое представление… Сходи лучше… – устало проведя по лицу руками, начал было король, но тут же передумал: – Хотя нет. Аракано, сходи ты. Посмотри, а то действительно придется догонять его на дороге… Куда-нибудь в Форменоссе. Нолофинвэ без возражений поднялся с места, Турукано тотчас последовал за отцом. – Захватите на всякий случай вожжи. Смельчаки, – процедил им вслед Карнистир. – Если понадобится, у меня достаточно длинный пояс, – не оборачиваясь, заметил напоследок Турукано. Они вышли, и оставшиеся в зале снова на время притихли. Чтобы занять чем-то это неясное ожидание, Индис, как и обещала, приготовила отвар и, выйдя ненадолго, возвратилась с брусничным пирогом. На какое-то время всем удалось на него отвлечься и даже переброситься парой осторожных, ничего не значащих фраз. А потом вернулся Нолофинвэ: – У себя его нет. Кажется, заходил, но ушел. – Вещи собраны? – быстро спросил Финвэ и поднялся. – Вроде нет. Дорожная сумка висит на стене. – Внизу его никто не видел. И конь все еще в стойле, – позади отца в дверном проеме появилась высокая фигура Турукано. – Следопыты, – издевательски одобрительно протянул Тьелкормо, сосредоточенно слизывая с пальцев потекшую начинку. Индис – на ней снова лица не было – поднялась следом за мужем: – Надо было мне сразу пойти за ним. Может, он наверху? Или в книжном зале? – Я посмотрел. Под столы не заглядывал, правда, но по двум этажам прошел. – Выбрался через окно в сад? – Или ушел на кухни. – Или сидит где-нибудь под крышей… По столу со стуком проехалась опустевшая кружка. Айканаро стер с ее края налипшие крошки и негромко кашлянул: – Мне кажется, – осторожно предположил он, глядя перед собой, – стоит заглянуть в подвал. – Какой подвал? – Подвал со старым инструментом и битым щебнем времен стройки. – У нас есть подвал со щебнем? – не понял Финвэ. – Тебе лучше знать… Пару мгновений все соображали, о чем идет речь. Атаринкэ прищурился и будто бы с недоверием посмотрел на кузена. Тот пальцем гонял перед собой выпавшую из пирога ягоду и взгляда не заметил. – Ясно. Потом расскажешь мне подробности, – голос короля не сулил ничего хорошего. Отпихнув в сторону стул, он чуть не споткнулся о другой – тот, который недавно уронил Андаларэ, и который, оказывается, позабыли поднять – и бросился прочь. – Индис, останься, вдруг вернется!.. До тех самых подвалов, а на деле, конечно, давно запертых кладовых, нужно было добираться в другое крыло. Король с тяжелым сердцем бежал по переходу, слыша за спиной чужие шаги – кто-то из внуков, а, может, и Нолофинвэ с ними, последовали за ним. На шум из комнат и залов выглядывали удивленные эльдар, но на них не было времени. Финвэ распахнул нужную дверь и принялся, прыгая через три ступеньки, спускаться вниз. Один пролет, другой, третий. В считанные мгновения он оказался в самом низу. Здесь, под уровнем земли была устроена небольшая ровная площадка, а уже от нее в две стороны темнели двери. За одной, незапертой, находились винные погреба, а вот вторая… Вторая, прежде надежно закрытая, слетела с петель и сейчас издевательски аккуратно стояла на полу широкой стороной, прислоненная к ощерившемуся щепками косяку. Из проема на серый пол падало желтоватое пятно далекого света. – Наверное, действительно следовало прихватить из конюшни вожжи, – послышался позади голос Турукано, но никто ему не ответил. Финвэ посмотрел по сторонам: раньше возле лестницы стояли две высокие тяжелые подставки под факелы. Но сейчас одна никуда не делась, а вот вместо второй на запылившемся полу темнело круглое пятно. Нетрудно было догадаться, чем кому-то удалось разнести дверь. Выдернув из кольца второй факел и нащупав на подставке предусмотрительно припасенный кремень, Финвэ, не глядя, протянул их через плечо: – Идемте. Давно не видевшие обитателей дворца каменные своды подвала гулко разнесли звук шагов. Разгоревшийся свет быстро облизал их и слился с отблеском другого пламени. То сильно билось впереди и хорошо освещало фигуру стоящего Андаларэ. Подставку для факела он закинул на обманчиво худощавое плечо. – Ты солгал мне, – спокойно произнес юноша, не поднимая головы – словно нарочно стоял здесь, дожидаясь отца. Две высокие, отделенные немалым промежутком стены двери были распахнуты. Внутри оказалось пусто – некогда там, в темноте и прохладе хранили мясо и молоко с сырами, а сейчас остались только несколько рассохшихся ящиков и пригоршни пыли. Но третья кладовая была заперта, и на ней все еще поблескивал тяжелый навесной замок. – К чему этот погром? Забыл, где винный погреб? Или решил покопаться в паутине? Юноша все-таки взглянул на отца – с разочарованием. И вместо ответа играючи подбросил, а затем с силой опустил вниз тяжелую подставку: раздался металлический стук, и следом за ним вместе с отломанным ушком упал на пол сбитый замок. Ключа не понадобилось. – Андаларэ, пожалуйста… Не надо, – попытался еще раз Финвэ. Но сын только отшвырнул свое орудие – то с грохотом отлетело к противоположной стене – толкнул дверь и, забрав из кольца на стене факел, вошел внутрь. Кладовая встретила его распахнувшейся навстречу пытливому искателю сокровищницей. Вдоль стен выстроились частоколом свернутые знамена и копья, подле них поблескивали мечи и округлые силуэты расписных щитов. Под столами заманчиво темнели сундуки, а на них – какие-то свертки, посуда, статуэтки, украшенная гербами Домов и родов утварь. – Смотрите-ка, – с наигранным весельем произнес Андаларэ, когда в дверном проеме появились фигуры остальных мужчин, – вы все растеряли, а я разом нашел. Перехватив в другую руку сильно бьющийся пламенем факел, он наклонился и распахнул первую попавшуюся крышку. Внутри обнаружилась светлая кольчуга. Под ней – широкая цепь, судя по рисунку, гномьей работы. Звенья переплетались ломаными линиями, по металлу была пущена дорожка рубленого кирта. Но юноша не знал эти письмена, да и, пожалуй, не хотел отвлекаться на что-то одно и потому лишь хмыкнул и, не задерживаясь, прошел дальше. Остановившийся на пороге Финвэ уронил руки и обреченно наблюдал за ним. Позади замерли Аракано и Финдарато, остальные внуки толкались снаружи. – О, а вот это, должно быть, твое. Стоит повесить над кроватью, – продолжая радоваться, Андаларэ обернулся, в руках у него был зажат небольшой гобелен с крылатым солнцем – знаком короля. С силой брошенная плотная ткань пролетела отделявшие их несколько шагов, и Финвэ, скомкав, поймал ее. Умножаемые каменными сводами шелест и стук не стихали, потрескивал факел. Открывались новые сундуки, появлялось на свет их посеревшее от времени содержимое. Никто из стоящих не двигался и не произносил ни слова. Только Тьелкормо отпихнул все-таки дядю, пролез вперед и остановился, словно размышляя, что теперь делать. – А это стоит запереть в кабинете, пока не сгнило, – из очередного, как выяснилось, набитого бумагами ящика вывалилась старая тетрадь и раскрылась, показав исписанные стремительным до неразборчивости почерком листы. Андаларэ хотел было поднять ее, но, вздрогнув, остановился. На глаза ему попался темный, стоящий у дальней стены силуэт. На первый взгляд его можно было принять за притаившегося в тени эльда, но, если присмотреться, становилась очевидной ошибка. – Я так и думал: леди Нэрданель тоже потеряла пару-другую своих работ, – нарочито понимающе покивал Андаларэ, шагнул вперед и, протянув руку, сдернул темную ткань. Против ожидания под ней оказалась не статуя. Такие тщательно обточенные деревянные модели издавна использовали мастерицы, когда шили сложные праздничные наряды. Иногда их даже делали по настоящим меркам того или иного эльда, но этот был самым простым. На металлической стойке сидел лишь торс с прикрепленными на шарнирах руками и голова даже без намеченных черт лица. А вместо расшитого яркими камнями платья модель облачили в доспехи. Вернее, в то, что от них осталось. В черном от копоти оплавившемся металле уже не угадывался покрывавший когда-то шлем и пластины нагрудника рисунок – украсившее их серебро не выдержало жара и стекло вниз, оставив мелкие дорожки и следы лопнувших пузырей. Закаленная сталь была крепче и только глубоко продавилась там, где наручи и нагрудник опоясывали широкие черные полосы; металл в этих местах истончился, как от ржавчины. А вот кожаные ремни, скрепляющие между собой помятые части доспеха, на их фоне выглядели, как новые. Андаларэ медленно, словно зачарованный, поднял руку, захотев прикоснуться, и замер вовсе: деревяшка без лица и имени неприятно глядела на него из-под края треснувшего шлема. В замешательстве он отступил на шаг и обернулся: – Как вы сохранили это? И зачем? Из-за сомкнувшихся спин ответил голос Атаринкэ: – Не смогли оставить. Забрали с собой, и так и возили по крепостям. – Кто-то из верных Майтимо потом вернулся и забрал из Амон Эреба, – глухо добавил Тьелкормо. – Вот как, – только и произнес Андаларэ. На лицо его набежала тень смутного беспокойства. Он переложил факел из руки в руку и все-таки неуверенно коснулся нагрудника. Пальцы провели по неровной поверхности, по бугристым серебряным подтекам и скользнули внутрь – за кромку отошедшей пластины. Внутри она оказалась такой же шершавой, как снаружи, и, должно быть, такой же черной – на подушечках пальцев остались слабые следы застарелой сажи. В неровном свете пламени стало видно, как на обычно легко теряющем краску лице юноши проявился яркий румянец, какой возникает на жарком солнцепеке или у кузнечного горна. Андаларэ поднял руку и, сдавленно вдохнув, потянул ворот камзола. Факел затрещал и плюнул искрами, одна из них закончила свой короткий полет, упав на сжимающую деревянный остов ладонь. Юноша вздрогнул и, резко отшатнувшись от доспеха, сбил плечом строй копий. Те с грохотом посыпались на пол, задевая и роняя со столов прочие предметы – в кладовой немедленно воцарился шум и беспорядок. Но его невольный виновник этого не заметил: он покачивался, все так же дергая ставший вдруг тесным камзол, словно не в силах справиться со сбившимся вдруг дыханием и по-рыбьи хватал ртом воздух. Финвэ сорвался с места и подхватил его у самого пола, одновременно успев поймать и факел прежде, чем тот тоже упал в пыль. Сунул его кому-то, подоспевшему следом, и попытался повернуть сына за плечи. Тот, скрючившись и почти касаясь лицом каменных плит, заходился удушающим кашлем, но вдруг с неожиданной силой оттолкнул от себя отца и боком привалился к стене. Еще несколько мгновений трясся, пытаясь справиться с собой, а потом сумел и медленно поднял голову. Мутный одуревший взгляд скользнул по кладовой, по деревянному болвану в черных доспехах и по замершим рядом эльдар. Не сразу, но сидящий нетвердой рукой оперся на пол и кое-как выпрямился, пытаясь отдышаться. Финвэ подался вперед, на случай, если снова придется его ловить, и заметил, как выражение лица сына сделалось осмысленнее, а взгляд постепенно прояснился. Какое-то короткое время они молча – один настороженно, другой непонимающе – смотрели друг на друга в упор, а потом под гулкими сводами кладовой раздался громкий хриплый хохот.