Как ни в чем не бывало

Глава последняя, в которой ничего не заканчивается, зато что-то удается расставить по местам.

Там же Немного позднее

Индис, на удивление спокойная и даже сосредоточенная, появилась спустя какое-то неопределенное время: трудно было сказать, как давно ушли наверх Финдарато и Турукано – застывший и задумавшийся Финвэ не заметил их исчезновения. Зато он по шагам определил приближение жены и не стал оборачиваться, пока поверх его побелевшей от напряжения ладони на дверную ручку не легла ее ладонь – мягкая и теплая. – Нет, – коротко сказал Финвэ. И шевельнулся, загораживая ей путь. – Расплещешь, – столь же коротко произнесла Индис и неожиданно твердо уперлась ему в грудь свободной рукой. Дверь, возле которой они остановились, была не заперта. Более того, замка в ней за ненадобностью не имелось вовсе, и она лишь плотно захлопнулась изнутри, так, что войти без труда мог бы любой желающий. Вот только этих желающих не находилось. Финвэ уже давно стоял рядом, держась за ручку, но не мог набраться ни решимости, чтобы ее повернуть, ни подходящих слов, чтобы затем что-то сказать. Позади, он знал, прислонился к стене и сложил на груди руки Нолофинвэ, рядом в одинаковых позах замерли Атаринкэ и Карнистир. Тьелкормо шумно шагал взад-вперед, приближался с неизменной решимостью и каждый раз наталкивался на невидимую стену. Их возвращение из подвалов выдалось продолжительным и шумным. Сначала, впрочем, все пошло не столь плохо, если подобное вообще можно было сказать в сложившихся обстоятельствах. Не сразу, но они семеро опомнились и бросились к все так же сидящему на полу и заходящемуся хохотом эльда. Это отдавало отчетливым безумием, и Финдарато сразу повалил его и прижал руки ко лбу. Ладони и дергающуюся голову окутало слабым сиянием, пугающее веселье разом оборвалось. Поэтому дальше они легко сумели поднять его и быстро дотащили до лестницы. Но после началось снова: вдруг опомнившись, он принялся с силой вырываться и с рычанием выкрикивать неразборчивые, но понятные по смыслу проклятия и требования отпустить его и убираться прочь. Держать приходилось крепко, но на следующей площадке пролета – возле прохода в коридор первого этажа – ему все-таки удалось стряхнуть с себя чужие руки, спихнуть вниз по ступенькам Турукано и Карнистира и швырнуть в остальных кого-то из тех, кто высунулся на шум и некстати попал под руку. Финвэ даже не сумел разглядеть повалившегося под ноги бедолагу и только, перепрыгнув через него, бросился следом за сыном. Не догнал и, остановившись у с грохотом захлопнувшейся двери, схватился за ручку. И тогда же замер. Так он и стоял до самого появления Индис и прислушивался к тому, как внутри под те же проклятия и перемежающий их громкий смех сначала что-то громыхало, потом жалобно разбилось, а потом разом стихло. Финвэ приказал себе наплевать на нерешительность и ворваться на звук открываемого или бьющегося окна, но в комнате воцарилась тишина, и потому он только сдавливал литую бронзу и ждал чего-то… – Расплещешь и ошпаришься, – твердо повторила Индис, не отступая ни на шаг. Финвэ тоже не двигался с места и непреклонно смотрел ей в глаза. Но вдруг он сам ощутил ту обычную, присущую жене тихую уверенность, та словно бы передалась через этот взгляд и принесла с собой успокоение. Склонив голову, Финвэ шагнул в сторону. Индис вошла и тут же прикрыла за собой дверь. За ней послышалось ожидаемое движение и сдавленный неразличимый шепот. Но королева не стала прислушиваться к нему и только быстро посмотрела по сторонам: внутри покоя, что тоже не удивляло, взгляду открылся немалый беспорядок. У стены, беспомощно задрав ножки, лежали опрокинутые стулья, маленькая приставная скамеечка валялась далеко от привычного места, а возле передвинутого стола в луже воды вместе с белыми черепками вазы мокли срезанные ветви черемухи. Мысленно кивнув самой себе, Индис уверенно приблизилась и поставила на стол свою ношу – завернутый в ткань кувшин. Под ногу неприятно подвернулся какой-то маленький твердый предмет, оказалось – изрядно размотанная катушка ниток. Индис подняла ее и бросила в стоящую здесь же коробку с рукоделием. Теперь она заметила, что содержимое, должно быть, тоже успело полетать по комнате, но теперь было кое-как свалено обратно и прикрыто недошитой рубашкой. – Я заварила тебе мяты, – произнесла она и принялась наполнять принесенные вместе с кувшином кубки. – Терпеть ее не могу, – раздался сиплый голос, и сидящий на подоконнике эльда шевельнулся. – Поэтому я добавила меда и розмарина. Эльда шевельнулся снова и только теперь повернул голову: – Меня должно стошнить от умиления? Индис коротко посмотрела на него и вернулась к своему занятию. Она не впервые встречала этот холодный цепкий взгляд. В разных обстоятельствах он мог означать разное, но сейчас был признаком того, что ничего больше по комнате летать не будет, и теперь можно поговорить относительно спокойно. – Если тебе от этого станет легче. – Очень смешно, – помедлив, эльда поджал губы и снова отвернулся. – Все, как следует, развлеклись. Но тебе, оказывается, недостаточно. – Неправда, – не согласилась Индис. Обогнула стол и тоже присела на подоконник, осторожно поставив рядом два дымящихся кубка; бледные струйки медленно и успокаивающе колыхались, тянулись вверх и без следа таяли в воздухе. Окно запотевало, за ним постепенно темнело. – Я так развлекалась, что иногда казалось, что вовсе нет сил продолжить. – Мне нужно пожалеть тебя? – Не стоит, – улыбнулась Индис и рассеянным привычным жестом погладила его по колену. – Ан… Он так дернулся, что чуть не сбил башмаком оба кубка, и сбросил ноги вниз с подоконника: – Даже не вздумай! – Разве это плохое имя? Ведь оно верное и искреннее... – У меня есть имя. – Как пожелаешь, – не шелохнувшись, будто не заметив его движения, согласно кивнула женщина и тихо продолжила: – Наверное, ты хотел спросить что-нибудь? Раздался хрипловатый смех с нотками издевки: – О, у меня много вопросов. Хоть и не к тебе. Но два главных: для чего все это безумие, и как мне теперь смотреть всем в глаза. Ах да, еще третий: почему за все эти проклятые годы никто – ни здесь, ни в Валимаре, ни даже в Альквалондэ – не проговорился! Хоть в чем-то! – он на одном дыхании процедил это сквозь зубы и на последних словах в сердцах толкнул пяткой стол. Тот, закачавшись, с шумом проехал по полу и со стуком встал обратно на ножки. Из-за дрогнувшей двери тотчас донеслось какое-то движение и спорящие голоса. Королева и принц дружно посмотрели на то, как дернулась и медленно вернулась в обычное свое положение ручка. В коридоре снова стало тихо. Выждав, Индис негромко рассмеялась: – Вот ведь странно: при всей порывистости ты порой очень предсказуем. – Да что ты? – появившаяся на его лице гримаса отдаленно напоминала улыбку. – Да-да. Я много думала о том, как все должно разрешиться. И пока мои предположения сбываются. А на твои вопросы у меня даже приготовлены ответы. – Какое удачное совпадение. Мне жутко интересно. – Не сомневаюсь. Сев свободнее и откинувшись к оконной раме, Индис взяла в руки кубок, но не стала пить, а лишь принялась поглаживать пальцами хитрую чеканку серебра. – Все это не кажется мне таким уж безумием. – Не сомневаюсь, – фыркнув, повторил он ее ответ, но королева, кажется, вновь не обратила внимания и спокойно продолжила: – Потому что иначе бы ты еще бессчетные годы оставался в Чертогах наедине с собой и своим упрямством. Так что же лучше? – Может, как раз наедине и было бы лучше? Для всех. – Я так не думаю. – Дело твое, – он пожал плечами и только теперь соизволил отхлебнуть из кубка. Индис склонила голову, будто прислушиваясь к чему-то, и тоже пригубила: – Ни Тирион, ни Альквалондэ, ни весь Аман не избавятся от тени, пока им есть кого ждать из Чертогов. Нельзя полностью исцелиться, зная, что кто-то вовсе не вернулся к жизни. – А разве вам не удавалось так успешно делать вид, что все вполне неплохо? Припрятать неудобные напоминания и жить себе дальше, – насмешливо произнес он. – Вот видишь, – охотно кивнула Индис, – ты сам же и подметил: «делать вид». Если бы все действительно было хорошо, разве бы ты почувствовал обратное? Он дернул плечами: – Я почувствовал, что мне морочат голову. И оказалось, не зря. Действительно, наверняка очень уж весело было наблюдать за тем, как я, будто слепой щенок, путаюсь у всех под ногами. – Наблюдать было вовсе не весело. В чем-то тревожно, а в чем-то и вовсе – страшно. Ведь это непросто – заглянуть в себя и убедиться, что внутри не осталось тени. А если ты всерьез считаешь, что оставаться там было бы проще… Значит, все равно не смог бы смотреть остальным в глаза. Он перестал усмехаться, быстро взглянул на нее, но сразу отвернулся, ничего не ответив. – А ведь со мной ты говоришь свободно. – Потому что ты… – Потому что из всех мое мнение волнует тебя в последнюю очередь, верно? – торопливо проговорила и улыбнулась Индис. Но на этот раз ее отразившаяся в кубке улыбка едва заметно дрогнула. – Верно, – помедлив, ответил он и, все так же глядя в сторону, отодвинулся на подоконнике. – Вот и хорошо. Так ты можешь выслушать меня, будто не всерьез… А тебе никто не проговорился, потому что поняли – нельзя. Я едва ли могу представить, что было бы, раскройся все лет двадцать назад. Он скривился в усмешке и спросил снова: – Но разве это «раскрытие» не было бы подходящим … ответом? За все. Индис вздохнула: – Значит, все ответы уже либо даны, либо в них пропала нужда. – Как благородно, – протянул он, и они надолго замолчали. Из укутавшегося сумерками сада тянулась и скреблась в стекло отцветающая черемуха, из-за двери доносились неясные и далекие звуки. Затем, судя по приглушенному шуму многих шагов к тем, кто оставался в коридоре, присоединился кто-то еще, и они вновь о чем-то заспорили. Наверное, скоро за порогом соберется добрая половина Тириона... Индис поежилась, должно быть, от остывающего окна потянуло вечерней прохладой. Она сделала еще пару глотков и принялась рассеяно скользить взглядом по комнате, цепляясь то за большой гобелен с белыми пышными розами – он лучше прочих подошел на место убранных лебедей – то за висящую напротив картину с дремлющей на крыльце собакой, то за следы устроенного беспорядка. Только сейчас она заметила, что осколки белой вазы и лепестки поникших уже цветов перемешались в луже с клочками мелко изорванного листа. На них еще можно было различить маленькие неловкие фигурки эльдар. Остатки висевшей над столом тонкой рамки теперь валялись возле самой двери. Индис отвернулась и украдкой вытерла плечом щеку. – Мне жаль, – словно услышав ее мысли, вдруг медленно, подбирая слова, проговорил он, – жаль, что все это случилось. Я не этого хотел. – Я знаю. У тебя же в сердце нет тьмы. Он шевельнулся и посмотрел на нее. Взгляд больше не был холодным, скорее усталым и потерянным. – Разве? – Конечно, – подтвердила она, – а возможно, из-за этого «безумия» ты в чем-то даже переменился. В лучшую сторону. – В том, что у меня от него голова раскалывается? – Выпей-ка еще отвара, – Индис наклонилась к кувшину и заново наполнила кубок. А когда тот опустел, забрала и, отставив в сторону, вдруг порывисто обняла сидящего эльда за шею и притянула к себе. Не сразу, но его молчаливые попытки вырваться прекратились, плечи поникли, и он сам прижался лбом к ее груди. – Все наладится, Феанаро, – тихо пообещала она, – все наладится.