Рассыпающийся мир

«Мы можем быть только тем, кем являемся на самом деле. Не больше, но и не меньше» Терри Гудкайнд, «Первое правило Волшебника»

      Говорят, что крысы умеют предвидеть бедствие, которое настигнет корабль в будущем, и заранее сбегают с судна на берег. Это породило поверье, что у серых грызунов замечательное чутье. С другой стороны, никто ведь не помнит, что делают крысы, если корабль успешно приходит в порт.       Таллум обладал невероятным чутьем, которое выручало его на раз и не два, даже в ситуациях, когда все факты говорили о противоположном тому, о чем кричала его интуиция. Кто-то мог бы сравнить его с крысой. Храмовник же на такое сравнение не обиделся бы, хотя он нисколько не верил в миф о том, что серый грызун может предчувствовать катастрофу.       За все время пути отряда Таллума, светловолосого храмовника не покидало ощущение, что кто-то следит за ними. Пару раз он даже отдал приказ о том, чтобы разведать окружающую обстановку, в надежде спугнуть постороннего. Ничего. Таллум не расслаблялся, чувство не прошло. Но людям он больше не велел прочесывать местность вокруг.       «Если за нами все-таки кто-то следит, главное, чтобы он не объявился в самый неудобный момент. Например, сейчас», – подумал блондин, сжимая свой лук.       Они полусидели, полулежали за камнями. Внизу простиралась узенькая дорога, с обеих сторон окруженная небольшими холмами. На противоположной стороне тоже расположились несколько людей Таллума. Что сказать, прямо идеальное место для засады. Наконец, показались те, кого они поджидали. Блондин быстро махнул рукой так, чтобы его храмовники затихли.       Стоит сказать, что сторонний наблюдатель никогда не принял бы их за рыцарей Ордена, все как один сменили орденскую амуницию на простецкую одежду и легкий доспех без каких –либо опознавательных элементов. Учитывая не первый год, проведенный вдали от Круга, большинство отпустили бороды, не следили за волосами и имели по несколько шрамов на лице. Вылитый разбойничий отряд.       За исключением предводителя. Таллум следил за своей внешностью, сбривал бороду и обрезал сильно отраставшие вниз волосы. Он не был любителем лезть в первые ряды во время стычек, и это сохранило его от многочисленных повреждений.       Ведь, когда храмовник покинет эту войну, ему нужно будет жить среди людей. Человек с рожей, покрытой ожогами, или изуродованный шрамами не будет внушать доверия. Разве что тем, кто будет искать наемника для работы, а Таллум не планировал до конца своих дней зарабатывать средней паршивости деньги за охрану каравана или покушения на чью-то жизнь.       Кстати о караванах.       Несколько обозов с друффало постепенно приближались к нужной точке. По бокам шли вооруженные люди.       Раздался резкий скрежет ломающейся древесины, дерево свалилось вниз, забрав с собой жизнь одного из животных, что было впереди. Второе, по счастью, избежавшее такой участи, рвануло резко в сторону, едва не сбив вооруженного человека на землю. Пока все внизу были в замешательстве, сверху на них посыпались стрелы. Послышался звук второго падающего дерева, которое загородило проход сзади. Там же подбегал отряд храмовников, которые до этого находились на противоположной стороне холма. Завязалась драка.       Таллум выстрелил еще несколько раз и оба раза попал. Затем храмовники смешались с людьми из обоза внизу, поэтому блондин дал команду спускаться вниз и идти на помощь своим.       В момент, когда он достиг основного места драки, итог можно было предсказать. Густаф – не очень высокий, но по звериному массивный храмовник, один за одним уничтожал стражу обоза. Таллум видел, как одна девушка вытянула руку, и из ее ладони вырвалось пламя. Густаф рассеял заклятие чародейки, а Таллум всадил ей в плечо стрелу. Затем первый подбежал к ней и ударом кулака повалил на землю. Все было кончено.       Нескольких выживших притащили в одну точку. Один из пленных даже осмелился возмутиться: - Вы не понимаете, вы не просто торговца грабите, это имущество для банна Фаерлана, его воины сейчас на этой земле. И он этого не забудет! И уж точно не успокоится, пока не найдет грабителей и не повесит их!       «На это и расчет», – мысленно усмехнулся Таллум.       По всей стране банны со своими людьми присоединялись к войску Алистера, которое очищало страну от бесчинствующего в ней сброда, такого как совсем чокнутые отступники, разбойники и дезертиры из Орлея, в котором сейчас шла гражданская война. Алатея и Таллум надеялись, что конфликт с местным банном задержит Далтона и его войско храмовников в этих землях.       Таллум искоса глянул на храмовников, обшаривающих обоз. Как же ему это все надоело! Бессмысленная длинная война. Постоянная жизнь в лагерях в лесу, вечная грязь, мерзлота по ночам, еда и ее отсутствие, а порой качество похлебки заставляло некоторых бойцов целый день бегать по кустам. Это так отличалось от жизни в Ордене, где, несмотря на дисциплину и прочие ограничения, под ногами ощущался твердый пол, а не шуршали листья. В Круге имелись возможности и цели, к которым можно было стремиться, чтобы улучшить свое положение, а все потому, что храмовники являлись частью Церкви – могущественной и богатой организации.       А сейчас их жалкая армия держалась лишь на фанатизме и идиотской идее.       Далтон хочет уничтожить магов или магию? Неужели Таллум один понимал как же все это глупо! Даже если предположить, что каким-то невероятным образом храмовники истребят сейчас магов в Ферелдене, а потом в других странах по соседству, всегда будет оставаться Тевинтер, да и люди будут размножаться и, так или иначе, будут рождаться дети со способностями.       Когда началась вся эта заварушка с Кругами, Далтон объявил о своем намерении воевать, а Таллум не мог сказать открыто, что считает идею глупой, его бы обвинили в сочувствии к магам и убили бы на месте. Он не знал куда деваться. Чтобы выжить, ему нужен был лириум и деньги.       Таллум не хотел жить наемником в какой-то дыре.       Нынешнее существование представляло собой только грязь и бессмысленные скитания. Даже когда они только начали эту войну, у Таллума была уверенность, что эта затея – путь в никуда. Потом, когда оказалось, что выйти отрядом и перебить бунтарей-отступников не получится, что это будет долгая затяжная война, с холодными голодными зимами, с болезнями и прочими радостями жизни. Таллум понял, что он сделает все, чтобы лишь убраться подальше. Он постарается, чтобы его жизнь не свелась к жизни пьяницы, пережившего войну, который никому не нужен в мирное время. - Я видел, – выкрикнул один из пленных. – Как вы разделались с нашими магами. Вы храмовники. - А банн Фаерланн всегда слишком сильно показывал свою симпатию к магам. Поговаривают, что его сын был в Ферелденском Круге, верно? – произнес Густаф, ухмыляясь в свою густую бороду. - Это не имеет отношения к тому, что вы грабите его и убиваете его людей. Банн этого не потерпит!       Таллум не стал слушать пустые угрозы, он двинулся к обозу и начал лениво осматривать провизию. Голос пленного дрогнул, а затем послышался вскрик и ругань. Густаф любил применять силу к тем, кто не мог дать ему отпор.       Пока Таллум осматривал обоз, пленные периодически вскрикивали и проклинали кого-то. Через некоторое время Густаф подошел и рассказ все, что узнал от схваченных людей. -Такое чувство, что тебе это не особо интересно, – произнес бывший рыцарь ордена, поглаживая свою бороду. – Судя по всему, банн не закроет на это глаза, а уж постарается выяснить, кто это сделал. -Храмовники - далеко не первые кандидаты, из тех, кто мог бы сотворить такое с его людьми, есть разбойники и отступники. - Дело ведь не просто в провизии. Для кого ты выполняешь всю эту работу, Таллум? Для твоего союзника, который помогает нам не умереть с голоду. Мы делаем вылазки за припасами, а порой выполняем работу по найму, причем ее участники не знают, в чем конкретно она заключается. Знаешь, я был бы куда полезнее, если бы был в курсе всего.       «Ты был бы куда мертвее, если бы узнал о моей союзнице из Тевинтера», – подумал стрелок, но вслух произнес другое: - Он параноик, и наша связь держится только благодаря тому, что я никому о нем не говорю. Не понимаю, что тебе не нравится? Ты получаешь свою долю, как в материальном плане, так и развлекаешься со всем, что не может от тебя удрать. - Далтон считает, что ты снюхался с контрабандистами, и ему все равно, лишь бы ты не давал его армии умереть с голоду и сойти с ума от нехватки лириума. - Это не значит, что мы должны расслабляться. Эдран – правая рука Далтона – ненавидит меня и ищет любые способы напакостить. – Блондин решил перевести разговор в другое русло. – Думаю, ты хотел спросить меня о том, что делать с пленными. - И что делать с пленными? – ухмыляясь, спросил Густаф. - Они все должны быть мертвы, но у тебя есть несколько часов на разграбление и все про все. - Хорошо, – улыбнулся бородач и приступил к делу.       Таллум знал, что будет дальше. Пленные пойдут под нож, а чародейку, которая до сих пор была без сознания, утащат в кусты.       Блондин не видел, как убивали пленных, он слышал лишь крики, переходящие в хрипы, проклятия и ругань, а также несколько жалобных просьб о пощаде. Впрочем, предводителя не сильно интересовало, что вытворял его отряд, пока это не сулило ему никаких последствий.       Внезапно из-за угла обоза выскочил юнец со связанными за спиной руками. На боку у юноши, поверх одежды распространялось большое алое пятно, было видно, что каждый шаг причиняет ему боль. Густаф вышел следом, не спеша, словно давая своей жертве сделать еще шаг и поморщится от боли. Храмовник толкнул пленного сапогом и тот упал. Парень принялся ползти по земле. Юноша наверняка понимал, что никуда в таком темпе не уйдет, тем более, что вокруг шныряли вооруженные люди, но инстинкт заставлял его, не смотря на всю острую боль в боку, ползти дальше.       Густаф издевательски поставил пленному на спину свой сапог. Прямо как охотник, который убивает свою добычу не столько из желания питаться и выжить, а ради того, чтобы продемонстрировать свое превосходство. Храмовник мог прикончить пленного, вогнав ему в спину меч, но вместо этого он присел на колено, рукой вдавив голову юноши в грязь. Густаф достал нож. Раздался истошный крик, который не утихал, а лишь усиливался с каждым мгновением. Пленный пытался вырваться, вертеть головой, но лишь размазывал лицом грязь, которая уже смешалась с его кровью. Густаф неторопливо отрезал ему ухо, крепко держа голову пленного.       Вопли не прекращались, Таллум надеялся, что «те самые люди банна» сейчас далеко, уж больно громко орал юноша. Наконец, крик начал срываться, а потом и вовсе перешел в рыдания.       «Густаф наверняка мог бы резать и поживее, но ведь для него суть не в том, чтобы получить трофей в виде уха. Все дело в процессе,» – подумал блондин, наблюдая за сценой.       Храмовник с густой бородой периодически сильно вдавливал лицо парня в грязь, так, что тот начинал захлебываться. Черты лица юноши теперь скрывались за обильным слоем грязи и крови. Пленный, связанный и извивающийся на земле, был похож на рыбу, выброшенную на берег, которая до последнего момента дергается и открывает рот. Только шуму от него было в разы больше.       Бородатый храмовник, довольный доведенным до конца делом, встал, сжимая в руках отрезанное ухо, с которого капала кровь. - Он едва не попал в меня стрелой, хорошо, что я успел закрыться щитом, – пояснил мучитель, так словно оправдывался перед начальником, за все это представление, устроенное им.       «Скажи прямо, что получаешь от этого удовольствие», – подумал Таллум, но вслух коротко произнес другое: - Здесь становится слишком громко, – он кивнул в сторону пленного, который стонал лежа на земле.       Бородатый кивнул. Пленный юноша сумел приподняться и перекатиться на бок. Кровь лилась из отверстия, где раньше было ухо. Алые полосы струились по шее вниз, пачкая и без того грязную рубаху. Парень рыдал. Гримасу боли не могли скрыть ни грязь на лице, ни алая каша из крови и волос.       Густаф угрожающе вскинул меч. - Прошу, вас. Не надо, – только и сумел прошептать пленный, прежде чем оружие прекратило его страдания.       Густаф вытер клинок от крови, затем позвал нескольких других храмовников и указал на чародейку, которая без сознания валялась на земле, те одобрительно закивали. Густаф взвалил пленную на плечо и двинулся в сторону кустов. - Позаботься о том, чтобы она вопила не так громко. Истеричные крики мешают мне думать, – слегка раздраженно бросил ему в след Таллум.       Когда Густаф и компания, скрылись из его взора. Мысли светловолосого храмовника вновь вернулись к временам службы в Ферелденском Круге. Тогда Густаф выглядел совсем по-другому, голову храмовника покрывала густая шевелюра волос, а щетину на лице он ежедневно сбривал. Сейчас же тот поменял свою внешность, у него был лысый череп, а нижнюю половину лица покрывала густая борода. Наемничий доспех шел ему куда больше, чем амуниция храмовника.       О войне и людях есть несколько основных точек зрения. Первые думают, что в тяжелых ситуациях раскрывается вся суть человека, и поэтому пытаются найти нечто положительное в подобных катастрофах, например, найти брата по оружию, которому можно поручить прикрывать свою спину, а затем травить байки о том, как все было на самом деле. Второе мнение гласит, что таких ситуаций просто не должно быть, и пусть люди прячут свои темные стороны за масками повседневности. Густаф был ходячим доказательством второй точки зрения. В Круге в мирное время он не выделялся ни особой жестокостью, ни добротой. Война постепенно и методично сорвала с него все ограничения, и теперь он просто отрывался, не упуская случая. Густаф напоминал девственника, который нечаянно оказался в борделе, где по случайному совпадению проходила акция, с примерным содержанием: «сегодня можно делать абсолютно все, что подскажет фантазия, это абсолютно бесплатно и наши вышибалы по счастливому совпадению все как один взяли выходной. Чувствуйте себя как дома».       Впрочем, Таллуму приходилось признавать, что некоторые из пристрастий Густафа были весьма полезны, особенно те, что касалось допросов, запугиваний и пыток. Между храмовниками установились прочные циничные деловые отношения. Таллум знал о многочисленных грешках Густафа, самыми невинными из которых было мародерство, второй понимал, что среди всех храмовников, лучше всех умел выживать и чувствовать, куда дует ветер именноТаллум.       Пока Густаф и еще парочка храмовников развлекались, остальные грабили обоз. Один храмовник не смог стащить перстень и теперь, наступив одной ногой на руку мертвого человека, принялся деловито рубить ее.       Таллум почувствовал презрение, благодаря его сделке с Алатеей у него уже было во много раз больше денег, и ему не приходилось опускаться до такого. Когда храмовник, наконец, покинет это безнадежную войну, он не будет отмывать вещички от крови и таскать их под покровом ночи какому-то скупщику краденного.       Чутье храмовника снова напомнило о себе. Таллум покрутил головой по сторонам, а затем решил направиться в ту сторону, куда Густаф поволок чародейку. Их было четверо: трое храмовников и одна отступница. Во рту у девушки была тряпка, которая превращала все ее крики или ругань в жалкое мычание. Один из мужчин заломил ей руки за спину.       Густаф приблизив свое лицо к лицу чародейки, и принялся во всех подробностях описывать, как только что отрезал парню ухо. Его рука издевательски гладила щеку девушки, оставляя алые следы на ее коже.       Таллум, который пытался прислушаться к звукам в лесу, раздраженно покосился в сторону Густафа.       «Твоя цель засунуть в нее свой член. Совсем не обязательно устраивать из этого целое представление!» – раздраженно подумал блондин.       С другой стороны, если Таллум хотел осмотреться в тишине, он мог пойти в другую сторону, ведь знал о пристрастиях Густафа насиловать все, что можно, а что нельзя – пытать.       И все же чутье храмовника привело его именно сюда.       Взгляд Таллума внимательно блуждал по холму. Чародейку уже положили на спину, на землю, один из мужчин держал руки, а Густаф пытался обездвижить ноги девушки. Отступница же не прекращала мычать и бороться с помощью ног, она то пыталась лягнуть, то ловко вырывала свою конечность из рук мучителя. Бородатый подозвал третьего храмовника, чтобы тот держал ноги.       Совсем обездвиженная отступница замычала еще громче и в отчаянии попыталась забиться о землю. Густаф наклонился над ней. Его руки в грязи лесного мусора и запекшейся крови неторопливо ухватились за край рубахи пленницы и задрали ее почти к самому подбородку чародейки.       Таллум заметил движение, небольшое деревце на холме шевельнулось, и силуэт пропал. Блондин отдал команду и первым бросился в погоню. Густаф, несмотря на то, что в этот момент увлеченно стаскивал с девушки штаны, моментально вскочил на ноги и бросился вслед за предводителем. К погоне присоединился третий храмовник, державший до этого ноги девушки.       Оказавшись на холме, Таллум увидел спину убегавшего человека. В мгновении ока он достал лук, прицелился и выстрелил. Стрела сорвалась и устремилась вперед. Незнакомец упал на землю. Когда трое храмовников настигли раненного, блондин вытащил стрелу из спины жертвы и перевернул его на спину, от чего тот взвыл.       Незнакомец оказался храмовником. Как Таллум или Густаф, он тоже был из армии Далтона. Стрелок сохранял спокойствие, так, словно ожидал такого поворота с самого начала их миссии. Бородатый же наоборот слегка занервничал. - Тебя послал Эдран следить за нами? – напрямую спросил Таллум. - Пошел ты! – выплюнул умирающий. – Так вот как ты обеспечиваешь нашу армию всем необходимым, грабишь, насилуешь и убиваешь.       «Все три пункта это к Густафу. Неужели ты думаешь, что я могу прокормить армию провизией из нескольких мелких обозов», – быстро промелькнула мысль у Таллума. Стрелок ничего не ответил. Пару минут стояло напряженное молчание. Все внимательно следили за своим предводителем. Тот достал нож и приложил лезвие к горлу раненного. - Я уже пустил тебе стрелу в спину. И то, что ты из моего лагеря, мы вместе боролись с магами и все такое, ни в коей мере не остановит меня от того, чтобы вспороть тебе шею. Это ясно? – безмятежность и спокойствие, с которой Таллум произнес все это подействовали на раненного еще сильнее, чем смысл самих слов. - Я же один из вас, мы не первый год вместе воюем. Так нельзя, Таллум, – простонал пленный. - Давай без этой чуши. Ты ведь уже знаешь, на что мы все здесь способны, – лезвие начало медленно оставлять кровавый след на его шее. - Твою мать! Хорошо, твоя взяла! Меня послал Эдран. Он не верит в историю с магами на севере и пытается понять, почему ты настоял на нашем передвижении!       «Ничего нового. Все, о чем далеко не самый умный человек давно догадался бы сам, – разочарованно подумал Таллум и вслух уточнил: - Это все? - Да. А теперь, пожалуйста, перевяжи меня. Как же болит. Зараза! – раненный храмовник стиснул зубы.       Нож прошелся по горлу. Человек раскрыл глаза от удивления, в его взоре застыл немой вопрос: «Как он мог?»       Таллум, сохраняя каменное спокойствие, встал и вытер нож. Густаф и второй храмовник внимательно наблюдали за своим предводителем. - Нужно его зарыть, – сказал блондин. - Боишься, что местные звери разорвут его в клочья? – поинтересовался бородатый. - Если он исчезнет, самый простой вывод – это дезертирство. А вот если найдут тело, начнутся ненужные вопросы. - Он мог уйти из лагеря, а потом его убили разбойники где-то по пути. Брось, Таллум, ты думаешь, что совершенно случайно кто-то из нашей армии может пройти именно здесь и обнаружить его тело? - Вы зароете его, и это не обсуждается, – отрезал блондин. - Можно, я сперва закончу с отступницей, – Густаф кивнул в сторону тела. – Он уже никуда не убежит.       Таллум повернулся спиной и пошел в сторону плененной чародейки. Давно пора было потолковать с Густафом на тему приоритетов.       Девушки, некогда лежащей на земле, уже не было. Храмовник, оставшийся дежурить с пленницей, стоял, согнувшись в три погибели, и держал обе руки возле причинного места. Сама чародейка же удирала в противоположную сторону.       Таллум быстро достал лук. Он прицелился, представил, как стрела срывается с лука и попадает ей точно в спину или в голову. С каждым мигом спина чародейки становилась все меньше и меньше, совсем скоро она достигнет вершины холма и начнет бежать вниз, а значит, скроется из поля зрения.       Стрелок чуточку сместил прицел, стрела просвистела четко на уровне живота бывшей пленницы, но немного правее от нее самой. Девушка, не оборачиваясь, достигла вершины холма.       Густаф появившийся рядом, уже ринулся вперед, но Таллум остановил его: - Возьми себе нескольких людей в помощь и зарой тело. - А как же беглянка?! – возмутился Густаф. – Вдруг она доберется до банна и все ему расскажет! - Что среди группы разбойников, убивших ее людей, был один храмовник? - Она, конечно, была без сознания большую часть времени времени, – вслух думал бородатый. – Но вдруг она слышала наш с тобой разговор. Отрывки того, что говорили вокруг… - О, значит, сейчас ты начинаешь думать головой, а не тем что у тебя в штанах, – заметил Таллум. - Мы оба знаем, что тебе плевать на судьбу пленных. - Слушай меня внимательно, – почти прошипел стрелок. – В прошлый раз вы полдня во всех подробностях обсуждали как кого-то поимели. Я хочу, чтобы ты и твои дружки перестали это делать! Развлекайся как хочешь, но это не должно обсуждаться. Возможно, такие вот разговорчики и нормальны где-нибудь в обычной армии, но мы все-таки храмовники. И упасти Создатель, Далтон услышат нечто подобное из твоих уст. - Принято. – Миролюбиво кивнул собеседник. – Что-то еще? - Если я отдаю тебе приказ копать, ты не споришь, а исполняешь его, а уже потом идешь трахаться, пытать или грабить. Приоритеты. Все ясно? - Конечно. Таллум я ценю твою «осторожность», но порой она доходит до фанатизма. Про приказ я согласен, виноват, начал обсуждать, тянуть время все такое… А вот разговоры по время поездки, когда мы далеко от наших, что с ними то не так? - Ты никогда не слышал истории о ворах, которые проникали в дом, очищали его, а затем ни стража, ни хозяева имущества не могли их поймать. Через несколько лет, вор заходил в таверну и под кружку выпивки начинал хвастаться о своих подвигах, и кто-то доносил об этом. В итоге к вору подсылали воронов. - Я понял твою точку зрения. Только вот удравшая девчонка никак не вяжется с твоим аккуратным подходом к делу. Если бы ты хотел преподнести мне урок, мог бы просто пристрелить ее. - Густаф. – слегка улыбнулся стрелок – Мир не вертится вокруг тебя. - Он вертится вокруг тебя, – подмигнул ему бородатый храмовник – Знаешь, все люди позволяют себе слабости в тот или иной период жизни. В Круге храмовники начинают поглядывать на некоторых чародеек, или храмовниц, или ходят в бордель к одним и тем же девицам. Но ты не такой. Никогда не позволял себе ничего такого. Никаких компрометирующих слабостей. Интересно, способен ли ты вообще испытывать чувства, и получаешь ли ты от своей жизни хоть какое-то удовольствие? - Знаешь, если в разгар войны тебя интересуют подобные вещи, а не то, что бы пожрать, как согреться и не сдохнуть от болезней, значит я хорошо выполняю свою работу, – чуть-чуть усмехнулся Таллум. - Я не об этом. Ты ничего не делаешь просто так. И девчонке дал уйти уж точно не из-за сочувствия. - Забавно слышать рассуждения о морали из уст насильника, садиста и убийцы. - Я хотя бы испытываю эмоции по отношению к своим жертвам, – пожал плечами бородатый, – в любом случае, гнев банна тебя явно не пугает. - Ты прав. Куда больше меня интересует то, что происходит внутри нашего лагеря. – Стрелок покосился на тело храмовника. – Пора браться за дело. - Таллум. Я всегда был на твоей стороне и верю в твое необычайное чутье. Я знаю, что если наш корабль под предводительством Далтона окончательно и бесповоротно пойдет на дно, ты будешь первым, кто его покинет. Также я уверен, что ты не побежишь неизвестно куда, и у тебя есть четкий план на этот счет. - Густаф, ты опять завел песенку о том, что хочешь быть посвящен… - Я лишь хотел напомнить тебе о своей преданности, – поспешно оправдался бородатый и посмотрел на тело. – Но ты прав, пора браться за дело, пока не стемнело.       Эмилия почувствовала, что начинает замерзать, и спешно покинула палубу корабля. Некоторые храмовники уже вовсю готовили свои койки для сна. Чародейке досталась своя каюта. С одной стороны, спать за дверью куда спокойнее, с другой стороны, Эмилия чувствовала себя не в своей тарелке. Она пересеклась взглядом с одним из храмовников, тот придал своему лицу максимально нейтральное выражение лица. Затем ей показалось, что тот с завистью покосился в сторону ее каюты.       «Что ж, по крайне мере, в лесу у тебя будет куча времени доказать, что ты не балованная неженка из Круга», – постаралась утешить себя Эмилия.       Чародейка зевнула и почувствовала, что сон – очень даже неплохая идея. В этот же момент ее заметил Дэриэн и целенаправленно зашагал к ней. Тревельен напряглась, ожидая очередного камня в ее огород. Последнее их длительное общение было в Круге, где они поругались. С тех пор, если светловолосый храмовник заговаривал с ней, то все сводилось к обмену двумя-тремя словами по делу и только.       Уроженец Киркволла приблизился и негромко произнес: - Не засыпай пока, когда все улягутся, я постучусь в твою каюту. Нужно поговорить.       «Загадочно, без объяснений, но хотя бы без обвинений и ругани», – устало подумала Тревельен и послушно побрела в свою каюту.       Она зажгла свечу, раскрыла книгу и погрузилась в текст. Эмилия не знала, как долго она читала, прежде чем раздался стук. За дверью, как и обещал, стоял светловолосый храмовник: - Идем, – произнес Дэриэн.       Они прошли мимо спящих на койках людях и поднялись по лестнице вверх. Прохладный морской ночной ветер заставил Эмилию поежиться. Моряков на палубе было несколько, и все они были заняты своими делами, и не обращали внимания на двух людей, идущих мимо.       На палубе их ожидали Рикард и Этьен. Рыжеволосый ферелденец сидел на полу, облокотившись спиной о бочку. Как только все четверо оказались рядом, Дэриэн произнес: - Итак, можно начинать. Если конечно Рикард не намерен отбегать каждые пять минут к борту. - Я нормально себя чувствую, – огрызнулся ферелденец. – Когда море будет куда менее спокойное, ты узнаешь об этом первым, это я тебе обещаю.       Рикард демонстративно встал на ноги. - Вопрос в том, что мы делаем дальше, – продолжил Дэриэн. – У нас есть цель. Но, учитывая, то что в нашем отряде люди, с которыми обошлись несправедливо, они не очень горят идеей мира на Конклаве. А главное, захотят ли они рисковать своими жизнями ради того, чтобы туда добраться? Для начала я хотел бы послушать мнение «приближенной» Джэйнера, о том, почему Первый чародей решил отправить именно нас туда. Насколько велика вероятность того, что нас прикончат, как только мы ступим на землю? - Спасибо, Дэриэн, что не упускаешь возможности напоминать людям об их ошибках, – в своей манере – сарказм с абсолютно серьезной миной на лице - ответила Эмилия. – Я не уверена, что единственное, чего хочет Джэйнер – это убить нас. - Почему? - Потому, что он мог сделать так, чтобы мы один за другим начали исчезать еще в Круге. - Это привлекло бы ненужное внимание, – покачал головой Дэриэн. - Чье? Все были на стороне Рыцаря-командора и Первого чародея, никому не было дела до группы отщепенцев. - Джэйнер собрал всех тех, кто был с Ноланом, и отправил в другую страну. Разве не логичнее было бы держать нас при себе? - У Джэйнера есть свои принципы, чтобы вы о нем не думали. Он говорил, что они позволяли некоторым отступникам, тем, что были настроены против Круга, бежать. Что, если Джэйнер отпускает нас на задание с расчетом на то, что мы воспользуемся предоставленной нам свободой похожим образом? - Он надеется, что мы разбежимся на все четыре стороны, и не будем мутить воду? – с сомнением уточнил Дэриэн. - Джэйнер считал, что в нынешней ситуации, когда Круги распускаются один за другим, давить или запугивать радикально настроенного мага – нельзя, полностью игнорировать и позволять делать, что вздумается – тоже. Решение Первого чародея заключалось в том, чтобы дать такому чародею возможность сбежать. На воле мага обычно волновало, как быть незаметным среди населения и как добывать себе пропитание, а не террор в качестве мести за годы унижения. Мы, в Круге, по сути - те же бунтари, ненавидящие власть. Поэтому самый лучший вариант для всех сторон, по мнению Джэйнера, дать нам возможность уйти самим. Возможно, он рассчитывает на то, что мы столкнемся с последствиями войны, и это поубавит наш пыл ехать на Конклав. - Да, отступники сбегали после некоторых поездок с храмовниками. Это факт, – неодобрительно качнул головой Дэриэн. - Джэйнер говорил о том, что делали отступники после того как сбегали, – начал Рикард. – Это его догадки, или он точно знал, чем они занимались? - Звучало так, словно он знал точно, – подумав, ответила Эмилия. - Значит, отступники не просто убегали неизвестно куда, а за ними велась слежка, – продолжил свою мысль ферелденец. – Такое возможно и с нами, порт, куда мы прибудем, - отличное место, чтобы поджидать наш корабль. - Есть куда более простые способы. Например, подослать кого-то наш отряд, – произнесла Эмилия.       Чародейка ожидала, что ее мысль продолжат, но храмовники молчали. Пару минут каждый из них про себя обдумывал услышанное, первым высказался Рикард. - Вряд ли. В отряде все те, кто поддерживал Нолана. Если бы в Круге им угрожали, они, скорее всего, рассказали бы нам. - Возможно, Тревельен права, – задумчиво начал Дэриэн. – Сам подумай. Нолан расколол храмовников в Круге и часть увел с собой на склад. Затем я собрал небольшой отряд и отправился за Тревельен. Среди тех, кто пошел за Ноланом, вполне могли быть люди, верные Джэйнеру. Они знали, что будет на складе, поэтому с охотой пошли со мной, чтобы еще больше быть в курсе дела, того что мы творим, а затем нас взяли в плен «Цепные псы».       Я уверен лишь в тех людях, кто изначально участвовал с Ноланом во всем этом безобразии. - Значит, под вопросом у нас пятеро человек в отряде, – произнес Рикард. – Будешь искать среди них предателя? - Я буду присматриваться к ним. - Я бы не был так уверен касательно всех остальных, – подал голос Этьен. – Конфликт между Рыцарем-командором и Ноланом длился не первый год. Среди людей, в которых ты, Дэриэн, якобы уверен, тоже может быть доносчик. - Нет, нет, так мы придем лишь к тому, что будем грызться внутри отряда, – покачал головой Рикард. – Кстати, в таком случае хуже всего будет Эмилии. Нужно объединить людей, а не стравливать. - Значит, меня предательницей вы уже не считаете, – заметила и чуть усмехнулась Эмилия. - Не думай, что ты прощена, – тут же напомнил ей Дэриэн. - Но другие могут быть иного мнения, – сказал Рикард. – Впереди еще ночи, которые мы проведем на корабле в замкнутом пространстве. Отличное место, чтобы все негативные мысли, переросли в действия. Одни недолюбливают Эмилию, другие думают, что нас посылают на смерть в Ферелден. Если хочешь объединять команду, начинай действовать прямо сейчас, Дэриэн. - Если в отряде есть шпион, он может целенаправленно начать сеять раздор, – добавила Эмилия. - Кажется, мы вернулись к тому, с чего начинали, – вздохнул светловолосый храмовник. - Если говорить начистоту, – произнес Этьен, – большинство людей в отряде были верны Нолану. Ты, Дэриэн, всего лишь преемник, будут ли они также преданы тебе? - Чувствую, буду скучать по тем временам, когда решения, которые я принимал, сводились к ловле отступников и дежурствам в Круге. Раз уж мы разоткровенничались, Нолан был слишком зациклен на своей правоте. Я не хочу повторять его ошибки, но также не хочу, чтобы со стороны на меня смотрели как на человека, сомневающегося в каждом решении. Если кому то из вас троих покажется, что я превращаюсь в слепого идиота, прущего напролом, скажите мне об этом. Не прилюдно, а наедине, разумеется. На несколько секунд воцарилась тишина, и стоящие на палубе люди слышали лишь звуки волн, разбивающихся о деревянный корпус. - Как же это похвально, – первым отреагировал ферелденец, издевательски протянув последнее слово.       Эмилия не сдержалась и тоже улыбнулась. - Я вообще-то говорил серьезно. С удовольствием полюбуюсь на тебя, Рикард, когда море станет чуть менее спокойным, – усмехнулся Дэриэн и тут стал снова серьезным. – Сейчас нужно вернуться к койкам и всех разбудить. - Зачем? - Что бы расставить все точки над «и». - Ты не слишком спешишь? – скептически спросил Рикард. – Ты же знаешь, что с любой идеей нужно переспать. - Этьен прав. Чем дольше буду медлить, тем больше вероятность того, что начнется грызня в отряде.       Никому, кроме Дэриэна, эта мысль не показалась здравой, но, несмотря на это, все послушно спустились вниз и разбудили остальную часть отряда. - Я хочу, что бы все мы определились с целью нашего путешествия, – начал вещать уроженец Киркволла. – Знаете, почему именно нас отправили в Ферелден? Потому, что все мы отщепенцы, мусор, мешающий под ногами нового порядка, который установили Рыцарь-командор и Первый чародей. Впереди нас ждет Конлав, где они хотят, чтобы мы представляли Оствик. По пути может случиться многое. На севере Ферлдена вроде должно быть спокойно, но кто знает, как оно будет на самом деле. Поэтому я даю всем вам право выбора. Орден изменился, новые порядки в Оствике слабо сочетаются с тем, во что нас заставляли верить годами. Поэтому, если кто-то из вас решит, что пора бросать все и начать жить обычной жизнью фермера, торговца, наемника или завести семью, я даю слово, что не назову вас дезертирами, и уж тем более не буду преследовать. В порту у нас будет некоторое время на отдых, сборы припасов и на мысли о дальнейших действиях. Кто захочет уйти, сможет это сделать именно тогда, я скажу, что вы погибли, исполняя свой долг и вас не будут искать. Те, кто останутся и выдвинутся в составе отряда из Амарантайна, считайте, что дали клятву ехать на Конклав во чтобы то ни стало. Если у вас есть хоть какие-то сомнения, лучше уходите, пользуясь случаем, потом выбора не будет.       Выдержав положенную паузу, Дэриэн продолжил: - Теперь о Конклаве. Те, кто отправил нас туда, надеются, что мы будем отстаивать интересы Оствика. На деле я и Эмилия планируем рассказать о том, какой ценой был куплен этот «идеальный» Круг, о том, как был подставлен Нолан и люди, которые его поддержали. Это очень рискованный план, и у нас нет убедительных доказательств. Лишь наши слова, против слов командующей верхушки в Оствике. Джустиния питает излишне теплые чувства к магам, но за ней также закрепилась репутация женщины, которая стремится к справедливым решениям. Поэтому есть мизерный шанс, что к нашим словам прислушаются. Это очень рискованное предприятие, но взять и закрыть глаза на произошедшее в Круге я не могу. Слишком многих храмовников убили ради того, чтобы подставить Нолана, который был мне еще и хорошим другом. Поэтому я хочу хотя бы попытаться оправдать его. Что ж, это все что я хотел сказать, можете идти спать. По пути в порт у вас будет время подумать и сделать выбор.