Рыжий демон наглости

Семья Жана жила на западе, где даже питьевая вода порой была роскошью. Оккупация Ферелдена отыгрывалась на бедном населении Орлея как только могла: повышались налоги, сокращались поставки продуктов, а сыновей забирали в армию и отправляли воевать. Однажды ночью порождения тьмы разрушили ближайший вход на Глубинные тропы. Несколько Серых Стражей отбивали волны тварей, но не смогли уберечь деревню Жана от набега. Не было никаких шевалье, чтобы их защитить, и крестьян перебили во мгновение ока. Оставшихся жителей сразила скверна, оставив после себя лишь нескольких счастливчиков. Для Империи это был обычный день, но для Жана был разрушен весь мир. Его Посвящение должно было стать отмщением. Жан всегда отличался от других рекрутов. В мечтах он не видел себя рыцарем на грифоне, свергающим толпы порождений тьмы, не представлял, как восторженные крестьяне называют в честь него детей. Самопожертвование и долг были чем-то отдалённым, зато Песнь была пугающе реальна. С самого начала службы Жан поставил перед собой цель: защищать простых жителей Орлея, чтобы ни один ребенок не узнал о скверне. Путешествуя по стране, Жан оттачивал приёмы боя, первой помощи, наблюдал за порождениями тьмы, составлял карты Глубинных троп, пока не стал искусным разведчиком. Он не брал учеников и не общался с людьми месяцами, за исключением старой подруги — Стража Кларель, которая всегда писала ему письма. Нередко Жан голодал и спал под открытым небом, вслушиваясь в шёпот под землёй. Годы службы тянулись чередой нескончаемых боёв. Орлей продолжал скрывать в своих недрах уродливое нутро, а Серые Стражи несли службу, становясь живым щитом между мирной жизнью и хаосом. Патрулируя Глубинные тропы, Жан ступал меж тленных костей гномьей империи, а сердце его было таким же осквернённым, как и кровь, что его питало. С приходом Мора доселе неудобный в общении Жан был отправлен на север — разведывать границу с Ферелденом. Здесь его навыки были жизненно необходимы. Орлесианские Стражи разбивали разрозненные группы порождений тьмы, отступающие на запад. Теперь отряд Жана проходил мимо разорённых деревень. Изуродованные жители лежали на почерневшей от скверны земле, трупы крестьян свисали с обугленных деревьев, а на дорогах дезертиры грабили беженцев — таким его встретил Ферелден. В этих краях не было ни одного Серого Стража, только вдохновленные истории об их подвигах в Денериме. Но что значат далёкие победные вести, если здесь процветала одна смерть? Злость закипала в нём. Она искажала рассудок, пока Жан уничтожал то, что осталось от мирных жителей, исковерканных скверной. Новое начало Серых Стражей в Ферелдене требовало решительных действий. После событий Пятого Мора многие члены орлесианского Ордена усомнились в искренности ферелденских товарищей: на свет вышло слишком много тайн и магии крови. Потребность соседей в рекрутах и опытных Стражах стала отличным поводом к началу расследования. И Жан был лучшим кандидатом. Запах мокрой псины с орлесианским акцентом — современный оплот Серых Стражей после Пятого Мора. Это могло стать символом единения, если бы так не раздражало обе стороны. Рекрутов с самого начала учили толерантности скверны, но факт того, что ферелденец жил под одной крышей с оккупантом, которого учили ненавидеть с детства, создавал ненужные проблемы и культурные разногласия. Орлесианские Стражи тенями бродили между бойницами крепости, напоминая призраков. Их форма с железными масками — слабая ностальгическая попытка привнести частичку дома — в темноте внушала ужас проходящим мимо впечатлительным обывателям. Седые волосы день ото дня становились всё более заметными, и Жан понимал, что это значит. Он не отличался общительностью, но встречать Зов в одиночестве в чужой стране становилось всё страшнее. Во сне орда тварей снова взывала к себе; среди них были его родители и младшая сестра Соня, ставшие вурдалаками. Осквернённые тела изгибались неестественно, будто каждое движение давалось с болью. Почерневшие переломанные руки матери тянулись к Жану, предлагая страшные объятья. Его пробудил собственный крик: уснув в крепости, он обнаружил себя на Глубинных тропах. В растерянности Жан оглядывался по сторонам, не понимая что происходит. Страх, так часто стучавший в его сознание, завладел им окончательно. Песнь действительно звала, и Жан охотно сдался. — Создатель! Как же я устал! Отдав всё ради служения, я видел лишь одно горе, — старик упал на колени и промолвил: — Я готов принять ту участь, что ты мне уготовил. Вдруг из темноты кто-то вышел. Жан не верил собственным глазам: это был… кот. Самый обычный рыжий кот. Холёный, немного толстоватый, с обтрёпанными в бою боками. Животное без страха приблизилось к нему и, усевшись напротив, требовательно мяукнуло. — Ты хочешь есть? — Жан подумал, что выглядит сейчас немного глуповато, но кот снова мяукнул. В походной сумке было немного вяленого мяса, которое пришлось по вкусу нежданному гостю. Жан взял кота на руки и рассмеялся: — Я рассчитывал на порождение тьмы, приятель, но ты выглядишь, скорее, как рыжий демон наглости. Или обжорства. Так они и просидели вместе. Жан пристроился на полу, облокотившись о холодную стену. Кот тут же запрыгнул к нему на колени. Тихое урчание теплом разливалось в душе; пригревшийся зверь зажмурился от удовольствия, втягивая и вновь распуская когти. Жан улыбался, почёсывая его за ухом. Песнь, выжидая, стихала. За каждой битвой и тяжёлым решением всё это время стояло нечто значимое: жизнь. Какой бы она ни была, её всегда стоит защищать. Возможно, действительно настала пора перемен для всех без исключения. Жан без труда нашёл дорогу обратно в Башню Бдения. На поверхности уже кончился дождь, лучи ещё тёплого осеннего солнца осветили его путь. Кот гордо семенил рядом, держа хвост трубой. Серые Стражи крепости поворачивались к Жану и, улыбаясь, приветствовали: — Сэр, — и почтительный кивок, — вас ожидают на кухне. — Сэр Ланселап, вы с обхода? Сколько убили тварей? Поняв, о ком они говорят, Жан уже хохотал вместе с товарищами.