Florence and The Machine — Seven Devils
Поднимаюсь на крыльцо и достаю связку ключей из бокового кармана рюкзака, хотя здесь больше брелков, чем ключей. Открываю дверь и вхожу внутрь. Так тихо. Хотя чему я удивляюсь? Сейчас только три, мама еще на работе, да и я пришла раньше. Поднимаюсь по лестнице в свою комнату и скидываю с плеча рюкзак на пол возле стены. Остаюсь некоторое время на месте, не двигаюсь, глядя в пол, и сжимаю ключи, все еще находившиеся в моей руке. Я боюсь посмотреть в зеркало. Не из-за того, что якобы боюсь, что буду выглядеть некрасивой, а из-за того, что буду выглядеть хуже, чем обычно. Я и без этого синяка не блещу красотой, а с ним тем более. Кидаю связку на стол и начинаю медленно расстегивать куртку. С другой стороны, я не понимаю, почему я так боюсь этого. Это обычная травма на физкультуре, может произойти с любым. Да и боли я почти не чувствую. Ощупываю свою челюсть — все нормально, она не опухшая. Может, все в порядке? «Нет, не в порядке», — проносится у меня в мыслях, и я подхожу к зеркалу в полный рост. Первое, что я вижу — это пара широко распахнутых зелено-карих глаз, второе — это огромный багровый синяк, красующийся на левой скуле. Закрываю глаза — может, мне показалось? Открываю. Ну, не такой уж он и огромный. — Просто замечательно, — шиплю я и втягиваю воздух сквозь сжатые зубы. Я зла. Я так сильно зла. Даже описать не могу как я зла. Сбрасываю куртку на пол, туда же, где и рюкзак, и падаю на кровать лицом в подушку. Как глупо, должно быть, я выглядела! Представляю, как Гарри хотел посмеяться надо мной или еще хуже — как отвратительна я была ему. Сжимаю в кулаках покрывало, мне хочется кричать от того, насколько сильно я зла! Начинаю барабанить кулаками по кровати, совсем как ребенок, но в итоге мне становится легче. Переворачиваюсь на спину и, обессиленная, лежу и смотрю в потолок, дыша так, будто пробежала минимум километр. Может, нужно посмотреть еще раз? Это как будто не я. Одна часть лица осталась прежней, а вторая — будто от другого человека. Ладно, ничего страшного в этом нет. Просто не буду думать об этом. Отворачиваюсь от зеркала и осматриваю комнату, пытаясь сдержать слезы и отвлечься от своего отражения. Большая кровать, застеленная бежевым покрывалом, письменный стол, книги на полках, шкаф, комод, фотографии и гирлянды на стенах — это не отвлекает меня, я привыкла все это видеть изо дня в день. А вот звонок в дверь — неожиданность для меня сейчас. Все еще злая, я спускаюсь по ступенькам и открываю дверь с надеждой, что это просто перепутали адрес. Но нет. — Эм, привет, — Дана неловко (что странно для нее) смотрит на меня. Я не ожидала увидеть ее, я не хотела видеть ее сейчас. — Проходи, — я отхожу и пропускаю ее внутрь. Мы проходим на кухню, и я ставлю чайник. Я не должна злиться на нее. Это не она избегала меня несколько дней, не она не разговаривала со мной, не она скрывает от меня то, что с ней происходит. Все это делаю я, так что и злиться должна она. В этом между нами и разница. Дана кидает рюкзак на стул и садится на стоявший рядом. Она пристально смотрит на меня, прежде чем задать вопрос: — Ты в порядке? — Да, — говорю и непроизвольно киваю головой, будто подтверждаю еще раз. В порядке. Всегда в порядке. Похоже, Дана чувствует себя неловко. Она ерзает на стуле, молчит и только смотрит на меня. Так пристально смотрит, будто пытается понять, о чем я думаю. А у меня внутри появляется такое противное чувство, которое ползет вверх, прямо к моему горлу. Это что, совесть? Да, я чувствую себя виноватой. Я хочу заговорить с ней, но не знаю, что сказать сначала. И это убивает меня. Она — мой лучший друг, часть меня. Но если посмотреть со стороны на нас сейчас, то будет казаться, что мы встретились первый раз. Я не хочу, чтобы так было. На кухне раздается свист — закипел чайник. — Ты будешь чай или кофе? — спрашиваю, прежде чем открыть навесной шкафчик. — Чай. Опускаю чайные пакетики в кружку и заливаю кипятком. Сразу же появляется черничный аромат. Я улыбаюсь и, когда ставлю кружку перед Даной, вижу, что и она тоже. Года два назад мы вместе были с ней в магазине и решили купить чай со вкусом черники. С тех пор он наш любимый. — А как ты действительно чувствуешь себя? — она берет кружку обеими руками. На улице довольно холодно сейчас и подруга, похоже, замерзла. Я на минуту задумалась. — Нормально, вполне нормально. Что было, когда я ушла? — спрашиваю и отпиваю немного, но морщусь, как только горячая жидкость касается моего языка. Больно. — Ну, — протягивает Дана, — Лесли была на седьмом небе от счастья. Улыбалась во все тридцать два зуба и была готова прыгать. — Я представляю это, и мне хочется ударить ее. Так, чтобы она больше не смогла улыбаться. Наверное, я скривилась, потому что Дана говорит: — Если тебе полегчает, то мы выиграли их команду. — Да, мне определенно полегчало, — улыбаюсь. Мы еще разговариваем некоторое время, я рассказываю ей о том, что произошло на вечеринке, про Зейна, но опускаю свой разговор с Гарри и то, что это он привез меня домой в тот день. Я не могу сказать ей, это только мое, и я не хочу говорить ей, не сейчас. Рассказываю, как Зейн пришел ко мне домой. Она хмурится некоторое время. — И что ты будешь делать? — Я не знаю, — пожимаю плечами, — в этом и проблема. Мы больше не говорим об этом и я рада, а потом Дана спрашивает, как я добралась домой сегодня. Думаю, нет смысла скрывать, что Гарри подвез меня. Это же вполне нормально: я получила травму, а он просто волновался о моей безопасности, он же мой учитель. — Мистер Стайлс подвез меня, — говорю и смотрю на ее реакцию. — Хм, теперь ясно, почему он отпустил нас раньше, спешил к тебе, — она пытается скрыть улыбку и отпивает немного чая. Несколько мгновений я просто смотрю на нее, а потом мы начинаем смеяться. И мне так захотелось рассказать ей все, что я не рассказала, все, что скрываю и держу в себе. Ведь так много всего происходит. Мои родители, школа, Зейн, я сама, Гарри… Улыбка пропадает с моего лица. Господи, мне нравится мой учитель. Сколько же времени мне понадобилось, чтобы понять это. — Мия, ты в порядке? Дана ставит кружку на стол и наклоняется вперед. Пытаюсь не думать о своем «открытии», подумаю об этом позже. — Да, просто голова болит немного. Ну, это правда. — Ох, — она откидывается на спинку стула и смотрит на часы — почти пять. — Черт, Мия, мне пора, извини. Я пришла к тебе сразу после школы, а еще уроки и родители скоро вернутся с работы. Она встает со стула и берет рюкзак, провожаю ее до двери. — Да, понимаю. Мама тоже должна скоро вернуться, хочу приготовить ужин. Обнимаю ее, как я скучала по этому. — Я позвоню тебе, — она говорит в мои волосы, и я еле слышу ее. — Хорошо, — шепчу я. Она так сильно обняла меня, что сказать нормально просто не получается.***
Открываю холодильник — хочется приготовить что-нибудь вкусное, может, и сама поем. Окидываю взглядом полки и понимаю — не густо. Но из этого можно приготовить макароны с мясным соусом, если они есть. Улыбаюсь, когда нахожу их, и начинаю пританцовывать под песню в моей голове. — Мия? — слышу, как открывается дверь, и мама зовет меня. Кого она еще хочет увидеть здесь? Автоматически смотрю на часы — начало седьмого, мама довольно рано, по сравнению с другими днями. — Я здесь, — говорю, когда добавляю нарезанные помидоры на сковороду. — Привет, — она ставит пакеты с продуктами на стол и начинает разбирать их, — вкусно пахнет. — Спасибо. Я улыбаюсь. Понимаю, что она немного в шоке. Давненько я не готовила. — Я сделаю салат, — странно косится на меня, когда моет овощи. Я стою правым боком к ней, так что она еще не видела мой потрясающий синяк. — Встретила твоего учителя в магазине. Ах, вот оно что. — Кого именно? — вываливаю соус в макароны и начинаю перемешивать их. — Мистера Стайлса, кажется, так его зовут, — опять смотрит на меня. Напрягаюсь. — Он сказал, что ты получила какую-то травму, но я ничего не вижу. Поворачиваюсь к ней лицом, и мама замирает на несколько секунд, только рот открывается как у рыбы. — Брось, мам, — закатываю глаза, — это синяк, а не перелом. — Все нормально? — Вполне, — пожимаю плечами. — Еще он сказал, что у тебя кружилась голова, и он думает, что это от недоедания и переутомления. Сказал, чтобы я хорошенько накормила тебя, — мама начинает нервно смеяться. Она и не думала об этом до этого момента. Так вот, что он имел ввиду, когда сказал «конечно, поешь». Но с другой стороны, он же не знал, что встретит маму, так что это может быть просто случайность. Не знаю, радоваться мне или злиться. Кажется, я испытываю два этих чувства одновременно. — Скорее, переутомление. Я ем, ты же видишь, — накладываю макароны в тарелки и тру сыр, после чего ставлю на стол. — Ты скоро? — Да, — мама ставит салат возле тарелок и садится напротив меня. — Приятного аппетита. — И тебе. Мы так давно не ели вместе, что сначала я чувствую себя неуютно. Смотрю на свою тарелку — выглядит вкусно. Рот наполняется слюной, а в желудке слышится громкое урчание. Смотрю на маму из-подо лба, она перестает жевать и, прищурившись, смотрит на меня. Нервно улыбаюсь и беру вилку в руки. Мы ели молча. Думаю, то, что мы вместе ужинаем и не ссоримся — уже большое достижение. Может, у меня все-таки получится исправить все. Смотрю на пустую тарелку, и во мне просыпается чувство вины. Я съела. Я все съела. Я не должна была делать этого. Встаю из-за стола и хочу уйти в свою комнату. — Ты можешь не идти в школу завтра, если не хочешь. Должно быть, я изменилась в лице, и мама подумала, что это из-за школы. Ох, мама. Встает и забирает тарелку из моих рук. — Я сама помою, — она слабо улыбается, но глаза все равно продолжают смотреть настороженно. — Спасибо, — я имею ввиду не только это, я имею ввиду все. Надеюсь, что она поймет это. — Спокойной ночи. Поднимаюсь в свою комнату и закрываю дверь. — Я не должна была, не должна, не должна, — шепчу и начинаю плакать. Отвращение. Вот, что я снова чувствую. Я ненавижу. Бегу в ванную и поворачиваю вентиль крана так, чтобы напор воды был максимальным. Падаю на колени рядом с унитазом и проталкиваю палец в рот. Хочется вытащить его, но я закрываю глаза и толкаю его еще дальше. Срабатывает рвотный рефлекс. Меня рвет. И я делаю это снова и снова, пока желудок не начинает болезненно сжиматься, и я понимаю, что там больше ничего нет. Встаю и иду к раковине — в глазах все расплывается из-за слез и меня слегка покачивает. Беру зубную щетку и выдавливаю в два раза больше пасты, чем обычно. Я хочу избавиться от вкуса еды в моем рту и отвратительного запаха рвоты. Сплевываю и полощу рот, умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Меня трясет, лицо бледное-бледное, а губы бледно-синего цвета, идеально сочетаются с синяком на скуле. Глаза испуганные, но смотрят облегченно. Так же, как я чувствую себя — облегченной и счастливой.