Эльфийский пёс

Просыпаюсь от того, что кто-то схватил меня за ворот футболки и начал бешено орать. Больше на инстинктах, чем сознательно, ударяю голосящего наотмашь, скидывая к столу, сам падаю между кроватями в другую сторону, судорожно соображая, могла ли начаться Третья Мировая, пока я спал. Нападающим оказался никто иной, как Сева, он клацал своими зубами, обрамлёнными металлическими стяжками, брызжа слюной и изрекая тонны ругательств в мой адрес. Бунтаря с двух сторон держали, тщетно пытаясь утихомирить, Валентин и Эдик. Стас помог подняться, готовый в любое мгновение встать между мной и слетевшим с катушек соседом. — Да когда он успел? Он не мог! — орал Сева, пока парни волокли его к выходу. — Он говорил, что больше не будет никого брать! Это враньё! Он хочет всех нае… Дальше звук скрылся за туалетной дверью. Я сонно потёр ушибленный локоть и посмотрел на остальных. — Чё случилось-то? — спрашиваю у Стаса, потому что на ответ кого-то другого даже не надеюсь. — Это он так реагирует на то, что тебя Дрессировщик взял, — потягиваясь, ответил Эльдар и лениво отпил из кружки чай. Надо же как быстро тут разлетаются новости. — Он ещё ночью хотел браслет срезать, только мы не дали. Нечестно это, всё же ты будешь последним, с кем он согласился работать, а без браслета как бы всё. — А что, в этом есть что-то особенное? — поворачиваю руку так и эдак, чтобы внимательнее рассмотреть браслет, из-за которого меня лишили воскресного сна и покоя. — Вот ты чудной, — подал голос Павел, меня это даже удивило, потому что он самый молчаливый из всех. За всё время моего пребывания тут, мы едва ли обменялись парой фраз. — Сева тоже был домашним когда-то, — Стас посмотрел на меня очень серьёзно, — он тоже проходил дрессировку, — вот тут у меня даже челюсть приоткрылась от удивления. — Мы не говорим об этом, потому что для него это больная тема. В прошлом году его охотник выпустился, а другого принять он не смог. Желающих было много, но Сева никого не выбрал. Я не знаю, что там делает этот ваш Дрессировщик, но после него домашние к своим охотникам будто прикипают, и охотники тоже меняются. Это как вирус. — Неужели не нашлось ни одного ханта, который бы ему подошел? Учиться-то пара лет осталась, — я нервно кручу браслет вокруг запястья. — Почему, был. Он хотел стать домашним Эльфа. Меня передёрнуло от этих слов, а Стас как-то подозрительно лукаво на меня глянул, чертёнок помнит, что я нарисовал кучу его портретов. — Вот только Эльф снова вернул Куницу. — Это его звали Хаски? – помню, что говорили про какого-то домашнего, который единственный не захотел возвращаться к Эльфу. Вот, наверное, больно стегануло по самолюбию этого засранца. Опять же Сева у него не был, чтобы возвращаться. — Нет, — Стас отрицательно качает головой, — его звали Серафим. Кстати, у него охотница была, красивая такая девушка, добрая, её вся школа любила. — И он любил, — закончил Миша, ковыряя свои ногти. Тут вернулись ребята и Сева, злющий, с раскрасневшимся лицом и мокрый до пояса. Он злобно зыркнул на меня, потом на мою руку, сжал челюсть и отвернулся. Я театрально вздохнул и включил чайник, очень скоро я выберу себе охотника и съеду из этого курятника, а пока нужно просто постараться выжить. «А без браслета как бы всё» — крутится у меня в голове фраза Эльдара. В понедельник на первом уроке не было ни одного охотника. Вообще-то к тому, что Волк у нас только лишь числится, я уже привык, а вот где Белоснежка и Эльф не понятно. Оба пришли ко второму уроку, оба не в духе. Сухое Сашино «Привет» означало лишь то, что я рано радовался. Вообще, обычный серый будничный день, гонения прекратились, и жить стало тоскливо, наверное, я мазохист. Хотя психолог бы сказал, что это последствия попытки суицида. Может быть, записаться на приём к своему врачу? Вот он удивится. Нет, плохая идея, тут же расскажет родителям, а у них и так без меня проблем хватает. Теперь мама звонит ещё реже, вчера разговаривали, опять с какого-то нового номера, всё по-прежнему. Скорее бы у них там всё наладилось. С горем пополам доживаю до вторника, от взглядов Севы мне хочется сгореть в гиене огненной, съехать бы уже от них. Саша продолжает делать вид, что ничего не случилось, сам подойти не решаюсь. Изгрыз уже почти все свои карандаши, надо новых купить, а то с этими охотниками не напасёшься. Настроение ниже плинтуса. Вечером иду в художественный класс — вот он рай на земле. Преподаватель долго рассказывает нам о портретной живописи, о пропорциях и симметрии, о наложении теней. В этой четверти у нас портрет, а в следующей — человек в полный рост с натуры. Буду оттачивать навыки своего мастерства. Подпрыгиваю на стуле, когда в тишине класса раздается грохот моего мобильника — смска пришла. Преподаватель недовольно щурит один глаз, но продолжает рассказ. Кому там я мог понадобиться? Опять какой-нибудь спам о дешёвом такси. Рука дрогнула, когда я увидел, что отправитель Дрессировщик. Текст сообщения говорил о том, что мне нужно явиться в оговоренное место через полтора часа. Я пунктуален. Впрочем, мне просто не хотелось возвращаться к себе, поэтому я пошел на пятый этаж сразу после занятий. Всё лучше, чем ждать, когда тебе прилетит по башке откуда-нибудь. Так как в запасе куча свободного времени, занимаюсь излюбленным делом всех людей — самобичеванием. Думаю, какой же я неудачник, что жизнь меня вообще не балует, что все плохо, и только я сам в этом виноват. Я вообще не уверен, что жизнь домашнего будет намного лучше, но хочется хоть что-то поменять. Почему Саша вдруг потерял интерес, неужели это просто была проверка на вшивость? Смотрю на часы, осталось десять минут до назначенного времени. Завязываю глаза и расслабленно откидываюсь в кресле. Как же всё достало. — Алексей. Он касается моей руки тыльной стороной ладони, и о чудо, я не вздрагиваю. Цепляюсь за его пальцы и плетусь следом. Сегодня у меня нет настроения задавать вопросы, вообще не хочу разговаривать, но чувствую, что должен был прийти. На меня водружают эту непонятную штуку, защёлкивают и как обычно отправляют на кровать. Ложусь и поворачиваюсь к Дрессировщику спиной. Я его не вижу, пусть и он не видит. — Алексей, у тебя какие-то проблемы? — голос какой-то чересчур дружественный и проникновенный. — Нет, — бубню я. Какое ему дело до моих проблем? — Почему тогда ты отвернулся? У тебя нет настроения? Догадливый какой. Тебе бы на битву экстрасенсов записаться. — Всё нормально, — повторяю я, чувствуя нарастающее раздражение. — Можем встретиться в другой раз. — Я же сказал, всё нормально! — срываюсь чуть ли не на крик. Наверное, это из-за Саши нервы шалят. Этот парень ни в чём не виноват, а я вымещаю на нём зло — нехорошо. Утыкаюсь носом в подушку. — Прости. Давай просто помолчим сегодня. — Хорошо, — он никак не реагирует на мои срывы. Интересно, я один у него такой дёрганый? У него есть предел терпению? — Тогда, если ты не против, я займусь своими делами. Захочешь поговорить — не стесняйся. Молчу в ответ. Нет никакого желания открывать рот. Наступает тишина, вслушиваюсь в неё, чувствую каждый шорох кожей, словно я растворился в этой темноте и сам стал ею. Оказывается, это даже может быть интересно, когда ты лишён возможности видеть. Безошибочно узнаю шелест страниц, Дрессировщик либо делает уроки, либо читает. Спросить? Нет, тогда интерес пропадёт. Моего терпения хватает минут на пятнадцать, не больше. Переворачиваюсь на другой бок, предположительно лицом туда, где должно быть кресло. — Ты тут? — Конечно тут, куда я денусь. Я бы сказал, если бы захотел уйти. Ты же слышишь, что я тут. Конечно я слышу, придурок, даже как ты дышишь чувствую! Просто спросил, скучно мне. — Сядь ко мне, — двигаюсь в сторону, освобождая пространство. — Зачем? — в голосе Дрессировщика проскальзывает удивление, но он поднимается и садится на кровать. — С ногами залазь, — командую я, а он просто делает, как велено. Внутри кто-то торжествует, я тоже могу быть начальником, хоть и без глаз. Ложусь поперёк кровати, головой ему на бедро. — Хочу не просто знать, что ты где-то тут, а чувствовать. Он подумает, что я сумасшедший и будет недалёк от истины. Жду хоть каких-то комментариев о моём странном поведении, но их нет. Вновь переворачивается страница, и снова молчание. И в этой тишине наступает какая-то гармония, откуда-то изнутри поднимается спокойствие, осознание, что я не один. Это действительно так, или я просто хочу в это верить? — Можно я буду называть тебя Дрэск? — спрашиваю неожиданно даже для себя. — С чего бы это? — Ну, Дрессировщик — больше похоже на рабочую специальность, а Дрэск, как имя. Просто мне так хочется, — вот самое лучшее объяснение «Я так хочу», и отвяжитесь от меня все. — Ну, если хочется, то конечно можно, — он смеётся и треплет меня за волосы. Первый раз слышу его смех, такой искренний и открытый. Мы замолкаем, а он не убирает руку от моих волос, но я ничего не говорю. В детстве мама часто вот так сидела со мной и гладила по голове, пока по ТВ шло её любимое ток-шоу. Сейчас мне очень хотелось, чтобы Дрессировщик тоже так сделал, я не вижу его и могу представить, что мама рядом и мне хорошо. По телу пробегает тёплая волна, когда он неуверенно пропускает пряди волос сквозь пальцы. Боже, да мне замурчать, чтобы ты продолжал?! Страница книги снова переворачивается, и рука движется уже увереннее, запуская пальцы в волосы и поглаживая меня, как кота на руках или любимого пса. Блаженно жмурюсь, но он не увидит этого. Через какое-то время он замирает. Наверное, думает, что я уснул, потому что я совсем не двигался, чтобы не спугнуть этого случайного порыва близости. Переворачиваюсь на спину, хватая воздух наугад. Perfecto! Как и хотел, поймал книгу, легким движением вырвал её из рук Дрессировщика и положил рядом. — Поговори со мной. — О чём ты хочешь поговорить? — такой услужливый, аж тошнит. — О домашних или об охотниках? — Просто. Просто поговори со мной, как нормальный человек! Без всякой там ерунды, — веду себя как капризный ребёнок. — Расскажи мне о себе. — Мы, кажется, договаривались… — Я помню, но ты же можешь хоть что-то сказать. Какой ты? Он молчит, обдумывая, как бы ответить: — Я такой, каким ты захочешь меня видеть. — Ты куришь? — А ты хочешь, чтобы я курил? — Нет. — Тогда не курю. – А если бы я захотел? — Тогда я бы курил. — Так не интересно, — злюсь. Неужели он так и будет увиливать каждый раз? Снова поворачиваюсь набок, из его ноги получилась неплохая подушка. Подкладываю руку под щёку, пальцы чувствуют джинсовую ткань, осторожно веду ладонью вниз к колену. Дрессировщик перехватывает мою руку и убирает со своей ноги. Значит, лежать на нём можно, а трогать нельзя? Противозина. Дую щёки, сажусь к нему спиной и обхватываю колени руками. — Алексей, перестань, ты привыкнешь. Что за детские обиды? — Когда ты гладил меня по голове, я твою руку не убрал, — стараюсь придать своему голосу максимально обиженную интонацию и обескураживаю оппонента. — Извини, мне показалось, что тебе этого хочется. — Да не в этом дело! — резко разворачиваюсь к нему, но передо мной только темнота. Поднимаю руку куда-то в пустоту, зная, что не дотронусь. — Просто ты меня видишь, трогаешь, а я не могу. Я тоже хочу знать, как ты улыбаешься! Его пальцы осторожно касаются моих, это похоже на то, когда в темноте ты нашёл пушистого котёнка. Дрессировщик подносит мою руку к своему лицу, позволяя касаться щеки и губ. И я чувствую… я чувствую, как он улыбается, как движутся его скулы под моей рукой, как приоткрываются губы, растягиваясь в улыбке. У него нежная кожа и совсем нет щетины. Меня охватывает безудержное желание потрогать его всего, чтобы знать какой у него рост, какой вес, длину волос, фигуру, носит ли он цепочку с крестиком, с горбинкой ли нос и оттопырены ли уши. Но я робко отрываюсь от него и затихаю. — Теперь ты знаешь, — говорит он, и я действительно знаю его улыбку лучше, чем чью-либо. — Зачем тебе видеть, когда ты чувствуешь? — Ты какой-то нереальный, — я смущённо отворачиваюсь, чувствуя, как вспыхивают щёки. Хочу скорее отвлечься от этих телячьих нежностей. – А когда у меня появится прозвище, как у остальных домашних? — Имя тебе даст охотник. Обычно они стараются давать имена в соответствии своему, или придерживаясь какого-либо критерия. После того, как будет присвоено новое имя, старым ты будешь пользоваться вне школы, на уроках с учителями и непосредственно со своим охотником, если вы того захотите. — А имя даётся один раз? — Обычно да, но если домашний переходит от одного охотника к другому, то имя могут поменять. У голубей нет других имён, только свои собственные, и когда домашний становится голубем, то имя его забывают. — Как Серафим снова стал Севой, да? — Ты даже это знаешь? Ты уверен, что тебе нужно сюда ходить? — чувствую насмешку в голосе, Дрэск немного удивлён моей осведомлённости. — Да так, слышал где-то, — отмахиваюсь я. — Меня вообще зачем к тебе послали? Ты тут обучаешь каким-то трюкам или правилам этикета, например? — Ничего такого я не делаю, — он растягивается на кровати, похрустывая позвонками, а я сижу, как куколка шелкопряда и внимаю этому голосу свыше. — Я вообще бросил это дело. Надоело. Толку всё равно нет. Я уйду, и всё станет по-прежнему. — Они чуть ли не боготворят тебя! — удивляюсь его отношению ко всему этому дурдому. — А мне до них дела нет. Я сделал всё, что было в моих силах, но изменить всех не могу даже я. Я думаю вообще просто подержать тебя некоторое время тут, а потом кто-нибудь да согласиться взять такого чудного домашнего. — То есть ты не хочешь меня учить? — Я отвечу на все твои вопросы, как мы и договаривались, но промывать тебе мозги не буду. Я учил домашних быть послушными, верными, преданными. Учил жить не ради себя, а ради кого-то. Вот скажи, тебе это надо? Если бы он только знал, как мне хотелось заорать во всё горло «Надо!», но я промолчал. — Вот и я так думаю. Осторожно перебираю пальцами по покрывалу, снова определяю, где находится полюбившаяся мне «подушка» и ложусь. Мы так и пролежали, слушая пение тишины до тех пор, пока телефон не возвестил, что время девять и пора расставаться. Уже подходя к дверям своей комнаты, я посмотрел на руку и вспомнил, как он улыбается — это удивительно, не видеть, но знать, чувствовать. Это невозможно передать словами. И вот они — серые скучные будни. Учёба, учёба, учёба. Сева всю неделю выносит мне мозг по малейшему поводу, остальные соседи просто пережидают время до моего переселения. Только Стас пытается поддерживать маломальское общение, несмотря на остальных. На лабораторной по химии я просто взял набор реагентов и плюхнулся на свободное место рядом с Эльфом, он даже ухом не повёл. Саша выбрал в напарницы нашу старосту, впрочем, у нас вместе шансы на пятёрки уменьшилось бы в разы, а так всё вроде бы как обычно. Белоснежка такой же как всегда: улыбчивый, добродушный, но о том, что произошло не так давно не вспоминает ни словом, ни жестом. А меня это удручает. В пятницу задерживаюсь у расписания дополнительных занятий. Может быть, записаться ещё в музыкальную секцию? Столько свободного времени, что не понятно, куда бы деть его с пользой. Дрэск не звонит, не пишет, кто знает, когда у нас следующее «занятие». Надо составить список вопросов заранее, а то опять потеряюсь в темноте и начну нести чушь. — Лёпсик, при-вет! — Куница словно солнечный зайчик прыгает рядом. Что ещё за «Лёпсик»? Что за зверь такой? — Привет, Настя, — улыбаюсь ей в ответ, а она почему-то хмурится. — Ты же ходишь к Дрессировщику, неужели он тебе не объяснил элементарных правил? — Хорошо, — закатываю я глаза. — Привет, Куница. Так лучше? Настя снова озаряется улыбкой и согласно кивает. — Пойми ты, это не я придумала, так надо. Я лишь пожимаю плечами в ответ. Придумали ерунду и радуются. — Мы сегодня в клуб идём. Пойдёшь с нами? Меня передёргивает от воспоминаний о последнем походе. — Как-то не хочется, — нервно посмеиваюсь, а у самого даже спину ломить начало. Настя только дует губы в ответ. — Если передумаешь, приходи к одиннадцати в Комнату, — она невесомо чмокает меня в щёку и лёгким ветерком уносится по длинному коридору. Валяюсь на кровати и слушаю группу «Нервы», музыка вообще хорошо расслабляет. Просматриваю на форуме новые разборы песен, появилось желание снова купить гитару или позаимствовать в музыкальном классе. Не хотел больше играть, а как взял пару аккордов, душа заныла. Мою прострацию разрушает пришедшее сообщение. Дрессировщик: «Тебя позвали с собой охотники. Лучше сходи, присмотрись к ним. Тебе необходимо больше времени проводить в их кругу». Печатаю сообщение, не надеясь на ответ: «А как же наши дрессировки?» Ответ приходит буквально сразу: «Сегодня уже поздно. Отдыхай. Встретимся в воскресенье». Намёк понят. Переодеваюсь со скоростью света, вызывая недоумевающие взгляды соседей. — Ты куда это на ночь глядя? — вопрошает Валентин. — Это он к охотникам побежал, — хмыкает из дальнего угла Сева. — Они поманили, а он и рад хвостом вилять. — Может и рад, тебе-то что? — огрызаюсь я. — Всё лучше, чем скулить в углу. Не дожидаюсь, когда оппонент разразится словесным поносом, быстро покидаю голубятню и следую намеченному пути. Без двух минут одиннадцать стою у дверей Комнаты, из которых весёлой компанией выходят охотники в сопровождении своих домашних. Первым меня замечает Зик, он окрикивает кого-то впереди. — Возьмёшь его? У меня машина полная, — замечаю, как лысый указывает на меня. Я вроде бы не просился. — Мы его возьмём, — Куница появляется из ниоткуда. — Я же говорила, что у нас одно место занято, — она лукаво подмигивает мне. — А. Ладно тогда, — Зик устремляется вперёд туда, где его ждут Амон и Бастет. Замечаю за спиной Эльфа, Белоснежку и его домашнюю. — Я — Тихоня, — протягивает мне руку девушка. Быстро пожимаю её. — А я пока ещё просто Лёша. Девушка понимающе кивает в ответ, и мы устремляемся за охотниками, которым не до наших знакомств. На парковке у меня глаза лезут на лоб, когда нас приветственным миганием фар встречает «BMW X6 M». Все останавливаемся возле машины, пока охотники докуривают. Я пожираю глазами внедорожник. Вопросительно смотрю на Куницу, она только улыбается (счастливый человек, даже если нас будут бомбить с воздуха, она будет смеяться и хихикать). С ума сойти, это у кого из школьников такая тачка — у Эльфа или у Белоснежки? Блондин замечает моё замешательство. — Она не моя. Это машина отца. Он просто в командировку улетел, разрешил покататься. Ха! Делов-то, улетел в командировку, отдал внедорожник несовершеннолетнему сынишке, все же так делают. Ничего не говорю, тоскливо разглядывая литые диски. А вот мой папа мне даже запорожца не оставил. Все загружаются в машину, а я ещё некоторое время туплю у двери. — Нравятся крутые тачки? — негромко интересуется Эльф, открывая водительскую дверь. Он какой-то немного другой, может быть, это темнота наступившей ночи делает его таким, но мне кажется, что теперь в этом человеке чуть больше живых эмоций. Этого не видно, это слышно. — Не все, только BMW, — равнодушно отвечаю я. — Машины делятся на два типа: BMW и не BMW, — замечает Эльф и захлопывает дверцу. Я даже не успеваю сказать, что думаю точно так же. Вот прямо из мыслей фразу своровал. В клубе сегодня какая-то вечеринка и шампанское дают бесплатно. То есть заплатил за вход и сколько выпьешь, всё твоё. Все вокруг пили, танцевали, общались, а я снова чувствовал себя не в своей тарелке. Вообще зря пошел с ними, не моё это. Кто-то незаметно приобнял меня сзади, пока я рассматривал скол на барной стойке. Из пустоты появились два полных бокала. — Чего грустим? — Белоснежка, обнажая все свои тридцать два, заглядывает мне в лицо, чуть ли не ложась для этого на стойку. — Настроения нет, — отворачиваюсь я, а руку его со своей талии не убираю. Ну почему он такой? То игнорирует меня во всём, то льнёт как банный лист. Выбрал бы уже что-то одно. — Так поднимай его, настроение своё, — бокал перемещается в мою руку, Белоснежка чёкается и опустошает свой, жестом требуя у бармена повторить. Делаю глоток, в принципе не плохо. Допиваю до дна в приятном обществе Белоснежки (он к тому времени успевает осушить ещё два бокала), и настроение у меня действительно поднимается. Весь вечер Саша следил, чтобы я не падал духом, ему в этом активно помогали Тихоня и Куница, даже Гудвин присоединился, он вообще тоже оказался неплохим парнем. Мы мешали шампанское со спрайтом, и, не давая пузырькам улетучиваться, осушали бокалы. Когда все уставали, то либо возвращались к бару, либо шли курить и, отдышавшись, снова пускались во все тяжкие. Я решил, что уже хватит пить, когда увидел на танцполе Эльфа, который зажигал с Куницей. Хотел подойти ближе, но Белоснежка тут же крутанул меня обратно, и оттеснил в танце куда-то в сторону. Он иногда невзначай проводил рукой по моей спине и пояснице, а у меня крышу сносило от такого. Издевается гад! И снова пили, и снова танцевали, и мне становилось жарко от одной лишь мысли, что Белоснежка рядом, и бросало в дрожь каждый раз, когда он возле барной стойки прижимался ко мне, чтобы бармен услышал его заказ. Да пусть он выпьет весь этот чёртов бар! Просыпаюсь от того, что рука затекла, шевелю пальцами и чувствую неприятное покалывание — зараза, как же противно. Открываю глаза и закрываю их, снова открываю. Делаю так раз десять, если не больше. Передо мной, монотонно посапывая, лежит Белоснежка. Медленно тянусь к нему, боясь спугнуть наваждение. Горячий, настоящий. Даже дыхание задерживаю, отказываясь верить. Кто-то шумно выдыхает мне в шею и подтягивает к себе. Что? Какого чёрта? Подскакиваю, как ошпаренный. Недовольно на другой бок переворачивается Эльф. Стою на кровати и таращусь на своих спящих одноклассников. Слава Богам я в джинсах, хоть и без рубашки. Насколько можно судить по лежащей на полу одежде, Саша тоже в штанах, а вот Эльф походу нашёл в себе силы переодеться. Вижу, как из-под одеяла торчит уже знакомая серая пижама. Раз переоделся только он, значит мы в гостях у Эльфа. Окидываю беглым взглядом просторную комнату в лиловых тонах, ничего лишнего, всё на своих местах, прибрано и уютно. Картину портят только две рубашки и носки на полу. Стараясь не издавать ни звука, сползаю с кровати, одеваюсь и выскальзываю за дверь. Из ванной выходит Зиккурат с полотенцем на шее, он смотрит на меня немного удивлённо, потом заглядывает в комнату Эльфа. — Ты здесь что ли ночевал? — Ты только им не говори об этом, — смотрю на него умоляющим взглядом, очень надеясь, что ни Белоснежка, ни тем более Эльф этого не вспомнят. — Ты сумасшедший, — хмыкает Зик и треплет меня по макушке. — Иди давай, а то они с утра злые обычно. Посмеиваясь, охотник скрывается за своей дверью. Ещё раз смотрю на мирно спящего Сашу и очень сожалею о том, что проснулся не в его комнате и не в его объятиях. Тогда бы я точно никуда не ушёл. Прихожу в столовую, чтобы позавтракать, хотя скорее уже пообедать. Уничтожаю свой омлет, когда появляются мои ночные спутники. — Блять, башня трещит, — жалуется Белоснежка. – Чё вчера было вообще? — Да кто бы помнил… — многозначительно произносит Эльф. Дальше я уже ничего не слышу. Никто не помнит, а это главное.