Когда истина лжёт

Я зашла домой, а слова Леонова до сих пор стояли в ушах. Из-за моего смущения он бы смог забыть о Ксене. Наверное, я плохая подруга, раз не пожалела её хотя бы мысленно. А чего её жалеть? После того, что она мне с Егором устроила, всполошила все карты, и этот игнор... Да, я помню не только поступки Егора, я помню и твои косяки, Кравец. Не думай, что ты чем-то отличаешься. Не знаю, как он так легко меня отпустил. Костя. Я чувствовала, что это непросто. Или хотела, чтобы так было. Кать, что это за чувство собственности? Ты ведь знаешь, к чему это ведёт? К ревности. А ты этого не хочешь.  Я не знаю, чего хочу. Тёплый Леонов, который полтора года был рядом со мной. Полтора года мы тайком сбегали с биологии, встречались в уборных и обсуждали всё на свете. Полтора года он терпел все мои выбрыки, а я – его несносную натуру плута. Несмотря на лёгкий характер, быть рядом с Леоновым трудно. Ты на виду у всех, тебя обсуждают, предполагают, какие у вас взаимоотношения, кто вы друг другу. Может, по этой причине сплетни о нас с Егором меня не так больно укололи. Но чёрт, Леонов, ты мне спутал все карты. Обычно это делает Егор. Я приходила на пару к нему, вооружённая до зубов колкостями и фактами, а он каким-то невинным жестом уничтожал все мои припасы, совершенно обескураживая и выводя из битвы. Это нормально? Да, это было нормально. Мы с Егором – это то, о чём я так и не решилась тебе рассказать. И теперь уже вряд ли решусь. Не скажи ты мне о своих чувствах, я бы и дальше видела в тебе друга. Да, твою налево, я теперь не могу видеть в тебе просто друга. Начнём с того, что я училась этому, долго училась, пыталась отчаянно видеть в тебе друга. И смогла. В основном, благодаря тому кальянщику Антону, но всё равно. Я смогла наступить на горло своим чувствам ради Кравец. Я уступила ей тебя. А теперь ты мне заявляешь, что всё зря? Нет, дружочек, так не пойдёт дело. Хотя какой ты мне друг теперь? Ты влюблённый в меня эгоист, который по непонятным соображениям встречается с моей подругой. Зачем? Она тебе нравится, знаю, но не так сильно. Ты бы не обидел её чувствами ко мне, если бы всерьёз смотрел на Ксеню как на женщину рядом с собой. Но ты не смотрел. Ты не видел её рядом. Тогда к чему все эти знакомства родителей? Я была зла. Зла, потому что не понимала мотивов его поступков. Если он хочет встречаться со мной, то почему тогда просто не сделал шаг? У него было столько возможностей! Мы не раз были наедине. Почему, Леонов, ты молчал и ничего не делал?! Его бездействие жутко раздражало. Апостолы даже из комнаты вышли, слушая, как я нервно и безжалостно стучу пальцами по клавиатуре. Мне нужно было выговориться. Интернет слабо помогал. Взамен ему, ничего лучше, как пообщаться с Ярославом, не придумала. Но дозвониться не удалось. Он не взял трубку. Наверняка где-то празднует со своими друзьями. И от этого я злилась ещё больше. Во-первых, у него была своя жизнь, а этот факт как-то забылся. То, что у моего психотерапевта был свой круг общения, которому он уделяет больше времени, чем мне, бесило. А ещё бесило, что я вообще о таком думаю. С каких пор меня бесит чужая личная жизнь?  Обычно ты её уважала, Скавронская. Да, уважала, но не когда мне стало некому позвонить и поделиться переживаниями. Расскажи Пашке. Да, ему можно было рассказать. Например, то, что в меня влюбился Леонов, который встречается с Ксеней, которая ещё питает чувства к практиканту, который вчера подвозил меня домой. Этот грёбаный четырёхугольник! Даже у меня голова кругом идёт, молчу уже про апостола.  - С Наступающим, Катерина, - в трубке послышался бодрый и явно довольный голос Ярослава. – Прости, не слышал твоего звонка.  - Ничего, - я закусила губу, чувствуя, как язык и хочет, и не хочет говорить одновременно. – И тебя с Наступающим.  - Что-то случилось или поздравить хотела? – он находился в каком-то шумном помещении. То и дело слышала радостные женские голоса и музыку.  - И то, и другое. Но, наверное, просто поздравлю, - я совершенно не следила за интонацией и голосом, поэтому разобрать удручающий тон не трудно оказалось.  - Что-то ты не особо праздничная, - улыбка явно спадала с его лица, и он куда-то шёл. В более тихое местечко. – Нужна помощь? Его голос эхом разнёсся в помещении. Он ради меня ушёл с вечеринки. От этого стало теплее и приятнее. Пусть даже это и профессиональное, но я ему благодарна. Что бы я делала без тебя, Ярослав?  - Не отказалась бы, - я вздохнула, - потому что, к моему удивлению, об этом даже поговорить ни с кем не могу. Все завязаны в общей системе отношений.  - Не расстраивайся, - явно пытался подбодрить, но понимал, что в данном случае – бессмысленно. – Хочешь встретиться? Если честно, я хотела его увидеть. Хотя бы потому, что у него здоровая голова, которая не обременена вот этими условностями, которые давили на меня со всех сторон. Ксене нельзя говорить о том, что в меня влюблён Леонов. Леонову нельзя говорить, что я хочу быть с Егором. И Егору нельзя говорить, что в меня влюблён Леонов. Девчонкам нельзя говорить, что в меня влюблён Леонов и что у меня непонятные интриги с бывшим практикантом. Ни маме, ни Варе, ни братьям нельзя сказать всей правды в целом. Понимаете, насколько это тяжело, самой выносить все эти недомолвки? Даже не сам их факт существования, а осторожность. Она вытягивает все силы. И чтобы обдумать, а как себя вести с тем или иным субъектом уходит немало времени и энергии. А результаты порой оставляют желать лучшего. Особенно, если появляется кто-то вроде Егора или Кости, которые в итоге разрушают, словно ветер, мой карточный домик.  - Я понимаю, что ты уже отмечаешь Новый год с друзьями, ты не на работе, ты отдыхаешь и я не имею права просить тебя о такой услуге, но… - я запнулась, потому что произнести это вслух оказалось труднее. Да и ты, Ярослав, сам всё понял, схватил мою мысль.  - Катя, - начал спокойно он, - тебе нужен психотерапевт или друг? Я молчала и обдумывала его вопрос. Действительно, кто тебе нужен? Чего ты хотела от Ярослава, когда звонила ему, когда в твою дурную голову пришла эта идея? Ты человека от праздника отвлекаешься, не даёшь хотя бы в эту ночь расслабиться и не думать о докучливых глупеньких пациентах. Так зачем ты ему звонишь? Чтобы он послушал и сказал, что тебе делать? Ты же знаешь, что он не скажет. Он поделится своим мнением, расскажет перспективы с высоты своего опыта, но сделать выбор ты должна сама. Ты же не первый раз с ним работаешь. Или ты хотела, чтобы он тебя обнял, посочувствовал и просто поддержал? Чего ты хотела, Кать? Зачем ты позвонила ему?  - Мне нужен ты. Повисло неловкое молчание, которое Ярослав не хотел нарушать. А я краснела, потому что мои слова можно понять по-разному. Но это же Ярослав – он поймёт так, как хотелось бы мне. Несколько секунд он сомневался и, очевидно, что-то обдумывал, а потом:  - Я приеду. Пришли точный адрес твоего дома и подъезда, - серьёзен и решителен.   - Правда? Но как же твоя вечеринка? – ты вообще слышишь, что ты говоришь? Ох уж эти женские противоречия.  - Если тебе нужна не функция человека, а человек, то я что-нибудь придумаю, - он звучал очень круто. Подумать только, ради меня человек с праздника уйдёт, приедет ко мне и побудет рядом. Нет, Катерина, определённо, твоя жизнь меняется. Ты меняешься, и жизнь вокруг тебя – тоже. Ты притягиваешь решительных людей, ты пробуждаешь в мужчинах эту уверенность и пылкость. Ты причина всех их бед, а, стало быть, и своих собственных. Может, отпустить это всё? Ты – это ты. И никто не сможет этого изменить. Ярослав приехал спустя минут сорок и позвонил преждевременно. До наступления Нового года оставалось четыре часа. Даже меньше. В квартире стоял хаос и дикий ор. Никакой системы. Я выскользнула из дома, на этот раз взяв и шапку, и шарф, и даже застегнула пуховик до конца. Разумеется, о подарке для Ярослава не забыла. Умудрилась каким-то образом. Машину у подъезда я узнала. Свет горел в салоне, и Ярослав поманил меня к себе. Пожалуй, в машине, в тёплой, без снега и льда, без ветра и шума, говорить безопаснее и удобнее. Правда, теперь моё полное обмундирование не требовалось. От Ярослава приятно несло парфюмом. Таким свежим, чем-то хвойным. Мгновенно расслабляло. Ярослав улыбнулся, поздоровался и убавил громкость. Он смотрел в моё лицо, вглядывался, пытаясь различить причины моего недуга, а в моей голове стояла похожая ситуация.  Машина. Егор и я. Полумрак. Большие падающие  снежные хлопья.  "Если не уйдёшь сама, то я вряд ли смогу тебя отпустить сегодня". Не стоит ему говорить об этом. Ярославу.  - У меня для тебя подарок, - покончил с тишиной и отвлёк меня от мыслей Ярослав, который полез на заднее сидение. Рука скользнула по моему плечу. Случайно. Я поднялась на лифте из глубины своих мыслей и воспоминаний, уставившись на свёрток. – Откроешь дома.  - Ты не хочешь увидеть мою реакцию? – я вопросительно вскинула бровь, принимая подарок. Коробка с обёрточной бумагой. Что же внутри? Как показывал мой опыт, никогда не трясите коробку. На всякий случай.  - Нет, - он улыбнулся и уставился на улицу, - я и так знаю, что тебе понравится.  - Я заинтригована, - нельзя было не улыбнуться в ответ. Заражал он меня этим настроением и своей мимикой, и словами. – Катерина Скавронская в долгу не остаётся. Тот самый пакет, который прятала всё это время. Протянула ему, взял и с любопытством вскрыл сразу. Конечно, я не психотерапевт и не знаю, понравится или нет. Он обоснован, мой подарок, но мало ли. Вдруг кто-то уже подарил ему…  - Ты нашла такой же? – он удивлённо осматривал в руках тот же самый ежедневник, который я наблюдала у него на столе.   - Увидела и не смогла пройти мимо, - это было правдой. Нашла я его случайно, когда ходила неделю назад в ТЦ в ожиданиях Кости. – Подумала, что ты много пишешь, и записные книжки всегда израсходуются быстро.  - Хорошо подмечено, - он подмигнул и положил подарок на заднее сидение. – Спасибо. Очень наблюдательно с твоей стороны.  Он не хотел говорить что-то вроде «я слушаю тебя» или «что же всё-таки случилось». Он ждал, когда мои слова вырвутся наружу. Он ждал того момента, когда тишина будет давить мне на уши. Или когда я пойму, что встретить Новый год с ним в машине – не самый лучший расклад для нас обоих. Поэтому я уставилась в окно, изучая замёрзшую дождевую лужу.   - Это трудно, - спустя какое-то время слова всё-таки начали тесниться и в голове, и на языке. – Несколько дней назад мой однокурсник признался, что влюблён в меня. Я говорила медленно, успокаивая слова сначала в голове, а затем укрощая их на языке. Нельзя говорить быстро. Нужно с расстановкой акцентов по степени важности. И Ярославу понятнее, и мне самой.  - Его зовут Костя, и он парень моей бывшей лучшей подруги. Теперь просто подруги. Когда мы поступали с ней в лицей, то обе запали на него, но решили, что из-за него ссориться не будем. Я отказалась от своих чувств и с трудом, но перестала думать о нём. Каждое слово давалось сначала легко, а дальше – всё труднее. Ярослав слушал и не перебивал. Он даже не смотрел на меня, чтобы не смущать. Уставился вперёд, показывая, что слышит всё и анализирует. Говорить приходилось сумбурно, слэнгом – признаться, я совершенно не следила за речью. С одной стороны, следовало бы, а с другой – нет ничего лучше первоисточника. Такие слова – отражение моих мыслей, они первоисточник. Благодаря этому понять меня гораздо проще, как и изучить. Если это поможет Ярославу увидеть мою проблему и сказать мне о ней, я не против раскрыться ему. Всё равно процесс запущен. Его трудно остановить. Скажем так, я не хочу этого, останавливать этот процесс. Я хочу довериться.   - Мы друзья. Я и Костя. Вместе прогуливали уроки, вместе делали какие-то домашние задания, вместе обсуждали новинки кино, иногда уходили домой. Он всегда меня провожал в таком случае. А потом увлёкся моей подругой. Якобы увлёкся. Да и она была не против. В отличие от меня, Ксеня не сумела до конца справиться со своими чувствами, поэтому я лишь подтолкнула её к Косте. Даже не знаю, жалею или нет об этом. Ярослав скосил на меня глаза, но я не замечала этого. Чувствовала себя, как на исповеди. От этого становилось едва ли легче. Скорее труднее, потому что облачённые в словесную форму мысли уже не имеют обратного хода. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.  - А в пятницу Костя увидел, как я целовалась с Егором, - в собственных ушах набатом пробилась эта фраза, - и в процессе спора признался, что влюблён в меня. С прошлого года. А сегодня, когда зашёл ко мне отдать подарок и идти отмечать Новый год со своей мамой дома у Ксени, у нас завязался диалог, и я чувствовала смущение. А он обнял меня и сказал, что моё смущение лишает его памяти и он забывает о том, что у него есть девушка. Вслух всё звучало настолько сложно, что тишина давила на уши. Хотя совершенно не тихо было. Люди галдели в своих домах и от гнетущей жары даже открывали форточки. В мороз, да.  - Я не знаю, что мне делать. Я не понимаю, что происходит со мной. Я запуталась, - на этом все мои силы и желание говорить иссякли. Ярослав откинулся на спинку сидения и запрокинул голову вверх. Дышал. Отчётливо и громко, словно воздух был производной для работы его мозга. Так и было с точки зрения моей ненавистной биологии, но суть не в этом. Он открыл глаза и опустил свою ладонь на мою руку, лежащую на коленях.  - Мысли разрывают голову, да? – понимающим тоном и взглядом Ярослав одарил меня, и мне стало теплее. Как с Леоновым. Только вместо объятий было касание к ладони и взгляд. Наверное, Ярослав – удивительный манипулятор женскими сердцами. Он чувствовал, что мне нужно сейчас. Или знал, потому что я ответила ему при телефонном звонке. – Это недолго длится. Потерпи немного. Как терпеть? Как можно терпеть этот ворох мыслей, которые просто не дают мне расслабиться? Они угнетают меня и атмосферу вокруг.  - Не ищи решения, - мягко заметил он, слегка поглаживая пальцами тыльную сторону ладони. - Оно само найдёт тебя.  - В смысле? – я бросила быстрый взгляд на жест Ярослава и посмотрела на него. Спокойный и такой расслабленный. Похоже, что у него всё под контролем. Это заставляло меня чувствовать себя в безопасности. "Ничего не угрожает, Кать, ты в надёжных руках". Как-то так.  - Утро вечера мудренее, - он прикрыл веки и снова откинул голову, не убирая руки. – На тебя столько всего свалилось, и ты хочешь решить это всё быстрее. Ты не любишь откладывать то, что тебя мучает, да и вообще любые мучения не любишь.   - Как любой нормальный человек, - едва слышно заметила я, слегка улыбнувшись.  - Именно, - подтвердил он. – Как любой нормальный человек. Поэтому, столкнувшись с несколькими трудностями, ты растерялась и не знаешь, к какому берегу прибиться. Всё, что тебе надо сейчас – это праздник, немного шампанского и сон.  - Предлагаешь мне напиться? – да, он определённо поднял мне настроение, потому что в глазах замелькал тихий огонёк игривости.  - Нет, - убрал руку и с нескрываемым озорством отвечал на взгляд, - я предлагаю тебе дегустацию.  - Очень остроумно, - я усмехнулась довольно.  На душе стало легче, словно Ярослав ослабил сдавливающий грудную клетку узел. Моя панацея. А ведь сначала я не хотела идти ни к какому психотерапевту. Сначала вообще всё было наперекосяк, особенно, если вспомнить причины нашего знакомства. Такое слишком часто происходит: я начинаю общаться с человеком из каких-то недобрых побуждений, а потом этот человек меня удивляет и завоёвывает своё место в моём сердце и голове. Как так? Я не могла тогда сразу сказать, что это был не визит к психотерапевту. В тот момент голова переваривала лишь остаточную информацию: Новый год, шампанское и отдых. Может, настроиться на семейный лад? Да и пора подготовить желания для наступающего года. Ярослав дал мне совет. То, что не может сделать психотерапевт. То, что не может сделать любой взрослый сознательный человек, отвечающий за силу и смысл своих слов. Но он сделал это. Почему? Неужели я настолько отчаянно выглядела? Я не понимала, чем он был движим, но мне определенно стало лучше. Увидела в этой встрече нечто новое, чего до сих пор не замечала ни за Ярославом, ни за собой: мы перестали относиться друг к другу только в формальных рамках «врач-пациент». Это было проявлением дружбы, немного странной, возрастной и гендерной, но дружбы. Я снова переходила рамки условленных отношений. Как с Егором. Как с Костей. И в том, и в другом случае каждый хотел перейти эту черту. И перешёл. Вместе со мной. Теперь и Ярослав. Теперь и он оказался ввергнут в эту пучину страстей Катерины Скавронской. Моя жизнь становилась интереснее. К концу года совершенно преобразилась и я, и мои взгляды, и моё мнение о людях, и круг друзей.  Могу сказать, что определённо стала сильнее. Благодаря всем этим факторам. И, конечно, благодаря этому ещё неопознанному радаром дружбы человеку. Поднявшись к себе, я всё ещё улыбалась. Благодаря Ярославу Новый год не пройдёт так уныло, как мог бы пройти. В соседнем доме ужинают два близких мне человека, и плевать, что они там чувствуют ко мне. Где-то на другом конце города за столом сидит человек, которого я терпеть не могла с первого диалога. А сейчас, в прогретой машине, на вечеринку возвращается человек, которому я бесконечно благодарна. Надеюсь, мой подарок хоть как-то отплатит тебе за твою заботу. Будь счастлив, Ярослав. Когда-то мы поговорим с тобой о тебе, а не обо мне, и надеюсь, к тому времени, у меня не будет поводов нагружать тебя своими мыслями. Дома стоял дикий аврал. Нет, всё чинно, чистенько, опрятненько, уютненько. Даже мои родственники не настолько противны. Вся семья сидела в гостиной и смотрела какое-то юмористическое шоу по телевизору. Вот они, мои родители, сидящие в обнимку, Варя с братьями, расположившиеся совсем рядом, тётя с дядей, которые вместе выпивают вино, и сестра, покачивающая племянницу на руках.  Думаете, это противно? Да, совсем немного. Обычно я ухожу с таких собраний, семейных советов, бегу, как крыса с тонущего корабля. Но сейчас мне нужно это тепло семьи, чтобы заменить то тепло, которое я, увы, потеряла. Мне нужно время, чтобы разобраться в себе, поэтому, Кость, я хочу пожелать тебе понять, где твоё счастье. Может, стоит отказаться от меня, чтобы быть счастливым с Кравец? Ты ей нравишься, она тебе – тоже. Усильте свои чувства, работайте на отношения, сделайте из себя крепкую пару, будущую ячейку общества. А я с удовольствием стану вашим купидоном и, возможно, крёстной для ваших детей. Будьте счастливы, ребята, сидящие в полукилометре от меня. За четверть до одиннадцати, когда ток-шоу прервалось в очередной раз на рекламу, я решила пойти к себе. Тут слишком жарко, а я – слишком любвеобильна. Наверное, как никогда раньше, из меня так и струилась любовь к людям. И знаете, мне нравилось это ощущение, когда ты просто паришь на облаках. Сейчас мне нужно всего одно: телефонный звонок. И вы знаете, кому. Трубку Егор взял не с первого гудка. И даже не со второго. Видимо, очень занят. Или там, где он находится, слишком шумно. Или телефон далеко. Или ещё целый ворох догадок, которые не имеют абсолютно никакого подкрепления фактами. Правильно, потому что факты последовали потом. Спустя ещё секунд десять, когда он снял трубку.  - Какие люди. Он говорил вполне себе трезво и бодро. Слишком бодро и слишком трезво. Я бы сказала даже энергично. Будто молодится там перед какой-то малолеткой. Ох, я забыла, что ты у нас, Егор – тоже молодой. Нет, в моей иронии нет ни капли зависти тем, с кем он сейчас отжигает, пока я сижу тут. Я же сказала, что меня такой семейный очаг, уют и покой вполне устраивают. Зато он, слышу, в каком-то очень весёлом месте. Слышу смех, болтовню и какую-то непринуждённую возню с бокалами и тостами.   - Я помешала? – наверное, мой голос звучал слишком претенциозно, потому что мною руководит злость. И зависть чуточку.  - Как всегда, Скавронская, - он явно ухмылялся и самодовольно перед кем-то хорохорился. Петух, блин. Аж бесит.  - Я оценила юмор, - выплёвываю слова не без желчи и кривлю лицо, представляя, как скукоживается практикантишка под действием моего яда и я волоку его домой. Собственнические мыслишки проклюнулись, да, Катерина?  - Чего звонишь? – он перешёл на более адекватный тон, без улыбок и смеха. – С Новым годом поздравить?  - Нет, - а я злюсь, напоминаю. – Проверить, не нашли ли вы себе девочку по интересам. Я перешла на вы и даже не заметила. Когда Егор меня бесит, специально так обращаюсь, взываю к его ответственности, что ли. Хотя о какой ответственности может идти речь, если этот человек тайком от других коллег из преподавательского состава курил в мужской уборной и выкидывал окурки из окна на головы другим людям.  - Да что ты говоришь, - теперь его черёд злиться и язвить так, чтобы побольнее достать меня своей интонацией. Игра, похоже, началась. - И как, проверила?  - Да, - парирую ничуть не хуже него, нервно перебирая пальцами пряди собственных волос. – Вы прекрасно справляетесь и без меня. Не знаю, в какой момент желание услышать Егора в последний раз в этом году превратилось в сатирическую пьесу, но мне нужен был он. Эта его способность возвращать меня к жизни самым абсурдным садистским способом. Он заставлял мою голову работать на износ, расширять возможности, сферу влияния. Вспомните Катерину Скавронскую в начале учебного года и сравните с концом семестра. Небо и Земля. Интеллигент с характером превратился в борзую девочку. Я бы могла назвать себя бунтаркой даже. Сколько всего мне пришлось пережить из-за Егора и благодаря ему.  - Я прекрасно справлялся и без тебя, абсолютно верно, - он сделал паузу прежде, чем снова уколоть меня какой-то своей фразочкой, а я уже морально напряглась, предвкушая, какой замес сотворит этот циник в очередной раз. – Но это не значит, что… И тут случилось две вещи одновременно. Мне показалось, или он хотел меня успокоить? Интонация была под конец какой-то слишком обычной. Что-то вроде «Я прекрасно справлялся без тебя, но это не значит, что без тебя мне хорошо». Или как-то так. Возможно, я лишь хотела, чтобы так было. И вторая вещь: его позвали. Какие-то девочки. Микрофон мобильного искажал их голоса, да, и, поверьте, я зуб даю, что определённо слышала малолеток. О том, что мне показалось, тогда не могло быть и речи.  - Иди, - я дала о себе знать внезапно, резко и громко, махнув ладонью вперёд, будто он меня видел, - веселись со своими друзьями.   - Скавронская, - ах, так ты меня слышишь, значит, - не веди себя, как ребёнок.  - Я не ребёнок.  - Отрицание этого…  - Да-да-да, - прервала его начинающийся монотонный слог, закатив глаза, - говорит, что я веду себя, как первоклашка. Я в курсе, спасибо. Ох уж эти перепалки. Знаете, сейчас мне настолько было весело и паршиво одновременно, что я просто хотела продолжать вести эту игру. Мне действительно весело. Всё идёт так, как я хочу. Он отвечает и не юлит. Он подыгрывает. Он ведётся на провокации. А ещё он это Егор, человек, который имеет для меня значение. Единственный, кто может перебить наступающую тоску из-за счастья Кравец, из-за Леонова, из-за Ярослава даже. Да из-за всего! Просто потому что это Егор. Я пережила тот этап влюблённости, когда желание обладать им слепо вело меня и кидало из огня в полымя: от страсти ощутить его до ненависти к той ученице, которая обратилась к нему. Сейчас всё несколько иначе. И только потому что это Егор, всё вот так. Костя сидит с Ксеней у неё дома, и они мило общаются с родителями. Женька уехала. Лара отмечает на даче. Абрамова наверняка в какую-то компанию затесалась. Ярослав вернулся на свою вечеринку. Аня с Сашей, уверена, вместе где-то справляют. А я, Катерина Скавронская, хочу увидеть своего Егора и загадать желание, связанное с ним же. Это банально, это глупо, это по-девчачьи, но Егор – это одно из самых важных приобретений уходящего года. Интересно, а что я вначале этого года загадывала? Только справилась с первым семестром в лицее, расслабилась, решила, наконец, заняться собой, как Новый год и все последующие выходные провела в компании новых подруг. Даже не так, это они хотели со мной пообщаться. Кравец затащила меня в эту компанию или я приглянулась самой смекалистой из них, Оле Абрамовой, не знаю, но факт, что в компании отличниц я оказалась не просто так, остаётся фактом. Как и то, что эти девчонки любили обсуждать не только учёбу. Женька любила фотографии делать, Лара – что-то домашнее и спокойное, типа бисероплетения, а Олька – заводить новые знакомства. Ей, с хорошей внешностью, головой и богатыми родителями, крайне везло на очень пылких и интересных парней. Помню, это она меня познакомила с Антоном. Ух, какой страстный парень, безумно горячий, даже скажу. Жаль, что уехал за границу так не вовремя. Может, из нас бы что-то получилось. В компании этих девчонок было спокойно и неспокойно одновременно. Мы любили посидеть в кафе или в пиццерии, почитать какие-то интересные статьи, обсудить того или иного преподавателя, рассказать о своём прошлом и планах на будущее и, конечно, о вкусах на парней. Не секрет тогда был ни для кого, что Кравец запала на Леонова. Скажем так, он приглянулся всем. Как Кравец выиграла? Очень просто. Она использовала наш договор и расширила круг лиц, задействованных в нём. Поэтому, когда Леонов стал проявлять к ней внимание, то никаких вопросов не возникло. Надо ли говорить, что до того момента мы уже с ним гуляли периодически до остановки вместе, не ходили на пары и даже договаривались о совместных прогулах, сидя дома? Пожалуй, это должно было бы насторожить Кравец, как насторожило остальных девчонок, которые тут же тыкали в нос нам с Ксеней этим самым договором. Мол, нечестно. И знаете, что тогда ответила Кравец? «Она моя лучшая подруга, и она меня не предаст никогда. Верно, Кать?» Да, верно Кравец. Я тебя не предам. Предала меня ты. А потом тебя предал Костя. Или он изначально тебя предал. Это не мои заботы, хотя вертятся все они вокруг меня. Странно, да? Возможно, я смогла бы повлиять на какой-то из исходов событий, если бы заметила что-то такое и предчувствовала опасность. Но опасности нет, потому что вокруг люди, которые претендуют на твоё доверие. Если люди не заслуживают его, как показали все они в ситуации с Егором, то ты зря тратишь на них своё время.  - Если хочешь встретиться, приезжай, - я дёрнулась, забыв, что Егор всё ещё на связи. Фоновый шум музыки, голосов и стуков стеклянных бокалов совершенно растворился, а тут приобрёл звучание, словно бывший выключенным телевизор. – Не думаю, что тебе понравятся наши развлечения, но раз ты так соскучилась, что ревнуешь, то…  - Я не ревную! – да, это единственное, что я услышала. Не стала отрицать, что соскучилась, не стала спрашивать, чем же он там развлекается с теми малолетками. Я услышала только провокацию и, как девочка, отреагировала на неё. Рыбка поймалась на крючок.  - Конечно-конечно, - его снисходительный, шутливый тон только раззадоривал, а меня – выводил из себя. – В моих генах скорее уж обнаружат родство с йети, чем ты будешь меня ревновать. Чистейшая, совершенная провокация по всем законам жанра. Ирония в согласии.  - Я, - стиснула зубы, - не, - сжала со всей силой челюсти, - ревную. Воздух со свистом вышел изо рта. Уверена, он это услышал. Мою озабоченность и нервозность.  - Тогда не доказывай мне это, Скавронская, - схватил за желудок стальной хваткой. Слышу, что улыбается. – Не нужно мне доказывать свои чувства – я их и так вижу. Чёрт. Чёрт. Чёрт. Я помню, что в нашем доме не принято упоминание рогатого и хвостатого, но это просто «финита ля комеди». Кать, как ты повелась на это? Ведь он прав. И ты молчишь, потому что нет смысла больше спорить. Не такой уж ты и боец в разговоре с ним.  - Умница, - покладистым тоном заявил Егор, явно немного отвлекаясь на антураж того места, где находился. Или на людей. – Был бы я ещё практикантом в лицее, я бы не спрашивал тебя на первом занятии после каникул.  - Мне это не надо, - я успокаивалась, но остатки злости всё ещё проступали то в интонации, то в стиснутых кулаках. – Я всегда могу ответить.  - Тогда ответь мне, Скавронская, чего ты хочешь от меня? Насколько легко Егор парировал в нашем диалоге. Насколько легко он вёл беседу. Насколько легко ему удавалось обескуражить меня одной интонацией, не говоря уже о словах!   - Я вообще-то по истории, - замялась и стараюсь взять себя в руки. Не дело быть глупенькой. Не время и не место.  - Так это по истории, - фоновый шум немного утих, - твоей жизни и моей. Я слушаю. Он настаивал, хотя никаких подобных нот в интонации не было. Не было никаких улыбок. Никакого напряжения. Были безликие слова, которые выдернули меня из настоящего и вернули на несколько месяцев ранее, когда Егор одними словами, их постановкой, мог обескуражить меня. Я любила наблюдать за таким процессом, но никак не участвовать в нём. Ощущаешь себя жертвой.  - Эм, ну, - слова никак не находились. На языке, вопреки привычке, не было ничего стоящего, кроме этого: - Мне неловко говорить о таком. Ответ последовал незамедлительно. Я даже не успела подготовиться к очередному выпаду и отдохнуть от предыдущей реплики, как тут:  - Уверен, что с Кравец ты и не о таком  говоришь по телефону.  - Егор Дмитрич! – я вспомнила, какие пикантности мы иногда обсуждали с Ксеней, и мгновенно покраснела. Да и назвать его официально было ошибкой – он ведь понял, что попал в точку. Слышала, как он хмыкнул и едва сдерживался от смеха.  - Да-да, Скавронская? – трудно сдерживаться ему.  - Вы мужчина, - надо выкручиваться из этого положения и отвести разговор от темы, - значит, вам и решать, что делать с этими отношениями.  - О, ты даёшь мне безграничную власть, Скавронская? – он аж загорелся этой идеей. Мне кажется, что он увидел золотой слиток, словно под лихорадкой находится. – Я ведь тебя и на органы продать смогу, и в рабство. Страшный голос. Безумный. Безумно-садистский. Тот голос, который я терпеть не могла, который так полюбила Кравец и девчонки. Тот голос, что принёс хаос в мою жизнь. Я ненавидела его и одновременно чувствовала влечение. Эта власть. Это всеобъемлющее господство. Эта невероятная мощь, исходящая из него. Егору не надо качать мышцы, чтобы быть сильным. Он и без того силён. Давит психологически, морально, уничтожая тебя как личность, чтобы подчинить себе. И ты хочешь подчиняться. Ты хочешь его. И плевать, что ради этого ты теряешь себя. Ты хочешь ощущать эту власть над собой – ради неё ты можешь всё. Нет предела. Нет невозможного. Есть только ты, Егор и твоё могущество. Ты можешь всё. Он может сделать всё. И ты ради него – тоже. Ты можешь всё. И я могла всё. Действительно. Выступить против всех влюблённых в него дурочек? Да. Закрывать рот всем, кто мне бы не нравился? Да. Распрощаться с друзьями, которые меня предали? Да. Мне ничего не страшно, когда я влюблена в Егора. Я могу всё благодаря ему. Потому что это Егор. Егор. И только он. Ради него можно продать душу. И я чуть было не продала. Рада, что этого не произошло, что не стала одной из тех, кто восхищался им. Во-первых, я им не восхищаюсь. Во-вторых, я не люблю быть такой, как все. В-третьих, я не могу наплевать на своё достоинство. К каждой из этих тез можно предложить своё «но» и не одно. Не  важно. То, где я сейчас, чего достигла, чего смогла добиться от Егора, когда у него последние отношения были такими болезненными, говорит о развитии. Не хочу думать, каким Егор был до знакомства с Леной. Мне интересно, но думать не хочу. Не хочу представлять его, каким бы то ни было ещё. Такой Егор – самый секс. Ради такого Егора стоит расти. С таким Егором хочется идти рядом. Такого Егора хочется радовать. Без такого Егора я не хочу представлять свою жизнь. Ты хотел узнать, что я от тебя хочу? Вот, чего. Но этот ответ ты не услышишь, пока я не буду уверена в тебе.  - Не сможете, - продать в рабство, на органы или в жёны какому-то шейху. Ты не отдашь меня. – Никуда вы меня не отпустите. Я улыбнулась. Да, вот так. Обольстительно, самовлюблённо и коварно. Я Катерина Скавронская. И я лучше тех малолеток тем, что они мне не по зубам. Ты сказал, что не отпустишь меня, если я не уйду сама. А я не уйду. Ты сделал ошибку, дав в мои руки такое право выбора. Поэтому моё право, данное тебе, решать судьбу наших отношений – маленькая толика той власти, которой на самом деле обладаю я. Я женщина, Егор, и этот факт ты уже ничем не оспоришь. Ты в моей власти. Он улыбался. Я чувствовала. Или мне казалось, что он улыбается. Иначе объяснить эту секундную паузу никак не могла.  - Ты играешь с огнём, - опять я довела его до игривости. Азартный и властный. Алчный. Егор Орлов. Ты знаешь, как это притягивает?  - Я знаю.  - И не боишься?  - Я боюсь многих вещей, но ты не одна из них, - убери улыбку с лица, ты же не смеёшься над ним. – Я тебя с самого начала не боялась, даже когда ты угрожал или чуть не… Чёрт, это привело совсем не туда, куда мне хотелось. Не давайте волю языку – он выболтает всё на свете. Как мой сейчас.  Егор молчал. Повисло то самое напряжение, о котором я совершенно забыла, общаясь с этим человеком. Да и вообще. Такая неловкость была в последний раз с Костей. Приятного в ней, думаю, вы в курсе, маловато.  - Давайте сыграем в нашу старую игру, - я не могла терпеть это напряжение, которое сдавливало все органы. – Вопрос-ответ, око за око.  - Что ж, давай, - его интонация совершенно другая. Более серьёзная и взрослая. Мужчина. Не практикант или парень. Только мужчина. От этого мне стало не по себе. Мурашки по коже.  - Вы жалеете, что тогда… чуть не изнасиловали меня? – меня долгие дни и ночи терзал этот вопрос. Шах и мат. Мне должно полегчать от того, что я озвучила его, но не полегчало. Теперь сердце, словно обезумевшее, колотилось в груди. Я не слышала ничего, кроме фонового потрескивания в трубке.  - Нет, - я не готова была к такому ответу. А ещё больше я была не готова к такой интонации – простой, лёгкой, ничуть не виноватой. Он не лгал.  - Как? – вопрос сорвался с губ прежде, чем я успела осмыслить хоть что-нибудь вообще.  - Один вопрос, Скавронская, - в прежней прохладной манере напомнил Егор, и я пожалела, что завела эту тему, эту игру и этот чёртов вопрос. А ещё пожалела, что вообще решила ему позвонить, потому что теперь у меня чёткое ощущение, что я абсолютно не знаю этого человека. Это не Егор. И не хочу думать, что это Егор, которого мне ещё не удавалось увидеть. Он страшный. Пугающий. Мрачный. Слишком взрослый для меня. Слишком велика разница между нами. Больше необъятной пропасти с туманным дном. Она глубже, чем я могу себе представить. Мои границы разума слишком мелки для этого. Мне страшно. – Ты? Попал в точку.   -  Лучше бы, - спокойно, - этого никогда не было. Меня обуревала ярость. Слова вылетели, словно выстрел, ядовито. Не могу понять, с какой стати я взъелась. С какого момента всё пошло не так. С того, как он рассказал, что не жалеет? С его безразличной интонации о воспоминании в лифте? Или с ответного вопроса мне? Всё сразу. Меня взбесило всё.   - Не сомневался в таком твоём ответе. Он жалит меня. Каждым словом. Словно специально. Мы словно… общаемся, как раньше? Точно. Так бы мне ответил тот Егор, сволочной. Циничный эгоист. Но никак не человек, что не хотел отпускать меня домой, что целовал на лестнице, перед лицеем, за лицеем – везде, демонстрируя избыток каких-то неосознанных, скопившихся эмоций. Я ненавижу тебя за эти перемены. Не могу их понять. Не могу понять, почему ты ведёшь себя, как последний гад.   - Как ты будешь праздновать Новый год? – когда до полуночи осталось всего немного, задать такой вопрос – крайне вовремя.  - С семьёй, - я старалась унять вспоминания и звонкий внутренний голос от сетований, - и, возможно, пойду гулять с друзьями.  К чему был этот вопрос? Ты же слышишь, что я явно на взводе. Специально сглаживаешь углы? На тебя это не похоже. Ты обычно доводишь меня до белого каления, пока я не начинаю в ответ тебя укалывать ещё больнее. Ты начинаешь маскировать свои раны. А я – продолжаю. Скрываю свои отметины и вымещаю свою боль на тебе. Мы всегда так делали. И что изменилось?  - А ты?  - А я, - он нарочно повторил мой оборот и эту заумную интонацию, сделав паузу, будто опустошая бокал, - буду проводить время с подругой. И вот, он снова сгладил углы и снова ударил. Больнее. Гораздо больнее. Я ощутила этот удар всем своим тощим тельцем и готова была согнуться пополам или сесть на пол, поджать ноги, свернуться в комочек и смотреть в одну точку. Не готова. Ты не готова была к такому ответу. Ты не готова была к этому звонку. С чего ты взяла, что какой-то праздник подарит тебе что-то приятное? Это Егор, и с ним нет ничего постоянного. Кроме безудержного магнетизма. Молчи. Просто молчи сейчас. Внутренний голос только разрушает остатки самообладания. Я и так держусь из последних сил. Егор всё ещё на проводе. А мне не хочется говорить с ним. Хочется стереть этот разговор из памяти. Вообще весь этот день. Всё, что связано с чёртовым бывшим практикантишкой. Ты выводишь меня на ненависть к тебе. И от этого я злюсь ещё больше. Тебе удаётся. Ты манипулируешь мной, как всеми своими поклонницами. У тебя не получилось так только с одной – с Леной. И теперь ты ведёшь себя, как последняя скотина. Ты хотел ревности? Ощутить свою важность в моей жизни? А вот хрен тебе. Хрен твоей провокации. Хочешь, чтобы я начала спрашивать о твоей подружке, чтоб я изнывала от любопытства, пока ты будешь наслаждаться моими муками? Конченный садист.  Да, я ревную. Я злюсь. Я негодую. Я сгораю от ярости и сгорю, если не узнаю, что за прошматроску ты там окрутил. Но я не позволю тебе поживиться за мой счёт. Только через мой труп. - И как ваша подруга допустила целых десять минут общаться с ученицей? Поправка: с бывшей ученицей, - я пробудила в себе тот высокий ледяной тон, который вот уже несколько месяцев применяется только для посторонних людей. – Но не важно. Вы скучаете по моим губам, Егор Дмитрич?  - Перевод темы – очень умно, Скавронская, - он отвечал мне в моей холодности. Игра безразличия. Игра масок. Игра материалов. Кто сильнее. Кто прочнее. Кто?  - Отвечайте на вопрос, - я требую ответа. Я вижу тебя насквозь. Это ведь так, ты злишься на меня? На мои слова. Такому садисту, как ты, наверняка оскорбительно слышать о бесстрашии жертвы. Какая досада, Егор.  - У неё похожие губы, - наконец, ты решил действовать. – Она старше и не ебёт мне мозг своей подростковой фигнёй.  - Вы снова ищите замену девушке? – поразительно, как безукоризненно я проигнорировала его наводку. – Я думала, случай с Леной должен был чему-то научить вас…  - Закрой рот, - он не повысил тон, но звучал крайне устрашающе. Мне повезло его не видеть. Удара не избежать.  - Помнится, вы сначала во мне видели Лену…  - Скавронская.  - А теперь видите меня в новой девочке? – безликий вопрос обнажал его передо мной. Ты прав в своих догадках, Егор. Злись на меня. Ненавидь меня. Презирай. Я стала видеть тебя насквозь. Твои мотивы. Твои поступки. Ты предсказуем. И я не собираюсь этого скрывать. Ты зашёл слишком далеко. И я не отступлю.  - Я тебя предупредил. Не сдерживайся. Я не прощу тебе этого.  - Вы мне льстите, Егор Дмитрич, но спасибо. Буду знать, что у вас такие… - раздались гудки. Всё внутри меня оборвалось. Как этот звонок.  Ты только что порвала все светлые ниточки с ним. С Егором. С тем Егором, которого до недавнего часа считала своим. Хотя не так. Твои светлые ниточки просто стали тёмными. Тяжёлыми. Мрачными. Они изменили свою полярность. Твоими стараниями. Нет. «Пусть сказка закончится в этом году», - это не про тебя. Не лги себе. Ты не хотела этого, но довела до греха. Зачем? Дело не в его провокациях. И ты знаешь это, Кать. Почему ты его довела? Вы мне льстите, Егор Дмитрич, но спасибо. Буду знать, что у вас такие…  - Глубокие чувства привязанности ко мне. Паскудство внутри выворачивало меня. В комнату влетел Пашка, лепетал что-то о нескольких минутах до Нового года, о том, что меня все ждут, что старый Новый год проводили без меня, что там уже президент толкает речь, что во всех бокалах шампанское и компот (для детей вроде меня). А что я? У меня одновременно чувства раскаяния и уверенности, что я поступила правильно. Неоднозначно.  Ты поставила его на место. Ты уничтожила отношения в зародыше. Ты так долго шла к независимости от него. Он снова тебя не уважает. Стоп, а когда он меня уважал? Когда шутил про броневик? Когда видел во мне свою бывшую заумную бабу? Когда говорил про свой передоз морфином? Когда целовал на лестнице с сорванной башней? Когда этот человек тебя уважал, Скавронская? Мне не дали подумать. Пашка втолкал меня между собой и Петрушкой. Мы чокались бокалами, молча загадывали желания, смеялись, хихикали и отсчитывали секунды до наступления Нового года.  Шесть. Что в нём такого золотого, Кать? Пять. Почему ты так хочешь, чтобы он тебя уважал? Четыре. Зачем тебе это уважение от того, кто уже ушёл из лицея? Три. Ты ведь и без него спокойно проживёшь. Два. Вспомни, как ты жила до него. Один. Я не хочу так жить, как жила до него. А как ты хочешь жить? Счастливо. Хочу быть любимой. Не хочу ссориться. Не хочу плакать. Не хочу страдать. Я хочу жить. Семейное ликование с грохотом обрушилось на уши. Я чуть было не оглохла. Петрушка забрал пустой стакан и воткнул мне в обе ладони бенгальские огни и стал зажигательно дёргаться, изображая танец. Он смешил и выдернул из мыслей. Отпускало. Постепенно, волнами, плавно отпускало. Я становилась собой. На щеках появлялся румянец. Конечности теплели. Да и в душе становилось чище. Словно какой-то карманный Мистер Пропер производил моральную уборку в недрах моей головы. Дышать полной грудью я стала спустя минут двадцать от полуночи, когда Новый год набирал обороты и магию.  Пока мой телефон разрывался в комнате, я умостилась спиной у подлокотника дивана, а ноги положила на ноги Пашки, который расслаблено сидел с раскинутыми руками. Периодически он стягивал со стола мандарин, чистил его и половину отдавал мне. Терпеть не могла чистить их. Иногда от оставшейся половины Петрушка забирал наглым образом ещё половину, и тогда я делилась своими дольками с ним. Это же Пашка – с ним нельзя не делиться. Он столько делает для меня. Наверное, это единственный человек, который так много обо мне заботится. Мама – это перебор, она не чувствует грани. А отец – наоборот. Пашка – идеальный брат. Правда, ни Варьке, ни Петьке этого никогда не понять. Возможно, потому что у нас с Пашкой особая атмосфера, особые отношения. У нас настоящая братско-сестринская любовь. Мне кажется, что никого ближе него у меня никогда не было и не будет. Пашка, я так хочу, чтобы ты был счастлив. И пусть я упустила момент волшебства первой минуты Нового года, но сегодняшняя ночь сплошь усыпана магией. Ты будешь счастлив. Вскоре. И навсегда. Я так хочу этого, ты бы знал. Я расплылась в мечтательной улыбке, глядя на своего чуть сонного брата. Мы договорились после часа ночи пойти погулять. Я, Пашка, Петрушка, Олька и Варя. Впятером. Компания дикая, согласна. Одной меня хватило бы за глаза. Но не оставлять же сестёр за бортом. Они сёстры, как-никак. А сегодня Новый год начался, так что надо быть чуточку снисходительнее ко всем. К ним – тоже. Они ведь тоже заслуживают счастья, да, Кать? И я заслуживала счастья. Только непонятно что с ним сделала. В комнату я ушла почти в час, когда надоедливая реклама по ТВ стала повторяться каждые пять минут вместо сначала пятнадцати, а потом – десяти. В общем, терпеть не могла я эту канитель одних и тех же препаратов, компаний и фирм, которые заплатили за пиар. Поэтому я ретировалась оттуда. На еду, тем более, смотреть больше не было сил. Даже на фрукты. Телефон как раз разрывался, когда я вошла в комнату. В который раз. С два десятка пропущенных. От Ксени, Кости, Лары, Абрамовой, нескольких одноклассников и, как ни странно, от Егора. Четыре звонка. И сейчас звонил он. Я хотела поднять трубку и не хотела одновременно. Не могу смириться, что вот так всё закончила. Хотя закончил он тем, что отключился. Интересно, что же он скажет теперь?  - О, ты смотри, ответила, - его голос немного резвый и звонкий. Звонче обычного. Он пьян.  - В чём дело? – недовольный показательный тон. На самом деле я рада тебя слышать. Я хотела тебя услышать. Но не пьяного. – К чему мне названивать?  - Лучше бы тебе помолчать, - он явно на улице. Слышу, как хрустит снег под его ботинками. Идёт. Рядом какие-то возгласы и разговоры весёлые. Видимо, компания выбралась на улицу. Лёгкий свист, вдох и пауза. Втягиваешь воздух в себя. Через эту отвратную сигарету.   - Лучше бы тебе перестать курить, - претенциозным тоном обращаю его внимание.  - Лучше бы тебе отвечать за свои слова.  - Лучше бы тебе вести себя нормально, - да, его поведение едва ли можно назвать нормальным, достойным преподавателя. Пусть и практиканта.  - Лучше бы тебе не провоцировать меня, - чуть серьёзнее. Не так резво и пафосно говорит.  - Лучше бы тебе сначала протрезветь, а потом звонить мне. Бросай трубку, тебе ведь это не впервой, - нет, я не обижена. Я хочу тебя проучить.  - Да.  - Что да? – я начинаю злиться.  - Лучше бы тебе развить память, Скавронская, - он усмехается, слышу. И это выводит меня из себя. Во мне говорило безразличие, до этого момента, когда он своим поведением перестал входить в рамки адекватности. Трезвый пьяного не поймёт.  - О чём ты говоришь? – мне стало не по себе, когда я не понимаю каких-то вещей.  - Если будешь в четыре у ворот лицея, узнаешь. Теперь он бросил трубку, даже не засмеявшись, а просто отключившись. Сразу после последнего слова. Задел моё любопытство и слился. Ненавижу тебя, Егор. Я ненавидела его, сидя на диване. Ненавидела, сидя за компьютером. Ненавидела, отвечая на звонки Лары и Абрамовой. Ненавидела, собираясь на прогулку. Ненавидела, общаясь с мамой и Пашкой. Я ненавидела Егора. От макушки до кончиков пальцев. Я ненавижу тебя так сильно, что готова встретиться и выплюнуть тебе это в лицо. Я схожу с ума от этой ненависти, от этой жгучей ярости, что ты вызываешь во мне. Я не могу совладать с этими чувствами. Они сильнее меня. И ты ими воспользуешься. Ты воспользуешься ими и снова влюбишь меня в себя. Никакая страсть между нами не может быть умерщвлена, пока один ненавидит другого. И так будет вечно – наша ненависть.   - Кать, ты собираешься? – Пашка постучался и вошёл в комнату. Спасибо, дорогой. Только ты не даёшь мне закрыться в своих мыслях.  - Идём. На улице нас ждали Костя с Ксеней. Оба навеселе, вдохновлённые и раскрасневшиеся. Будто целовались только что. Я познакомила всех между собой и первой двинулась вперёд. Видеть счастливых Леонова с Кравец я не готова. Егор занял все мысли, и для кого-то другого не хватало места. Лучше мне их не видеть. Никого из них. Оставьте меня. Мне, правда, не до вас. Есть другие заботы. Слишком морозно и слишком весело. Меня отвлекали и смешили. Всё по плану. Я становлюсь собой, открытой и улыбчивой. Но мне надо к лицею. Уверена, что хотела бы пойти и узнать, о чём речь. До назначенного времени ещё далеко. Сейчас другое важно – гульки. По дороге мы с Кравец вытащили компанию Ольки. Слишком шумная гурьба брела по улицам. Мы могли бы разнести супермаркет. Банда. Из всех этих людей кого бы ты на самом деле хотела видеть, Кать? Каждый из них тебе не нравится. Каждый чем-то не угодил. Кто-то предал, кто-то лгал, кто-то бесит. Компания Ольки, разве что, пока ничего плохого не сделала. Но я узнала среди них одного из лицеистов, которого мельком видела. Помнится, это он некогда в туалете меня обсуждал. И Егора. Чёрт. Может, отменить всё? Вырваться из такой толпы трудно. Прикрываться Пашкой не хочется. Неудобно будет его оставить ждать где-то неподалёку от лицея, чтобы он не видел, какую кашу я заварила. До сих пор не хотелось посвящать его во все тяжкие думы моей головы. "И каков же будет твой положительный ответ?" Ответ не заставил себя ждать. Он появился на главной площади, куда и мы, собственно, шествовали. Егор крутился в компании незнакомых мне людей. Ту четверть часа, что мы тратили на фото, крики, знакомства с другими людьми, танцы и катание на льду, я тратила на слежку за Егором. Становилась в место, где его лучше видно. Ехала туда, где хороший обзор на их компанию. И падала там, откуда могла бы наблюдать какой-то кусок его ног. Вся в снегу, Катерина Скавронская, как тебе не стыдно. Зато теперь никто не пристаёт ко мне со всякими «пошли покатаемся, Кать». Здесь на площади к нам присоединились друзья апостолов и Варьки. Наша компания росла и разбивалась уже на группки поменьше, а меня никто не контролировал, вопреки маминым просьбам.   - Надо же, Скавронская. Он был уже трезв. Так же весел. И так же энергичен. Его тень опустилась на меня и скрыла полностью, пока я сидела на лавочке и развязывала коньки. Довольно с меня падений и слежки.  - Хватит приставать к девочкам, Егор, - рядом с появившимся самодовольным практикантом появился Саша. – О, Катя. Неожиданно.  - Это центральная площадь, - словно ни в чём не бывало, говорила я, продолжая развязывать шнурки и стягивать с себя коньки. – Встретить здесь знакомого – легче лёгкого.  - Как твои дела? Падала много? – Саша бегло осмотрел меня. А Егор, спиной чувствую, ухмыляется, зараза.  - Достаточно, - спокойно отвечаю я, втягивая свои ноги в сапожки. – А дела были прекрасно, пока ваш друг не стал вести себя, как гад.  - Следи за словами, Скавронская, - его голос опасно полоснул мою шею, и я зуб даю, что лучше мне сейчас не поднимать лицо к нему и не смотреть в глаза.  Знаете, а я всё-таки рискну.  - Повтори, - с безукоризненным блеском в глазах смотрю на него снизу-вверх. Без ухмылки. Со всей серьёзностью, на которую только способна.  Нить накаливания между нами только что достигла рекордной отметки. В последний раз она была такой, ох, очень давно. Не вспомню даже.  - Я предупреждал тебя, - он сжал пальцы в кожаных перчатках и стиснул зубы.   - У меня хорошая память, Егор, - с лёгким смешком отвечаю ему и поправляю спавшую на глаза шапку, - не надо мне повторять.   - Здесь много твоих знакомых, Скавронская.  - Продолжай, - я бесстрашная бестия.  Это ведь шантаж, очень грубый, примитивный шантаж. Ты опустился до него? Правда, что ли? Почему я не боюсь тебя? Почему не чувствую никакой ответственности за свои слова? Это прекрасное чувство лёгкости. Совершенства. Блаженства. Ничего и никто не может мне воспрепятствовать. Я сама по себе.   - Что будет, если слухи станут правдой? – его глаза сузились, а губы превратились в привычную надменную усмешку.  - Да целуй ты меня уже, - и тут до меня дошло, к чему он тогда ответил своё «да». – Я поняла, что ты скучаешь по моим губам. Саша наблюдал за беседой, явно не собираясь уходить. А он нам и не мешал. Я не смущалась его так, как прежде. Я вообще никаких свидетелей теперь не смущалась. Адреналин и бесстрашие совершенно скрывали всякое стеснение перед лишней парой глаз. Тем более, это Саша. Ему не впервые наблюдать такое. Да и меня – тоже. Он здесь не для этого. Только если Егор сорвётся с катушек окончательно. Тогда мне понадобятся его услуги. А пока я и сама справляюсь.   - Ребят, - подоспевшая Аня сбила с толку и меня, и Егора. Мы вот-вот готовы были уничтожить друг друга взглядами. Или сорваться и сделать что-то безрассудное. – Катя! Вокруг меня, моих коньков и моей лавочки собралась маленькая кучка людей. Вместе с Аней подоспел и Ярослав. Теперь ему посчастливилось увидеть меня и Егора вживую. Вместе. Уверена, это маленькое ликование для него должно быть отмечено бокальчиком шампанского.  - Я занесу ваш с Сашей подарок в больницу, - я выдохнула и выдавила из себя некое подобие милой улыбки для Ани. Всё-таки момент упущен. Не с таким количеством лишних глаз мне уничтожать Егора. Я всё-таки хочу какого-то уединения, когда никто из нас не сможет скрываться за образом "исключительно для общества".  - А Ярославу?  - Мы уже виделись сегодня, - я послала и ему улыбку, после чего последовал ответный жест.  «Я с тобой и контролирую ситуацию. Всё в порядке. Не переживай». Мне этого не хватало. Егор не даёт такого ощущения. Только опасность. Только драйв. Только бесстрашие. Мне полегчало, когда я увидела Ярослава. Наконец-таки блаженный релакс. Я могу расслабиться и насладиться новогодней ночью. Когда сидеть вот так стало неловко, а разговор начал складываться в обход меня, я поднялась на ноги и, проходя мимо Егора, шепнула ему: «Встреча окончена». Ярослав последовал за мной, и у нас завязалась беседа. Среди этой шумной толпы мне хотелось пообщаться именно с ним. Мало тогда оказалось беседы в машине. Я, правда, нуждалась в нём как в друге. Не солгала по телефону. Мне не нужен психотерапевт. Мне нужен друг. И, похоже, одного такого я нашла. Надеюсь, что хоть этот не предаст.