Когда истина лжёт

- Ничего не знаю. И помогать вам с вашими проверочными работами не собираюсь. Приходить заниматься с мелким историей - тоже. Моя бы воля, я б прекратила с вами все контакты, но, увы. На моём лице не было ни тени улыбки уже. Я была предельно спокойна, говорила серьёзные вещи и не чувствовала себя ребёнком, словно я с деловым партнёром общаюсь, а не с учителем. Наверное, именно потому, что он старше, я в такой ситуации вела себя подобным образом. Или ещё потому, что я далеко не ребёнок. Мои взгляды на жизнь и поведение в отношениях тоже, думаю, сыграли роль. А в итоге я с Егором стою в коридоре у мужского туалета, напротив друг друга, разговариваю, словно давняя подруга. Вроде бы всё в порядке.  - Врёшь и не краснеешь, Скавронская. Ведь я знаю, - Егор сделал полшага ко мне, чтобы сказать что-то лично, а не подслушивающим стенам, - на самом деле ты хочешь быть рядом со мной. Я вижу, как ты смотришь на меня. Я вижу даже то, о чём ты думаешь.  - Большой опыт? – я проницательно взглянула ему в глаза, пряча за этим спокойствием собственное раздражение. Он задел меня, но я не имею права сдавать позиции, находясь в такой непосредственной близости с ним.  - Ты ведь знаешь ответ. Но, даже пытаясь перевести стрелки, от истины не сбежать, Скавронская, - он усмехался своей обычной садистской улыбкой. Ну, я рада, что он снова видит во мне меня, а не Лену.  - Даже если это не так, мне вас не переубедить, так что и стараться не буду, Егор Дмитрич, - я легкомысленно улыбнулась, и мы оба понимали, насколько лицемерная у меня сейчас улыбка.  Практикант отошёл от меня и направился к окну. Я сделала пару шагов в ту же сторону в ожидании того, что он скажет или сделает сейчас. Никто из нас не оканчивал этот разговор, так что мне даже интересно, чем он ещё удивит меня. Егор стоял, упершись ладонями в подоконник, и задумчиво глядел на улицу.  - Зря ты пришла сегодня, - невзначай произнёс он. Хотя я сомневаюсь, что именно невзначай.  - Я не собиралась приходить, - говорить ему истинную причину я не хотела, поэтому демонстративно умалчивала о ней. – В понедельник я к вам на занятия тоже не приду.  - Валяй, - пожав плечами, бросил Егор. – Только подготовься к четвергу по этой теме.   - Вы предупреждаете, что меня спрашивать будете? – я с улыбкой изогнула вопросительно бровь, ставя под сомнения и слова Егора, и его самого.  - Я отыграюсь на тебе за сегодня и за понедельник, Скавронская, - практикант обернулся ко мне и ухищрённо смотрел.  - Как же я выкручусь-то. Я ведь ничегошеньки не знаю по истории, - улыбнувшись той же садистской улыбкой, какую обычно видела у Егора, я взглянула на него.  - У тебя есть время до четверга, - практикант развернулся ко мне, облокотившись о подоконник телом. – Почему я всё ещё не вижу твоих сверкающих пяток?  - Хорошо отдохнуть вам от меня, - я улыбнулась с прищуром и направилась к лестнице. Егор ничего не отвечал и просто развернулся лицом к окну снова.  Почему у меня так легко на душе? Так хорошо? Мне хочется летать и петь. Когда я зашла в стены лицея, мне было так плохо, а сейчас – настолько легко. Да это и не важно. Важно то, что я освобождена от него в понедельник. Мне бы маму уговорить не пускать меня на право, и вообще всё в шоколаде. Подумаешь, понедельник стал вторым воскресеньем. Я только за. Могу поделать то,  что хочу. Или нагнать ребят, ведь я пропустила.  До остановки так хорошо шлось, что я решила пройти ещё одну и сесть на маршрутку там. Ноги не болели после такого насыщенного дня. От Кости тоже не было вестей. Боюсь представить себе, если Кравец начнёт делиться с ним собственными догадками по поводу меня и практиканта. Кстати, Кравец! Она ведь наверняка поняла не так. Но и звонить объясняться с ней я не хочу. Учитывая её любопытство, она или начнёт обсуждать это с девчонками и покажет себя настоящей сукой, а не подругой, или будет держать в себе и потом таки осмелится позвонить мне. Под каким-то левым предлогом и случайно затронет эту тему. А я сделаю вид, что не заметила её, прущего из трубки, женского любопытства, и отвечу на вопросы с нужной мне позиции. Так что тут развитие событий предопределено.  Несмотря на унылые лица вокруг, я была достаточно весёлой и радостной как для этой поздней осенней субботы. Когда дошла до остановки, позвонил Пашка, и со словами «ты вроде не говорила, что будешь в районе лицея сегодня», подъехал автомобиль. С открытым окном на пассажирском кресле рядом с водителем я узнала Пашку, а в роли водителя – Серёга, его лучший друг со школы ещё. Сейчас они вместе учатся на потоке, правда, в разных группах. Петрушка не так дружен с ним, но общаются неплохо. Серёга – типичный компанейский парень, который любит внимание девушек, уважение парней. Он легко находит друзей и может расположить к себе абсолютно любого человека. Надо ли говорить, что он чувствует себя «своим» в любой компании? Автомобиль Серёгин – подарок родителей, который они купили, по сути, всей семье. Водил парень бесстрашно, иногда слишком. Как оказалось, они вдвоём ехали в тематическую кафешку по любителям аксессуаров, поэтому выглядели немного странно. Я не собиралась туда вовсе, просила меня отвезти домой, но Пашка настоял. Гуляка-брат решил вытащить свою сестру, которой нужен, откровенно говоря, покой.   - Там играет классная музыка, продаются безделушки, подаются кушанья и питьё – чем не круть, Кать? – с воодушевлением говорил Серёга, поглядывая на меня через зеркало заднего вида.  - Я без аксессуаров – вот в чём беда. Буду там, как белая ворона, - на самом деле, я просто жаловалась и хотела отдыха. Но нужно же позиционировать себя иначе, а то Пашка придёт домой и весь мозг мне вынесет этим кафе.  - Мои очки возьмёшь и у Пашки – шляпу, - я смерила его задорный взгляд скептическим прищуром. – Думаешь, ты будешь выглядеть хуже всех там?  Минут десять, пока Серёга кружил по округе, они вдвоём ещё уговаривали меня, и, в конце концов, я сдалась. Мне уже хотелось увидеть, что это за место такое крутое – так здорово они его презентовали мне. Выглядела я смешно, если честно. И пусть ещё шляпа Пашкина мне шла, но очки – явное отсутствие вкуса. И то ли Серёга хотел сбагрить их кому-то, чтобы самому не позориться, то ли они на мне смотрелись так смешно, что он решил не лишать себя такого цирка. Я в роли клоуна.  Кафешка была немаленькой. Её логичнее назвать полноценным кафе, состоящим из трёх залов. Подиум-сцена, столики, ниши в стенах, приглушённый свет и плафончики со свечами. Росписи кое-где на стенах, ковры или кирпичная кладка. В общем, в таком месте мне хотелось творить что-то: плести фенечки, делать шаржи, писать пейзажики, сочинять музыку или наигрывать её на гитаре, стоявшей в свободном доступе на сцене. Когда мы вошли, какая-то девчонка играла на рояле у подиума. Обслуживали здесь люди с галстуками, подтяжками, очками, шляпами, чётками, часами. В общем, чего только на них не было. Одежда официантов стандартная для всех: джинсы и белая рубашка с коротким рукавом. Поэтому джинсы здесь не носили принципиально, чтобы тебя не спутали с обслугой. И это же распространялось на белые рубашки. Клиентура тут сразу бросалась в глаза: в зале росписи сидели, в основном, люди тонких цветовых отношений, в зале кирпичных стенок – с яркими акцентами (красный, жёлтый, зелёный), а в ковровом зале – всех понемногу. С мира по нитке, так сказать.  Сказать по правде, я тут своим, казалось бы, уродским видом, не выделялась ни капли. Ни серость, ни своя в доску. Прослойка. Как интеллигенция. Серёга махнул кому-то рукой, и мы вдвоём пошли вслед за ним. Столик, как я думала, заказанный на троих, был небольшим пиром. Мы оказались последними, куда присоединились ребята. До нас там уже было шесть человек и ещё трое сидели за столиком рядом, отдельно от остальных. Зачем и почему – я не знала. Пока что мне были интересны знакомые Серёги и Пашки соответственно. И девушки, и парни выделялись либо внешними изысками вроде ярких прядей волос или линз на глазах, либо одеждой. К слову, с ней они экспериментировать не боялись. То, что мне и в голову не могло даже поставить рядом – они напяливали на себя. «Индивидуальность», - думали они. «Безвкусица», - думала я. Нет, я не против самовыражения, конечно. Просто сочетать то, что само по себе просто нельзя сочетать – перебор. И что вы думаете? Мне пришлось улыбнуться и всё. Вдруг они люди неплохие. Да и вообще, это же друзья ребят – как я могу оскорбить их.  Серёга представил Пашку как своего друга и меня - как его сестру. Но осматривать дальше новых знакомых мне никто не дал – подошёл официант и подал нам, последним прибывшим, меню. Тут был чай, кофе и алкоголь. И разновидности этого всего. Пить мне никто не запрещал, но сейчас меньше всего хотелось напрягать свои почки и печень. И так нелегко пришлось. Даже от радости пить – у меня в крови до сих пор морфин содержится. О каком алкоголе вы там говорите? Я прикрывалась своим несовершеннолетием, и Пашка мне тут помощником не был. Компаньоны сдались быстро: никто же не будет уговаривать девушку пить, если её старший брат тут. Просидев в этой компании всего лишь полчаса, я и людей перестала считать такими странными, и обстановка располагала к себе, и музыка радовала слух. Я не слышала звонков от мамы и ещё парочку незнакомых, так что вполне себе могла расслабиться. Познакомилась с Кириллом и Катей и общалась, в основном, с ними. Они были братом и сестрой, и, как настоящие живущие под одной крышей члены семьи, ссорились по каждой мелочи. Полная противоположность нам с Пашкой. Вот мы потешались над ними, когда они делили чашку кофе и вспоминали какого-то дядю Серёжу, который подарил им по киндеру. Спор был плёвый: кому какая игрушка досталась, но сколько нового мы узнали о семейной жизни этих двоих! Например, Катя очень долго сушит свои волосы, поскольку они длинные, а если она пользуется феном – мало того, что шумно, так ещё и вся комната оказывается оплетённой паутиной из этих самых, выпавших, волос. А Кирилл очень любит докопаться до еды. Если приготовили не так, как он привык есть, аппетит может пропасть совсем. За время, проведённое тут, моё настроение улучшилось в разы. Серёга нас потом отвёз домой, а сам поехал по делам ещё. На пороге ждала беспокойная мать, на звонки которой её непутёвая дочь не отвечала. И оправдания вроде «я не слышала» или «телефон на беззвучном» не считаются оправданием. Зато мы повеселились. И моё счастливое лицо кое-как успокоивало. Мне предстоял постельный режим и домашка одновременно, но сначала я позволила себе отдохнуть. Через час-другой, когда я уже основательно подготовилась расслабиться (сериальчик, йогурт и печеньки), вспомнила о телефоне, где до сих пор висели в напоминаниях пропущенные звонки. Среди номеров я увидела Костин и ещё один незнакомый. И ладно Леонов, я ему отношения налаживаю, но кто второй – без понятия. Надо будет – позвонит ещё раз. Отставила пиалу с печеньем, стакан йогурта и набрала Костю. Пусть в неудачный момент, но надо узнать, что там такого. Трубку парень снял не сразу и тут же сказал, что занят и перезвонит позже. Но даже эти три секунды позволили мне услышать отчётливый вопрос «кто там?», заданный голосом Ксени. Итак, значит, они вместе. Значит, всё хорошо. Значит, мой план удался. Алилуя. Свободного времени хватило всего лишь на две серии, и тут же позвонил Костя. Йогурта к тому времени уже не осталось, а печенье – только на кухне. Туда нужно было идти, а мне лень. Судя по голосу, настроение у нашего старосты не плетётся по полу и не бьётся головой о потолок.   - Кать, а что у вас там с историком случилось, что на Ксюше лица не было, когда она вошла в кабинет? – он был спокоен, не любопытен. Обычная интонация. Но после "привет", это интересный ход начать диалог.  - А с чего ты взял, что мы с историком виделись? – прикусив язык, чтобы не сболтнуть лишнего, заявила я, переставая бесполезно втыкать в компьютер и увлекаясь беседой. Кажется, кто-то решил поиграть в салочки. Забавненько.  - Ксюша сказала, - как ни в чём не бывало, произнёс Костя.   - Ксюша – трепло. Подставила меня, себя и меня ещё раз. Если увидишь её сегодня ещё, передавай «привет», - усмехнулась я, многозначно глядя в отражение монитора на себя.  - Вы меня в свои разборки не втягивайте. Я не люблю всех этих женских недомолвок, - протестует, м. Какая прелесть.  - Я тебе помогаю? Помогаю. Не вижу повода вообще слушать твоё негодование, если честно, - Костя услышал мою интонацию и понял, что сейчас я лицемерно улыбаюсь.  - Да не собирался я рассказывать. Просто она так переживает из-за этого практиканта и тебя. У вас же натянутые отношения… Я не стала говорить, что между нами и когда натягивалось, дабы сохранить эту тайну. А вот Костю раздирало понемногу любопытство.  - Леонов, мои отношения с практикантом хуже, чем у двух собак, которые борются за территорию. Выводы делай сам, - в интонации нарочно прослушивалось раздражение. Как мне нравится Костя, потому что он многое понимает с первого раза. – Что там у тебя с Кравец? Что было, когда ты вошёл в аудиторию?  - Ну, она офигела, - замялся Костя. – И не она одна.  - Спорим, что на тебя обратили внимание даже те, кто никогда не обращал? – я самодовольно усмехнулась, откидываясь в кресле. – Хотя таких людей потенциально мало, но всё-таки.  - Ну, да. Было такое.  - А Кравец что? Вы потом вместе домой пошли? Общались? – тут уж не соври мне, Кость, а то я перехочу тебе помогать. Ты же не сволочь, как некоторые, правда?  - Мы в парке прогулялись, и потом посадил на маршрутку домой.  - То есть с ней не поехал?   - Нет. Она сказала, что не стоит.  - Идиот ты, Костя. Ты хочешь добиться её внимания или нет? – немного вспылила. – Должен был проводить до дома и поцеловать на прощание. Ну, что ты как маленький.  Я не совсем удачный советник в любви и отношениях, но знаю, что нравится Кравец. Как и все девушки, она любит заботу о себе и громкие поступки, доказывающие её уникальность и важность.  - Мы сделали из тебя обаятельного парня, а ты профукал возможность уделить внимание именно ей, выделить её из толпы. Кравец любит такие, немного показушные вещи. Надо было надавить на это, - пожалуй, я сильно разошлась, раз дважды кто-то проходил у моей закрытой двери и дважды шаги замолкали напротив.  Нет, может, это к лучшему. Чтобы всё сразу сделать и получить результат – так не бывает. Нужно делать постепенно, наращивать мощь, собирать оружие, делать образ из деталей.  Отчасти я хотела отвадить Кравец от практиканта. И не только из соображений моей заботы о ней. Не хочу называть те чувства, которые движут мной сейчас, потому что не хочу признавать их наличие. Это совсем не то, что мне хочется видеть в себе.  Но сегодня Егор был таким…. Стоп, нельзя. Не углубляйся в это, Скавронская, иначе начнёшь мечтать, и тогда всё рухнет. Нельзя. Этого ни в коем случае нельзя делать. Ты же умная, понимаешь, к чему ведут все эти грёзы. Такого не будет. Я не позволю своей романтичности завладеть мной. Надо срочно что-то делать или смотреть, чтобы мысли успокоились. Да, посмотреть. Остаток выходных, как и начало недели, прошёл именно в сомнительных настроениях. Я колебалась между Егором, который сидел в моей голове, и Егором, который ходит по тем же коридорам, что и я. Меня гложило чувство общности, и от этого находиться в стенах лицея было иногда невыносимо. Но всякий раз, когда я начинала истязать себя, смотрела на людей вокруг: они все мои враги. Все они помешаны на достоинствах Егора. Но не я. Я знаю его лучше их всех. Никто из них мне в подмётки не годится. Но об этом никто не должен знать. Никто. Мне нужно держаться, чтобы не стать пушечным мясом. Они жестокие, даже слишком. Мало того, что мне не будет житья, так и Егору придётся несладко. Нет, нельзя, сдерживай себя, Кать. Ты сильная, ты сможешь. Я была сильной, как никогда. Сдерживалась так, словно от этого зависела моя жизнь. Но всякий раз, слыша «Егор» из уст лицеистов, меня пробирала дрожь, смешанная с негодованием. И не важно, о чём был разговор. То он оценку завысил – естественно, потому, что он/она ему нравится. То он оценку занизил – потому что он хочет, чтобы он/она напросились к нему заниматься дополнительно или домой. То он улыбнулся. То он подмигнул. То он пошутил. И всё это по одной причине – потому что он/она несомненно нравятся ему. Для парней его внимание было авторитетным, словно признание достоинства. Для девушек – признанием в любви. И всякий раз, наблюдая этот щенячий восторг, меня воротило. Сказать грубо, хотелось в уборной проблеваться обильно, чтобы этой радуги не видеть. Молчу уже о том, что едва сдерживала крик «да нужны вы ему больно». Нет, честно. В самый последний раз приходилось закусывать язык. И дело не в находящихся рядом Кравец или Абрамовой. Дело не в них. И даже не во мне. Дело в том, что я не позволю никому узнать о моих отношениях с ним, пусть и таких нестандартных. А то, что известно Кравец – лишь один из торцевых паззлов нашей мозаики, тысячи на 3 штук. Соблазняет разгадать, правда? А нифига. Только самые терпеливые захотят копаться в этом. Так что мы будем и дальше молчать, делать вид, будто ничего не было и всячески играть на публику. Думать ей никто не мешает – лишь бы было чем думать, а обычно как раз мозгами толпа обделена. Стадо. Весь вечер среды у меня ушёл на подготовку к истории. Нет, я, конечно, неплохо разбиралась в ней, но этого мало. Если практикант вздумает меня завалить, у него это получится. Я в этом не сомневаюсь. Но допустить этого не могу. Не позволю ему ощущать превосходство надо мной. Где угодно пусть доказывает свою доминирующую натуру, только не в истории. Здесь я согласна минимум – на паритетное сосуществование, максимум – на безоговорочную победу. И никак иначе. Точка. В четверг я шла, как на войну. Несмотря на холод, я надела юбку-карандаш и пиджак вишнёвого цвета, белую рубашку, а поверх – демисезонное пальто светло-серого цвета. И, конечно, каблуки. Если Кравец в них чувствует себя уверенно, то и я могу. Тем более, есть в них какая-то магия, заставляющая меня чувствовать себя крепче и твёрже. Волосы заплела в «рыбий хвост» на французский манер (с выдернутыми немного прядками). Смесь романтики и железной леди. Я пошла даже на такой трюк. Так что ты оценишь это, Егор. Раз и навсегда.  О том, что это не последний день его преподавания, я забыла. Мне хотелось размазать его. Настолько противоречивые эмоции вызывал он во мне, что я боролась сама с собой даже. Представляете, что будет, если я буду бороться с ним? Несмотря на его колкость и грубость, несмотря на весь его садизм, несмотря на его уродство, несмотря на его извращённость.  Я была возбуждена. Взбудоражена. Меня распирало от этой лёгкой эйфории победы. Пусть и шкуры неубитого медведя. Пусть это и рискованно – испытывать так судьбу. Пусть. Сегодня можно. Сегодня я готова, как никогда. Сегодня меня ничто не сломает. Сегодня я буду победителем. Пока я ехала в метро, меня колотило. Сердце билось быстрее обычного от одной мысли об истории. Я мысленно повторяла какие-то отдельные факты, которые выучила на днях. Настолько взъерошенной я давно не была. Настолько нервной и встревоженной. Радостной.  Я не опаздывала на пару. Я подходила к лицею вовремя. Не спеша, позволяя себе насладиться уличным холодом, белым небом и сухими листьями, приближалась к зданию, где свершится битва. И будь, что будет. В лицее, к тому времени как я дошла, уже было людно. Не так, как на переменах, конечно, но всё равно. Половина группы разбрелась по фойе и обсуждала что-то. Я подошла ближе, поприветствовала всех и заодно узнала, что темой разговора был предстоящий семинар сейчас. Ну, как же без этого? Им надо обсудить, поделиться фактами, чтобы не оплошать коллективом. Отличная идея. Коллективный разум. В аудитории было то же самое, только тут люди готовились, прямо сидя за партами. Ну, или ходили между рядами. Я тоже так иногда делаю, только не перед историей. Надо ли говорить, что сейчас мне завидовал почти каждый человек? Нет, они не говорили об этом, но втайне, уверена, уповали на то, что я спасу их задницы. В прочем, я обычно так и делала, разве что не так палевно.  Кравец сидела за партой Кости, рядом с ним и что-то обсуждали шёпотом. В общем гуле повторяющих конспект их всё равно никто не слышал. Никому не было до этого дела. Они оба глянули на меня, и я подошла поздороваться.  - Из-за тебя я должна сделать реферат по Украине в военный период, - сдержанно бросила она. Уверена, это благодаря Косте она сейчас не срывается и не повышает голос. И дело в людях вокруг – вовсе не проблема. Кравец могла бы запросто это сделать, только вот моя реакция была бы незамедлительной, и она пожалела бы, что вообще раскрыла рот на эту тему в обществе.   - Ты дописала контрольную, как я сказала? – словно не заметив её слов, задала вопрос я серьёзно.  - Да, - раздражается.  - Он её принял? – продолжаю давить я.  - Да.  - Тогда какого чёрта ты мне тут претензии предъявляешь? – я вопросительно изогнула бровь, цинично глядя в её переносицу.  - Вот так и он на меня посмотрел, когда я отказалась делать реферат. Сказал: тебе Скавронская и так помогла, а ты ещё выпендриваешься, - обижается, значит. Ну, хоть выговаривается. Тоже, наверное, заслуга Кости. И, сдаётся мне, знает он об этом уже давно. По крайней мере, его лицо не  выражает удивления. – Разве я выпендриваюсь? А? Кать, разве я выпендриваюсь? Ну, всё, полилось. Жалоба к самой себе и требование у других пожалеть её. Эх, Кравец, ты неисправима. Я ведь предупреждала, что не потерплю такого. Можешь это говорить Оле, Жене, Косте или своей маме – на мне приём не сработает.  - Зря ты это сказала. Ты знаешь, что я терпеть не могу, когда ты к жалости взываешь, - стиснув пальцами спинку стоящего рядом стула, бросила я.  - Господи, как же вы похожи с ним. Как же я раньше этого не замечала? – меня ударило. Судя по всему, это именно те слова, которые Ксеня обгладывала, как голодная собака кости. Она их выпалила в порыве чувств и разочаровании, а вот мне теперь гадко.  - Что? – на дурочку сыграла я, сдерживая свой порыв. Ноль реакции. – Кравец, ты знаешь моё отношение к нему. И позволяешь себе такое говорить? Иногда я сомневаюсь, что у тебя есть мозг.  - Ты даже говоришь, как он, - она усмехнулась себе, опустив голову, - и не замечаешь этого. Я закусила губу, до сих пор будучи под впечатлением от услышанного. Нет, я не расстроилась. Я до сих пор так же весела, как утром. Только вот делать вид, что мнение лучшей подруги, с которой немного поссорилась, ничего не значит, я не могу. Сглотнув стоявший в горле комок, я развернулась и ушла к своему месту. Достала конспекты, тетрадь дат, терминов и персоналий, пенал, пособие и карты. Глядя на все материалы, я чувствовала себя сильно подготовленной. Только моральный дух пошатнулся немного. Немного, Кать. Немного. Не так сильно тебя это задело. Люди всегда меняются. И не всем эти перемены нравятся. Когда ты меняешься, протестуют те, кто в застое. Не переживай, всё в порядке. И её пока успокоит Костя, а тебя успокаивать некому. Никто не подойдёт и не сможет успокоить тебя. Только Егор может вернуть мне прежний запал. Я должна сделать то, к чему готовилась. Всего лишь. И не обращай ни на кого внимание. Будь умничкой. Всё получится у тебя, потому что это ты. Никто не смог бы так. И не сможет. Докажи это ещё раз. Никому не позволю себя унижать и покушаться на моё достоинство. В аудиторию вошёл Егор, а вслед за ним – те, кто сидел в фойе. Импозантный такой, как на праздник приоделся. Рубашка светлая, брюки, вельветовый синий пиджак, ботинки. Он знает толк в стиле. В который раз убеждаюсь в этом. Практикант разложил на столе журнал, стопку листков, ещё одну стопку и, достав свою ручку из кармана пиджака, начал отмечать нас молча. Звонка по-прежнему не было, а он уже отмечает. Не успел – опоздал.   - Скавронская, ты ли это? – усмехнулся практикант, всё так же отмечая оставшихся после меня в журнале. – Нам без тебя было плохо.  - В каком смысле? – я отложила карту и посмотрела на него.  - Ты забыла о своих обязанностях? – он щелчком указал на доску, которая после вчерашнего была грязной. Ну, она была чистой, но практиканта, видимо, смущали потёки. А их, между прочим, было не так много. Что он придирается?  - Егор Дмитрич, вода в кране холодная, а я ещё не выздоровела, - чуть смягчив тон, заявила я.  - Подумаешь, вода уличной температуры, - закатив глаза, сказал он. – На улице почти май. Так что вперёд. Так вот, что он имел виду под «отыграюсь и за сегодня, и за понедельник». Припомнит мне все мои грешки, значит. Ну, ладно-ладно. Я в долгу не останусь. Пожалеет ещё, что решил меня провоцировать. Я встала из-за парты и, взяв тряпку, отправилась мочить.  Нет, ну, каков наглец! Обаятельный. Ну, да, обаятельный наглец, но всё равно. Я прогуливалась по коридорам недолго, особо никого не видела и не слышала. Сама тень, хех. И в аудитории меня ждал сюрприз. Отвечала Кравец. Если она всю неделю провела в раздумьях, то готовиться ей было некогда. Почти уверена в этом. Накручивала себя небось на эту поганую мысль о моём сходстве с практикантом. И в итоге не могла ответить внятно. Я вытирала доску, пока она позорилась. Пыталась подсказать, но она меня не слушала – меня слушал Егор.  - Кравец, твоя подруга правильные вещи говорит. Слушала бы её лучше и повторяла, как попугайчик, - практикант улыбнулся своей хитрой улыбкой, отчего (спинным мозгом чую) Кравец стало дурственно. Она молчала. Ещё бы, дар общения с такими кадрами из нас двоих находится у меня. Кравец могла общаться с нахалами, только когда они приставали к ней. Сейчас не тот случай. – Скавронская, Кравец снова на тройку претендует. Ты же выручишь её, как всегда? Теперь ситуация приобрела более лиловый оттенок. Мразь. Ставит меня впросак в очередной раз. Ненавижу его за это. Сказать, что я хотела эту тряпку ему в лицо швырнуть? Да я швырнула бы её,  если бы не такое количество свидетелей. Было бы вдвое меньше – у меня хватило бы смелости. А даже если и так, Кравец всё равно меня не поддержит. Егор же. А не какая-то там Катя, которая выручает всякий раз, когда Ксюша попадает в передрягу.  - Если не поможешь ей, то у Кравец будет уже два реферата долгом. Неужели ты такая жестокая, Скавронская? – он весь аж лоснился от этой патовой ситуации. А меня почти трясло от негодования. Я сжала крепко тряпку, и с неё на пол стекло несколько меловых капель.  - Ваши методы научить Кравец истории достаточно настойчивы. Так почему бы не дать каждому реферат, а? – я усмехнулась, едва сдерживая все свои мышцы в тонусе. Вот-вот, и глаз начнёт дёргаться.  - Отличная идея. Правда, ты себе врагов наживёшь такими темпами, - наигранное сочувствие и жалость.  - А вы – стопку рефератов, не скачанных с интернета, который придётся прочитать, - я подмигнула ему и, развернувшись, покинула аудиторию, бросив фразу про грязную тряпку, которая срочно нуждается в чистой воде. Выйдя из аудитории, я едва сдерживалась, чтобы не засмеяться. Такого поражения на его лице я не ожидала даже утром. Это было круто, хех. 1:1, Егор. Вот так играют по-настоящему, не пользуясь своей властью как учителя. Дилетант. Когда я в следующий раз вошла в кабинет, там уже выступал Одинцов. Учитывая то, что он обычно ничего не делает толком, а сейчас говорил правильные вещи, то я была почти удивлена. Ксеня сидела на своём месте, сзади меня, а я, вытерев доску до конца, заняла свою привычную вторую парту. «Реферат он не задал никому, кроме тебя», - шепнула мне Кравец, пока Егор не смотрел в нашу сторону. И это всё, чем он сгладил собственный ляп? М-да, негусто.   - Ладно, садись, Одинцов. Нет сил слушать это. Учись у Скавронской, а то тоже запрягу доску вытирать – там и гляди, вырастешь до хороших ответов. Карьерный рост всё-таки, - практикант не усмехался, а выглядел измученным. Хотя это всё игра. – Скавронская, закончи за него. Только давай без этих твоих ленинских призывов. А то я в следующий раз тебе броневик притащу.  - Настоящий? – я усмехнулась, пристально глядя на него. – Выступлю, только если будет настоящий броневик, Егор Дмитрич.   - Тебе голова для красоты нужна? Нет? Давай за кафедру и стругать, как папа Карло, факты. А то после Кравец и Одинцова мозги твоих одногруппников и мои похожи на дуршлаг.  Я не вставала. Это был принципиальный вопрос. Сидела, закинув ногу на ногу, пролистывая конспект и глядя на карту. Не спешила никуда. Тянула время и его терпение. О, эти адские мучения Егора, когда он не может заставить меня подняться по-человечески. Без своего статуса учителя ничего не может. Какая жалость.  - Кравец, толкни свою бывшую подругу, а то я боюсь, что она меня съест, - играет в жертву? Умно, но не вовремя. Хотя да, мне пришлось всё-таки встать. Больше затягивать своё упрямство не было смысла. Я продолжила семинар. Без конспектов: и так знала на память. С картами. С датами. С персоналиями. Без особых жестов, но с мимикой. В этом я вся. И когда я остановилась перевести дух и заодно перейти на другую тему, Егор спросил:  - Скавронская, ты смотрела «Лёгкую жизнь»*? - он был спокоен, сосредоточен и не лицемерил.   - Какое это имеет дело к теме? Фильм снят после войны, а у нас…  - Так смотрела или нет? – он что, меня пригласить посмотреть хочет? Фильм же чёрно-белый. Старый. В кинотеатрах, даже ретро, не крутят. К чему?  - Смотрела. Но зачем вам это? – я недоумённо взглянула на него, не видя прямой связи. Да, следить за его полётом мысли я до сих пор не умела. Что поделать.  - Да так. Ты ведёшь себя, как Маргарита Ивановна. Спекулируешь и спекулируешь.  - Вы это к чему сейчас сказали? – я понимала, что он хочет меня унизить изощрённым способом. И не при других унизить. А именно, чтобы я поняла, что это унижение. На других сейчас, значит, ему плевать. Нужно унизить меня в моих глазах. Так вот, чего он добивается. Ну, хорошо. Подыграем.   - Просто так, - он улыбнулся лицемерно-милой улыбкой, и меня стало подташнивать. – Ты совсем разучилась говорить, пока была на этом своём больничном.  Я разучилась? Что? То есть ты всё это время молчал? Ребята меня так же слушают. Или то, что ты не под моими чарами, на тебя так сильно повлияло? Прозрение напало? Как интересно. Может, ты ещё пример подашь? И он реально начал говорить. Рассказывал всё то, что я дальше хотела сказать. Факт за фактом. Слово в слово. Он что, мой конспект читал? Как так? Как можно так угадывать… мои мысли. Он ведь говорил, что даже видит, что я думаю. Что за чертовщина? В тот момент, когда он читал лекцию «о космических кораблях, бороздящих просторы вселенной», мне приходилось всё так же стоять за кафедрой. Он ходил свободно между рядами, переводя взгляд с одного человека, на другого. И всякий раз, говоря какой-то факт, укоризненно смотрел на меня, словно я забыла об этом упомянуть. Но нет, он выделял его так же, как выделяла бы я, только с немного другим интонационным окрасом. Пример он мне показывал, надо же. Будто я сама не умею себя вести перед аудиторией. Да пародировал он меня! Только вопрос в том, каким образом он узнал, что и за чем я хотела говорить? В конспекте не всё, а он - до мелочей говорил. Словно я с ним обсуждала дальнейший план ответа. Меня это настораживало.  - Теперь поняла, как надо, Скавронская? – он подарил мне садистскую улыбку. – Вопросов больше нет? Я негодовала. Втихую. Внутри. Меня разрывало от этих сомнений и этого грёбаного практиканта, который сейчас втупую изводит меня. Как тут сдержаться? Но нет. Я не могу. Нельзя. Нужно придумать что-то интереснее.  - С ума сойти, какой вы интересный, - кокетливо бросила я, удостаивая его лёгкой суетливой улыбкой. С каким интересом я смотрела на него, ожидая дальнейшего рассказа, но его бы не последовало всё равно. И никто, самое главное, не понимал, что происходит. Только Егор. Только он знал, что я издеваюсь над ним. Чисто. Аккуратно. Никем непонятое издевательство, только тем, над кем издеваюсь. 2:2, Егор. Оставшуюся пару он продолжал глумиться надо мной и всячески доставать. Диктант дат, который они писали в понедельник, когда меня не было, провалился, потому что «ну, Скавронской же не было», и из-за меня одной Егор дал переписывать диктант. Меня ненавидели? Похоже на то. Ну, хоть реферат не получили. А то они растерзали бы даже чучело, отдалённо напоминавшее меня. Я превзошла саму себя – отвечала так быстро и точно, что ориентироваться за темпом моих ответов Егор перестал в тот момент, когда Олька попросила в пятый раз помедленнее говорить. Я чувствовала тогда победу над ними всеми. Самая умная. Тешилось моё самолюбие, ой, тешилось. Это им в отместку за то, что судачили обо мне. Хотя это же толпа – она не поймёт, за что я ей мщу, чему учу и куда толкаю. Она тупа. Впору смириться с этим. Остаток дня прошёл замечательно. На ветру развевался мой прекрасный флаг отличного настроения, и ни одно облачко зависти не могло его испортить. Домой я вернулась в прекрасном расположении духа. Мама удивилась даже тому, как я легко выполняю её поручения и верчусь вместе с ней на кухне, готовя ужин. Помогала маме я крайне редко, потому что мы вместе на одной кухне не можем быть хозяйками и подчинёнными одновременно. А иначе руководить и готовить нельзя.  - Кстати, Катюш, - окликнула меня мама, - на домашний звонила Аня и сказала, чтобы ты в субботу с утра сходила на сеанс психотерапии. Она не смогла дозвониться тебе на мобильный и позвонила домой.  - А, хорошо, - я побелела, но улыбнулась привычной искренней улыбкой, которой озаряла кухню вот уже полчаса. Я совсем забыла об этой условности. И более того, нельзя допустить, чтобы мама начала расспрос. Нужно перевести тему: - Что там у тебя на работе? Нет больше тупых выскочек, подобных той мамаше?  - Катя! – преувеличила, зато она теперь думает о другом. – Не оскверняй свой рот такими наречиями. Сколько раз тебе повторять?  - Я всего лишь сказала правду. Не стоит ругаться на это, - пожала плечами. – И всё-таки? Всё спокойно?  - Да. Больше таких инцидентов не было, - сдержано заявила она. – Кстати, всё забываю сказать, на Новый год к нам приедут Вишневские.   - В полном составе? – это, пожалуй, всё, что я смогла выдавить из себя. До Нового года далеко ещё, а они уже забивают себе чужие хатки, где можно «на халяву пожрать»? Причём, именно пожрать. Потому что эти свиноподобные…  - Только Яков со своей семьёй, - всё так же аккуратно бросила мама.  - Поэтому я и спросила, в полном составе? – моё терпение подходило к концу, и она это слышала по интонации.  - Яков с Настей и маленькой Олечкой, - сколько любви было в её голосе к своей крестнице, столько ненависти было у меня к маленькому исчадию ада.   - А большая Олечка не влезает в их фургон уже? – не удержалась от юморка я. И сразу же потерпела мамин укоризненный взгляд. – Они едят всё, что плохо лежит. Плюс, ещё мелкую с собой берут. Ты представляешь, какой у нас будет Новый год?  - Ты всё равно проводишь с нами всего лишь пару часов, а потом уходишь к Ксюше или ещё куда-то. Так что не жалуйся.  - Они вообще-то живут в моей комнате. И после большой Оли нам пришлось менять паркет, если ты забыла, - настаивала я. – И дело вовсе не в том, что он прогибался под ней – она ездила на моих роликах по комнате, отчего весь паркет превратился в мелкую древесную пыль. Или мне напомнить тебе, как я выметала стружку из комнаты? Нет, я не была против гостей на Новый год. Но пусть они живут в других комнатах. А я ханжа и эгоистка – меня тошнит от этих родственников и их непосредственного участия в моей жизни и присутствия на территории моего личного пространства. В том году у нас были Красовские – вот это был кошмар. К восьми вечера холодильник ломился от еды, к десяти вечера – не тронутый членами нашей семьи стоял, приехали гости – через час холодильник пуст. И нет, блюда не стояли на столах – они уже, блин, переваривались! И хотя их было семь человек, это всё равно не считается. А тут Вишневские с их большими польскими аппетитами к мясу, которое готовит мама. Иногда мне кажется, что между определённой прослойкой родственников проходит викторина – кто и к кому идёт на Новый год. В том году Красовским выпало быть у нас, в этом – Вишневским. Самые голодающие. С Поволжья.  В субботу я решила сходить на семинар по биологии, потому как пропущенные пары нужно заполнить, да и подтянуть бы знания не мешало. Вернее, мама настояла, чтобы моя биология приобрела статус «отлично», а не «хорошо». Биология была назначена на самое утро, а после этого я спокойно могла пойти к Ане, не пересекаясь с Егором. Он придёт – я буду на паре. Он будет на паре – я уйду. Разумно организовано, правда? Найдя в книге звонков пропущенный неизвестный звонок на днях, я набрала и действительно услышала Аню. Сообщила ей о своих планах, записала адрес, куда нужно подъехать будет, сбросила звонок и сохранила её номер.  Суббота началась холодно и мрачно. Дождливо было, слякотно, влажно. В такую погоду, и правда, только дома сидеть да телевизор смотреть. Пусть альтернативой ему был сериал в моём понимании, но суть этой великой цитаты Матроскина не изменится. Я натянула колготы, джинсы (которые потом заправятся в резиновые сапоги), водолазку с бордовым пиджачком, сделала высокий конский хвост, коснулась тушью ресниц, помадой – губ, надела пальто и вышла. Настроения особого не было. Меня не взбодрили ни душ с утра, ни завтрак, ни полчаса серии, которую я смогла ещё посмотреть вместе с кружкой горячего чая. В рюкзаке лежали пара тетрадок по биологии, пособие и пенал. Правда, я забыла зонт, и пришлось возвращаться за ним.  Не люблю я именно такую погоду. Против дождя ничего не имею, но вся эта грязь осенняя на меня наводила тоску. Биология, погода, психотерапия с Аней, и наверняка будут разговоры о Егоре с неприятной для меня стороны – сплошная печаль, сплошное разочарование. Меня ждал путь на маршрутке, а потом пешком по парку к лицею. Впервые я ненавидела этот пеший путь. Порывы ветра невозможно предугадать. Эх, бедный мой зонтик.  На биологии нас было не так много. Видимо, все остальные знают её лучше истории, поэтому идут на историю, а вовсе не потому, что биологию ведёт не Егор. Увидев меня на своих занятиях, учитель удивился. Ещё бы. Скавронская пришла сама, без подруг. И, в общем, не то чтобы я совсем ничего не сделала – я просто писала тест на проверку общих знаний по биологии, чтобы «знать, на каком ты уровне и где твои слабые места». Я просто пришла закрыть долги – не собираюсь я экзамены сдавать по биологии. Но кого это волновало? Когда в коридоре стало шумно, я поняла, какой семинар сейчас начнётся. И от «что вы, как стадо!» у меня внутри всё перевернулось. Егор. Он прошёл мимо этой двери. Мимо той двери кабинета, в котором сижу я. Внизу живота спазмом схватило внутренности, и я чуть не поцеловалась с партой. Меня крутило и выворачивало. И дело не в просроченном творожке, который я съела на завтрак. Егор, блин. Что ж ты делаешь. После того, как биология подошла к концу, а под дверью уже ждали люди, пришедшие подтянуть физику, я вылетела из кабинета быстрее пули. Чтобы ни тени сомнения не было подойти к кабинету истории и просто слушать его голос. А я хотела. У меня были такие мысли. Параноидальный бред – вот, чем это всё закончится, если дать волю своим чувствам и делать то, что хочется. Мне такая участь не нужна. Так что ноги в руки и бегом. Адрес, который мне продиктовала Аня, я записала, пробила маршрут от лицея и теперь стояла на остановке в ожидании нужного транспорта. Ехать пришлось не близко. Пока я смотрела в окно и изучала путь, рядом со мной сидел парниша и изучал меня. Ничего такого – он просто рассматривал зонтик в моих руках. Зонтик с вырезками газет на английском. Читал и читал. А мне что – мне не жалко. Пусть читает и поднимает свой уровень развития. Я приехала действительно к больнице. Большая территория, заезд, небольшой парк и несколько зданий, объединённых переходами. В главном корпусе, куда я и направилась, суетились люди. Несмотря на субботу, тут было слишком много работающего персонала. Аня стояла у регистрации и общалась с девочкой о чём-то своём. Завидев меня, подозвала меня к себе.  - … так вот он взял и вышел. Прямо с операции, представляешь, - хихикнув своей знакомой, Аня обратилась ко мне: - Не обращай внимания на этот балет на льду. У нас сегодня операционный день, и все носятся, как угорелые.  - А в другие дни операций не делают, что ли? – я оглянулась ещё раз, вжавшись в стену, пока мимо меня провозили каталку с пациентом три молодые медсестры.  - Делают, но суббота – исключительно для хирургов. Все сложные операции назначают на субботу, потому как в этот день больница не работает и пациент с зубной болью не мешается в коридорах, - Аня усмехнулась, глядя в одно из соединённых с фойе крыльев.  - Одному такому сталкеру тут ногу отдавило каталкой. Так он потом не только к стоматологу записался, - медсестра с регистратуры засмеялась вместе с сидящими рядом с ней женщинами. – Правда, в субботу ему так никто и не помог. Не зубной день это. Юмор врачей – хех, очень экстравагантно, и, самое главное, эти люди ведь спасают жизни. И шутят над этими же жизнями. Кошмар. Аня провела меня на третий этаж в какой-то кабинет. «Психотерапевт». Она что, реально меня к психотерапевту решила сводить? Думает, что мне настолько плохо? Мне, конечно, плохо, но психотерапия тут не поможет. Тут нужен Егор. Всего лишь. Принеси мне Егора, и я сама решу свои проблемы.  - Не переживай, Ярослав Викторович – мой хороший знакомый. Он просто оставит нам кабинет, - она толкнула дверь и впустила меня первой. За столом сидел молодой врач. В белом халате. С уложенными волосами. Ухоженный. Он поднял на нас взгляд и кивнул с улыбкой. Поставил характерную точку в своих бумагах и начал складывать их.  - Так вот, что привлекало Егора в ней, - он рассмеялся, положив стопку бумаг на синюю папку слева от себя. – А я уж думал, что ты преувеличила.  - Разве я похожа на ту, кто преувеличивает всегда? – Аня подмигнула и уселась на один из стульев для гостей у двери. – Обижаешь, Ярик.  - Вовсе нет. Но мало ли, - он улыбнулся ей и указал жестом мне присесть на стул, с другой стороны от его стола. – Как тебя зовут? А то эти ироды мне ничего не говорят про тебя.  - Ироды? – я оглянулась на Аню недоумённо. Что-то мне вся эта ситуация не нравилась. Она меня смущала, что ли.  - Не обращай внимания. Я не обращаю внимания на этих жуков, и ты не обращай. Так всё-таки, как тебя зовут? – он переключился на меня и с живым любопытством смотрел мне в глаза.  - Скавронская Катерина, - недоверие он какое-то вызывал. Причём, нездоровое недоверие.   - А я Ярослав Викторович. Или Ярик. Как тебе удобнее называть?  - Это вы уже меня сканируете, да? – я подняла бровь и сжала губы в нить. Я права, знаю, что права. Печёнкой чую, что права.  - Самую малость, - он подмигнул мне.  - Мне не нравится, что вы себя ведёте, будто мне десять лет, и пытаетесь добиться моего доверия такими мелочными способами, - сразу всё стало на свои места. И быть лояльной я не собиралась. Терпеть не могу, когда меня недооценивают. Просто раздражает до мозга костей. – Врите крупнее и проявляйте больше таланта, чтобы меня поймать в ловушку.  - Я почти поверил в то, что ты купилась, - он откинулся в кресле. – Ань, почему ты не сказала, что она занятная? Я бы сам с ней с удовольствием пообщался.  - Если Катя захочет, то придёт к тебе, - Аня поднялась и подошла к столу. – А теперь уступи даме место и иди, погуляй где-нибудь.  - Женщина, ты всерьёз вздумала командовать в моём кабинете?   - Живо, - она зацепила его за ухо и заставила встать с кресла. – Он мой двоюродный брат, мне можно. Я приняла это вовремя, а то ещё бы немного и подумала бы о странных отношениях между ними. Ярик вышел из кабинета нехотя. И даже «у нас женские секретики» его не убедило. Но волей-неволей ему пришлось закрыть за собой дверь с другой стороны. А Аня принялась рассматривать меня.  - Прости за этот цирк. Выглядишь неплохо. Бледная немного, разве что. Питаешься хорошо? – она оторвала листок для заметок со стола брата и взяла ручку из кармана своего халата. – Спишь как? Кошмары не мучают? Есть какие-то странности в поведении? Нестандартные мысли?  - Да всё в порядке. Сплю хорошо, ем хорошо. Жизнь, как и прежде, нормальная, - я отвечала спокойно и медленно, оглядывая, наконец, кабинет без его хозяина.  - А когда Егора видишь, – я взглянула на неё, - что чувствуешь?  - Страха нет, если ты о нём, - угадывала её намёки я, ломая себе пальцы, чтобы выкрутиться из этого положения. – Так же спорю и пререкаюсь с ним.   - Вы были с того раза наедине?  - Да. Но ничего не было. Просто поговорили, - я старалась отвечать, как можно спокойнее, без воспоминаний, которые, того и гляди, волной нахлынут. Я поставила мощную высокую стенку, чтобы оградить себя от этого. Но воспоминания бьют с такой силой, что иногда я сомневаюсь, что она выдержит.  - Что ты думаешь по поводу того, что случилось между вами? – Аня отложила листок и ручку, откинулась в кресле и, положив руки на подлокотники, в открытую смотрела на меня.  - Я не знаю, что думать, поэтому стараюсь не думать об этом вообще.  - Ты так вечно не сможешь, ты ведь понимаешь это? Нельзя ставить блок на мыслях о человеке. Это недолговечно. Особенно если ты с ним регулярно видишься, - Аня перевела взгляд в точку на стене, где-то правее моей головы. – Егор не из тех, кого легко забыть. Ты влюбилась в него, потому что на его фоне ты кажешься блеклой. Да, сама по себе, в общей массе, ты не серость, но он ярче тебя. И тебя подсознательно тянет к нему. За опытом. Из зависти. Для воссоединения. Не могу сказать точно, за чем конкретно, но скорее – за всем сразу.  - Ты и Лене об этом говорила? – я была напряжена и не скрывала этого. Мне было не до актёрской игры сейчас.  - Нет. С Леной ситуация была иной, - она уткнула взгляд в стол, почти прикрыв веки, и продолжила: - Это она была ярче Егора.  - Ярче Егора? – глаза округлились, и я моментально попыталась представить себе кого-то, ярче этого индивидуума.  - Именно. В ней был тот свет, которого ему не хватало, поэтому его тянуло к ней.   - А она?  - А она знала, что яркая, что к ней тянется вся мишура, и она этим пользовалась.   - И она воспользовалась Егором? – не то, чтобы я не верила своим ушам, но была близка к этому. Чтобы он мог кому-то позволить собой воспользоваться, да ни в жизни!  - Ему кажется, что не совсем, а со стороны видно другое, - Аня принципиально не смотрела на меня, чтобы не созерцать мою реакцию. – Всё рассказать я тебе не могу. Только в общих чертах. И то, с твоей стороны было бы уместнее молчать об этом разговоре. Особенно при Егоре. Мне ничего не будет из-за моего языка, а вот ты сама можешь накликать на себя дурную весть.  - Я ничего не скажу ему и сделаю так, чтобы он не догадался об этом разговоре, - пожалуй, во мне было слишком много уверенности, но тогда двигало любопытство.  - Ты ещё мала, чтобы понимать какие-то тонкости отношений, хотя они были немногим старше тебя. Но всё-таки на некоторые вопросы я отвечать не буду. Лена не была стервой или заносчивой красоткой. Внешность у неё типичная, среднестатистическая я бы даже сказала. Но харизмы хватило бы на два грузовика с десятками людей. Активистка, спортсменка, танцовщица – учась на историческом факультете, её любили почти все. Легко заводит связи, ведёт все встречи, организовывает мероприятия – она знала, как и где себя правильно вести. Она легко общалась с людьми, заводила знакомства и так же легко могла всё бросить. Не привязывалась ни к чему, кроме Егора. Он был не таким ярким, как она. Это заставляло его становиться лучше, подниматься всё выше. И всякий раз, когда он был для неё угрозой свержения с трона, она использовала его привязанность, напоминала, кто она, а кто он. И так было неоднократно.  Аня постукивала ручкой по столу всякий раз, когда начинала какую-то мысль, словно боялась, что та от неё ускользнёт. И я следила за этим. Запоминала, но всё равно отвлекалась на стук.   - Егор был одним из лучших студентов. Любимчик многих преподавателей. Он подрабатывал тогда уже – писал студентам курсовые, и в какой-то момент его слог начали узнавать. За это он чуть не вылетел из университета, потому что декану не нравилось это. Но за него заступился ректор, потому что Егор никогда не проигрывал в олимпиадах и турнирах. Когда стало известно, что Егор и Лена встречаются, то эта новость облетела весь университет, и на встречи они стали ездить вместе. Харизма Лены и ум Егора делали славу университету раз за разом. О них писали в газетах, о них говорили, на них равнялись. Лучшего метода, чем обуздать ленивых студентов и не придумаешь.  - Сильно Егор изменился с того времени? – я суетливо смотрела на разные вещи на столе, избегая взгляда Ани.  - Имеешь в виду, он сейчас такой же неяркий по сравнению с Леной? – она призадумалась. – Нет, сейчас он изменился. Его нельзя уже оценить по яркости – он глубокий. В нём столько слоёв этой яркости, этой тени, что ничего, кроме «глубокий» тут не скажешь.  - А я сильно блеклая на его фоне?  - Ты не развилась ещё достаточно. Ты выглядишь ребёнком, потому что пережила слишком мало. Ты скорее увлечение, вызываешь только лёгкие эмоции. От общения с тобой мир кажется проще.  - То есть ничего серьёзного у меня быть пока не  может, так? – я прикусила щеку, но с дозой терпения смотрела на Аню в упор. Она сморщила лицо от сомнений, но я уже знала, что это означает. Не важно, солжёт она мне словами или нет – её мысли говорят очевидность. Никаких серьёзных отношений у нас быть не может. – Думаю, на сегодня достаточно.  - Ты плакать собралась? – я прикусила язык и закатила глаза, пытаясь не дать глазам покрыться слёзной плёнкой. – Не нужно. Видишь ли, Егор такой человек, что ему потенциально нужен кто-то лучше, чем он. Он живёт этим стремлением догнать и опередить. Он даже не замечал, когда Лена из его лба загоравшуюся звёздочку выбивала.   - Провожать не надо. Выход найду сама, - я поправила свою одежду и нащупала в кармане пальто пару купюр на проезд. – На сегодня с меня хватит новостей. Мне нужно их переварить. Я вышла из кабинета, толком не попрощавшись. В коридоре на стульях ожидания сидел Ярик и играл в телефонную игрушку. Он поднял на меня взгляд, и я поняла, что психотерапии мне всё-таки не избежать. Ярик спрятал телефон в карман халата, поднялся и, подойдя ко мне, обнял за плечи.  - Только халат мне тушью не испачкай, - сразу же бросил он вполне деловито. – А то заставлю стирать.  - Хотела бы я на это посмотреть, - я улыбнулась, проглатывая комок в горле, который мешал говорить.  - Испачкай и посмотришь, - дерзкий и смешной врач – он мне таким нравился. Я бы не отказалась иметь такого друга, который бы меня вытягивал из пропасти разочарования.  - Можно будет иногда приходить?  - Я не выполняю функцию подушки, - я взглянула на него, - и одеяла тоже. Поговорить можно, но плакать лучше в туалете, чтобы никто не видел этого. Все думают, что когда они плачут, они красивые. Крупнейшее заблуждение.  - Ещё немного и всё. Я быстро отхожу, - утёрла веки и почти не потёкшую тушь. – Сюда приходить, если что?  - Лучше звони мне сначала. В какие-то дни у меня бывает большой наплыв людей, и я физически не смогу уделить тебе время, - он положил руки мне на плечи, по-дружески договариваясь со мной о встрече.  - Телефон твой мне где взять?  - Я же оставил визитки на столе. Ты не додумалась взять? Идея с тем, чтобы ходить ко мне на консультации, к тебе пришла после того, как ты ушла от стола больше, чем на метр? – издевается. Но от этих издевательств не обидно - мне становится лучше. – В регистратуре спросишь. Только подходи к молоденькой, а то дамы бальзаковского возраста считают меня тайно влюблённым в них всех сразу. Не будем подрывать мой и без того трудный авторитет в их глазах. Я молча кивнула и улыбнулась. Комок в горле, уже остаток эмоций, всё ещё мешал говорить. Он видел это и терпел. Сам решил проводить меня к выходу, чтобы я не потерялась. Предложил помощь. Дал номер телефона записать так, без визитки.   - Не думай о том, почему я так забочусь о тебе. Принимай это как должное, - он приобнял меня за плечо и поймал взгляд.  - Тебе не впервой быть антиподом Егора? – я не могла долго смотреть в глаза. До сих пор было трудно признаться вслух, что этот садист мне нравится.  - И это тоже, - уклончиво говорил Ярик, поворачивая на последней лестничной площадке.  - Много было таких?  - Это не то, что я хотел бы тебе рассказать, - он смотрел перед собой.  - Тогда зачем мне всё это рассказывала Аня? Ты ведь слышал, что она говорила. К чему всё это было? – я закусила губу, но было поздно. Словесный поток, все мысли, уже выходили. – Чтобы отвадить меня от Егора? Или чтобы я поставила крест на нём? Что за вздор! С каких пор такими словами можно заставить отпустить человека? С каких пор такими методами вообще пользуются?  - Высказалась? – он сбросил руку и остановился позади меня, тогда как я сделала немного шагов и прошла вперёд.  - Нет, - но язык прикусила до того сильно, что он противно заколол.  - В письменном виде изложи и принеси мне в следующий раз, - до того противное спокойствие у него было, что мне хотелось ударить его и разрушить эту, кажущуюся мне иллюзорной, маску благоразумия.  - А если я не приду?  - Мне меньше проблем. Не люблю возиться с подростковыми проблемами, так что ты облегчишь мне жизнь, - он выглядел не суровым. Он был до того прост, искренен, что у меня и в мыслях не возникало мысли о лицемерии. – Такой ответ устроит?   - Устроит, - я поняла, что проиграла эту партию, но никакого разочарования не чувствовала. Любопытство. Он заставил меня ощутить непритворное любопытство.  - Не в моей манере так отвечать, но только на неё ты обращаешь внимание, - что? – Уж прости, не удержался проверить свои заметки в действии.  - Проверить? Я что, подопытная? – во мне закипал гнев. Ещё бы.   - Ты моя знакомая, чуть больше обычного прохожего. Плюс, я хотел понять, в чём твоя особенность. И понял, - Ярик был похож на довольного кота, который получил то, что хотел. – Не поверишь, но теперь мне ещё интереснее.  - Ты же понял, что я за фрукт. К чему ещё этот интерес? – я до сих пор дымила, но уже приобретала признаки штиля.  - Считай, что это профессиональное, - он ухищрённо улыбнулся. – А насчёт Ани – она просто не любит Егора и жалеет всех девушек, которые оказывались в радиусе действия его обаяния.  - И это жалость, по-твоему? Болезненная она какая-то, - я сморщила лицо. – И что значит «не любит»?  - Ты говоришь, что ты не ребёнок, а до сих пор делишь мир на чёрное и белое. Все вещи приносят боль. Под разным углом посмотри на них и поймёшь. Жалость не обязательно тёплая. А любовь не обязательно красивая. Даже влюблённость не может быть приятной. А в твоем случае ничего хорошего вообще ждать не стоит, - он дёрнул меня за ухо и улыбнулся.  - Я не ребёнок. Просто у меня ещё не сформировалось мировоззрение. И в этом…  - Давай обойдёмся без оправданий. Они сейчас никому не нужны, - он взмахнул головой и перевёл взгляд на пробегающих мимо медсестёр. – Ты не выросла для таких отношений. И я не про физиологию.  - Но…  - Ты морально не готова идти за человеком. Ты, может, и отвечаешь за себя, но не способна наступить себе на горло и действовать в угоду чужим интересам. Серьёзные отношения – это не телесная близость. И не духовная. Это отсутствие духовности своей, собственной.   - Как это?  - Человек, в котором ты растворяешься, но при этом остаёшься собой – самый редкий вид отношений, но все стремятся к нему. Это как идеал: недостижимо, невозможно, но никто не запрещал идти к этому.  Ярослав выглядел немного взрослее сейчас. Словно год опыта лёг ему на лицо тенью. Без грусти, радости – его выражение было никаким. Единственное, что читалось в нём сейчас – мудрость. Какая-то своя человеческая мудрость. Мне стало неудобно в этом теле быть, словно оно не моё. Я не готова к серьёзным отношениям. Сколько себя помню, никогда не задумывалась над тем, что включают в себя эти отношения. Что это вообще такое. Какого окраса придаёт этому слову эпитет «серьёзные».    - У тебя были подобные отношения? – успокоив собственную гордыню и досаду, я всё-таки рискнула спросить. Не то, чтобы я рассчитывала на совет: он мне и так помог.   - Были.  - И почему они прекратились? – я перевела взгляд на Ярика и пожалела, что задала этот вопрос. Нет, он скрывал свои эмоции, только его безучастное лицо мне не понравилось. Словно часть его боли, собственной, причинённой им самим, пролезла сквозь кожу наружу.  - Я оказался не готов к таким отношениям, - он моргнул несколько раз и улыбнулся уголками губ, справляясь с собственными тараканами.  - А сейчас?   - Не уверен, - он посмотрел на меня и улыбнулся, показывая, что разговор на эту тему пора прекратить. – Мы задерживаемся. Аня подумает, что я тебе что-то лишнее говорю тут. Идём.  - Всё наладится, - это единственное, что я могла выдавить из себя. Ярик не смотрел на меня, он шёл рядом и улыбался пробегающим рядом медсёстрам, перебрасываясь с ними парой фраз. - Мне кажется, что ты хороший человек.  - Ты такой ребёнок ещё, - он ухмыльнулся. – Считаешь людей хорошими, чувствуешь сердцем и смотришь на мир сквозь очки.  - Неправда.  - И отрицаешь.  - Многие дети, между прочим…  - Да какое мне дело до многих? Ты ведёшь себя, как ребёнок, и всё. Хоть спорь, хоть нет – ты просто не повзрослела ещё. Без разницы, как сама ты к этому относишься. Факт от этого не изменится, - он открыл дверь и выпустил меня на улицу. Я прикусила язык. Отчасти ведь он был прав. Всё то, что говорил – это не перекрученные слова. Это действительность. Я веду себя, как ребёнок.  Но почему мне так не нравится, когда на это указывают? Ещё один детский стереотип? Детское желание казаться старше и быстрее вырасти. Может, пора принять это?  - Быть ребёнком круче, чем быть взрослым, поверь, - он достал из кармана брюк пачку сигарет и зажигалку. – Я бы не отказался сейчас иметь детское восприятие мира. Не говорю уже о том, что хотел бы преспокойно сидеть в песочнице и лепить куличики.  - Возраст к взрослению никак не относится, - я переминала пальцы и не знала, что сказать. Сейчас Ярослав дал мне столько пищи для мозга, для работы над собой, и я не могла пренебрегать этой возможностью.  - Именно. Но это не мешает их сравнивать. Ты относишься к тем людям, которые, - он потянулся за телефоном и, прочитав смс, выбросил недокуренную сигарету. – Прости, Аня лютует, так что я побегу. Увидимся.  Он не побежал, а просто шёл быстрым шагом. Нервным немного. Но в целом, в его походке была та мужская сила, которая мне нравилась. Сам по себе, Ярослав привлекал внимание. Когда я смотрела со стороны, как он проходит мимо людей, то замечала их довольные взгляды. Идя рядом с ним, этого не ощущалось. Он вёл себя расковано на людях и не чувствовал дискомфорта. Интересно, что творится в его голове? Что он думает по поводу каждого человека? Хотела бы я хоть на несколько минут ощутить себя такой же умной. Пусть этот груз знаний был очень тяжёлым, но мне хотелось. Из любопытства. Что я думала по поводу последних разговоров? Если честно, я боялась разбирать разговор и вообще оставаться наедине с собой. Мне нужна была отвлекающая мысль, чтобы я не углубилась в себя и не закрылась. Я давно смекнула, что всё, что связано с Егором, мне приносит, так или иначе, дурное расположение духа, а сейчас мне этого совсем не хотелось. Начнём с того, что я в принципе не люблю ходить с чёрной тучкой над головой. Лучше уж сияющий нимб, который всех бесит, чем тучка, которая бесит меня. Ехала я домой с приятной музыкой в наушниках и мыслями о том, каково быть Яриком. Какой у него распорядок дня, что он ест, что читает обычно, где гуляет и как проводит свободное время. Нет, он интересовал меня не как Егор. Я сначала было, даже подумала, что себе в пару выбираю только потенциально старших меня самой партнёров. Но Ярик был, слишком хорошим. Интересным, манящим, но слишком хорошим. Не знаю, как ещё описать это чувство разницы между ним и Егором, чтобы передать то ощущение, которое этот человек произвёл сегодня на меня. Егор – холодный, но к нему тянешься, как к огню. Ярик – тёплый, располагающий к себе очаг. Он семейный очаг, который собирает людей вокруг. С ним хорошо и спокойно. С Егором – пылко и импульсивно. Я поджала губы, когда рядом сидящая женщина толкнула меня, пытаясь встать с места. Меньше жрать надо, чтобы людей окружающих не беспокоить. Но эта тётка положила конец всем моим расслабленным мыслям. Я случайно перевела взгляд в окно и увидела идущего по тротуару спокойной походкой Егора. Он был расслаблен и говорил по телефону. Это действительно был он. Я не могла ошибиться. Пальто, брюки, туфли, сумка. Если лицо я могла бы перепутать издалека, то облик – нет. Умиротворённым, немного расслабленным, он вызвал во мне такое желание выйти на ближайшей остановке, подойти и обнять. Я просто хочу обнять его. Не сжимать. Не приобнимать. А просто ощутить его рядом. Просто чтобы мой мозг понял, что Егор, к которому постоянно хочется, уже рядом. И успокоиться. Чтобы сердце  перестало так колотиться всякий раз, когда я думаю о нём. Я хочу успокоиться. Пусть это будут чувства, от них не избавиться так сразу. Но хотя бы спокойнее, а не этот фонтан эмоций, который меня захлёстывает. Как сейчас. Если бы не рядом севшая девушка с вопросом «вы на следующей выходите?», я бы уже просила водителя остановить на остановке. Вовремя. Мне стоит взять себя в руки. Ребёнок я или нет – не важно. Ничто не оправдает моё безумство. А с практикантом нельзя быть безумной. Только расчёт. Холодный, прагматичный. Чувственная хрень ему не нужна. Она будет мебелью. А мне это не нужно. Если бы я хотела быть мебелью, я бы влюбилась в какую-то звезду и ходила на концерты, как обычная фанатка. Маршрутка проехала, и Егор остался позади. Я принципиально сидела ровно и смотрела перед собой. Нельзя оглядываться. Не лови его образ. Пусть всё будет так. Успокойся и расслабься. Не время сейчас растекаться лужицей. Домой я попала с почти угомонившимися противоречивыми чувствами. Голова чиста, сердце спокойно – в таком состоянии лучше всего идти домой. Можно разыграть трагедию и уединиться в комнате. Можно принимать ванну целый час. Можно слушать музыку. Можно всё, что угодно. Всё, что позволяет не пересекаться с другими обитателями квартиры. И в такой субботний вечер я была настроена на уроки, одну серию и горячий чай. Настроение после того, как увидела Егора, превратилось в кашицу. Нет, я не была человекоподобным существом. Я просто устала. И эту усталость мама отменила с порога, когда открыла дверь. Суетливая, в фартуке, жирными руками открывая дверь, она выглядела по-домашнему просто, и от этого её облика на душе становилось теплее. Всё-таки для мамы семейный очаг – это первоочередное в жизни. Не знаю, что для меня важнее: карьера или семья, но у меня есть время это понять. Как сказал Ярик, я ещё ребёнок, и мне нужно научиться сдерживать себя, если я хочу повзрослеть. И хотя ему искренне невдомёк, зачем мне корчить из себя взрослую, тем не менее, он дал пару наводок. Вот теперь воплощаю их в жизнь. Стараюсь развить в себе привычку. В комнату я дошла без проблем, согласилась поужинать, переоделась и на двадцать минут вышла на кухню покушать. Мама всё ещё крутилась там – делала отбивные на утро. Воскресный завтрак должен быть очень сытным. Поэтому я претендовала тоже на эти отбивные, несмотря на калорийность. Я растущий организм же. Так что можно. Сегодня мне почти не спалось. В голову то и дело лезли слова Ани или пояснения Ярика. Я так и не смогла сомкнуть глаз. Лишь под утро, когда уже рассвело, мне удалось окунуться в сон. Пару раз ночью я вставала и делала уроки. Голова слишком хорошо работала, чтобы пренебрегать таким шансом сократить время учёбы днём. Лучше серию посмотрю. И что бы мама ни говорила. Хоть трава не расти. Я проснулась в обед, в разгаре дня. Меня никто даже не думал будить, что само по себе странно. Я вообще не слышала никаких звуков, исходящих от других членов семьи в пределах этой квартиры. Поднялась, положила на своё место одеяло, которым укрывалась, чтобы оно сохраняло моё тепло, и направилась к двери. В гостиной сидела мама и смотрела тихо телевизор. Из комнаты апостолов доносились периодические слова. В остальных комнатах – тишина. Я направилась в кухню, стараясь создавать как можно меньше шума. Мой завтрак стоял холодным. На столе, накрытая крышкой от кастрюли, стояла тарелка с овсянкой и отбивной. Сюда бы ещё солений каких-нибудь. Мама незаметно вышла в коридор и прошла мимо меня – только тогда я её заметила.  - Что-то дома подозрительно тихо, - с сомнением произнесла, присаживаясь за стол, напротив своей тарелки.  - У Остапа сердечный приступ был, - почти безлико заявила мама.  Остап – мой дядя по какой-то там линии и в каком-то там колене. Честно, всех этих тонкостей не знала и не запоминала. Да и не собиралась. Я его всегда называла «дядей» - этого вполне достаточно для определения нашей связи. Особой любви я не питала к нему, однако новость меня огорчила. Мама забрала тарелку прямо из-под носа, когда я уже взяла в руки нож и вилку и готовилась резать отбивную, поставила её в микроволновку, выставила время и, не присаживаясь, вышла из комнаты. У неё маленький траур. А то, что всё в порядке, всё обошлось – её не волновало. Наверное, сейчас будет молиться. Хотя нет, зная её, она сразу после этой новости пошла в уголочек и зажгла свечу. Интересно, а в церковь она ходила с утра? Естественно, я юродствую. Естественно, религия этого не позволяет. Но мне особо нет дела – думать мне никто не запретит. В полдень отец с братьями собрался на какую-то «чисто мужскую» прогулку. С кем они хотели встретиться, куда пойти – не разглашалось. Было ясно только одно: женщинам туда нельзя. Но, тем не менее, отец мне шепнул на ухо, что если я очень захочу, то мне можно будет пойти. Однако я не собиралась никуда идти сегодня. После вчерашнего, переварив за ночь целую льдину информации, проснувшись сегодня с немного видоизменённым мировоззрением, я была морально не готова к новым ощущениям. Что бы там они ни говорили, чем бы ни заманивали, я идти не хотела. Но они не заманивали – это было просто предложение.  Весь день проходил сумбурно. Я выходила из комнаты, заходила в комнату, тянула из холодильника вкусняшки, смотрела сериал, пересматривала в тетрадях записанные домашние задания, но толком так ничего и не делала. Мне не то, что не хотелось, мне надо было просто начать. Но даже начать лень. Поэтому я просидела там почти до шести вечера, пока мама не зашла в комнату и не напомнила мне о том, что «как бы воскресенье почти закончилось, а ты так ничего и не сделала». Я ответила своё «ещё не вечер» и продолжила смотреть серию. Сказать по правде, я бы предпочла до ночи смотреть сериал, а потом что-то сделать – всё равно мне сегодня какая-то гадость будет сниться. Из-за того, что в понедельник у меня стрессы, а в воскресенье я обычно готовлюсь, организм привык не спать и вообще чувствовать себя в тонусе. Так что даже если я начну домашку делать в десять вечера, это ничего не изменит.  От меня отвлёк телефонный звонок. Доехав на своём кресле с колёсиками до телефона, лежащего на диване, я удивилась, увидев незнакомый номер. Подняла трубку, переставая жевать овсяное печенье, и чуть не подавилась остатками крошек во рту.  - Я скучаю. Меня бросило в дрожь. То ли от полушёпота, то ли от интимности слов, то ли от осознания, кто это говорит. В голове застряли эти слова, хотя он ничего дальше и не говорил. Я не слышала ни фонового шума, ни посторонних разговоров из трубки.  Один. Ностальгирует?   - Я так скучаю по тебе, - меня передёрнуло, и телефон чуть не вылетел из рук, когда я хотела прижать его ближе к уху, чтобы слышать каждое слово. – До потери пульса хочу, чтобы ты была рядом. Я хочу, чтобы всё вернулось, и ты – ко мне. Я молчала. Не смела сказать ни слова. Просто слушала и дрожала. Затыкала себе рот от появляющихся слёз. Мне было холодно и жарко одновременно. Воздух в комнате казался мгновенно нагревшимся градусов на сорок и выше. Но я не могла открыть окно, взять тетрадь и помахать ею в лицо – он не должен слышать никаких движений.   - Я продолжаю употреблять морфин, потому что сигареты уже не помогают. Твоими стараниями я не употребляю алкоголь в целях забыться. Что ты сделала со мной? Лен, - я больше не могла это слушать и отдёрнула телефон, как прокажённый, но из рук не выпустила. Какая-то мазохистская пытка.  Сердце колотилось с бешеной скоростью, а в голове происходил самый быстрый мыслительный процесс, на который только мой мозг был способен. Я колебалась: слушать дальше откровения или нет. У меня не возникало ещё вопроса, почему он позвонил мне. Откуда мой номер, тоже не заботило. Важно было то, что он говорил.  Я с опаской поднесла телефон к уху, уже не так сильно беспокоясь за фоновый шум с моей стороны:   - … вместе. Я так не могу больше. Без тебя – не могу. Спасибо, что выслушала. И вызови мне скорую: у меня будет передоз. Я открыла в панике рот, но Егор уже сбросил. Как передоз? Почему? Чем?  Морфин. Он собирается морфин себе вкачать? Раз ему не помогают сигареты, то и морфин может тоже. Так, что я знаю про морфин? Быстрее же, ну! Морфин – наркотик. Что-то там с опиумом связано и, кажется, его Холмс употреблял. Или не его. Короче, не важно. Что делать? Звонить в скорую? А какой адрес? Блин, где та бумажка с адресом, который мне Женька диктовала. Чёрт. Идиот и кретин. Из-за бабы решил накачаться. Тупой, ой, тупой. Блин, что делать? Стоп, а морфином разве раньше не лечили? Он же обезболивает. Может, он не так много себе вколет? А если много? Чёрт. Ненавижу уже всё это. Дебильная ситуация.  Как же поступить? Маме говорить нельзя. Это ей покажется странным, а когда ещё и суть проблемы расскажу – она мне вообще запретит с ним общаться. Нет, говорить, что он практикант нельзя. Лучше уж вообще ничего ей не говорить. Да, так лучше. Надо поехать к нему и отговорить. Точно, надо срочно к нему ехать. Может, успею ещё. Блин, вот идиот. Хоть бы не накачался за эти полчаса, пока я добираться буду. Надо звонить. Я в суете набирала номер, с которого мне звонил Егор, и слышала только, что абонент – не абонент. Выключил, значит. Это капец как плохо! Натягивала  колготы, джинсы и рубашку быстрее, чем когда-либо, завязывала волосы в хвост – натянула своё пальто и без вопросов от мамы выскочила из квартиры. Как она меня не заметила? Просто смотрела своё шоу по телевизору. Надеюсь, я быстро. А если что, телефон у меня с собой. Чувствую, кто-то мне голову оторвёт. И лучше бы, чтобы у меня была компенсация за моральный ущерб – голова Егор. Я ему дам, подыхать он вздумал из-за какой-то бабы! Пф, подумаешь. Морфином он вздумал накачаться. Чего уж не героином? А, ну да, его же достать надо. Интересно, кстати, а откуда у него морфин? Аня в больнице берёт нелегально? Даже друзей на уголовщину подсадил. Сам такой, и друзей в западню тянет. Идиот, что сказать. Я прыгнула в салон маршрутки, когда дверь уже закрывалась. Успела. Правда, водитель моей прыти не обрадовался. Заплатив за проезд, упала в кресло, продолжая набирать Егора. О, появился в сети. Ну, отвечай же. Отвечай. Возьми трубку. Трубку бери! Идиота кусок. И что я в тебе нашла? Блин, ну, как так можно – накачаться из-за бабы! Ну, серьёзно. Глупость. Хотя если у них прям такие отношения были. Да и он не замечал, как она им пользуется.… Нет, нельзя об этом говорить. Я не должна спалиться, во что бы то ни стало. Нельзя подставлять Аню. Нельзя выдавать информаторов. Хотя чего переживать. Я еду к человеку, который, может быть, уже близок к смерти. Хех, мало ли, что я скажу. Он всё равно ничего не сделает. Действительно. Блин, не моё это – такие шутки чёрные. Егор, держись. Я скоро буду. Я вытащу тебя из этой пропасти. Обещаю. Когда маршрутка подъехала к остановке, я буквально выпрыгнула и понеслась к дому, продолжая набирать Егора. Не берёт трубку. Поднимаюсь, запыхалась. Воздуха не хватает. Сердце начинает колоть. В боку – тоже. Никогда ещё я так не цеплялась за жизнь. Пусть и другого человека. Хватаюсь за дверную ручку. Открыта. Забегаю в квартиру. В прихожей никого. В коридоре – тоже. В гостиной и спальне пусто. Заглядываю в ванную комнату – и там никого. Прислоняюсь плечом к стене от тяжёлого дыхания. От моего «да где же этот кретин» мне становится страшно. Вдруг он ушёл. Вдруг выпрыгнул из окна или перевалился через балкон. Я ведь не проверяла. Газа не чувствуется. Ножи! Я открыла дверь в столовую и обомлела. Донёсся звук вилки и ножа. Звяк. Звяк. Примерно в такт теперь у меня дёргается глаз. Что за херня? Егор сидел за столом. Спокойный, умиротворённый, расслабленный. На столешнице стояла одинокая горящая свеча. К тому времени, как я приехала, уже было темно, а свет в квартире отсутствовал – включала его я в поисках тела горе-практиканта. А он, видите ли, сидит себе целый и невредимый за столом? Хотите скажу, что я хотела растерзать его? Не скажу. Потому что я хотела голову ему оторвать! Я тут извожу себя полчаса, а этот гад сидит и жрёт? Да чтоб он подавился, тварь неблагодарная!  Лицо горело, и я не собиралась успокаиваться. Я вспылила. Я вскипела. Я чайник, твою мать! Да что это за хрень? Что вообще происходит?! Егор сидел в домашней одежде за столом. Перед ним на тарелке возлег сочный кусок мяса, посыпанный пряностями и какой-то зеленью. Гарниром служила какая-то фигня, которую я не могла различить в плохом освещении. Если честно, я была настолько злой, что даже не хотела просто поднять руку и надавить на выключатель. Честно. Меня трясло всё от негодования. Я хотела рвать и метать. Лучше бы Егору свалить с глаз моих долой. Так нет, он продолжал себе преспокойно восседать на троне и глумиться надо мной. Я жаждала возмездия. Яростного. Импульсивного. Троекратного. Отрезав от большого куска мяса кусочки поменьше, это чмо накололо вилкой один из них и медленно положило себе в рот. И тщательно жевало ещё, пока мой злой дух чуть из тела не выпрыгнул.  - А ты быстро. Я чуть не пнула дверь со психа. Дайте мне силу – я бы тут разгромила ему квартиру к чертям собачьим. Но нет, я просто сжала кулаки и мысленно проклинала это существо. Он ждал моего ответа, наверное. А я что? Я просто усмехнулась, стараясь сдерживать остатки здравомыслия в пределах моего сознания.  - Почему дверь открыта? – нет, я прекрасно понимала, что за ситуация. Только вот это единственное, что я смогла спросить у него, чтобы не выдать собственную злость.  - Я знал, что ты скоро придёшь, - он глянул на меня, и я увидела отблеск свечи в его глазах даже в таком большом помещении. Меня стукнули по голове? Тогда откуда это тупое ощущение, словно здесь быть я не должна? – Не ожидал, что так быстро придёшь. Плюсик тебе за оперативность.  - Вы что, издеваетесь? – как можно спокойнее, говорила я.  - Конечно. Только сейчас поняла? – он потянулся за изящным бокалом с тёмной жидкостью. Вино, судя по всему. Сделав глоток, Егор не сводил с меня взгляда и смотрел так проницательно, что я ощутила себя круглой податливой дурой. Которой в принципе и являлась.  - Ты хоть представляешь…? – остаток слов затерялся в горле – такое возмущение меня охватило.  - Представляю, - до того просто отвечал он, что желание сомкнуть пальцы на его шее возрастало в геометрической прогрессии.  - Я ехала через полгорода, только чтобы…  - Ты ехала через полгорода, - перебил меня он, - чтобы убедиться, что с дорогим тебе человеком всё в порядке. Знаю. Это его «знаю» подливало масла в огонь. Хотя нет, оно меня успокоило, сделало эмоционально стабильной. Но боюсь, что жестокость росла в противовес. Потому что с желанием оторвать ему голову появилось ещё одно: изувечить тело и надругаться.  - Да ты сволочь после такого!  - Знаю.  - Да тебя расчленить мало за всё то, что ты делаешь! – ну, тут я перегнула палку, конечно, но мне полегчало хотя бы. А это в данной ситуации – чуть ли не основное действие.  - Знаю, - он отрезал кусочек мяса ножом, аристократично провёл линию предплечьем с вилкой ко рту и положил мясо. – Но тебе это не доставит никакого удовольствия. Так что акт наказания опустим. Ты ужинала?  - То есть, - меня тянуло истерически засмеяться ему в лицо, - я ехала сюда через полгорода, только чтобы услышать вот это? Или вы так своеобразно извиняетесь за причинённые неудобства?  - Я принёс тебе неудобства? – он сфокусировал взгляд на мне, словно я сказала какую-то новость, не очень интересную. – Ах, ты о том, что тебе добираться пришлось. Ну, это чисто твоя инициатива.  - А кто мне звонил и… и..!  - Я не говорил, что нуждаюсь в твоём присутствии. Ты меня неправильно поняла, - он выдержал характерную паузу, позволяя мне немножко проклясть его. - Так что, ты голодна или нет? И почему мне это всё тогда не напомнило театр абсурда? С опозданием пришла в голову мысль, что я вполне могла позвонить Ане, которая живёт этажом ниже и от которой при передозировке гораздо больше толку, чем от меня. Живёт она ближе. И этого олуха тоже знает куда лучше меня. Но самые лучшие мысли, как всегда, приходят спустя время.  - Немного, - шумно выдохнула, сойдясь на том, что дура я действительно круглая.  - Продукты в холодильнике – приготовь себе что-нибудь.  - Да вы издеваетесь?! – я сильно повысила голос, взмахнув руками и мгновенно разрядив накалившуюся обстановку да и тихий ужин холостого человека.  - Конечно, - он исподлобья глянул на меня, и даже в этом тусклом свете я увидела его усмешку. – Твоя тарелка на кухне. Поставь в микроволновку и разогрей.  - На тарелке еда хотя бы есть? Или вы мне посуду предлагаете на ужин? – процедила сквозь зубы я.  - Иди и увидишь. Что за глупые вопросы? – Егор перевёл взгляд на еду, показывая, что пока общаться он не намерен. На кухонном столе действительно стояла тарелка с таким же куском мяса. С гарниром и пряностями. Микроволновка тоже имелась. Я сделала так, как он сказал. Настолько злой была, что думать сама вообще не могла. Подогрела, обожглась, взяла рукавом рубашки,поскольку прихваток не увидела. Поставила на стол – ближайшая горизонтальная поверхность. Тарелка со звоном стукнулась о столешницу, а я тут же коснулась пальцами уха. Мочки не хватит на все обожжённые пальцы.  Прыгая на месте от затихающей боли, я увидела прихватки. Они просто были спрятаны. С их помощью донесла тарелку с едой до стола, где молча располагался Егор. Отнесла прихватки и вернулась со столовыми приборами. Так же молча и безлико села и начала есть. Отрезая потихоньку ножом мясо и  придерживая его вилкой, я опасалась коснуться кожей тарелки – она ведь ещё горячая. Иногда нож поскрипывал об эмаль посуды. Егор старался не обращать внимания на шум, исходящий от меня, но скрывать это ему с трудом удавалось.   - Вы меня только поужинать пригласили? – когда от большого куска мяса осталась половина, я задала вопрос. В это время Егор почти доел свою порцию.  - Я тебя не приглашал – ты сама пришла, - он кинул взгляд на мою вилку, которая ненароком скользнула неудачно по тарелке. – Давай называть вещи своими именами.  - Давайте, - с вызовом бросила я. – Вы позвонили мне, спровоцировали, и вот я тут. При этом у вас стоит тарелка еды для другого человека, и вы не включили ни телевизор, ни ноутбук, чтобы что-то посмотреть. Вы настроены на беседу, а, поскольку кроме меня тут никого нет, беседовать вы, очевидно, решили со мной. Что ж, пожалуй, соглашусь.  - Недурно сказано. Умнеешь, - Егор довольно улыбнулся уголками губ, опуская взгляд в свою тарелку.  - Первая похвала? Я почти поверила вам.  - А стоило бы поверить. Тебе не хватает доверия людям, - что, простите?   - Это вы, значит, мне говорите? – я поняла, что чуть не сболтнула лишнего, и мигом сомкнула губы в нить.  - Ты даже с Кравец поссорилась, - вроде бы и ненароком сказал, а вроде и специально. Начнём с того, что начал эту трагикомедию с Кравец сам Егор. Так что здесь споры бессмысленны.   - Кравец – отдельная история, - отмахнулась я, закрывая эту тему так же быстро, как она началась. – И сейчас не её время. Так зачем вы всё-таки мне позвонили? Могли бы набрать Аню или кого-то из своих друзей. Они ведь наверняка привыкли слышать о Лене и знают, как правильно реагировать и что говорить надо. Нет, мне действительно невдомёк, почему я. Вернее, у меня была идея, но она настолько близка к космической, что иного варианта, кроме как спросить, нельзя допустить. Не позволять себе мечтать о Егоре и менять его реалистичный облик на фантазийный. Нельзя ни в коем случае этого допустить. Просто потом мне будет больнее в несколько раз больше. И это не шутка. Я знаю, чем заканчиваются такие односторонние отношения. Вернее, это даже не отношения. В общем, чем заканчиваются неразделённые чувства, я знаю. И не хочу испытывать это на себе. Снова.  - Они как компьютеры. Он предлагает только действие выполнить или отменить. Третьего не дано.   - А третье – это, стало быть, я? – странно звучит так.  - Что-то вроде того, – Егор отодвинул тарелку от себя, утирая уголки губ салфеткой, лежащей на коленях. – Скавронская, хочешь посмотреть фильм?  - Зачем? – у меня вырвалось быстрее, чем я успела сообразить, что прозвучало.  - Ну, – замялся Егор, забирая с собой тарелку, - то ли ты будешь готовиться к моей паре и зубрить даты, то ли посмотришь со мной фильм и отвечать завтра не будешь.  - Меня таким не купить, - фыркнула я, поднимаясь тоже на ноги с грязной посудой в руках. – Свою выгоду от сегодняшнего вечера я получу и так. А какая выгода вам от просмотра этого фильма со мной? Я была тактична и задавала вопросы полностью, чтобы избежать лишних уточнений. Практикант это просёк, поскольку раньше он избегал прямого ответа на вопрос именно посредством вот этих лазеек. Теперь я умнее. Стараюсь говорить полностью и точно.  - Посмотрю фильм, – без улыбки заявил Егор, ставя посуду в мойку. И всего-то? Ради этого?  Ах, да, о чём это я. Практикант – у него вечно всё через пень-колоду. И да, я расстроена. Хотела услышать другое, да, Кать? Наивная. Дура. Как можно так надеяться и верить в человека? Я просто верю немножко, что он изменится и перестанет думать о своей Лене. Я хочу, чтобы он заметил меня во мне. А не Лену. Я верю в возможность этого.  - Ладно тебе, я просто подыграю твоей слабости. Успокойся и соглашайся, - Егор сказал это спокойно и открыл воду, чтобы помыть посуду. Моей слабости? Какой? Подыграть? Что за подачки?! Слабость – это он про себя, что ли? Да блин!  - Что за фильм? – чуть громче обычного спросила я с явным раздражением в голосе. Всё-таки это жутко неудобно: когда человек знает, что он тебе нравится.  - Лёгкая жизнь, - не заметив моей интонации, сказал он.  - Почему его? – я стояла рядом и смотрела, как тщательно Егор вымывал свою тарелку от жира губкой с каплей моющего средства.  - У меня вызывает восхищение и интерес один персонаж.  - Какой? – моментально спрашивала я.  - Королева Марго.  Королева Марго? Марго. Маргарита Ивановна. Раневская и Яковлев. Дуэт. Это же с ней он меня сравнивал – с Раневской. Совпадение ли?  - Чем? – мне надо знать. Я просто должна это узнать. Спинным мозгом чувствую.  - Ты так спрашиваешь, будто никогда не видела этот фильм, - он поставил свою тарелку в сушку и принялся ополаскивать руки.  - И всё-таки?  - Она олицетворяет тот тип женщин, которые светят для всех, - меня поразило громом. Опять этот свет. Опять для всех. Опять то, в чём я нулевая. Да что ж такое. А показать он мне для примера решил, да? Мол, раз нравлюсь, так постарайся нравиться мне. Я даже покажу тебе, как надо. Так, что ли?  - Вам такие нравятся? – с долей недовольства спросила я, пряча взгляд в свою тарелку, которую держала в руках.  - Такие нравятся всем, - как же меня взбесил его легкомысленный тон. Не лги мне. Не прикрывайся маской большинства. Ты так не имеешь права делать. Просто не имеешь права.  - А вам? – я теряла терпение.  - А это уже не твоё дело, Скавронская, - он ткнул пальцем в губку. – Твоё дело помыть тарелку после себя. Я не знаю, почему ты целых две минуты стоишь и ничего не делаешь. И пока я мыла посуду, Егор искал в интернете фильм в хорошем качестве. Нет, он мне не докладывал, что делает – это догадка. Но я слышала стук клавиш. В остальном, мне мешал шум воды. Я спокойно помыла тарелку и вилку за собой, положила их в сушку и прошла в столовую. Егора там не было, он сидел в гостиной в полумраке. Единственным источником света был экран ноутбука, который освещал пол туловища самого Егора, кусок дивана и стенку, позади него.  Практикант выглядел расслабленным. Не хмурился, не острил, не заставлял работать мозг – вместо него работал гугл. Плечи опущены, рубашка небольшими складками спускалась с плеч. Чуть ссутуленный, практикант быстро перебирал пальцами по раскладке клавиатуры и щёлкал мышкой. Стоя почти в профиль к нему, я видела, как быстро бегают его зрачки, изучая информацию. Несмотря на общее состояние релакса, он всё равно занимался делом. Щурился иногда, поджимал губы, сминал их и цокал. Каким же соблазнительным Егор выглядел в полумраке. Почти сводил с ума. Нет, я бы не сорвалась с места и не стала расстегивать его рубашку, запуская пальцы в волосы и лобзая его лицо. Мой предел бы в такой ситуации – робко подойти и скользнуть пальцами по скулам и легко поцеловать в щеку. Медленно, почти не дыша.  В этот миг действительно для меня всё бы остановилось. Потому что я была бы рядом с человеком, с которым мне дорог каждый момент. По этой причине я стараюсь не думать о нём как о мужчине. Его реальный образ исказится моими фантазиями. Я знаю, проходила. И больше не хочу. Егор перевёл на меня любопытный взгляд, заставляя меня неловко стоять в дверном проёме. Ни туда, ни сюда. Он не улыбался и не злился – выглядел заинтересованным. А это немало. Учитывая тот факт, что мною он вообще не интересуется (да-да, давайте называть все вещи своими именами), его внимание сейчас мне было в новинку.   - Присаживайся, я сейчас подключу ноутбук к телевизору, и будет настоящий домашний кинотеатр, - он поднялся с дивана. Я сделала шаг в комнату и, обернувшись на стену, клацнула по выключателю, чтобы включить свет. Неудобно, наверное, подключать все разъёмы на ощупь. Егор всего лишь дёрнулся и глянул на меня. Если он привык подключать всю аппаратуру в полумраке, то его реакция обоснована. Или, может, он просто не любит свет дома? Эдакий домашний вампирчик. Да нет, был у него включён свет. И на улицу выходит. Вампир, пф. Что за бред? – Лучше бы сгоняла пока за попкорном в магазин, но ты уже села, так что обойдёмся. Я сжала недовольно губы и прищурила глаза, на что Егор улыбнулся своей привычной издевательской улыбкой. Я обомлела. В этой обстановке, такой домашней, тёплой и уютной даже, его насмешка, которую привыкла созерцать в лицее, выглядела какой-то слишком милой. То ли оттого, что на нём была помятая одежда и растрёпанные волосы, то ли оттого, что обстановка такая и никого больше нет. Я не знала, но от этой улыбки внизу живота приятно схватило нутро. Моя собственная ответная улыбка рвалась наружу – не могла сдержаться от милостей. Благо, что он не заметил. Пока практикант настраивал телевизор, находил режим и выставлял настройки под кинотеатр, я любовалась им. Волосами, ракурсами лица, шеей, сильными плечами, стройным телом и прочими прелестями, разглядывая которые непременно краснела.  - Всё, смотрим, - Егор сделал пару шагов от телевизора, приглядываясь ещё к изображению и качеству. – Пауза. Отвечу, и начнём просмотр. Я сидела сдержанно и робко. Увидела мелькающий экран мобильного телефона, лежащего на столике у дивана. Егор поставил на паузу фильм и подошёл к телефону. Изменился в лице. Выпрямился, сжал губы, вдохнул полную грудь воздуха. Рука едва заметно дрогнула, а лицо вытянулось. Стал серьёзным, поднял брови немного, словно собирался в бой с такой подготовкой. Мне стало страшно даже, глядя, как он реагировал на того, кто звонил. Медленно моргнул, будто собирался с силами, сделал выдох и снова вдох.  - Да, - его голос был не холодным и не тёплым. Он просто был. Самый обычный. Но такой интонации я не слышала. Видимо, это то, что он не хотел никому показывать. Такого себя. Хотя, думаю, каким его друзья только не видели.  В комнате повисло очень напряжённое молчание. Тишина давила на уши. Внутри у меня всё скрутило. Егор был донельзя прост и тих, но такая его стать и выражение лица меня пугали. Даже когда он показывал себя грубым и жестоким – это меня так не впечатляло, как это немое созидание. Словно готовится к прыжку. Он стоял всего лишь в метре, я смотрела на него снизу вверх, но мне было не по себе.  - С каких пор, - послышалось из трубки, - ты включаешь свет в гостиной? Егор никак не отреагировал. Его мимика была тяжёлой и неповоротливой. Она осталась той же, какой и была до вопроса. Никакой. Он лишь опустил взгляд в пол и развернулся, бесшумно делая шаги в сторону окна. Естественно, никого увидеть он не мог, но, похоже, и не пытался.   - Ты не один, да? – я слышала снова этот голос, и теперь он искажался в моём понимании. Был женским, не таким приятным, скрипящим. Меня рвало. Выворачивало наизнанку от этого голоса. Не то что неприятно находиться здесь, мне дышать было противно. – Выпроводи её – разговор не для лишних ушей будет. И побыстрее. Я схожу за угощением к чаю, и, когда вернусь, чтобы её не было.  Егор стоял нерушимо. Сейчас мне плевать на себя  и на собственное отвращение. Мне важно то, что с ним. Это ведь она. Правда? Этот голос, этот номер телефона, эта дерзость принадлежит ей? Той яркой “звёздочке” твоей жизни, да? В горле стоял противный ком обиды и униженного чувства собственного достоинства. Всё это казалось мне плохо спланированным вечером.   - Это она? – я выдавила из себя только это. Для меня вообще подвиг – сказать что-то в такой ситуации. Но я сказала. Хрипло, сухо и слишком отстранённо.  Я смотрела на силуэт Егора, который до сих пор стоял у окна и держал телефон у уха, хотя она положила трубку. Ничего не  изменилось в нём за минуту. Напряжённые мышцы до этого по-прежнему были в напряжении. Он не сдвинулся ни на миллиметр. А меня колотило. Меня распирало. Меня несло. Мне было душно, и я снова чувствовала себя не на своём месте. Не в то время.  - Я… Я всё слышала, - с трудом проглатываю комок. Время идёт, и, если он вернётся, я не знаю, что делать. – Мне уйти? Тело трусит. Пытаюсь сдерживать дрожь в руках – начинают дрожать ноги. От холода. Голове и телу душно, а ступни – ледяные. Я чувствую, как внутри меня что-то кровоточит. Лучше бы я руку себе растерзала ногтями, чем это тупое ощущение чего-то зияющего внутри. Дырка. Дурацкая дырка внутри. Где-то там. Не могу понять, где. Куда бежать? Куда звонить? Кого вызывать? Что-то ведь надо делать. И Егор стоит на месте нерушимо. Статуя.  - Мне всё равно, - он говорил это так безлико, так безразлично и неприступно, что меня это только взбесило. Я дошла до той кондиции, когда меня трусит почти всю. Без причин и следствий. Просто так. Даже процессы в голове такие же хаотичные и скачкообразные. Его спокойствие таким контрастом резало меня сейчас без анестезии, что лучше бы сгорела заживо – меньше боли, и конец предопределен.  - Да скажи ты, наконец, что хочешь! – вспылила. Он довёл меня. Молчать больше, сдерживаться не было сил. -  Я уйду или останусь. Могу быть твоей поддержкой, опорой или наоборот, помочь тебе помириться с ней.  - Не стоит, - ответил сразу. Да ладно?! – Ни она, ни, тем более, я не стоим твоих усилий. Оставь это. Вот легко тебе говорить! Оставь. Ты эту свою тварь оставил? Она тебя использовала, а ты бегал за ней, как собачонка. И сейчас она позвонила, и ты тут же ведёшь себя, словно не ожидал этого. Дай-ка угадаю: ты знал, что она заявится сегодня. Может, сегодня какой-то важный день для вас, а? Ты ел кусок мяса, пил вино, фильм хочешь посмотреть...  Какая же я дура, что сразу не догадалась. Идиотка тупая. Дура набитая. Неужели не ясно было?! Неясно, прикинь. Раз сразу не поняла. Господи, Кать, какая же ты предсказуемая. Он только позвонил, а ты, как уже известная собачонка, прибежала. Как и он – к ней. Ошиблась ты. Как была никем для него, так и осталась. Добро пожаловать в реальный мир, детка. Егор. Он по-прежнему не смотрел в мою сторону. Отошёл от окна и остановился просто посреди комнаты, опустив взгляд и руку. Пальцы потирали экран телефона. Мыслительный процесс. Он думал над этой ситуацией. Или над тем, как хорошо его знает Лена. Меня почему-то не удивил тот факт, что она знает про свет в гостиной – Егор понял сразу. Меня не удивил даже тот факт, что она знает о том, что он любит полумрак. Я не задумалась об этом. А она знала. Сейчас я была просто не готова обдумывать ситуацию и анализировать её. Сейчас я была аморфной. Внутри жгло ощущение игрушки. Я не могла успокоить свой нрав. Я и злилась на него, и жалела, и себя порицала, и ругала эту стерву. Но успокоить жажду быть здесь не могла. Я не хотела уходить. И Егор. Он сейчас в растерянности. Взрослый, но в такой ситуации ему нужна поддержка. Он не звонит друзьям. Видимо, проблемы по части Лены он решает сам. И почему не звонит, не спросит совета? Видно же, что ситуация диковинная.  Вздохнул и покрутил головой. Провёл рукой по волосам и сильно зажмурился. Встряхнул головой, выдохнул глубоко. Собрался с силами. Какой же он всё-таки самодостаточный, сильный. Как он на себя полагается. Как надеется и верит в себя. Его дух сильнее моего. Может, поэтому он любит так преданно? Так верно идёт за тем, кто ему дорог. Завидую я Лене. И сочувствую ему. Полюбил такую тварь. Не заметила, как встала и подошла к нему. Руки сами обняли. Сами прижали. Сами обхватили. Вру. Я отдавала себе отчёт. Ясно и чётко. Знала, что хочу сделать. Знала, как этого добиться. Знала всё. И сделала. Я прижалась к спине Егора, слыша, как бьётся собственное сердце, и вслушивалась, чтобы услышать биение практиканта. Едва слышимое, но оно было. Прижалась щекой к плечу, развернув голову в сторону. Ничего не говорила. Тут слова были излишни. Пусть он просто знает, что я его поддерживаю, что он не один. Даже если я не пригожусь. Просто хочу, чтобы он знал, что я есть. Я – не она, я не выброшу его так. В голове в тот момент было пусто. Крутилась мысль лишь о том, насколько мне сейчас хорошо. Я совсем не думала о том, что чувствует Егор. Эгоистичная любовь. Хотя нет, привязанность, влюблённость скорее. Это не любовь. Любовь не может быть такой горделивой. Я ещё не совсем потеряла разум. Ещё не влюбилась. Но понимать даже этого не могла. Слишком зациклена на себе и своих ощущениях.  - Ты делаешь большую ошибку, оттягивая время своего ухода, - таким же безликим тоном произнёс Егор.  - Представлюсь ученицей. Это не проблема, - с наигранным энтузиазмом заявляю я. – Хочется увидеть её реакцию. Ожидает одно, а увидит другое. Разве ты не хочешь причинить ей боль? Мы ведь похожи – вот она удивится, когда поймёт это. Егор замер. Ответ застрял где-то в горле. Или в голове. Он напрягся. Видимо, последние слова мои ему не понравились. Даже если она решит, что Егор её разлюбил, то я, схожая с ней, нахожусь с ним рядом – ещё один козырь. Подачка. В тот момент я совсем не понимала этого. Говорила всё, что попадалось на язык. Лишь бы что, но только поддержать его. Даже сущий бред.  - Я не права? – словно ни в чём не бывало, продолжаю я.  - Уходи, - он одёргивает мои руки и отступает, не давая мне больше касаться себя. – В твоих интересах не знать её. Даже если ты… “претендуешь” на меня.  - Да кто сказал, что я тут из-за этого! Я хочу помочь, - снова вспылила чуть сильнее должного. Переиграла. Но он всё равно бы не поверил. Потому что теперь, зная о моих чувствах, в каждом поступке видит инициативу и выгоду.  - Твой уход будет лучшей помощью.  - Нет. Я оставлю это, но не уйду, - вылезала наружу моё детское упрямство, как у барана.  - Как считаешь нужным, - он даже не стал меня убеждать. Просто взял и обрубил всё на корню. – Но чтобы я не видел никаких слёз, если она тебя оскорбит. Утешать тебя я не побегу. И сопли вытирать тоже. Он был серьёзен. Никогда не видела его таким, а я ведь видела его сосредоточенность в работе. С простака практикант превратился в очень серьёзного человека. С таким выражением он мог бы запросто мне угрожать. И я бы поверила, что он может причинить мне зло. Жестокий, безжалостный, взрослый. То, чего я никогда не видела во взрослых, было в нём. И это открытие мне не то, чтобы не понравилось. Оно меня испугало. И как бы я ни храбрилась, не могла унять внутреннего волнения. Дрожь, которая могла бы проявиться, угасла, когда я вспомнила, что это Егор.  Егор. Человек, который мне чуть больше, чем просто учитель. Практикант. Историк. Он чуть больше, чем просто преподаватель в лицее. Чуть больше. _________________________ "Лёгкая жизнь"* – интереснейший фильм о ценностях жизни, но нам важно, что там сыграла Фаина Георгиевна Раневская в роли Маргариты Ивановны, она же Королева Марго. Сюжет можете погуглить или посмотреть фильм так в интернете)